Она видела, как хозяин верховодил гнусной компанией в баре, и слышала его угрозы неизвестному, отказавшемуся подчиниться воле Джосса. А теперь он сидел перед ней, набив рот горячим тушеным мясом, и покачивал головой, огорченный болезнью теленка.
Мэри отвечала на вопросы односложно и тихо прихлебывала чай, наблюдая исподтишка за дядей, переводя взгляд с тарелки с горой мяса на длинные пальцы, в которых сочетались зловещая сила и ловкость.
Минуло две недели, но сборищ, подобных субботнему, больше не было.
Видимо, трактирщик и его сообщники, провернув выгодное дельце, на время поутихли. Во всяком случае, Мэои больше не слышала шума повозок по ночам.
Хотя спала она теперь довольно крепко, звук колес наверняка разбудил бы ее.
Дядя не возражал и против ее прогулок по пустоши, и постепенно Мэри все лучше узнавала окрестные места. Она научилась обходить пушистые кустики травы, на которые так и тянуло ступить. С виду безобидная, эта болотная трава росла по самому краю коварной и гибельной топи. Бродя в одиночестве, девушка не чувствовала себя несчастной. Прогулки в эти сумеречные зимние дни поддерживали в ней бодрость и помогали коротать длинные темные вечера в "Ямайке", не предаваясь унынию и тоске. Тетя Пейшнс подолгу сидела в кухне, положив руки на колени и уставившись на огонь, а Джосс Мерлин запирался в баре или, взяв лошадь, уезжал неведомо куда.
Дни в "Ямайке" текли уныло; кучер тогда говорил правду: никто не заходил в трактир отдохнуть или поесть. Два раза в неделю мимо проезжала почтовая карета, и Мэри выходила во двор, провожая ее взглядом. Ни разу карета не остановилась у "Ямайки", а неслась дальше на полной скорости и, с грохотом скатившись с холма, на котором стоял трактир, спешила подняться на следующий у развилки Пяти Дорог. Однажды Мэри, узнав того самого кучера, помахала ему рукой, но он не обратил на нее внимания и лишь сильнее стеганул лошадей. И тут с чувством полной обреченности девушка поняла, что люди смотрят на нее как на родню Джосса Мерлина. Никто в Бодмине или Лонстоне не пожелает ее принять, все двери захлопнутся перед ней. Порой будущее представлялось Мэри совершенно беспросветным, да и тетя Пейшнс все больше молчала, замкнувшись в себе. Случалось, правда, она брала Мэри за руку и долго гладила ее, приговаривая, как она рада, что племянница живет у них в доме. Вообще же бедная женщина жила в мире грез, лишь механически исполняя домашние обязанности. Когда же она вдруг заговаривала с Мэри, то несла всякую чепуху о том, каким большим человеком мог бы стать ее муж, если бы не постоянно преследовавшие его неудачи. Стараясь утешить тетушку, Мэри приучила себя разговаривать с ней ласково, как с малым ребенком. Однако это было тяжким испытанием для ее терпения и душевного равновесия.
Как-то утром, пребывая в состоянии крайнего раздражения, оттого что накануне ей пришлось из-за дождя и ветра просидеть весь день в четырех стенах, Мэри принялась мыть длиннющий коридор в дальнем крыле дома. Работа была нелегкой, пусть полезной для тела, но никак не для духа. Покончив с коридором, она почувствовала такое отвращение к "Ямайке" и ее обитателям, что на мгновение ее охватило острое желание выйти в огород, где, не обращая внимания на дождь, работал дядя, и выплеснуть ведро с грязной мыльной водой прямо ему в лицо. Но при виде тети, которая, согнувшись, ворочала кочергой еле тлевший в печи торф, гнев ее угас. Она вновь взялась за тряпку, собираясь вымыть пол в холле, но услышала стук копыт во дворе. Через минуту кто-то принялся колотить в дверь бара. До сих пор никто даже близко не подходил к "Ямайке". Немало удивившись, Мэри пошла на кухню предупредить тетю, но ее там не оказалось. Выглянув в окно, девушка увидела, как тетя Пейшнс идет через огород к мужу, нагружавшему тачку торфом. Оба были далеко и не слышали шума. Мэри вытерла руки о передник и пошла в бар. Должно быть, дверь все-таки не была заперта, потому что в баре верхом на стуле сидел мужчина и держал в руке полную кружку эля, который, видимо, преспокойно налил себе сам, отвернув кран бочонка. Несколько мгновений они молча разглядывали друг друга. Что-то в нем показалось Мэри знакомым, и она принялась гадать, где могла видеть эти тяжеловатые веки, изгиб губ, рисунок подбородка. Даже дерзкий, вызывающий взгляд, которым он смерил ее, был ей до странности знаком и явно неприятен.
Незнакомец не спеша, по-хозяйски потягивал пиво, и это крайне раздосадовало Мэри.
– Что вы тут делаете? – резко спросила она. – Вы не имеете права запросто заходить сюда и угощаться. К тому же хозяин не очень-то любит чужаков.
В другой раз она посмеялась бы над собой, оттого что так рьяно защищает интересы дяди. Но, поскоблив с утра каменные плиты в коридоре, она несколько утратила чувство юмора, и ей не терпелось излить свое раздражение на первого попавшегося под руку.
Незнакомец невозмутимо допил свой стакан и протянул ей с молчаливым требованием наполнить его вновь.
– С каких это пор в "Ямайке" держат прислугу? – спросил он и, пошарив в кармане, извлек оттуда трубку, разжег ее и пыхнул дымом в лицо девушке.
Вконец разъяренная, Мэри выхватила трубку из его руки и швырнула об пол, разбив вдребезги. Он пожал плечами и принялся тихо насвистывать, чем еще больше возмутил ее.
– Значит, так они учат тебя обслуживать посетителей? – спросил он, прервав свист. – Не очень-то я одобряю их выбор. Я только вчера из Лонстона и видел там девушек с лучшими манерами и хорошеньких, как с картинки. А ты почему за собой не следишь? Волосы сзади висят, как пакля, да и лицо плохо вымыто.
Мэри повернулась и пошла к двери, но он остановил ее.
– Налей-ка мне еще стаканчик, ведь ты для этого здесь приставлена, – потребовал он. – После завтрака я проскакал двенадцать миль, и мне здорово хочется пить.
– По мне, могли бы проскакать хоть все пятьдесят, – отпарировала Мэри. – Раз вам тут все знакомо, можете сами налить, а я скажу мистеру Мерлину, что вы в баре, и пусть он обслуживает вас сам, ежели пожелает.
– Да не беспокой Джосса, в такой час он похож на медведя, у которого болит голова, – прозвучало в ответ. – Кроме того, он вообще вряд ли хочет меня видеть. А что с его женой? Выгнал он ее, что ли, и взял тебя? Это несправедливо по отношению к бедной женщине. Во всяком случае, ты с ним десять лет, как она, ни за что не проживешь.
– Если хотите видеть миссис Мерлин, то она на огороде. Выйдите в эту дверь, поверните налево, там увидите курятник и огород. Пять минут назад они оба были там. Через коридор не ходите, я его только что вымыла и не намерена мыть снова.
– О, не беспокойся, у меня полно времени, – ответил он, продолжая откровенно рассматривать девушку, словно пытаясь понять, кто она и откуда здесь взялась. Его нагловато-ленивый, до странности знакомый взгляд бесил Мэри.
– Так хотите вы поговорить с хозяином или нет? – спросила она наконец. – Потому что я не собираюсь торчать здесь целый день ради вашего удовольствия. Если не желаете его видеть и закончили пить, положите деньги на прилавок и ступайте себе с Богом.
Посетитель рассмеялся, обнажив белоснежные зубы, вновь напомнив ей кого-то, но она не могла сообразить кого.
– Ты что, и Джоссом так командуешь? – спросил незнакомец. – Если так, то он, должно быть, сильно изменился. Как все-таки непредсказуем человек. Кто бы мог подумать, что у него найдется время еще и на ухаживания?
А куда же вы деваете бедняжку Пейшнс по вечерам? Вы что, кладете ее спать на полу или ложитесь втроем?
Мэри густо покраснела.
– Джосс Мерлин – муж моей тетушки Пейшнс, единственной сестры моей матери. Зовут меня Мэри Йеллан, если это вам о чем-нибудь говорит. Прощайте.
Дверь прямо за вами.
Она вышла из бара и, стремительно войдя на кухню, столкнулась нос к носу с самим хозяином.
– С кем это ты, черт побери, разговаривала в баре? – загремел он. – По-моему, я тебя предупреждал, чтобы помалкивала.
Его оглушительный голос разнесся по коридору.
– Ладно уж, не трогай ее! – откликнулся человек в баре. – Она разбила мою трубку и отказалась меня обслужить. Это очень напоминает твои манеры. Заходи-ка сюда и дай на тебя взглянуть. Надеюсь, эта девица благотворно на тебя влияет.
Джосс Мерлин нахмурился и, оттолкнув Мэри, пошел в бар.
– А, так это ты, Джем, – произнес он. – Что тебе опять понадобилось в "Ямайке"? Купить у тебя лошадь я не могу, если ты за этим явился. Дела идут скверно, и у меня пусто, как у полевой мыши после дождливого лета.
Он закрыл за собой дверь, оставив Мэри в коридоре.
Она вернулась в холл, где оставила ведро, и вытерла лицо передником.
Так, значит, это был Джем Мерлин, младший брат дяди. Ну конечно, она же сразу уловила сходство: у него были глаза Джосса, но без кровавых прожилок и мешков, и рот такой же, но твердый, а не слабый и бесформенный, как у трактирщика. Джем был таким, каким Джосс Мерлин мог быть восемнадцать-двадцать лет назад. Он отличался, однако, более тонкой костью и складной фигурой и ростом был пониже. Мэри плеснула воды на каменные плиты и принялась с еще большей яростью скрести их.
Что за отвратительное племя эти Мерлины с их подчеркнутым высокомерием, грубостью и скверными манерами! Этот Джем так же жесток, как и брат. Это и по форме его рта видно. Тетя Пейшнс говорила, что из всей семьи он самый худший.
Джем был на голову ниже Джосса и вполовину тоньше, но в нем чувствовался характер. Взгляд был твердый и не лишенный смекалки. У трактирщика щеки обвисли, плечи опустились, словно от тяжелой ноши; казалось, силы его ушли, а виной всему пьянство, уж Мэри хорошо это знала.
Увидев Джема, она поняла, какой развалиной стал Джосс и каким он был, пока не загубил себя. Если у младшего брата есть хоть капля здравого смысла, он должен крепко держать себя в руках, чтобы не пойти по тому же пути. Впрочем, ему на это, возможно, наплевать. Над семейством Мерлинов довлел какой-то рок, мешавший побороть низменные инстинкты и парализовавший волю. Слишком много грехов тянулось за ними. Если в ком течет дурная кровь, тут уж ничего не поделаешь, она обязательно скажется, – говаривала, бывало, ее мать.
Борись с ней, не борись, она все одно одолеет. Ежели два поколения проживут честную жизнь, то кровь, может, и очистится, но, скорее всего, в третьем поколении она проявится вновь.
Все напрасно, а жаль… И вот бедная тетя Пейшнс оказалась втянутой в этот водоворот, и пропала ее чистосердечная простота и ушла радость. Если взглянуть правде в глаза, она теперь не намного лучше того убогого из Дозмери. А ведь могла бы стать женой фермера из Гвика, родить сыновей, иметь свой дом и кусок земли, нехитрые радости простой и счастливой жизни – посудачить с соседями, сходить в церковь в воскресенье, съездить на базар, и еще сад, огород, уборка урожая – словом, все, что ценно для человека и составляет основу его жизни. Она жила бы спокойно и безмятежно, и седина коснулась бы ее волос лишь после долгих лет здорового труда и тихих радостей. И от всего она отказалась ради этого животного и пьяницы, который вынудил ее так опуститься. Почему женщины так глупы, слепы и неблагоразумны?! Так думала Мэри, заканчивая скрести последнюю каменную плиту с такой силой и упорством, как будто могла очистить вместе с ней весь мир, а заодно и покончить с женской глупостью.
Она вложила в уборку всю силу накопившегося в ней гнева и отчаяния.
Покончив с холлом, перешла в мрачную гостиную, в которой годами не убирались. Пыль поднялась столбом, когда она начала выбивать потертый половик. Поглощенная этим малоприятным занятием, девушка не услышала стука камня, брошенного в окно гостиной, и, только когда град мелких камешков полетел в стекло и оно дало трещину, Мэри выглянула в окно и увидела Джема Мерлина. Он стоял во дворе рядом со своей лошадью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45