– С кем, со старой Марией?
С ее лица сошла улыбка.
– Мария давно умерла в концлагере Фончи. Они взяли ее, когда пришли за Оливером.
Он горестно вздохнул, вспомнив старую женщину и ее доброту, и тут в голову ему пришла мысль и он осторожно спросил:
– А что случилось с твоей тетушкой?
– Она пыталась предупредить дядю, когда они пришли за ним. Ее застрелили на лестнице.
– Еще одно обвинение против меня? – с горечью спросил Ломакс, но она не ответила, и они продолжали ехать в молчании.
Когда Катина остановила машину у конюшен на заднем дворе виллы, было тихо и жарко, и казалось, что здесь ничего не изменилось. Время будто остановилось, прошлое и настоящее смешалось и все представлялось каким-то нереальным.
Когда Ломакс шел за ней по узкой дорожке между оливковых деревьев, чувство нереальности осталось и даже усилилось, едва они поднялись по ступеням в дом.
Все кругом было точно таким, как и семнадцать лет назад. Большой каменный камин, рояль, даже шкафы с книгами. Он остановился и осторожно потрогал их рукой.
И вдруг он пошатнулся, у него внезапно закружилась голова, и Катина в тревоге спросила:
– Вы в порядке?
Он сделал глубокий вдох и овладел собой.
– Ничего особенного. Просто в этой комнате мне кажется, что время остановилось. К этому надо привыкнуть.
Она хотела что-то сказать, но, поколебавшись немного, промолчала и отвернулась с легкой улыбкой. Она вышла из комнаты в прохладный коридор с побеленными стенами, который вел к северной веранде.
Круглая стеклянная комната была освещена рассеянным светом, потому что прозрачные занавеси, наполовину задернутые, защищали от прямых солнечных лучей. Великолепная коллекция греческого фарфора Ван Хорна была цела, и большая красно-черная амфора стояла в самом центре. В отличие от того, какая она была раньше, сейчас казалось, что она собрана из сотен осколков, тщательно подобранных один к другому. Сзади него послышались шаги, и голос Ван Хорна произнес:
– Если вам интересно, эта работа заняла у меня больше года.
Его лицо теперь казалось немного похудевшим, волосы и усы стали белыми, как снег, но глаза на загоревшем лице оставались очень голубыми, и когда Ломакс взял протянутую руку, его рукопожатие оказалось неожиданно сильным.
– А что случилось? – спросил Ломакс.
– С амфорой? – Ван Хорн пожал плечами. – Когда немцы пришли за мной, то вели себя несколько грубовато. Удивительно другое: когда я вернулся сюда после войны, то нашел все осколки собранными в ящик в подвале. И целый год склеивал их в единое целое. Как раз то, что было нужно, чтобы прийти в себя.
– После концлагеря Фончи? – спросил Ломакс.
Ван Хорн кивнул.
– Давайте выйдем на террасу. Там очень приятно в этот предвечерний час.
Катина тихо вышла, и Ломакс прошел за ним на террасу. Отсюда открывался захватывающий дух вид. Солнце, словно громадный оранжевый шар, спускалось, готовясь встретиться с морем. В горячем мареве вдалеке слабо просматривались горы Кипра.
Ломакс оперся на бетонные перила и посмотрел вниз на небольшой залив среди скал в пару сотен футов ширины. С этой высоты он мог различать разные оттенки синего и зеленого цвета воды из-за разных глубин моря. Тридцатифутовый морской катер стоял возле каменного причала, который выдавался от белого, как кость, пляжа.
Ван Хорн сел в парусиновое кресло у стола, на котором были поднос с ледяной водой и несколькими бутылками и портативная пишущая машинка.
Ломакс подобрал несколько листков бумаги, которые сдуло ветром, и положил их снова на стол.
– Кажется, я уже давно не читал ничего нового из ваших произведений.
– Мой дорогой друг, я уже давно сказал все, что хотел сказать.
Ван Хорн налил джина в два стакана и продолжал:
– Знаете, немцы дали нам понять, что вы погибли. Что лодка, на которой вас послали на Крит, так никогда туда и не пришла. Что же все-таки случилось?
Ломакс тоже сел и вынул сигарету.
– Мы встретили греческую рыбачью лодку там, где ей не полагалось быть, и командир военного катера решил ее осмотреть. Но к его несчастью, это оказался волк в овечьей шкуре. Лодка специальной морской службы, которая шла забрать нас с Кироса после выполнения задания.
– Так, значит, катер был потоплен? А что произошло после этого?
– Командир нашей лодки как можно быстрее доставил меня в Александрию. Мои ноги были в таком плачевном состоянии, что они отправили меня в Англию для специального лечения. И я не занимался активными действиями вплоть до начала 1945 года. В то время события в Европе стали разворачиваться очень быстро, и они посчитали, что лучше использовать меня в Германии.
– В самом деле, почему нет? – воскликнул Ван Хорн. – Ведь Эгейское море никогда не было ничем более, как местом для отвлекающего удара. Они даже не удосужились вторгнуться на Крит. Когда пришел конец войне, на Киросе немцы просто-напросто капитулировали, как и на других островах.
– Но планировавшееся вторжение на Крит оправдывает операцию на Киросе, – возразил Ломакс. – Может быть, вы считаете, что вся эта акция была просто потерей времени?
Ван Хорн выглядел слегка удивленным:
– А разве я когда-нибудь утверждал что-то другое? Все это выглядело очень романтичным здесь, на Эгеях, с вашими ночными высадками и легализированным разбоем, но не будем делать вид, будто считаем, что вся эта затея имела хотя бы малейшее влияние на ход войны.
Слепая, беспричинная злость вспыхнула в Ломаксе.
– Жаль, что Джой Бойд и пара других ребят, которых я мог бы назвать, не слышат вас сейчас.
– А я тоже могу назвать вам несколько имен, – холодно возразил Ван Хорн. – Старая Мария, жена Алексиаса и многие другие. Невинные случайные свидетели, которые едва ли знали, что происходило. Фончи – это просто ужасно, но что вы скажете о женщинах и таких молодых девушках, как Катина, которых послали в солдатские бордели в Грецию? Вот они – настоящие жертвы.
Он продолжал что-то говорить, но Ломакс уже не слышал его. Он закрыл глаза и погрузился в темный вакуум тишины. Его страдания были почти физическими, в горле застрял ком, который был готов задушить его, и он оперся на перила, словно тяжелобольной человек. Он глядел вниз, в пустоту, и, постепенно обретая слух, увидел около себя Ван Хорна, протягивавшего ему стакан.
Когда содержимое этого стакана обожгло желудок Ломакса, Ван Хорн примиряюще произнес:
– Очень сожалею, я думал, вы знаете.
– Это единственное, о чем она умолчала, – прошептал Ломакс.
Ван Хорн дружески положил руку ему на плечо и снова сел, Ломакс закурил, продолжая невидящим взором смотреть в пустоту.
Немного погодя он проговорил:
– Катина сказала, что вы – единственный человек, кто верит, что я не предавал вас Штайнеру.
Ван Хорн налил себе еще стакан.
– Это верно.
– Могу я узнать, почему?
Ван Хорн пожал плечами.
– Скажем так, это не совпадает с вашим образом.
– И вы считаете, что это – достаточная причина?
– Помните, я профессиональный писатель. Мое дело – знать людей.
Ломакс тоже сел за стол.
– Расскажите, что произошло, когда они вас арестовали.
– Слишком официальный молодой офицер приехал и обыскал весь дом, не давая мне никаких объяснений. Вот тогда и разбили амфору. А потом они отвезли меня в штаб к Штайнеру. Он сказал, что у него есть информация о том, что я представлял убежище вам и Бойду. Естественно, я ответил ему, что не понимаю, о чем он говорит.
– А когда возникло первое предположение о том, что это я передал немцам информацию?
– Впервые я услышал об этом месяц спустя от одного из охранников в городской тюрьме.
– Значит, они не отправили вас на Фончи сразу же?
– Меня держали здесь три месяца и только потом перевели туда. Большинство из наших были уже там.
– Включая Алексиаса?
– Нет, он никогда не был в концлагере Фончи. Они сразу послали его в тюрьму гестапо в Афинах. Думаю, они полагали, что со временем смогут выжать из него все, что им надо. Они знали, что он работал на национально-освободительный фронт на Крите.
– Но почему же они держали вас здесь, в городской тюрьме, когда других давно уже отправили?
– Благодаря Штайнеру. Он знал, что у меня не очень хорошее здоровье, и гарнизонный врач подтвердил, что я выдержу в Фончи не более трех месяцев. Мне кажется, он делал для меня все, что было в его силах.
– А почему он это делал? – резко спросил Ломакс.
– Я нравился ему, вот и все, – пожал плечами Ван Хорн. – Мы каждую неделю играли в шахматы, если помните. Когда мне было нужно, он доставал редкие медицинские препараты, что спасло немало жизней. Он был хладнокровным, даже жестоким, но все же неплохим человеком.
– Тогда почему же он так изменился, когда прошли эти три месяца?
– Все было не так. Как-то утром он поехал на военном катере на Крит на военное совещание. И так же, как и о вас, о нем больше никто никогда не слышал. Его преемник отправил меня в Фончи, как только принял дела. И я был там до тех пор, пока немцы не капитулировали в Греции.
– А как же гарнизонный врач, который говорил, что вы и трех месяцев не выдержите в концлагере, он что был не прав? – спросил Ломакс.
В его словах прозвучал явный вызов, что лег между ним и Ван Хорном, как лезвие меча. Нарушив молчание, Ван Хорн спокойно сказал:
– У вас появляются некоторые сомнения в правдивости моей истории. Может быть, мне удастся убедить вас чем-то более конкретным, чем слова.
Встав, он расстегнул свою кремовую льняную пляжную рубашку и повернулся спиной. От плеч до поясницы вся спина была покрыта шрамами, которые, пересекаясь, образовывали уродливую паутину. И они могли появиться только по одной-единственной причине.
Он снова надел рубашку.
– Не очень приятно, верно? Пятьдесят ударов за то, что ударил охранника, и это еще не сравнимо с тем, что они делали с другими людьми.
– И вы пережили это? – медленно спросил Ломакс.
Ван Хорн начал застегивать рубашку.
– Я опустился на самое дно, Ломакс. Это была полная деградация. Это странная вещь, но когда вы опускаетесь так низко, у вас появляется такая ненависть к людям, загнавшим вас сюда, что вы обретаете новые силы. Я поклялся, что выживу, чтобы выйти из ворот этого ада. Меня оттуда пришлось выносить, но по крайней мере я остался жив.
Ломакс прошел к перилам, и перед его мысленным взором вставали шрамы, пересекавшие спину Ван Хорна, он думал о тех, кто умер, и о Катине и ее душевных муках.
Мгновение спустя Ван Хорн, подойдя к нему, мягко сказал:
– Боюсь, вам придется поискать вашего предателя в другом месте.
– А вы посоветуете мне что-нибудь?
Ван Хорн отрицательно качнул головой и вздохнул:
– Даже если бы я знал, то не уверен, что сказал бы вам.
Ломакс долгим взглядом пристально посмотрел ему в открытое лицо, в его голубые глаза, полные сострадания, а потом круто повернулся и ушел в дом.
Глава 13
На другой конец времени
Он спустился по лестнице с террасы и прошел через сад, наслаждаясь прохладой после жаркого дня. Небо над горизонтом было угрожающе красным, кипарисы рисовались на его фоне черной массой, и прямо над ними, где алый цвет переходил в темно-синий, уже горела вечерняя звезда.
Он слышал плеск воды в фонтане, скрытом где-то в кустах, и, пройдя в узкие ворота, оказался на вершине скал.
Тут же откуда-то выскочил Янни и понесся к нему. Он посмотрел вверх с удивлением и нагловато улыбнулся:
– А, это вы, мистер Ломакс.
– А куда это ты так несешься?
– На кухню. – Улыбка на его лице стала еще шире. – Катина попросила меня сказать кухарке, что она может начинать готовить ужин.
– А она на пляже?
Янни кивнул.
– Я помогал ей готовить катер. Она с мистером Ван Хорном пойдут на Крит на субботу. Катина сказала, что она возьмет меня в команду, если я буду хорошо себя вести.
– Так старайся. – Ломакс взъерошил волосы мальчика, а Янни усмехнулся и помчался к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20