— Хотите кофе? — предложила она.
— Только если...
— Ну, разумеется, у меня немного есть.
— Могу ли я вам помочь?
— Как вам угодно.
Льюис провела меня через холл в полупустую кухню. Она держалась вполне естественно, без особой настороженности, но довольно холодно. Впрочем, меня это не смущало. Дженни говорила обо мне то, что думала, и, наверное, отзывы были не слишком лестными.
— Вы не откажетесь от тостов? — она достала пакет с ломтиками хлеба и банку растворимого кофе.
— Спасибо, я с удовольствием позавтракаю.
— Тогда бросьте пару ломтиков в тостер. Вон туда.
Я последовал ее указаниям, пока она наливала воду в электрочайник и искала в буфете масло и мармелад. Масло находилось в мятом, засаленном пакете, разорванном спереди и крайне неряшливом с виду. Совсем как пакет с маслом у меня в холодильнике Дженни обычно автоматически перекладывала масло в масленку.
Интересно, делает ли она это теперь, оставшись одна.
— Вы пьете с молоком и сахаром?
— Нет, только с сахаром.
Когда тосты были готовы, Льюис намазала их маслом, украсила мармеладом и разложила по тарелкам. Потом насыпала в чашки по несколько ложек кофе и залила их кипятком, взяла бутылку с молоком и подлила его в кофе.
— Возьмите кофе, я отнесу тосты, — сказала она. Забрала тарелки и, обернувшись, заметила, как я взял левой рукой одну из чашек и прижал ее к груди.
— Осторожнее, — торопливо предупредила она, — кофе просто огненный.
Я крепко держал чашку ничего не чувствующими пальцами.
Она понимающе подмигнула.
— Одно из преимуществ, — пояснил я и аккуратно взял другую чашку за ручку.
Она посмотрела мне в лицо, но промолчала и двинулась в гостиную.
— Я совсем забыла, — заметила она, когда я поставил чашки на низкий столик перед диваном, который она только что расчистила.
— Вставные зубы гораздо привычнее, — вежливо отозвался я.
Она с трудом удержалась от улыбки, хотя потом поняла неловкость ситуации и нахмурилась. Мне стало ясно, что по натуре она добродушна и откровенна, а ее резкость не более чем защитная реакция. Она разломила тост и задумчиво огляделась по сторонам. Прожевав кусок и выпив немного кофе, она полюбопытствовала:
— А чем вы можете помочь Дженни?
— Попытаюсь отыскать Никласа Эша.
— О, — она вновь на секунду улыбнулась, а потом напряженно застыла в раздумье.
— Он вам нравился? — спросил я. Она печально кивнула.
— Боюсь, что да. Он такой... остроумный и веселый. Просто обалденно. И я никак не могла поверить, что он сбежал и оставил Дженни все расхлебывать. Я хочу сказать... он жил здесь... в этой квартире... и мы так смеялись. То, что он сделал... немыслимо.
— Вам не трудно припомнить, как развивались события, и рассказать мне все с самого начала?
— Но разве Дженни?..
— Нет.
— Я полагаю, — медленно проговорила Льюис, — Дженни не решилась вам признаться, что он нас так одурачил.
— А она его очень любила?
— Любила? Что такое любовь? Я не могу вам сказать. Но Дженни была в него влюблена. — Льюис облизала пальцы. — Мы обе потеряли голову. Все пенилось и искрилось, как шампанское. И она витала в облаках.
— Ну, а вы были вместе с ними? И тоже витали в облаках?
Льюис в упор поглядела на меня.
— Вы имеете в виду, знала ли я, каков он на самом деле? Да, я знала. Но если вы решили, что я тоже влюбилась в него, то ошиблись. Он был веселый, но не в моем вкусе, и в отличие от Дженни меня не возбуждал. Во всяком случае, его привлекла она, а не я. Или, по крайней мере... — с сомнением в голосе заключила она, — мне так показалось. — Льюис взмахнула влажными пальцами:
— Вас не затруднит передать мне коробочку с салфетками? Она у вас за спиной.
Я дал ей коробочку и проследил, как она стерла с пальцев прилипшие кусочки мармелада. Теперь я смог как следует рассмотреть ее светлые ресницы и типично английскую розовую кожу. Никаких следов прежней застенчивости я в ней больше не обнаружил. Морщины и складки — безошибочные признаки усталости и разочарования — еще не отпечатались на ее лице. Судя по его выражению, никто бы не назвал ее циничной или нетерпимой к чужому мнению. Обыкновенная практичная, здравомыслящая девушка.
— Мне даже неизвестно, где они познакомились, — сказала она. — Знаю только, что где-то здесь, в Оксфорде. Однажды я вернулась и застала его у нас, если вам понятно, что я подразумеваю. Они уже были, если можно так выразиться... заинтересованы друг другом.
— А вы всегда жили тут вдвоем с Дженни? — задал я вопрос.
— В общем, да. Мы с ней вместе учились в школе, вы не знали об этом? Ну вот, как-то мы встретились, я сказала ей, что собираюсь прожить два года в Оксфорде и буду работать над книгой. Она спросила меня, где я намерена остановиться, и сообщила, что присмотрела тут квартиру, но хочет жить в ней с какой-нибудь знакомкой. Я сразу переехала сюда, и мы с ней прекрасно ужились.
Я бросил взгляд на пишущую машинку и прочие следы ее трудов.
— И вы все время работаете дома?
— Здесь или в Шелдониан, в библиотеке... а иногда занимаюсь другими исследованиями. Я плачу Дженни за мою комнату и... сама не понимаю, зачем я вам об этом рассказываю.
— Весьма полезные сведения. Она встала.
— Возможно, вам стоит посмотреть на воск, конверты и тому подобное. Я отнесла их в его комнату, в комнату Ники... с глаз долой. Честно признаться, мне было тяжело на них смотреть.
И я снова двинулся следом за ней через холл. На этот раз мы спустились, миновали широкий Проход, и я понял, что это площадка первого этажа в старом доме.
— Тут комната Дженни, — пояснила она, указав на дверь. — Здесь ванная. А вот тут живу я. В конце коридора комната Ники. — Вам известно, когда он исчез?
— спросил я, идя за ней по пятам.
— Точно? Кто же это знает? Где-то днем в среду. Да, в среду, две недели назад. — Она открыла выкрашенную белым дверь и зашла в комнату в конце коридора. — Он позавтракал с нами, как обычно. Я отправилась в библиотеку, а Дженни села на поезд. Ей нужно было съездить в Лондон за покупками. Когда мы обе вернулись, его и след простыл. Скрылся, и все тут. Дженни долго не могла опомниться и прийти в себя от шока. Она целы-ми днями плакала. Но, конечно, мы тогда понятия не имели, что он ее бросил и прихватил с собой денежки со счетов.
— А когда вы это обнаружили?
— Дженни пошла в пятницу в банк заплатить по чекам и договориться об отсрочке уплаты за рассылку, и там ей сказали, что счет закрыт.
Я осмотрел комнату, обратив внимание на толстый ковер, георгианский комод, большую уютную кровать, кресло, изящные, со вкусом подобранные Дженни шторы и свежевыкрашенные стены. В самом центре комнаты стояли шесть объемистых коричневых ящиков из плотного картона. Однако вид у комнаты был какой-то нежилой.
Я приблизился к комоду и выдвинул ящик. Он оказался совершенно пустым. Я пошарил в нем, но не нашел ни пылинки.
Льюис кивнула.
— Он регулярно убирал комнату. И пылесосил ее. Вот, видите следы на ковре.
Он и ванную постоянно мыл. Там все просто сверкало. Дженни нравилось, что он такой аккуратный. Но потом она поняла, что он не хотел оставлять улики.
— Я думаю, это было символично, — рассеянно произнес я.
— Что вы имеете в виду?
— Ну... не то чтобы он боялся оставить волосок или отпечатки пальцев.
Скорее ему было приятно чувствовать, что он вышел сухим из воды и в этом доме его ничто не держит. Я хочу сказать... если вы намерены вернуться, то бессознательно «забываете» в доме какие-то вещи. Это известное явление и очень распространенное. А когда вы ни сознательно, ни подсознательно не связываете себя с каким-либо местом, то вычищаете все вплоть до последней пылинки. — Я перевел дух. — Простите. Наверное, я вас утомил.
— Я не устала.
— Где они спали? — деловито осведомился я.
— Здесь. — Она пристально поглядела на меня и решила, что ей надо продолжить рассказ. — Обычно она приходила к нему. Не думайте, я за ними специально не следила, но хорошо знаю. Как правило, бывало именно так. Но не всегда.
— А он никогда не приходил к ней?
— Да, любопытно. Я ни разу не видела его у нее в комнате, даже днем. Если он хотел с ней встретиться, то просто звал Дженни из коридора.
— Характерная черта.
— По-вашему, это еще символичнее? — Она Приблизилась к груде ящиков и приоткрыла верхний. — Содержимое вам само обо всем расскажет. Почитайте, а я вас пока оставлю. Для меня это до сих пор невыносимо. Да и вообще нужно немного прибрать, а то Дженни вернется, а тут настоящий бедлам.
— Вы ее сейчас не ждете?
Льюис чуть склонила голову, уловив в моем голосе тревогу.
— А вы ее боитесь?
— Неужели у меня такой вид?
— Она говорит, что вы ничтожество, — удивленная интонация немного смягчила последние слова.
— Да, она на это способна. Но я ее совсем не боюсь. Она меня просто раздражает, — отозвался я.
— Дженни — потрясающая девушка, — взволнованно выпалила Льюис.
Да, она прекрасная подруга, подумал я. Сама верность и надежность. И готова отразить любую атаку. Но вся беда в том, что я не один год был мужем потрясающей девушки Дженни.
— Да, — бесстрастным тоном подтвердил я.
Льюис повернулась и вышла из комнаты. Я со вздохом направился к ящикам, а потом неуклюже приподнял и переместил их, радуясь, что ни Дженни, ни Льюис меня не видят. Они оказались объемистыми, и, хотя один или два весили меньше остальных, брать и обхватывать их протезом было очень трудно, Верхний ящик заполняла кипа служебных бланков, белых, хорошего качества, с четко отпечатанными на машинке строчками. На каждом листе вверху я заметил впечатляющие заголовки, в центре которых красовалась позолоченная эмблема. Я взял один из этих бланков и понял, почему Дженни поддалась на провокацию.
«Исследование сердечной недостаточности», — прочел я подзаголовок, набранный курсивом. Под ним было напечатано: «Зарегистрировано в Фонде милосердия». Слева от эмблемы находился список спонсоров, по большей части титулованных и влиятельных, а справа — список сотрудников, среди которых значилась и Дженнифер Холли, ассистент-исполнитель. Рядом с именем Дженни был напечатан адрес ее квартиры в Оксфорде.
В письме отсутствовали дата и обращение. Оно начиналось с середины листа, и в нем сообщалось следующее:
"К сожалению, в наши дни очень многие семьи плохо представляют себе опасность сердечнососудистых заболеваний. Между тем даже если они не приводят к летальному исходу, то лишают больного возможности жить прежней полноценной жизнью, нормально трудиться и превращают его в инвалида.
В области исследования причин этого современного бедствия и его профилактики проделана большая работа, но еще больше предстоит сделать.
Исследования, финансируемые из бюджета правительства, при нынешнем состоянии финансов заведомо ограничены, и общество должно прибегнуть к поддержке частного капитала, доверив ему обеспечение важнейших программ.
Однако нам известно, что многие люди отказываются принимать пожертвования, даже нуждаясь в помощи. Ради содействия «Исследованию сердечной недостаточности» мы просим вас приобрести предлагаемый ниже товар, подобно тому как вы покупаете рождественские открытки. Его реализация сможет обеспечить плодотворную работу в самых разных сферах. После обсуждения наши спонсоры остановили свой выбор на продаже воска высшего сорта, исключительно подходящего для полировки старинной мебели.
Воск упакован в жестяные баночки — по фунту в каждой. Его качество могут удостоверить лучшие реставраторы и хранители музеев. Если вы захотите приобрести еще, мы можем предложить вам баночки с расфасовкой по пять фунтов.
Сообщаем вам, что по меньшей мере три четверти полученных средств будут направлены на финансирование исследований.
Воск прекрасно подойдет для вашей мебели, ваш вклад окажет существенную поддержку Фонду, и с вашей помощью вскоре будет достигнут прогресс в профилактике, лечении и контроле над этими страшными заболеваниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43