– Вы пишете то, что вам хочется писать, а потом пытаетесь продать свои произведения? Все именно так получается. – не унималась Кэролайн.
– Иногда. Чаще всего я предлагаю им какую-нибудь историю или тему, и если она нравится им, пишу сама или ее разрабатывает журналист из самой газеты. – терпеливо объясняла Линдсей. – Ну еще пописываю всякие мелочовки для популярных ежедневников Глазго, где я сейчас живу.
Кэролайн была в ужасе.
– Так вы работаете в бульварной прессе? – вскричала она изумленно. – Но я думала, что вы социалистка или феминистка. Как вы можете?!
Вздохнув, Линдсей проглотила очередную порцию еды, которой умудрялась набивать рот в промежутках между ответами на бесчисленные вопросы Кэролайн.
– Видишь ли, бульварная, как ты говоришь, пресса выражает интересы большей части населения, а значит, существует серьезная необходимость в подобной журналистике, а вовсе не в так называемой «качественной» прессе, которая очень далека от людей. Кроме того, я полагаю, что если в бульварной прессе перестанут работать профессионалы – вроде меня, – то она совершенно точно не станет лучше, скорее наоборот. Я ответила на твой вопрос?
Корделия с сардонической усмешкой прислушивалась к их перепалке.
– Похоже, кое-кто не слишком удачно пытается оправдать себя, – заметила она. – Твои аргументы неубедительны.
Глаза Линдсей полыхнули яростью.
– Может, и так. – отозвалась она. – Но по-моему, главное – дело, а не аргументы, кое-что можно изменить изнутри. Я знаю тех, на кого работаю, и они знают меня, например, то, что я считаю недопустимым писать всякие мерзости про разведенных блондинок. Я, разумеется, понимаю, что одной фразой положения не исправишь, но если я постоянно буду повторять одно и то же, мои слова непременно подействуют. Капля точит камень.
Кэролайн не могла долго молчать.
– А я думала, что у союза журналистов есть правило, запрещающее подобную дискриминацию, возмутилась она. – Так почему вы не обращаетесь в союз с просьбой прекратить издевки над этими женщинами?
– Некоторые пытаются. Но это долгий процесс, я же всегда полагала, что убежденность и образованность скорее справятся с дискриминацией или с тем же расизмом, чем какие-то запреты. Жесткие правила, сколько их ни вдалбливай, абсолютно неэффективны.
– Ну-ну, Линдсей! – проговорила Корделия, скептически удыбаясь. – Если образованность и убежденность – столь могучая сила, то объясни, почему же во всех газетах – сплошь обнаженные красотки? Я знаю множество борзописцев, а потому уверена, что в глубине души ты лукавишь и в конце концов все равно пишешь то, что требует редактор. Все вы слишком озабочены тем, чтобы урвать побольше строчек на полосе, где уж тут задумываться о том, что вы пишете. Так что будь честна хотя бы перед собой, бог с ними, с другими.
Отповедь Корделии немного отрезвила Линдсей, заставив ее взглянуть на подругу не сквозь розовые очки. Она криво усмехнулась:
– Довольно высокомерное заявление, если учесть, что тебе ничего почти не известно обо мне. Ни о моей работе, ни о том, что я принимаю участие в разработке программ женского равноправия. – Однако, почувствовав, что эти слова выдали ее обиду и раздражение, Линдсей продолжила более спокойно: – Хорошо, согласна, газеты, несмотря ни на что, продолжают принижать женщин. Уж сколько лет тому назад Вирджиния Вулф сказала: для того, чтобы понять, что мы живем в патриархальном обществе, достаточно заглянуть в любую газету. С тех пор ситуация почти не изменилась. Но я не революционерка, я. – прагматик.
– Хо-хо-хо. – поддразнила ее Корделия. – Еще одно оправдание бездействия.
Внезапно за Линдсей вступилась Кэролайн:
– Каждый имеет право действовать так, как считает нужным, верно? Все так или иначе идут на компромисс. Даже вы. В ваших книгах действительно силен дух феминизма. Однако в телесериалах, снятых по вашим сценариям, не так уж много истинных феминисток. Не хотела бы быть грубой, но я…
Кэролайн так и не удалось договорить фразу до конца, потому что Пэдди резко ее перебила:
– Довольно, Кэролайн! Мисс Браун и мисс Гордон приехали сюда вовсе не для того, чтобы слушать твои лекции по теории революционного марксизма!
Усмехнувшись, Кэролайн кивнула:
– Хорошо, мисс Кэллеген, я молчу.
Пауза была недолгой: остальные девчушки, евшие за столом, принялись тараторить без умолку, обсуждая животрепещущие события дня и предстоящий концерт.
Когда уже был почти доеден пудинг, к столу подошла мисс Памела Овертон.
– Мисс Кэллеген, могу я попросить вас об одном одолжении? Мисс Макдональд и остальные учительницы музыки очень заняты: последние наставления, репетиции, хочется же, чтобы выступление наших девочек прошло на высоте. Вы ведь знакомы с мисс Смит-Купер, не откажите в любезности: помогите ей отнести ее виолончель и все необходимое для выступления во второй музыкальный класс. Она хочет немного порепетировать – пока будет идти первое отделение концерта.
Чтобы скрыть тревогу, Пэдди заставила себя улыбнуться:
– Разумеется, мисс Овертон.
– Вот и отлично! Тогда будем ждать вас у меня на кофе. Может, мисс Гордон и мисс Браун то же к нам присоединятся? – С этими словами она исчезла.
Кэролайн вздохнула:
– Просьба королевы равносильна приказу.
– Довольно, Кэролайн, – приструнила ее Пэдди.
Извинившись, три женщины встали из-за стола и по опустевшим коридорам направились в апартаменты мисс Овертон; по пути Пэдди то и дело ворчала. К счастью, Лорна переодевалась в своей комнате, так что кофе пили в довольно спокойной атмосфере. Мисс Овертон сообщила о том, что день сложился удачно и что к вечеру сумма собранных денег может достичь шести тысяч фунтов стерлингов. На Линдсей это произвело впечатление, о чем она тут же сказала. Большеникто ничего сказать не успел, так как из своей комнаты выползла Лорна и заявила, что готова идти в музыкальный класс. Пэдди тут же встала и мрачно направилась вслед за нею, а мисс Овертон, извинившись, сообщила оставшимся гостьям, что ей пора встречать особо важных гостей. Линдсей с Корделией, естественно, тут же вскочили и поспешно вышли. От директрисы они направились в галерею и расположились там среди учениц, не принимавших участия в концерте.
– Знаешь, в присутствии этой женщины я чувствую себя этакой пятнадцатилетней глупышкой, – прошептала Корделия. – Как хорошо, что при мне она не работала тут. При такой директрисе у меня точно развился бы комплекс неполноценности.
Линдсей рассмеялась и уселась поудобнее, в ожидании начала концерта. Сверху ей было видно, как Маргарет Макдональд выскользнула из зала через боковую дверь. Оркестранты занимали свои места и настраивали инструменты. Кэролайн и еще несколько старшеклассниц рассаживали гостей и продавали программки. Пэдди успела рассказать Линдсей, что эти программки были любезно напечатаны в местной типографии. Кэролайн усадив очередного гостя, прошла за кулисы и через мгновение вышла оттуда, держа в руках очередную кипу программок. Наклонившись к Линдсей, Корделия прошептала:
– Я пойду в сортир, а ты подержи мое место, ладно?
Кивнув, Лидсей продолжала рассеянно наблюдать за публикой. Она увидела, как какая-то девочка с огненно-рыжими волосами подошла к Кэролайн и та указала ей на дверь за сценой. Рыженькая кивнула и исчезла. Минут через восемь она вернулась через эту же дверь, но уже в компании Пэдди, а потом они вместе вышли из холла. «Одна чертовщина за другой. – подумала Линдо. – Интересно, где так долго бродит Корделия?»
Наконец свет в зале погас, и оркестр заиграл серенаду Россини для струнных номер три. Когда половина серенады уже была исполнена, вернулась Корделия. Улыбнувшись ей, Линдсей вновь погрузилась в музыку.
Потом на сцену поднялся хор старшеклассниц. Девочки под руководством Маргарет Макдональд исполнили старинные английские песни; солистка была выше всяких похвал. Первое отделение концерта завершилась блестящим исполнением «Маленькой ночной серенады» Моцарта. Слушатели наградили исполнителей громкими аплодисментами, а потом толпой повалили в буфет. Линдсей с Корделией остались на своих местах.
Корделия, облокотившись на перила, стала смотреть вниз. Внезапно она резко выпрямилась.
– Послушай, Линдсей, там что-то стряслось.
Линдсей проследила за ее взглядом и увидела бежавшую по залу взволнованную Маргарет Макдональд. Бархатный занавес все еще колыхался там, где она его отодвинула, чтобы пройти. Маргарет приблизилась к мисс Овертон и прошептала ей что-то на ухо. Директриса вскочила и обе женщины кинулись за кулисы.
– Ну и ну! Интересно, что же происходит? Переполох явно не из-за того, что кого-то застукали в сортире с сигареткой.
В это время дали звонок, и публика стала собираться. Мисс Макдональд снова появилась в зале и подозвала к себе Крис Джексон и еще одну учительницу.
– Все интереснее и интереснее. – заметила Корделия.
Тут на сцене появилась мисс Овертон. Гости до того опешили, что тут же притихли.
– Леди и джентльмены, – обратилась к собравшимся директриса. – Я вынуждена сообщить вам, что мисс Смит-Купер не сможет выступить перед вами, потому что произошел несчастный случай. Прошу вас соблюдать спокойствие и оставаться на своих местах. К великому сожалению, нам с вами придется дождаться полиции.
Резко повернувшись, она ушла со сцены. Установившееся на мгновение оцепенелое молчание сменилось гулом голосов.
Линдсей посмотрела на Корделию: та побелела как снег. Когда их глаза встретились, писательница прошептала:
– Кто-то не мог больше терпеть нашу любимую Лорну.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Линдсей.
– Да ладно тебе, Линдсей, ты ведь журналистка. Что за «несчастный случай», по-твоему, после которого мы должны дожидаться полиции? Ты что же, Агату Кристи не читала?
Линдсей даже не нашлась что сказать. Девочки вокруг них возбужденно о чем-то переговаривались. Подошла Пэдди. Ее лицо посерело и как-то состарилось, она тяжело дышала. Наклонившись к ним поближе, она прошептала:
– Тебе надо пойти за кулисы к Памеле Овертон, Линдсей. У нас для тебя выгодное дело. Убийство в музыкальном классе. Кто-то задушил Лорну – кажется, струной от виолончели. Памела хочет воспользоваться твоими услугами и просила тебя прийти.
Линдсей вскочила на ноги, Корделия вскричала:
– Что-о?!
– Ты все слышала. – ответила Пэдди, падая на место Линдсей и роняя голову на руки. – Тебе больше не о чем тревожиться, Корделия. Мертвые женщины не подают иски в суды.
Линдсей побежала вниз, в зал, чувствуя на себе любопытные взгляды. Запутавшись в бархатных портьерах, она наконец выбралась из них и оказалась в музыкальном отделении. Замерев в нерешительности, она стала прислушиваться и услышала голоса в том самом коридоре, где Лорна спорила с неизвестным. Линдсей прошла вперед, свернула за угол и увидела дверь с табличкой: «Музыкальная кладовая». Коридор поворачивал сначала налево, потом направо. Пройдя по нему, Линдсей увидела Памелу Овертон и еще одну учительницу, стоявших у дверей второго музыкального класса. За ними темнел лестничный пролет.
Даже в этой ситуации Памела Овертон не теряла присутствия духа.
– Ах, это вы, мисс Гордон, – спокойно проговорила она. – Боюсь, мне придется попросить вас еще об одном одолжении. Я не стала пугать наших гостей. На самом деле это не просто несчастный случай. Похоже, эт. – убийство. Я понятия не имею о том, как действует в подобных случаях пресса, но вы ведь уже здесь, так что, по-моему, нам будет проще держать контакт с различными средствами массовой информации через вас. Это поможет избежать лишнего шума. Как вы считаете, это возможно?
Линдсей кивнула, восхищаясь про себя ее выдержкой. Однако ее профессиональный инстинкт уже не позволял ей отвлекаться – она торопливо посмотрела на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42