— Больше ничего?
— Пока нет. Но там до утра проковыряться можно.
— Ты уж, пожалуйста, повнимательнее. Ну-ка, покажи…
Это был «ТТ» отечественного производства, с полным магазином патронов.
— Даже номера не затёрты. — Катышев осмотрел находку со всех сторон, измазался в саже и вернул специалисту: — Отдай вон той тёте. Она у нас главная.
«Тётей» была дежурный следователь городской прокуратуры — после девяти вечера районные следаки на происшествия практически не выезжали, разве что в самых пиковых случаях, а сегодняшний, видимо, не был квалифицирован как нечто чрезвычайное. Воробьёва уведомили, но он приехать не соизволил, Тростинкину найти не смогли.
— А что ты вообще думаешь?
— Трудно пока сказать определённо, — взрывотехник пожал плечами. — Моё неофициальное мнение, хорошо?
— Годится.
— Грамм четыреста тротила и радиоуправляемый взрыватель.
— Что? Я думал, в бензобак попали, вот она и рванула… Хм, спасибо! Представляешь? — вопрос адресовался Акулову. — Не слабо подготовились ребятки! А стрелять не умеют. Причём — второй раз.
— Не вяжется как-то.
— Все вяжется как надо! Учли ошибки и подготовились.
— Нет… Тогда — кулацкий обрез и засада, которая для них самих могла превратиться в ловушку. Сегодня — войсковая операция.
— Надо трясти Кулебяку как грушу. Чувствую, от него вонь идёт! — Катышев ударил кулаком по раскрытой ладони и посмотрел вслед взрывотехнику, направившемуся к «тётеньке».
А вскоре она сама подошла к ним. Высокая, красивая. Молодая — лет двадцать с хвостиком. В норковой шубе до пят и с безупречной причёской. Под тонкими каблучками крошился лёд. В полусогнутой левой руке она держала папку из дорогой кожи. Акулов не к месту припомнил Сазонова — у него была такая же папка, стоившая много больше зарплаты как милицейского капитана, так и прокурорского следака.
Женщина говорила уверенно:
— Я уже почти все закончила.
За такое короткое время не управился бы и более опытный профессионал.
— Так быстро? — Андрей не сдержал удивления.
Взглядом его не удостоили. Женщина говорила только с начальством:
— Утром надо будет провести дополнительный осмотр — сейчас слишком темно. Но этим пускай занимается уже ваш следователь. Так что потрудитесь обеспечить охрану места происшествия. И пусть кто-нибудь приедет забрать у меня материалы. До десяти, даже до половины одиннадцатого, я буду у себя в кабинете. Постарайтесь, чтобы ваш человек не опоздал.
Катышев молчал. Стоял, опустив голову, и ничего не говорил.
Медленно падал снег. Снежинки были мелкие и колючие. Безветрие.
Женщине ждать надоело. Готовясь дать новые указания, она вздохнула: с кем приходится работать! Одну ногу выставила чуть вперёд, отчего вся роскошная шуба заколыхалась, пошла переливами. В разрезе мелькнула коленка.
Катышев, имеющий прозвище Бешеный Бык, опередил:
— Надо сейчас осмотреть как можно больше. К утру никаких следов не останется, — сказал он тихо, не поднимая головы и продолжая ковырять снег шнурованным тупоносым ботинком.
Услышали все. И те, кто стоял близко, и те, кто искал гильзы возле забора.
Акулов был слегка удивлён. Карьерист и приспособленец, человек сомнительных поступков и принципов, далеко не всегда справедливый и уж тем более не всегда чистый на руку, ББ явно нарывался на конфликт. Тем, кто его давно знал, было понятно: он почти закусил удила и готов оправдать свою кличку.
Дамочка этого не понимала:
— К сожалению, погода нам неподвластна, — свободной рукой она поправила причёску, — но если можете, то накройте все это каким-нибудь тентом.
Катышев шумно выдохнул через нос:
— Покажите мне протокол.
— Что?
— Покажи, что ты написала!
Под каблуком женщины треснул лёд.
— Я не обязана этого делать!
— Я ведь все равно посмотрю.
Составленный следователем протокол регистрируется в дежурной части местного отдела милиции, так что никакой следственной тайны в его содержании нет, тем более — от оперативных сотрудников, которым предстоит и дальше работать по делу. Но Катышев говорил не о том, что приедет в дежурку и там прочтёт документ — он собирался сделать это сейчас:
— Невозможно было так быстро управиться. Я думаю, там очень многого не хватает.
Со своими подчинёнными Катышев бывал не так корректен в формулировках.
Дамочка опять не поняла. Кажется, единственная из присутствующих. Даже мужчина, который её привёз, до этого тихо сидевший в своей тёмной машине, приоткрыл дверь и высунул голову, прислушиваясь. Почему-то он смотрел в сторону — то ли был туговат на ухо, то ли не хотел, чтобы видели его физиономию. Акулову казалось, что мужчина — кавказец. Тоже молодой, хотя и старше следачки. И явно не сотрудник, а какой-то знакомый. Вполне возможно, именно он подарил ей шубу — спортивная иномарка свидетельствовала, что делать такие презенты для него все равно, что грызть семечки. Если не проще.
Следователь покосилась через плечо на джигита, высунувшегося из машины. Сказала решительно:
— Я управилась, — но при этом чуть покраснела. Не зная сути конфликта можно было решить, что румянец на её нежных щеках проступил от мороза. — И хочу вам напомнить, что являюсь здесь старшей. Прочтите закон, если успели забыть! Я — лицо процессуально независимое…
— К черту, — сказал Катышев и вырвал у неё из рук бумага.
Следачка взвизгнула, а когда ББ стал разворачивать бланки, попыталась их отобрать.
Катышев просто закрылся плечом.
Она дёрнула его за погон.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: красавица состряпала халтуру. В документах не было и половины того, что следовало написать.
— А потом в суде дела сыпятся… Сама переделаешь, или мне твоего начальника разбудить?
С точки зрения норм офицерской морали Катышев был сильно не прав. Следовало отвести девушку в сторону, подальше от младших чинов, и там выяснять отношения. Он, может, так бы и поступил, допусти она оплошность по невнимательности или из-за отсутствия опыта. Но это была не оплошность, а сознательная халтура, рассчитанная на то, что обман вскроется позже, в её отсутствие, так что останется лишь материться и разводить руками, не в силах что-либо изменить.
Кто знает, что заставило её так поступить? Скорее всего, в своём городском управлении она работала, как положено, а сейчас просто не хотела заморачиваться с проблемами чужого района. Или боялась шубу запачкать, торопилась по личным делам, просто встала не с той ноги… Множество вариантов, но ни один из них Акулов не мог принять в качестве оправдания.
— Да ты пьян! — обвинила ББ девушка-следователь.
Весь лоск с неё мигом слетел, нижняя губа оттопырилась некрасиво. Не представитель закона, а базарная торговка, ругающаяся с покупателем из-за найденного под весами магнита.
— Я? Пьян? Очень немного. И быстро просплюсь. А вот ты…
— Отдай документ! Отдай по-хорошему…
— А ну-ка заткнись! — рявкнул Катышев, и это подействовало.
Следачка взяла себя в руки. Голос больше не срывался. В нем слышалась злость, но не слепая, а взвешенная, просчитанная.
— Ты на себя берёшь слишком много. Не боишься последствий?
— Надоело бояться.
— Ну чего ты хочешь добиться? Крутизну показать? Перед кем? Да утром мой шеф с тебя самого штаны снимет и так поимеет за самоуправство…
— Что значит — с меня самого? И почему только утром? До этого он тебя иметь будет? Или вон тот наездник? — рукой с протоколами Катышев указал на спортивную иномарку, а свободной рукой пощупал мех на рукаве «норки», причём проделал это так быстро, что девушка не успела ни отстраниться, ни вздрогнуть. — Наверное, к нему в койку торопишься? Шубку отработать спешишь?
А дальше Катышев высказался в том плане, что о грядущих разборках в кабинетах большого начальства не беспокоится, потому как его иметь — только половой орган тупить.
Кульминация превзошла все ожидания.
В дело вмешался джигит.
Что им руководило, Акулов понял несколько позже, а в тот момент, когда горец покинул машину и с явным намерением вмешаться направился к ним, удивился безмерно.
Рослый, самоуверенный. Пальцы унизаны золотом.
Акулов подумал: не задирай так сильно голову, ты этим подставляешь для удара подбородок.
И ещё подумал: никакой он, конечно, не мент и не прокурор.
— Слюшь, да! — сказал горец гортанно; с русским языком у него были большие проблемы. — Она тебе сказал, да? Зачем кричишь? Ты не кричи на неё, она твой начальник! Как скажет — так делать бюдешь, да?
Глядя на Катышева и продолжая говорить, джигит оказался перед Андреем.
Он был убеждён, что ему уступят дорогу.
Акулов не уступил.
Джигит левой рукой попытался Андрея подвинуть. Не толкал, а просто обозначил: не мешай, вали отсюда.
И продолжал говорить…
— Заткнись!
Джигит удивился. Крылья тонкого носа раздулись. Он хотел переспросить, не послышалось ли ему?
Не послышалось. Андрей не стал повторять, сделал проще.
Ударилась кость о кость. Звук был неприятный.
Акулов знал, каким местом головы нужно бить.
Добавлять не потребовалось. Выставленный подбородок сыграл со своим носителем нехорошую шутку.
У горца закатились глаза и подломились колени, но он-таки устоял. Попятился, поковылял, набирая скорость, назад. Добрался до спортивной машины, хотел, видимо, сесть на капот, но не рассчитал. Промахнулся. Шлёпнулся задом на лёд, дрыгнул коленями, да так и остался сидеть, опираясь спиной о бампер своей иномарки, свесив голову и широко раздвинув ноги.
Изо рта повисла нитка слюны.
Следачка молчала, шокированная.
— Что ты ему сказал? — уточнил Катышев.
— Что он имеет право молчать.
— А где так головой махать научился?
— В тюрьме.
* * *
— Рассказывай, Саша.
— Что рассказывать?
— Все. В частности, как ты дошёл до жизни такой.
В физкультурно-оздоровительном комплексе только что закончился обыск. Продолжался он около часа, но, поскольку никто толком не знал, что искать, и не рассчитывал на сногсшибательные находки, результатов это не принесло. Пооткрывали шкафчики и кладовые, разбили пивную кружку, разворошили документацию. Администратор Санёк наблюдал за этим мрачно. Когда процедура закончилась и Акулов объявил, что теперь им следует обстоятельно поговорить, предложил расположиться в комнате отдыха сауны.
Они сидели в тех же креслах, которые недавно занимали Громов и Калмычный.
— Нормальная жизнь. В институте учусь.
— Кем будешь?
— Юристом.
— Хорошее дело. — Акулов пригляделся к собеседнику: — Судимый?
— А это имеет значение?
— Иначе я бы не спрашивал.
— Сто сорок шестая, часть два. Пять лет отсидел.
— Разбой?! Хорошее дело… Поподробнее расскажи.
— Чего там рассказывать? Студентами были, гуляли. Ночью не хватило денег на выпивку. Одолжили у одного паренька. Копейки! Взяли портвейн, даже допить не успели, как всех повязали.
— Просто одолжили? Не бывает разбоя без оружия!
— Так ножика никто не нашёл…
— Это не значит, что его не было вовсе.
— Мало ли, что терпиле привиделось? А у меня вся жизнь оказалась зачёркнута…
— Давно освободился?
— Прошлым летом.
— Где чалился?
— В Архангельской области. — Санёк усмехнулся, и это было первым проявлением эмоций на его неподвижном лице. — У меня отец — капитан первого ранга, служит в тех краях. И я там родился. Сюда переехал, когда восемнадцать исполнилось.
— От армии прятался?
— Служить, конечно, не хотелось. Насмотрелся в детстве! Но лучше бы я отслужил. Два года — не пять. А приехал сюда, чтобы в институт поступить.
— Ближе ничего не нашлось?
— Здесь тётка раньше жила. Пока я сидел, она умерла. И квартира пропала.
— Сейчас где обретаешься?
— Снимаем квартиру. Я, жена. Ребёнку два месяца. Между прочим, мы с ней ещё на первом курсе познакомились. Наверное, это о чем-то говорит, раз она меня дождалась?
Акулов не стал отвечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52