Двое мужчин проволокли тушу лошади мимо стойл. «Тише, тише», — все время повторял Хардести, будто старая леди сама была лошадь.
— Кто, черт побери, это мог сделать? — спросил Фредди, все еще в шоке от длинного разреза на шее животного.
— Норберт Клайд говорит, что это марсиане. Он их даже видел. Слышали об этом?
— Да. Но вы не хотите выяснить, где был Джим Харди прошлым вечером?
— Мистер, я был бы просто счастлив, если бы люди не совались в мою работу. Мисс Дедэм, вы уже успокоились? Мистер Робинсон, подержите ее, а я открою машину.
Они усадили ее на сиденье машины Хардести.
— Бедный Шоколад, — простонала она. — Бедный… ужасно, ужасно…
— Ладно, мисс Дедэм. Послушайте меня, — Хардести наклонился к ней. — Это не Джим Харди, вы слышите? Он прошлым вечером дул пиво вместе с Питером Бернсом. Я знал о вашей маленькой ссоре с ним, поэтому и навел справки. Он был там до двух.
— Он мог сделать это после двух, — заметил Фредди.
— Потом он до утра играл с Питером в карты в подвале у Бернсов. По крайней мере, так утверждает Питер. Не думаю, что такой парень, как он, мог сделать такое или покрывать того, кто это сделал.
Фредди кивнул.
— А когда он не с Питером, он увивается вокруг этой новой дамы — ну вы знаете, о ком я говорю. Красивая, похожа на фотомодель.
— Я ее видел.
— Ага. Так что он не убивал эту лошадь, как не убивал телку Элмера Скэйлса. Я написал, что это собаки с зубами, как бритвы, — он пристально поглядел на Фредди и повернулся к Рее Дедэм. — Вы можете идти? Слишком холодно для вас тут сидеть. Пойдем внутрь.
Фредди отступил на шаг.
— Вы знаете, что это не собаки?
— Да.
— Тогда кто? — Он обернулся, будто что-то потерял. Потом он увидел это и вздрогнул: на проволоке ограды бился яркий клок ткани.
— Действительно, кто?
— Крови нет, — заметил Фредди, все еще глядя на ограду.
— Не хотите помочь мне с мисс Дедэм?
— Я кое-что там забыл, — и Фредди пошел к ограде, слыша позади кряхтение Хардести, который вытаскивал старуху из машины. Он осторожно снял с ограды длинный лоскут ткани — шелк. Лоскут был вырван из шарфа, и он знал, где видел такой шарф.
Вернувшись домой, он напечатал отчет и заклеил его в конверт для отправки компании. Потом он позвонил Льюису Бенедикту.
— Алло, Льюис? Как вы? Это Фредди.
— Фредди?
— Фредди Робинсон.
— А-а, да.
— Вы сильно заняты сейчас? Мне можно с вами поговорить?
— О чем?
— Ну, если я не помешаю… Речь идет о тех убитых животных. Знаете, что появилось еще одно? Лошадь сестер Дедэм. Не похоже, что ее убили марсиане. Понимаете, о чем я? — Он сделал паузу, но Льюис молчал. — Скажите, эта женщина, которая недавно приехала, правда работает у Сирса и Рики?
— Я слышал об этом, — по голосу Льюиса Фредди понял, что ему следовало сказать «Джеймс» и «Готорн».
— Вы ее не знаете?
— Нет. Вы можете сказать, в чем дело?
— Не по телефону. Может, мы где-нибудь встретимся? Видите ли, я нашел кое-что у Дедэмов и не хотел показывать это Хардести, пока не поговорю с вами и вашими друзьями.
— Фредди, я что-то не понимаю вас.
— Что ж, по правде говоря, я сам не уверен, но хочу повидаться с вами, пропустить пару пива и обсудить, что со всем этим делать.
— Но с чем, скажите?
— Я знаю, что вы все боитесь, и хочу сообщить вам кое-что о том, чего вы боитесь…
— Фредди, я не настроен шутить. Извините.
— Ладно, может, увидимся как-нибудь у Хэмфри? Мы можем поговорить и там.
— Посмотрим, — и Льюис повесил трубку.
Фредди, удовлетворенный, отошел от телефона. Когда Льюис поймет, что он ему сказал, он обязательно позвонит. Конечно, если то, о чем он подумал, верно, ему следовало сообщить шерифу, но сначала он сам должен был все обдумать. Он хотел убедиться, что Клуб Чепухи в безопасности. Ход его мыслей был примерно таким: шарф, из которого был выдран лоскут, он видел на той, кого Хардести назвал «новой дамой»; она общалась с Джимом Харди; Рея Дедэм подозревала в убийстве Джима; шарф доказывает, что дама была там, так почему там не мог быть Джим? И если эти двое по какой-то причине убили лошадь, то почему не других животных? Норберт Клайд видел что-то большое с горящими глазами, но это вполне мог быть Джим Харди в лунном свете. Фредди читал о современных ведьмах, девицах, устраивающих шабаши.
Может, она как раз из таких, а Джим подпал под ее влияние — ненормальные, говорят, здорово умеют убеждать. В таком случае, чтобы репутация Клуба не пострадала, девицу придется выгнать из города. А с Джимом они разберутся сами.
Он прождал звонка Льюиса два дня. Когда тот не позвонил, он решил отбросить приличия и сам набрал его номер.
— Это снова я, Фредди Робинсон.
— Да-да, — сухо сказал Льюис.
— Мне серьезно нужно с вами поговорить. Слышите? Мне дороги ваши интересы, — и по какому-то неведомому наитию: — Что если следующий труп будет человеческим? Вы подумали об этом?
— Вы мне угрожаете?
— О, Боже, нет! — Он был сбит с толку: Льюис все не так понял. — Слушайте, как насчет завтрашнего вечера?
— Я еду на охоту на енота.
— Ох, — сказал Фредди, пораженный этим новым для него ликом его идола. — Вы охотитесь на енотов? Это здорово, Льюис.
— Я там отдыхаю. Я охочусь с другом, у него есть собаки. Мы просто уходим в лес и проводим там время. Я рад, что вам это нравится, — Фредди услышал в голосе Льюиса то, чего долго не мог заметить: неуверенность и даже страх. — Ну ладно, всего хорошего, — и Льюис повесил трубку.
Фредди долго смотрел на телефон, потом открыл шкаф и достал оттуда шелковый лоскут. Если Льюис может охотиться, то почему бы не поохотиться и ему? Он вспомнил имя старой секретарши адвокатской конторы: Флоренс Куэст. Нашел в справочнике ее телефон и позвонил. Он попросил ее назвать имя и адрес их новой секретарши.
(Думал ли ты, Фредди, что очень скоро она будет жить в твоем доме? И почему ты так тщательно запер дверь?) Через час он позвонил в отель Арчера.
— Да, буду рада видеть вас, мистер Робинсон, — сказала девушка очень спокойно.
(Фредди, ты не боялся встречаться с молодой девушкой так поздно, для такого серьезного разговора? Что с тобой случилось? И почему ты был уверен, что она знает то, что ты хочешь ей сказать?)
Глава 3
«Представляешь? — сказал Гарольд Симе Стелле Готорн, рассеянно гладя ее правую грудь. — Вот такая история. Теперь мои коллеги занимаются такими вещами. А я должен выслушивать все эти дурацкие истории, будто списанные с второсортных романов ужаса?…»
— Ну, Джим, какая у тебя идея? — спросил Питер Берне. Холодный ветер, продувающий машину, мигом отрезвил его. Четыре луча света от фар слились в два. Джим все еще хохотал, и Питер знал, что он задумал какой-то номер.
— О, это замечательно, — и Джим нажал на гудок. В темноте его лицо казалось красной маской с прорезами глаз, и Питер радовался, что скоро уедет в колледж и избавится от своего ненормального друга. Джим Харди, пьяный или обкуренный, был способен на опасные поступки. Больше всего пугало, что он при этом не терял ни сил, ни соображения. Полупьяный, как сейчас, он был просто буен, а совсем пьяный — делался совершенно неуправляемым.
— Ладно, — сказал Питер. Он знал, что спорить бесполезно, Джим всегда делал то, что задумывал. С тех пор, как они познакомились, поступки Джима были иногда дикими, но не дурацкими. Даже Уолт Хардести не смог повесить на него ничего, в том числе и сарай Пэга, который он поджег, потому что эта дура Пенни Дрэгер сказала ему, что сестры Дедэм держат там лошадей.
— Значит, сегодня мы повеселимся, дорогая Присцилла. И если ты не знаешь нашей траектории, старина Джим позаботится об этом, — он расстегнул куртку и извлек бутылку бурбона. — Золотые руки, балда, золотые руки. Хочешь глоток?
Питер помотал головой — его тошнило от одного запаха. Джим глотнул. Машина вильнула влево.
— Бармен отвернулся. Хоп, и все! Он, конечно, заметил, что бутылки нет, но не попер на меня. Знает, с кем имеет дело, задница, — он ухмыльнулся.
— Так что мы будем делать? — спросил Питер. Харди сделал еще глоток, и его наконец проняло. Огни задрожали и раздвоились, и он затряс головой, собирая их воедино.
— О, мы будем подглядывать за одной леди, — Джим снова прильнул к бутылке, проливая бурбон на подбородок.
— Подглядывать за леди?
— Ну не за мужчиной же, осел! Не нравится — можешь прыгать.
— Это что, прятаться в кустах?
— Ну не совсем. Куда лучше.
— А кто это?
— Та сучка из отеля.
Питер еще больше сконфузился.
— Та, про которую ты говорил? Из Нью-Йорка?
— Ага, — Джим прогнал мимо отеля, не останавливаясь.
— Ты же говорил, что поимел ее.
— Я соврал. Что с того? По правде говоря, она не позволила мне даже дотронуться до себя. Я жалею, что вообще полез к ней. Она отшила меня, как мальчишку. Теперь мне хочется поглядеть, что она делает без меня.
Джим нагнулся и, не обращая внимания на дорогу, полез под сиденье. Оттуда он, улыбаясь, извлек телескоп в медной оправе.
— Клевая штука. Обошлась мне в шестьдесят баков в «Яблоке».
— Ух ты, — Питер наклонился. — Я такого еще не видел.
Через миг он понял, что машина остановилась.
— Слушай, зачем мы…
— Давай, бэби. Шевели задницей.
Питер открыл дверцу и вылез из машины. Над ними нависал темной громадой собор св. Михаила.
Парни стояли у бокового входа в собор.
— Ну и что теперь, вышибать дверь? Там же засов.
— Цыц, ты что забыл, что я работаю в отеле? — и Харди извлек из кармана связку ключей. В другой руке он держал телескоп и бутылку. — Иди пописай, пока я подберу ключ, — он поставил бутылку на ступени, а сам нагнулся к замку.
Питер побрел вдоль стены собора. С этой стороны он больше напоминал тюрьму. Питер помочился на серые камни, потом оперся о стену, постоял, будто в раздумье, и его вырвало. Он уже думал идти домой, когда Джим позвал:
— Кларабель, иди-ка сюда!
Он повернулся. Джим, ухмыляясь, махал ему бутылкой. Он напоминал горгулю на фасаде собора.
— Нет.
— Иди. Или ты не мужик?
Питер нерешительно подошел, и Джим втолкнул его в дверь.
Внутри собора было холодно и темно, как под водой. Питер остановился, слыша позади ругательства Джима, — тот уронил телескоп.
— Эй, возьми, — телескоп ткнулся в руку Питера. Шаги Харди стали удаляться, гулко разносясь по кирпичному полу.
— Пошли.
Питер сделал шаг и налетел на что-то вроде скамейки.
— Тише, болван!
— Я ничего не вижу.
— Черт! Иди сюда, — в темноте что-то шевельнулось, и Питер осторожно пошел в ту сторону.
— Видишь ступеньки? Нам туда. Там какой-то балкон.
— Ты уже был здесь?
— Конечно. Я тут пару раз трахал Пенни. На скамейке. Ей плевать, она же не католичка.
Глаза Питера привыкли к темноте, и он смог разглядеть убранство собора, где он никогда раньше не был. Он был намного больше белого домика, где его родители проводили по часу на Пасху и Рождество. Огромные колонны уносились наверх; алтарная завеса тускло светилась, как призрак. Он рыгнул, чувствуя во рту вкус рвоты. Ступени, ведущие наверх, были широкими, но невысокими.
— Мы поднимемся туда и увидим площадь. Туда выходят ее окна, понимаешь? В телескоп мы все увидим.
— Чушь какая-то.
— Потом объясню. А сейчас пошли, — Джим быстро пошел вверх. — А-а, да. Тебе нужна сигарета, — он улыбнулся и сунул Питеру сигарету из пачки. Дым странно смягчил вкус рвоты, сделав его опять похожим на вкус пива. Немного придя в себя, Питер медленно пошел следом за Джимом.
Они выбрались на узкую галерею, опоясывающую фасад собора. Окно с широким каменным подоконником выходило на площадь. Когда Питер подошел, Джим уже сидел на подоконнике, задумчиво глядя вниз.
— Веришь ли, на этом самом месте у нас с Пенни был клевый трах.
Он бросил на пол окурок.
— Бедняги, они никак не поймут, кто же здесь курит. Ну что, выпьем? — он поднял бутылку.
Питер покачал головой и протянул ему телескоп.
— Ладно, мы здесь. Давай говори.
Харди взглянул на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56