Разъехаться мы еще можем, но только не развестись.
В кухне установилась гнетущая тишина, даже Ян перестал верещать. Из кабинета раздавался смех пациентки, явно кокетничающей со Стефаном.
Герда напряженно повернулась в сторону кухонной двери, через которую доносился этот смех, и впервые за все время заговорила со мной:
– Как по-твоему, она красивая?
Ее вопрос застал меня врасплох.
– Ты говоришь про пациентку Стефана?
Герда кивнула.
– Я видела ее в окно.
Я развернулся, сев таким образом, чтобы жене было не отвести от меня взгляд (не станет же она закрывать глаза!), и сказал:
– Хорошенькая, пожалуй, но слишком вульгарная. Это не настоящая красота.
Я взял Герду за руку. На ее лице едва мелькнула робкая улыбка и тут же погасла. Мне подумалось, что она сейчас расплачется.
Я не угадал. Герда встревоженно посмотрела в сторону кабинета, прислушалась и спросила:
– Ты ничего сейчас не слышал?
Кажется, мне и в самом деле послышался какой-то странный, глухой звук.
Герда порывисто встала.
– Кто-то упал.
Она произнесла это с такой уверенностью, что я бросился к лестнице и позвал маму. Она тут же вышла из комнаты: осунувшаяся, заметно постаревшая. Ее вид встревожил меня сильнее, чем непонятный шум в глубине дома.
– Что случилось, Брам?
– Герде показалось, будто кто-то упал. Я испугался, что ты. Должно быть, пациентке Стефана стало плохо. Пойду взгляну, не нужна ли ему помощь.
В это время со стороны приемной послышались тяжелые шаги, затем раздался испуганный крик, после чего хлопнула входная дверь, ведущая из приемной на улицу.
Я уже готов был метнуться туда, но задержался, и очень кстати, поскольку мама, кинувшись по ступенькам вниз, споткнулась и едва не упала. Я подхватил ее. Никогда еще я не видел нашу маму такой испуганной. Она держалась за сердце. Вместе мы прошли через кухню и коридор в заднюю часть дома, где располагались приемная и кабинет. Герда подняла на руки захныкавшего Яна и последовала за нами.
Входная дверь была широко распахнута, и по приемной гулял холодный осенний ветер. На другой стороне улицы я увидел Стефана: он стоял ко мне спиной, держа на руках потерявшую сознание певичку. Порывы ветра трепали ее рыжие локоны.
Что ж, кажется, все встало на свои места – по-видимому, с пациенткой случился не обморок, а приступ, и ее потребовалось срочно отвезти в больницу. Движение на улице было довольно оживленным, и Стефан рассчитывал быстро найти извозчика. Странно только, что он не позвал меня на помощь. Я выбежал на крыльцо и крикнул:
– Стефан! Мне потом подойти к тебе в больницу?
Он не обернулся и не замедлил шаг, наоборот, услышав мой голос, он почему-то зашагал еще быстрее. Вскоре подкатил наемный экипаж, и Стефан торопливо открыл дверцу, чтобы положить пациентку на мягкое сиденье.
– Стефан! – снова позвал я брата.
Мама тоже выскочила на крыльцо и закричала. В ее коротком пронзительном вопле было столько страха и душевной боли, что я, наверное, запомню его до конца дней. Этот крик заставил Стефана оглянуться (к тому моменту он, устроив женщину, уже почти и сам забрался в экипаж).
Человек, который смотрел на нас с подножки кареты, вовсе не был моим братом! Я увидел совсем другое лицо! Одежда на нем, несомненно, принадлежала Стефану, но все остальное... Я вдруг заметил, что незнакомец ниже ростом и сложен совсем не так, как мой брат. Даже его волосы, издали похожие на волосы Стефана, были длиннее и чуть светлее.
– Стефан! – простонала мама, но самозванец скрылся в карете, которая тут же тронулась с места.
Я оторопело помотал головой, не понимая, что происходит. Глядя вслед удаляющей карете, я заметил какого-то странного человека: лысого, в очках, с пышными седыми усами. Вскочив в другой экипаж, он пустился в погоню за каретой, увозившей Стефана.
Я терялся в догадках, решительно не понимая смысла того, чему сам был свидетелем. Но мама вела себя так, словно что-то знала. Она сжала мою руку.
– Они увезли Стефана!
– Но ведь это был не он, – шепотом возразил я.
Мама схватила меня за вторую руку и встряхнула, как упрямого, непослушного ребенка.
– Догони их! Они увезли Стефана!
Я машинально повиновался – в рубашке и домашних туфлях бросился вдогонку, надеясь поскорее поймать извозчика. Рискуя поскользнуться на мокрых камнях мостовой, я пробежал целый квартал, пока от холодного ветра у меня не запылали легкие. Пока я пытался догнать экипажи, и похитители и их таинственный преследователь скрылись из виду. Даже если бы мне сейчас и попался извозчик, я не знал, в каком направлении ехать.
Удрученный и обескураженный, я вернулся домой и молча прошел мимо матери, жены и голосящего сына прямо в кабинет, где Стефан принимал эту рыжую особу. Я не очень представлял, зачем туда иду и что собираюсь искать.
В кабинете все оставалось по-прежнему: никаких видимых следов борьбы – ни опрокинутой мебели, ни разбитых склянок. Только запах. Слабый и очень знакомый. Я пригляделся. На ковре возле смотрового стола валялся скомканный кружевной платок. Я нагнулся, чтобы поднять его, и едва не задохнулся от запаха хлороформа.
Только сейчас мое замешательство сменилось откровенным страхом. Произошедшее не стало для меня понятнее, одно было ясно: в нашу жизнь ворвалось зло. Я выпрямился и на пороге кабинета увидел поникшую маму и ошеломленную Герду.
– Мы должны заявить в полицию, – твердо сказал я.
– Полиция нам не поможет, – возразила мама.
Сказано это было твердым, уверенным тоном, будто она прекрасно понимала смысл произошедшего.
– Тогда скажи, к кому обратиться, – с раздражением бросил я.
Она молчала.
– Если придут пациенты, извинись от моего имени и попроси их зайти завтра.
Я оделся и вышел из дома. Первой моей мыслью было пойти в полицию, но вместо этого я отправился в больницу. Я не мог примириться со страшной реальностью и пытался убедить себя, что тот человек в карете все-таки был Стефан. Просто его тревожило состояние рыжеволосой пациентки, и он не откликнулся на наш зов. Сейчас я приду и найду его в палате, у ее койки.
В больнице Стефана не оказалось. Мне сказали, что сегодня он там не появлялся. Оставалось одно: идти в полицию.
Там я лишь впустую потратил время. Нет, надо мной не стали смеяться. У меня есть друзья в полиции, и они внимательно выслушали мой сбивчивый рассказ. Однако он не произвел на полицейских никакого впечатления. Они решили, что Стефан и рыжеволосая певичка – обыкновенные любовники, которые сбежали из города.
Тогда я рассказал про лысого усатого мужчину, отправившегося в погоню за каретой. Это полицейские слушали уже с большим интересом, поскольку сразу поняли, о ком я говорю. Оказывается, тот человек сам прежде служил в полиции, но затем вышел в отставку и теперь занимается частным сыском. Но и здесь они не усмотрели ничего странного. Возможно, эта женщина замужем, и у ее супруга имелись основания нанять сыщика. Мне пообещали найти его и допросить. А пока полиция была бессильна чем-либо помочь Стефану.
Домой я возвращался уже в сумерках и всю дорогу лелеял еще одну глупую надежду: вдруг Стефан за это время вернулся?
Мама ждала меня в передней. В доме было тихо. Герда хозяйничала на кухне. По маминому лицу я сразу же понял, что брат так и не появился. Взяв меня за руку, мама почти шепотом (чтобы не услышала Герда) сказала:
– Нам надо поговорить наедине.
Мы поднялись в ее спальню. Там мама села в кресло-качалку (я сразу вспомнил, как в детстве она сажала к себе на колени то меня, то Стефана и качала в этом кресле, развеивая наши детские горести). Я подвинул к камину любимый отцовский стул и тоже сел. Некоторое время мы молчали.
Когда мама заговорила, я не узнал ее голос – он звучал холоднее, тверже и решительнее, чем прежде.
– Сын мой, – начала она, – возможно, мои слова покажутся тебе бредом сумасшедшей, но ты должен мне верить. В нашу жизнь вторглись силы, которые, как утверждает наука, не могут существовать на белом свете и тем не менее существуют. Их природа не является человеческой, но они абсолютно реальны и полностью зависят от людей. Без нас они давно бы погибли. Это они похитили Стефана, и теперь он находится в смертельной опасности.
Мать внимательно глядела на меня. Я чувствовал: она сказала не все, и ждал продолжения.
– Я сама виновата. Нужно было еще вчера рассказать Стефану... и тебе. Вчера вы оба могли скрыться.
Мама встала и подошла к комоду. Выдвинув верхний ящик, она достала небольшую тетрадь в потертом переплете, которую я видел впервые, и с необычайной серьезностью протянула ее мне.
– Это мой дневник, который я вела двадцать пять лет назад. Все, что в нем написано, – правда. Ты должен его прочесть, Абрахам, и поверить.
Я начал читать. Пока мой взгляд скользил по выцветшим строчкам, мама безотрывно глядела на огонь. Я читал очень внимательно, но, вопреки ее просьбе, поверить не мог.
Я всегда считал свою мать самым здравомыслящим, спокойным и рассудительным человеком из всех, кого я знал. Я верил ей больше, чем кому-либо, даже больше, чем отцу, когда тот был жив.
Но ее дневник... Он действительно показался мне бредом сумасшедшей: все эти рассказы о жутких чудовищах, загробной жизни и каких-то договорах с дьяволом. И эти силы похитили моего брата, чтобы завладеть его бессмертной душой?
Невероятно. Я не могу, я просто не в состоянии во все это поверить...
* * *
ДНЕВНИК СТЕФАНА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
21 ноября 1871 года
Не знаю, правильно ли будет сказать, что я заново родился.
Нет, скорее я попал в совершенно иную жизнь и в совершенно иной, новый для себя мир, к которому неприменимы ни законы науки, ни законы разума Здесь правит безумие, и мелкие несчастья, преследовавшие меня до сих пор, меркнут в сравнении с безграничным ужасом, ворвавшимся в тихую гавань, в которой, как оказалось, я обитал все эти годы.
До сегодняшнего дня я знал, что меня зовут Стефаном и что я – сын Марии и Яна Ван-Хельсингов. Теперь же я – движущая сила бед и страданий.
Но лучше я начну с того момента, когда впервые открыл глаза в этом новом мире. Сознание вернулось ко мне не сразу. Какое-то время я пребывал в отупелом состоянии полусна-полуяви. Мне чудилось, будто я вижу сон, где с меня стаскивали какую-то странную, похожую на женскую одежду и переодевали в мою собственную. Сейчас-то я понимаю: все это происходило на самом деле.
Кажется, я куда-то двигался вместе с пространством, в котором находился. У меня сотрясались спина, ноги, голова. В глубине пространства имелось окошко, но за ним я не видел ничего, кроме неясных, словно бы размытых, теней. Чтобы разогнать туман, окутавший мой несчастный мозг, я несколько раз встряхнул головой, и она сразу же закружилась и заболела. Мне пришлось снова закрыть глаза, и я погрузился в темноту.
Когда я вновь очнулся, то обнаружил, что сижу в купе поезда. Мои руки были связаны за спиной. Я посмотрел в окно и не увидел ничего, кроме темноты, сквозь которую мчался поезд. Напротив меня сидел молодой человек и читал книгу. Книга была толстой и достаточно старой, о чем я мог судить по ее истертому черному кожаному переплету. Фолиант был издан во Франции и назывался "Правдивое и достоверное описание того, что в течение многих лет происходило между доктором Дии некоторыми духами". Этого темноволосого человека я не знал, однако его женоподобное лицо показалось мне до странности знакомым: безбородое, с нежной кожей и правильными чертами. У него были голубые глаза, а на веках я заметил следы краски.
– Кто вы? – прошептал я.
Мне было трудно говорить – пересохшее горло сильно саднило. Я попытался освободить руки. Мои запястья ощутили холодный металл. Неужели наручники? От одной этой мысли мне сделалось тошно, и я прекратил дальнейшие попытки.
Человек закрыл книгу и положил ее рядом с собой. С терпеливой, чуть снисходительной улыбкой он обратился ко мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
В кухне установилась гнетущая тишина, даже Ян перестал верещать. Из кабинета раздавался смех пациентки, явно кокетничающей со Стефаном.
Герда напряженно повернулась в сторону кухонной двери, через которую доносился этот смех, и впервые за все время заговорила со мной:
– Как по-твоему, она красивая?
Ее вопрос застал меня врасплох.
– Ты говоришь про пациентку Стефана?
Герда кивнула.
– Я видела ее в окно.
Я развернулся, сев таким образом, чтобы жене было не отвести от меня взгляд (не станет же она закрывать глаза!), и сказал:
– Хорошенькая, пожалуй, но слишком вульгарная. Это не настоящая красота.
Я взял Герду за руку. На ее лице едва мелькнула робкая улыбка и тут же погасла. Мне подумалось, что она сейчас расплачется.
Я не угадал. Герда встревоженно посмотрела в сторону кабинета, прислушалась и спросила:
– Ты ничего сейчас не слышал?
Кажется, мне и в самом деле послышался какой-то странный, глухой звук.
Герда порывисто встала.
– Кто-то упал.
Она произнесла это с такой уверенностью, что я бросился к лестнице и позвал маму. Она тут же вышла из комнаты: осунувшаяся, заметно постаревшая. Ее вид встревожил меня сильнее, чем непонятный шум в глубине дома.
– Что случилось, Брам?
– Герде показалось, будто кто-то упал. Я испугался, что ты. Должно быть, пациентке Стефана стало плохо. Пойду взгляну, не нужна ли ему помощь.
В это время со стороны приемной послышались тяжелые шаги, затем раздался испуганный крик, после чего хлопнула входная дверь, ведущая из приемной на улицу.
Я уже готов был метнуться туда, но задержался, и очень кстати, поскольку мама, кинувшись по ступенькам вниз, споткнулась и едва не упала. Я подхватил ее. Никогда еще я не видел нашу маму такой испуганной. Она держалась за сердце. Вместе мы прошли через кухню и коридор в заднюю часть дома, где располагались приемная и кабинет. Герда подняла на руки захныкавшего Яна и последовала за нами.
Входная дверь была широко распахнута, и по приемной гулял холодный осенний ветер. На другой стороне улицы я увидел Стефана: он стоял ко мне спиной, держа на руках потерявшую сознание певичку. Порывы ветра трепали ее рыжие локоны.
Что ж, кажется, все встало на свои места – по-видимому, с пациенткой случился не обморок, а приступ, и ее потребовалось срочно отвезти в больницу. Движение на улице было довольно оживленным, и Стефан рассчитывал быстро найти извозчика. Странно только, что он не позвал меня на помощь. Я выбежал на крыльцо и крикнул:
– Стефан! Мне потом подойти к тебе в больницу?
Он не обернулся и не замедлил шаг, наоборот, услышав мой голос, он почему-то зашагал еще быстрее. Вскоре подкатил наемный экипаж, и Стефан торопливо открыл дверцу, чтобы положить пациентку на мягкое сиденье.
– Стефан! – снова позвал я брата.
Мама тоже выскочила на крыльцо и закричала. В ее коротком пронзительном вопле было столько страха и душевной боли, что я, наверное, запомню его до конца дней. Этот крик заставил Стефана оглянуться (к тому моменту он, устроив женщину, уже почти и сам забрался в экипаж).
Человек, который смотрел на нас с подножки кареты, вовсе не был моим братом! Я увидел совсем другое лицо! Одежда на нем, несомненно, принадлежала Стефану, но все остальное... Я вдруг заметил, что незнакомец ниже ростом и сложен совсем не так, как мой брат. Даже его волосы, издали похожие на волосы Стефана, были длиннее и чуть светлее.
– Стефан! – простонала мама, но самозванец скрылся в карете, которая тут же тронулась с места.
Я оторопело помотал головой, не понимая, что происходит. Глядя вслед удаляющей карете, я заметил какого-то странного человека: лысого, в очках, с пышными седыми усами. Вскочив в другой экипаж, он пустился в погоню за каретой, увозившей Стефана.
Я терялся в догадках, решительно не понимая смысла того, чему сам был свидетелем. Но мама вела себя так, словно что-то знала. Она сжала мою руку.
– Они увезли Стефана!
– Но ведь это был не он, – шепотом возразил я.
Мама схватила меня за вторую руку и встряхнула, как упрямого, непослушного ребенка.
– Догони их! Они увезли Стефана!
Я машинально повиновался – в рубашке и домашних туфлях бросился вдогонку, надеясь поскорее поймать извозчика. Рискуя поскользнуться на мокрых камнях мостовой, я пробежал целый квартал, пока от холодного ветра у меня не запылали легкие. Пока я пытался догнать экипажи, и похитители и их таинственный преследователь скрылись из виду. Даже если бы мне сейчас и попался извозчик, я не знал, в каком направлении ехать.
Удрученный и обескураженный, я вернулся домой и молча прошел мимо матери, жены и голосящего сына прямо в кабинет, где Стефан принимал эту рыжую особу. Я не очень представлял, зачем туда иду и что собираюсь искать.
В кабинете все оставалось по-прежнему: никаких видимых следов борьбы – ни опрокинутой мебели, ни разбитых склянок. Только запах. Слабый и очень знакомый. Я пригляделся. На ковре возле смотрового стола валялся скомканный кружевной платок. Я нагнулся, чтобы поднять его, и едва не задохнулся от запаха хлороформа.
Только сейчас мое замешательство сменилось откровенным страхом. Произошедшее не стало для меня понятнее, одно было ясно: в нашу жизнь ворвалось зло. Я выпрямился и на пороге кабинета увидел поникшую маму и ошеломленную Герду.
– Мы должны заявить в полицию, – твердо сказал я.
– Полиция нам не поможет, – возразила мама.
Сказано это было твердым, уверенным тоном, будто она прекрасно понимала смысл произошедшего.
– Тогда скажи, к кому обратиться, – с раздражением бросил я.
Она молчала.
– Если придут пациенты, извинись от моего имени и попроси их зайти завтра.
Я оделся и вышел из дома. Первой моей мыслью было пойти в полицию, но вместо этого я отправился в больницу. Я не мог примириться со страшной реальностью и пытался убедить себя, что тот человек в карете все-таки был Стефан. Просто его тревожило состояние рыжеволосой пациентки, и он не откликнулся на наш зов. Сейчас я приду и найду его в палате, у ее койки.
В больнице Стефана не оказалось. Мне сказали, что сегодня он там не появлялся. Оставалось одно: идти в полицию.
Там я лишь впустую потратил время. Нет, надо мной не стали смеяться. У меня есть друзья в полиции, и они внимательно выслушали мой сбивчивый рассказ. Однако он не произвел на полицейских никакого впечатления. Они решили, что Стефан и рыжеволосая певичка – обыкновенные любовники, которые сбежали из города.
Тогда я рассказал про лысого усатого мужчину, отправившегося в погоню за каретой. Это полицейские слушали уже с большим интересом, поскольку сразу поняли, о ком я говорю. Оказывается, тот человек сам прежде служил в полиции, но затем вышел в отставку и теперь занимается частным сыском. Но и здесь они не усмотрели ничего странного. Возможно, эта женщина замужем, и у ее супруга имелись основания нанять сыщика. Мне пообещали найти его и допросить. А пока полиция была бессильна чем-либо помочь Стефану.
Домой я возвращался уже в сумерках и всю дорогу лелеял еще одну глупую надежду: вдруг Стефан за это время вернулся?
Мама ждала меня в передней. В доме было тихо. Герда хозяйничала на кухне. По маминому лицу я сразу же понял, что брат так и не появился. Взяв меня за руку, мама почти шепотом (чтобы не услышала Герда) сказала:
– Нам надо поговорить наедине.
Мы поднялись в ее спальню. Там мама села в кресло-качалку (я сразу вспомнил, как в детстве она сажала к себе на колени то меня, то Стефана и качала в этом кресле, развеивая наши детские горести). Я подвинул к камину любимый отцовский стул и тоже сел. Некоторое время мы молчали.
Когда мама заговорила, я не узнал ее голос – он звучал холоднее, тверже и решительнее, чем прежде.
– Сын мой, – начала она, – возможно, мои слова покажутся тебе бредом сумасшедшей, но ты должен мне верить. В нашу жизнь вторглись силы, которые, как утверждает наука, не могут существовать на белом свете и тем не менее существуют. Их природа не является человеческой, но они абсолютно реальны и полностью зависят от людей. Без нас они давно бы погибли. Это они похитили Стефана, и теперь он находится в смертельной опасности.
Мать внимательно глядела на меня. Я чувствовал: она сказала не все, и ждал продолжения.
– Я сама виновата. Нужно было еще вчера рассказать Стефану... и тебе. Вчера вы оба могли скрыться.
Мама встала и подошла к комоду. Выдвинув верхний ящик, она достала небольшую тетрадь в потертом переплете, которую я видел впервые, и с необычайной серьезностью протянула ее мне.
– Это мой дневник, который я вела двадцать пять лет назад. Все, что в нем написано, – правда. Ты должен его прочесть, Абрахам, и поверить.
Я начал читать. Пока мой взгляд скользил по выцветшим строчкам, мама безотрывно глядела на огонь. Я читал очень внимательно, но, вопреки ее просьбе, поверить не мог.
Я всегда считал свою мать самым здравомыслящим, спокойным и рассудительным человеком из всех, кого я знал. Я верил ей больше, чем кому-либо, даже больше, чем отцу, когда тот был жив.
Но ее дневник... Он действительно показался мне бредом сумасшедшей: все эти рассказы о жутких чудовищах, загробной жизни и каких-то договорах с дьяволом. И эти силы похитили моего брата, чтобы завладеть его бессмертной душой?
Невероятно. Я не могу, я просто не в состоянии во все это поверить...
* * *
ДНЕВНИК СТЕФАНА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
21 ноября 1871 года
Не знаю, правильно ли будет сказать, что я заново родился.
Нет, скорее я попал в совершенно иную жизнь и в совершенно иной, новый для себя мир, к которому неприменимы ни законы науки, ни законы разума Здесь правит безумие, и мелкие несчастья, преследовавшие меня до сих пор, меркнут в сравнении с безграничным ужасом, ворвавшимся в тихую гавань, в которой, как оказалось, я обитал все эти годы.
До сегодняшнего дня я знал, что меня зовут Стефаном и что я – сын Марии и Яна Ван-Хельсингов. Теперь же я – движущая сила бед и страданий.
Но лучше я начну с того момента, когда впервые открыл глаза в этом новом мире. Сознание вернулось ко мне не сразу. Какое-то время я пребывал в отупелом состоянии полусна-полуяви. Мне чудилось, будто я вижу сон, где с меня стаскивали какую-то странную, похожую на женскую одежду и переодевали в мою собственную. Сейчас-то я понимаю: все это происходило на самом деле.
Кажется, я куда-то двигался вместе с пространством, в котором находился. У меня сотрясались спина, ноги, голова. В глубине пространства имелось окошко, но за ним я не видел ничего, кроме неясных, словно бы размытых, теней. Чтобы разогнать туман, окутавший мой несчастный мозг, я несколько раз встряхнул головой, и она сразу же закружилась и заболела. Мне пришлось снова закрыть глаза, и я погрузился в темноту.
Когда я вновь очнулся, то обнаружил, что сижу в купе поезда. Мои руки были связаны за спиной. Я посмотрел в окно и не увидел ничего, кроме темноты, сквозь которую мчался поезд. Напротив меня сидел молодой человек и читал книгу. Книга была толстой и достаточно старой, о чем я мог судить по ее истертому черному кожаному переплету. Фолиант был издан во Франции и назывался "Правдивое и достоверное описание того, что в течение многих лет происходило между доктором Дии некоторыми духами". Этого темноволосого человека я не знал, однако его женоподобное лицо показалось мне до странности знакомым: безбородое, с нежной кожей и правильными чертами. У него были голубые глаза, а на веках я заметил следы краски.
– Кто вы? – прошептал я.
Мне было трудно говорить – пересохшее горло сильно саднило. Я попытался освободить руки. Мои запястья ощутили холодный металл. Неужели наручники? От одной этой мысли мне сделалось тошно, и я прекратил дальнейшие попытки.
Человек закрыл книгу и положил ее рядом с собой. С терпеливой, чуть снисходительной улыбкой он обратился ко мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45