Они предоставили мне право защищать себя, чтобы потом определить характер смерти. Свидетельские показания сначала давали нормально, потом
в ртихотворной форме. Но мне эти стихи не казались складными. Через некоторое время свидетели вообще запели.
Я стоял перед судьей, облаченным в черную мантию и белый парик. Это был Юлиус Себастьян. Старшина присяжных — Джо Райс, а среди двенадцати присяжных я узнал девятерых здравствующих и умерших гангстеров: Билли Бончака, Тони Ангвиша, Бубби, Снэга и других, которых я собственноручно застрелил в прошлые годы. Все они были вооружены автоматами и длинными ножами.
Судебным репортером был Гарри Вароу. Слева от меня восседал суровый окружной прокурор Хорейша М. Хамбл.
А справа Дэвид Эмерсон — защитник. Заседание началось с песнопений, восхваляющих Дуерфизм. Слово взял Мордехай Питере, он поклялся говорить правду и только правду, поднял руку и пронзительно запел:
Он ужасный злодей, Он растлил всех детей. Его не исправить, К праотцам отправить!
Две последние строчки подхватили другие, заглушая слова протеста защитника и его призыв судить по совести. Толпа все более зверела, слышались какие-то вопли, улюлюканье, визг, рычание, лай.
Наконец, мне предоставили возможность высказаться. Я заранее продумал свою речь, намереваясь вывести на чистую воду своих недругов, однако, когда пришел великий момент, смог лишь шевелить губами, а в зале звучал голос Себастьяна:
Я ужасный злодей, Я растлил всех детей. Меня не исправить, К праотцам отправить!
После этого все двенадцать присяжных прицелились в меня, возвещая:
— Он виновен. Смерть ему, смерть!
Я проснулся в холодном поту, бормоча в полузабытье:
— Я этого не сделал! Не сделал! Я не виноват!
Но наконец я сообразил, что проснулся, на самом деле проснулся. Рубашка и наволочка на подушке промокли от пота, я чувствовал себя измученным и разбитым.
И подумал: «До чего же мне хочется есть!» Эта мысль меня обрадовала. Все встало на свои места. Я поднялся, принял душ, оделся и почувствовал себя нормальным человеком. Болела голова, я не отдохнул, напряжение не спало, но я не сошел с ума.
И готов был встретить во всеоружии наступающий день, хотя он и не сулил мне ничего хорошего. Этот сон не забывался, преследовал меня. К рассвету в нем начал просматриваться смысл.
Возможно, в том сне заложены ответы на все вопросы, только надо их понять. Тогда я буду знать, как действовать дальше, как выбраться из беды. А положение сложилось — хуже не бывает.
Почти все утро у меня был включен телевизор. Я торопливо выскакивал из домика, покупал сэндвичи и газеты. Они вопили в один голос.
Мое исчезновение было истолковано как доказательство вины. Газеты кричали о том, что я перестрелял множество людей, а кого именно — не уточнялось. Вытащили наружу крутые ситуации, включая несколько любовных историй. Подчеркивали хрупкость и беззащитность Сильвии, и тут же акцентировали мою склонность к решительным действиям (это чтобы не назвать меня просто насильником). Нет смысла все это пересказывать, сами можете догадаться. Правда, до сих пор еще никто не осмелился прямо обвинить меня.
Об этом были написаны столбцы за столбцами во всех газетах, передачи по телевидению и по радио и, несомненно, несметное количество самых разнообразных слухов. Вся эта вакханалия началась вчера с упоминания моего имени в репортажах касательно смерти Джонни Троя; теперь же я почти вытеснил Троя со страниц газет.
Шелл Скотт разве что не смог затмить собой предстоящие выборы. А сегодня был уже понедельник, первый понедельник ноября. Завтра, во вторник, народ пойдет голосовать за нового президента. За Эмерсона или Хамбла.
За уверенность в своих силах или за дуерфизм. Я решил, что вопрос сводится к этому. За последние два дня мне стало ясно, что основная философия дуерфизма — это это, что человек невиновен в своих неудачах и ошибках, отвечает за них кто-то другой. Преступники вовсе не мерзавцы, а всего лишь больные люди; надо покопаться в их прошлом, непременно что-то отыщется. Нужно относиться терпимо решительно ко всему, включая зло.
Хамбл называл это «делать добро для народа», отбирая принадлежащее другим людям. Он болтал о благосостоянии, хотя, по сути, дело сводилось к тому, чтобы воровать у тех, кто не разделял его взглядов. Он без конца призывал к состраданию, жалости и человеколюбию в отношении тех типов, которые этого не заслуживали. У него голова была забита бредовыми идеями, о которых он умел захватывающе говорить, но, разумеется, сам не относился к ним серьезно.
И такой человек баллотировался на пост президента Соединенных Штатов. Весьма возможно, он будет избран. Хамбл или Эмерсон. Завтра мы будем знать. В полдень я снова включил телевизор. В скором времени я намеревался покинуть свое убежище, понимая, что меня все равно разыщет либо полиция, либо какой-нибудь бандит. В «кольте» у меня было шесть патронов, так что, если дело дойдет до этого, я смогу проделать шесть дыр. Стрелять в копов, разумеется, я не стану, сдамся без сопротивления. Копов я люблю, только сейчас предпочел бы не видеть их поблизости.
По телевизору передавали последние речи сначала Хамбла, потом Эмерсона. Слушать Хамбла мне совершенно не хотелось, но надо хоть немного отвлечься.
Хамбл начал свою речь традиционно:
— Мои дорогие друзья...
Я слушал его вполуха, расхаживая по комнатушке.
Время от времени я улавливал отдельные фразы. Все то же самое: «Ваше правительство сделает для вас то-то и то-то». Хамбл в состоянии добиться повышения пенсий, ассигнований на образование, на здравоохранение... и т. д., и т. п. За счет чего и каким образом — об этом не говорилось. Сейчас важно привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, а потом... Да мало ли предвыборных обещаний забывалось?
Наверное, вы уже поняли, что я собирался голосовать за Эмерсона.
Хамбл говорил: теплый бархатистый голос струился как музыка, как дивная песня: колыбельная песня, которой он убаюкивал своих сограждан. Он убеждал, почти гипнотизировал. Хорейша М. Хамбл в политике — то же, что Джонни Трои в шоу-бизнесе. Блестящая личность, полная магнетизма, наделенная волшебным голосом.
Ни логики, ни здравого смысла, но зато Хамбл умел «заговаривать» слушателей куда успешнее любого умного человека. Вроде Эмерсона. Тот выступал очень умно, очень конкретно, но без всякого блеска.
В данный момент Хамбл говорил:
— Это будет новая эпоха, мои дорогие друзья, блистательная эпоха без недугов и нужды, когда будет осуществляться любое желание каждого человека. Голосуя за меня, вы голосуете за безопасность, за свое собственное благополучие и за благополучие ваших любимых и ваших малышей.
Внезапно я насторожился. Все эти фразы я уже слышал, когда разговаривал с Юлиусом Себастьяном. А фразу «сущая правда, простая правда» Хамбл произнес точно с таким же пришептыванием, как Себастьян или же Мордехай Питере.
Я замер, напрягся.Неожиданно до меня дошло.Я разобрался решительно во всем. И все это действительно было в моем вещем сне.Себастьян был там судьей и жюри, хотя бандиты сидели на соответствующих местах и делали вид, что высказывают собственное мнение.
Я не видел там Джонни Троя.Но зато там имелся «судебный репортер» Гарри Вароу, выдающий фарс за настоящий суд.А когда я стал протестовать, доказывая свою невиновность, у меня изо рта зазвучал голос Себастьяна,
Еще и еще, и еще — все сводилось к одной простой догадке.Когда Джонни Трои, самый популярный эстрадный певец Америки, восхищал мир своими песнями, Фрэнсис Бойл находился рядом и молча улыбался. Пел Чарли Байт.
Я был уверен в своей правоте, даже не собрав доказательств.Впрочем, сперва я не подумал о доказательствах. Первая мысль была такой: а почему нет? Разве не такова официальная философия страны? Если не можешь заработать — укради. Конечно, так прямолинейно это не преподносилось, но от Вашингтона, округ Колумбия, до Голливуда все действовали по единому правилу.
Не согласны?Существовали книги, написанные призраками, и речи, соединенные ими же; соблазнительные рисунки на обложках книг, не имеющие ничего общего с их содержанием; тысячи фальшивых реклам, союзов и клубов, сулящих золотые горы доверчивым простакам. Существовали «звезды» вроде Рональда Дангера, «скульптуры» из автохлама и унитазов, бездарные художники, безголосые певцы, имя и славу которых искусственно создавали соответствующие критики, а, в конечном счете, дуерфы.
И это только на поверхности; если же копнуть глубже...И вот теперь — Джонни Трои.Синхрон придуман давно. Мы прошли долгий путь с того дня, когда кинозвезда сама пела или говорила, одновременно танцуя. Следующий шаг — кинозвезды сами озвучивали свои роли. Потом вместо звезды говорил и пел кто-то другой. Затем уже вообще одни артисты играли, другие говорили, третьи пели.
Хороший звукооператор может из отдельных слов смонтировать целую речь. Певцам искусно подправляют голос, изменяют тембр и так далее.
Возьмите настоящего певца, человека с голосом, как у Чарли Байта. Он записал первую пластинку под именем Джонни Троя, потому что «Джонни Трои» звучит лучше, чем «Чарли Байт», ну и намного лучше, чем Фрэнсис Бойл. Хватайте его. Запишите. Боже, какой голос! Подождите, пока мы обработаем ленту, а потом...
Но у него такое невзрачное лицо. Где секс, черт побери? Где шарм, элегантность, уверенность в себе? Да и росточком он не вышел, всего 5 футов и 6 дюймов. Можете ли вы поверить, что он очарует избалованных американских женщин? Певец должен их взволновать, подогреть их гормоны. Но этому? Чарли Байту?
Итак: отыщите Адониса, парня с настоящим огоньком, горячей кровью и магнетизмом. Он красив и лицом, и фигурой. Но он не умеет петь? Что
за беда? Боже мой, неужели так трудно догадаться, что нужно сделать? Мне пришла в голову превосходная идея. Мы все устроим...Потом громкая реклама, хвалебные комментарии, предваряющие выступления по радио и телевидению, обработка прессы. Одним словом, се-бастьянизация на высшем уровне.
Если первая пластинка «Аннабел Ли» записана Чарли Байтом, многое объясняется. Прежде всего, распространенная Себастьяном абсолютно беспочвенная сказка об «истерическом параличе» горла Троя. Ясно, почему Трой-Бойл и Чарли были всегда вместе, даже в студии звукозаписи. Да, Трои не может петь, если рядом нет Чарли.
Верно, он действительно не мог петь. Этим объясняется решительно все. Перечислять нет необходимости.«Аннабел Ли» была записана Джонни Троем в марте 1961 года.Но «Джонни Трои», или Фрэнсис Бойл, с февраля 61-го года по июль включительно отбывал наказание в тюрьме Сан-Франциско. Угон машины. Статья 487 уголовного кодекса. Весь март он пробыл за решеткой.
Совершенно очевидно, что красавец Френсис Бойл не мог записать эту пластинку. Только настоящий Джонни Трои.Сердце бешено колотилось, лицо вспотело. Многие второстепенные факты укладывались в единую систему. Чарли Байт родился и вырос в Спрингфилде, штат Иллинойс; компания «Империал» — в Чикаго, в том же штате. Но не это главное.
Ага, вот оно...«Джонни Трои» — крупнейшая афера в мире шоу-бизнеса. Совершенно очевидно, что Себастьян не только должен знать — он сам автор и организатор обмана.
Можно ли удивляться, что меня следовало уничтожить, дискредитировать, обезвредить любыми возможными средствами, убить, если удастся? А я-то еще удивлялся, чем это я вызвал такую бурю, почему так возненавидели меня.
Если выплывет афера с Джонни Троем, Юлиусу Себастьяну не отмыться. Более того, сразу возник бы вполне естественный вопрос: другие знаменитости Себастьяна? Величины действительные или мнимые?
Все клиенты Себастьяна шли одинаковым путем, их подняла на щит и создала им имя одна и та же клика. Полдюжины ловких критиков обрабатывали общественное мнение, а менее именитые искусствоведы, чтобы не показаться людьми консервативными, умолкали или присоединялись к общему хору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
в ртихотворной форме. Но мне эти стихи не казались складными. Через некоторое время свидетели вообще запели.
Я стоял перед судьей, облаченным в черную мантию и белый парик. Это был Юлиус Себастьян. Старшина присяжных — Джо Райс, а среди двенадцати присяжных я узнал девятерых здравствующих и умерших гангстеров: Билли Бончака, Тони Ангвиша, Бубби, Снэга и других, которых я собственноручно застрелил в прошлые годы. Все они были вооружены автоматами и длинными ножами.
Судебным репортером был Гарри Вароу. Слева от меня восседал суровый окружной прокурор Хорейша М. Хамбл.
А справа Дэвид Эмерсон — защитник. Заседание началось с песнопений, восхваляющих Дуерфизм. Слово взял Мордехай Питере, он поклялся говорить правду и только правду, поднял руку и пронзительно запел:
Он ужасный злодей, Он растлил всех детей. Его не исправить, К праотцам отправить!
Две последние строчки подхватили другие, заглушая слова протеста защитника и его призыв судить по совести. Толпа все более зверела, слышались какие-то вопли, улюлюканье, визг, рычание, лай.
Наконец, мне предоставили возможность высказаться. Я заранее продумал свою речь, намереваясь вывести на чистую воду своих недругов, однако, когда пришел великий момент, смог лишь шевелить губами, а в зале звучал голос Себастьяна:
Я ужасный злодей, Я растлил всех детей. Меня не исправить, К праотцам отправить!
После этого все двенадцать присяжных прицелились в меня, возвещая:
— Он виновен. Смерть ему, смерть!
Я проснулся в холодном поту, бормоча в полузабытье:
— Я этого не сделал! Не сделал! Я не виноват!
Но наконец я сообразил, что проснулся, на самом деле проснулся. Рубашка и наволочка на подушке промокли от пота, я чувствовал себя измученным и разбитым.
И подумал: «До чего же мне хочется есть!» Эта мысль меня обрадовала. Все встало на свои места. Я поднялся, принял душ, оделся и почувствовал себя нормальным человеком. Болела голова, я не отдохнул, напряжение не спало, но я не сошел с ума.
И готов был встретить во всеоружии наступающий день, хотя он и не сулил мне ничего хорошего. Этот сон не забывался, преследовал меня. К рассвету в нем начал просматриваться смысл.
Возможно, в том сне заложены ответы на все вопросы, только надо их понять. Тогда я буду знать, как действовать дальше, как выбраться из беды. А положение сложилось — хуже не бывает.
Почти все утро у меня был включен телевизор. Я торопливо выскакивал из домика, покупал сэндвичи и газеты. Они вопили в один голос.
Мое исчезновение было истолковано как доказательство вины. Газеты кричали о том, что я перестрелял множество людей, а кого именно — не уточнялось. Вытащили наружу крутые ситуации, включая несколько любовных историй. Подчеркивали хрупкость и беззащитность Сильвии, и тут же акцентировали мою склонность к решительным действиям (это чтобы не назвать меня просто насильником). Нет смысла все это пересказывать, сами можете догадаться. Правда, до сих пор еще никто не осмелился прямо обвинить меня.
Об этом были написаны столбцы за столбцами во всех газетах, передачи по телевидению и по радио и, несомненно, несметное количество самых разнообразных слухов. Вся эта вакханалия началась вчера с упоминания моего имени в репортажах касательно смерти Джонни Троя; теперь же я почти вытеснил Троя со страниц газет.
Шелл Скотт разве что не смог затмить собой предстоящие выборы. А сегодня был уже понедельник, первый понедельник ноября. Завтра, во вторник, народ пойдет голосовать за нового президента. За Эмерсона или Хамбла.
За уверенность в своих силах или за дуерфизм. Я решил, что вопрос сводится к этому. За последние два дня мне стало ясно, что основная философия дуерфизма — это это, что человек невиновен в своих неудачах и ошибках, отвечает за них кто-то другой. Преступники вовсе не мерзавцы, а всего лишь больные люди; надо покопаться в их прошлом, непременно что-то отыщется. Нужно относиться терпимо решительно ко всему, включая зло.
Хамбл называл это «делать добро для народа», отбирая принадлежащее другим людям. Он болтал о благосостоянии, хотя, по сути, дело сводилось к тому, чтобы воровать у тех, кто не разделял его взглядов. Он без конца призывал к состраданию, жалости и человеколюбию в отношении тех типов, которые этого не заслуживали. У него голова была забита бредовыми идеями, о которых он умел захватывающе говорить, но, разумеется, сам не относился к ним серьезно.
И такой человек баллотировался на пост президента Соединенных Штатов. Весьма возможно, он будет избран. Хамбл или Эмерсон. Завтра мы будем знать. В полдень я снова включил телевизор. В скором времени я намеревался покинуть свое убежище, понимая, что меня все равно разыщет либо полиция, либо какой-нибудь бандит. В «кольте» у меня было шесть патронов, так что, если дело дойдет до этого, я смогу проделать шесть дыр. Стрелять в копов, разумеется, я не стану, сдамся без сопротивления. Копов я люблю, только сейчас предпочел бы не видеть их поблизости.
По телевизору передавали последние речи сначала Хамбла, потом Эмерсона. Слушать Хамбла мне совершенно не хотелось, но надо хоть немного отвлечься.
Хамбл начал свою речь традиционно:
— Мои дорогие друзья...
Я слушал его вполуха, расхаживая по комнатушке.
Время от времени я улавливал отдельные фразы. Все то же самое: «Ваше правительство сделает для вас то-то и то-то». Хамбл в состоянии добиться повышения пенсий, ассигнований на образование, на здравоохранение... и т. д., и т. п. За счет чего и каким образом — об этом не говорилось. Сейчас важно привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, а потом... Да мало ли предвыборных обещаний забывалось?
Наверное, вы уже поняли, что я собирался голосовать за Эмерсона.
Хамбл говорил: теплый бархатистый голос струился как музыка, как дивная песня: колыбельная песня, которой он убаюкивал своих сограждан. Он убеждал, почти гипнотизировал. Хорейша М. Хамбл в политике — то же, что Джонни Трои в шоу-бизнесе. Блестящая личность, полная магнетизма, наделенная волшебным голосом.
Ни логики, ни здравого смысла, но зато Хамбл умел «заговаривать» слушателей куда успешнее любого умного человека. Вроде Эмерсона. Тот выступал очень умно, очень конкретно, но без всякого блеска.
В данный момент Хамбл говорил:
— Это будет новая эпоха, мои дорогие друзья, блистательная эпоха без недугов и нужды, когда будет осуществляться любое желание каждого человека. Голосуя за меня, вы голосуете за безопасность, за свое собственное благополучие и за благополучие ваших любимых и ваших малышей.
Внезапно я насторожился. Все эти фразы я уже слышал, когда разговаривал с Юлиусом Себастьяном. А фразу «сущая правда, простая правда» Хамбл произнес точно с таким же пришептыванием, как Себастьян или же Мордехай Питере.
Я замер, напрягся.Неожиданно до меня дошло.Я разобрался решительно во всем. И все это действительно было в моем вещем сне.Себастьян был там судьей и жюри, хотя бандиты сидели на соответствующих местах и делали вид, что высказывают собственное мнение.
Я не видел там Джонни Троя.Но зато там имелся «судебный репортер» Гарри Вароу, выдающий фарс за настоящий суд.А когда я стал протестовать, доказывая свою невиновность, у меня изо рта зазвучал голос Себастьяна,
Еще и еще, и еще — все сводилось к одной простой догадке.Когда Джонни Трои, самый популярный эстрадный певец Америки, восхищал мир своими песнями, Фрэнсис Бойл находился рядом и молча улыбался. Пел Чарли Байт.
Я был уверен в своей правоте, даже не собрав доказательств.Впрочем, сперва я не подумал о доказательствах. Первая мысль была такой: а почему нет? Разве не такова официальная философия страны? Если не можешь заработать — укради. Конечно, так прямолинейно это не преподносилось, но от Вашингтона, округ Колумбия, до Голливуда все действовали по единому правилу.
Не согласны?Существовали книги, написанные призраками, и речи, соединенные ими же; соблазнительные рисунки на обложках книг, не имеющие ничего общего с их содержанием; тысячи фальшивых реклам, союзов и клубов, сулящих золотые горы доверчивым простакам. Существовали «звезды» вроде Рональда Дангера, «скульптуры» из автохлама и унитазов, бездарные художники, безголосые певцы, имя и славу которых искусственно создавали соответствующие критики, а, в конечном счете, дуерфы.
И это только на поверхности; если же копнуть глубже...И вот теперь — Джонни Трои.Синхрон придуман давно. Мы прошли долгий путь с того дня, когда кинозвезда сама пела или говорила, одновременно танцуя. Следующий шаг — кинозвезды сами озвучивали свои роли. Потом вместо звезды говорил и пел кто-то другой. Затем уже вообще одни артисты играли, другие говорили, третьи пели.
Хороший звукооператор может из отдельных слов смонтировать целую речь. Певцам искусно подправляют голос, изменяют тембр и так далее.
Возьмите настоящего певца, человека с голосом, как у Чарли Байта. Он записал первую пластинку под именем Джонни Троя, потому что «Джонни Трои» звучит лучше, чем «Чарли Байт», ну и намного лучше, чем Фрэнсис Бойл. Хватайте его. Запишите. Боже, какой голос! Подождите, пока мы обработаем ленту, а потом...
Но у него такое невзрачное лицо. Где секс, черт побери? Где шарм, элегантность, уверенность в себе? Да и росточком он не вышел, всего 5 футов и 6 дюймов. Можете ли вы поверить, что он очарует избалованных американских женщин? Певец должен их взволновать, подогреть их гормоны. Но этому? Чарли Байту?
Итак: отыщите Адониса, парня с настоящим огоньком, горячей кровью и магнетизмом. Он красив и лицом, и фигурой. Но он не умеет петь? Что
за беда? Боже мой, неужели так трудно догадаться, что нужно сделать? Мне пришла в голову превосходная идея. Мы все устроим...Потом громкая реклама, хвалебные комментарии, предваряющие выступления по радио и телевидению, обработка прессы. Одним словом, се-бастьянизация на высшем уровне.
Если первая пластинка «Аннабел Ли» записана Чарли Байтом, многое объясняется. Прежде всего, распространенная Себастьяном абсолютно беспочвенная сказка об «истерическом параличе» горла Троя. Ясно, почему Трой-Бойл и Чарли были всегда вместе, даже в студии звукозаписи. Да, Трои не может петь, если рядом нет Чарли.
Верно, он действительно не мог петь. Этим объясняется решительно все. Перечислять нет необходимости.«Аннабел Ли» была записана Джонни Троем в марте 1961 года.Но «Джонни Трои», или Фрэнсис Бойл, с февраля 61-го года по июль включительно отбывал наказание в тюрьме Сан-Франциско. Угон машины. Статья 487 уголовного кодекса. Весь март он пробыл за решеткой.
Совершенно очевидно, что красавец Френсис Бойл не мог записать эту пластинку. Только настоящий Джонни Трои.Сердце бешено колотилось, лицо вспотело. Многие второстепенные факты укладывались в единую систему. Чарли Байт родился и вырос в Спрингфилде, штат Иллинойс; компания «Империал» — в Чикаго, в том же штате. Но не это главное.
Ага, вот оно...«Джонни Трои» — крупнейшая афера в мире шоу-бизнеса. Совершенно очевидно, что Себастьян не только должен знать — он сам автор и организатор обмана.
Можно ли удивляться, что меня следовало уничтожить, дискредитировать, обезвредить любыми возможными средствами, убить, если удастся? А я-то еще удивлялся, чем это я вызвал такую бурю, почему так возненавидели меня.
Если выплывет афера с Джонни Троем, Юлиусу Себастьяну не отмыться. Более того, сразу возник бы вполне естественный вопрос: другие знаменитости Себастьяна? Величины действительные или мнимые?
Все клиенты Себастьяна шли одинаковым путем, их подняла на щит и создала им имя одна и та же клика. Полдюжины ловких критиков обрабатывали общественное мнение, а менее именитые искусствоведы, чтобы не показаться людьми консервативными, умолкали или присоединялись к общему хору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22