— Я не просил тебя говорить! — сказал Минрут. — Если только ты еще станешь высказываться без моего позволения, тебя препроводят в твои апартаменты, и мы будем содержать двор без тебя!
Авинет посмотрела сердито, но ничего не ответила.
— Законы старины аннулированы. Новые законы правят страной, — заявил Минрут. — Теперь следует решить судьбу ребенка и человечка. Ребенок будет сожжен вместе с матерью, если суд признает ее ведьмой, но я не думаю, что он примет такое решение.
Хэдон вновь испытал шок. Он никогда даже помыслить не мог о такой жестокости. Сжечь ребенка за мнимые преступления ее матери, наверняка, было еще одним злом, за которое на голову Минрута падет гнев Кхо! Удивительно, что возмездие не настигло его еще раньше. Но Кхо выжидает Свое собственное время.
— Девочка красива так же, как и ее мать, и когда придет время, может также стать моей женой.
Хэдон стиснул зубы и чуть было не бросился на Минрута. Минрут был одержим, как заяц-самец во время брачного сезона. Сейчас ему пятьдесят семь, и хотя поговаривали, что его мужская сила сравнима с прытью молодого бычка, вряд ли он всерьез допускает возможность того, что спустя одиннадцать лет сможет разделить постель с Абет. Или сможет?
— Теперь что касается одноглазого коротышки. Сообщалось, что он оборотень, что по ночам он принимает облик животного, похожего на собаку, животного, которое известно только в землях далеко на севере. Это правда, коротышка?
Пага проговорил:
— Это правда, что меня вскормила четвероногая сука, о Король Королей. Двуногая сука, родившая меня, выбросила меня в кусты на верную гибель. У нее не было сердца, но у животного, нашедшего меня, сердце было полно материнской любви, хотя, вне сомнения, она бы съела меня, не лишись она незадолго до того своих щенят. Молоко, вкус которого я познал впервые в своей жизни, было ее. Животное — сука — единственное в этой жизни, любившее меня, не считая героя Ви и Лалилы с ребенком, хотя и бог Саххиндар по-доброму обошелся со мной, да и Хэдон не отказался от меня из-за того, что я уродливый коротышка. Я не оборотень, о Король Королей, хоть я наполовину и зверь и горжусь этим. Часто звери более гуманны, чем люди. Но полнолуние влияет на меня не больше, чем на тебя, а возможно, даже меньше.
— Великие слова маленького человека, — сказал Минрут. — Я не буду вдаваться в смысл твоего последнего высказывания, поскольку ты все равно что-нибудь наврешь. Кроме того, ты встречался с Саххиндаром, Сероглазым богом. Он младший брат могущественного Ресу, его невзлюбила Кхо. Как и ты, он был отвергнут своей матерью и воспитывался лемурами в лесах. Именно он даровал людям растения и научил разводить их и одомашнивать животных, научил людей считать, а также производить бронзу. Даже жрицы признают это, хотя они говорят о том, что он совершил преступление против божества, предоставив эти дары, не дожидаясь, когда Кхо объявит о том, что настало время для них.
— Говорят, что женщина и ребенок, а также и ты взяты под покровительство Саххиндара. Это и в самом деле правда, Лалила?
— Это действительно правда, — ответила Лалила. — За это может поручиться Хинокли.
— Но правда ли также и то, будто Саххиндар утверждал, что не является богом, что он всего лишь человек, хотя и необычный? Это правда, Лалила?
— Это правда, — подтвердила Лалила.
— Боги часто говорят неправду смертным. Но если он придет сюда, мы произведем дознание. И если выяснится, что он самозванец, то понесет наказание, какое полагается всем смертным.
— Но он не самозванец! — сказал Пага. — Он не утверждает, что является богом!
— Стукни его толстым концом копья! — закричал Минрут. — Он должен научиться развязывать свой язык только по моему разрешению!
Офицер принял копье из руки солдата, и Пага повалился наземь от удара. Издав стон, он стиснул зубы и поднялся на ноги, качая головой.
— В следующий раз это будет острие, а не тупой конец! — сказал Минрут. — А теперь разберемся с книжником, бардом и Тадоку. Они также сопровождали Квазина, а потому должны разделить вину за убийство моих солдат. Майор, отведите их вместе с Хэдоном и коротышкой в камеры, приготовленные для предателей.
— Королева и Кхо навеки! — вскричал Тадоку.
Это были его последние слова, смелые, но нелепые здесь. Минрут выкрикнул приказ, и Тадоку, пронзенный тремя копьями, упал замертво. Хэдон поклялся, что если когда-нибудь ему представится такая возможность, он проследит, чтобы Тадоку похоронили под пилоном героя и принесли в жертву самых хороших быков. Затем под плач Авинет и Лалилы Хэдона увели. Вместе с остальными его подвели к двери, которая выходила к ступенькам, кольцами сбегавшими вниз, еще вниз, ниже длинного зала, по бокам которого горели факелы, и опять вниз — здесь каменные ступени были еще более закрученные, — ниже еще одного длинного зала и, в конце концов, они спустились по спиральной лестнице. По обеим сторонам двух верхних залов, мимо которых они проследовали, располагались камеры, переполненные мужчинами и женщинами, иногда даже попадались и дети. Хэдону доводилось слышать, что скала под крепостью пронизана туннелями, подобно муравейнику, и что сеть ее коридоров и шахт могла сравниться лишь с той, что располагалась под городом Опаром. Но если туннели Опара остались от золотодобытчиков, то подземные коридоры крепости специально сооружались для содержания в них преступников. В этом месте также могли найти убежище обитатели крепости в случае, если завоеватели захватят окружающие здания.
Арестованных провели по залу, высеченному в граните, мимо по преимуществу пустовавших камер. В конце, перед последней дверью, они остановились. Поворотом ключа дверь открыли; в это время с копьями на изготовку рядом с ними стояли тридцать стражников. Столь многочисленный эскорт указывал на то, что заключенные, должно быть, и в самом деле опасные. Но, различив в темноте гигантскую фигуру в глубине помещения, они поняли причины беспокойства стражников.
— Добро пожаловать, кузен! — прогремел знакомый голос. — Входи и наслаждайся гостеприимностью Квазина!
18.
Стражники удалились. Лишь слабый свет факелов в дальнем конце зала освещал помещение.
— Вскоре вы сможете видеть лучше, хотя и ненамного. Прости меня за то, что я до сих пор еще не приблизился к тебе, кузен. Я прикован цепями к стене, железными цепями, не бронзовыми. Когда я попал в камеру в первый раз, этажом выше, я сломал бронзовые цепи и убил четверых, прежде чем стражники забили меня до бессознательного состояния. Я очнулся здесь, закованный в железо.
— Когда они схватили тебя? — спросил Худон.
— Они меня и не схватили. Прикончив десятерых, бросившихся за мной в погоню, я перебрался через реку и скрылся в холмах. Но я был голоден и потому украл теленка с крестьянского двора. Как на грех, мое внимание привлекла к себе дочь крестьянина. Я унес с собой в лес ее и теленка и насытился ими обоими. Но эта сука воспользовалась моментом. когда я повернулся к ней спиной и огрела меня по голове моим же собственным топором! Я очнулся связанным, солдаты ругались и отдувались, стаскивая меня с холма. Этот топор мог бы стать Топором Победы, Пага, но сослужил мне плохую службу.
— Возможно, так и есть, — сказал Пага. — Но в данном случае тебя сгубили глупость и похоть, а вовсе не топор.
— Не думай, что раз я прикован к стене, то не могу добраться до тебя, коротышка. Я вырвал болты из стены и теперь могу дойти до противоположной стены, если только захочу. Все стражники ушли?
— Насколько я могу видеть, — сказал Хэдон.
Раздался скрежет вытаскиваемого из стены металла. Позвякивая цепями, Квазин принялся ходить.
Хэдон обследовал камеру, глаза его, как и говорил Квазин, постепенно приспосабливались к сумрачному свету. Камера была высечена в граните и имела тридцать футов в ширину, шестьдесят футов в длину и около тридцати футов в высоту. Из отверстия в потолке ощущался слабый приток свежего воздуха.
— Там находится воздушная шахта, достаточно большая для того, чтобы вместить тебя, Хэдон, — сообщил Квазин. — Но добраться туда довольно сложно. К тому же, мне говорили, что примерно в десяти футов находится бронзовая решетка, которая не даст возможности пройти дальше.
— Там будет видно, — бросил Хэдон. Он обнаружил дюжину старых одеял, пахнувших плесенью, огромный сосуд с водой, шесть глиняных чашек и шесть ночных горшков. И это было все. Квазин сообщил, что его кормят только дважды в день. В это время ночные горшки меняют на пустые, хотя и не всегда чистые, и пополняют запасы воды.
— Через несколько часов или около того они принесут еду второй раз, — сказал Квазин. — Я не очень уверен во времени, поскольку потерял о нем всякое представление.
— Не проверить ли сейчас, сможет ли кто-нибудь из нас пробраться в шахту, — предложил Хэдон. — Если тебя, Квазин, использовать в качестве основания, я встану тебе на плечи как второй ярус человеческой башни. Затем Кебивейбес, следующий по росту, сможет вскарабкаться наверх.
— Но если мне и удастся это, — сказал бард, — как я заберусь вверх по шахте? И как насчет решетки?
— Я подниму и подброшу тебя, чтобы ты смог упереться ногами в стены шахты, — проговорил Хэдон. — Надо, чтобы ты выяснил, что там выше. Возможно, охранники лгали, когда говорили Квазину, что там решетка.
— Но я могу упасть!
— Тогда помрешь вскорости через денек-другой. И будь благодарен, поскольку избежишь пыток.
— Я бард. Моя персона неприкосновенна.
— Может, именно поэтому ты в тюрьме?
Кебивейбес простонал:
— Очень хорошо. Но я боюсь, что песни великого артиста погибнут, не успев родиться, в стенах этой мрачной камеры.
— Это в компетенции наводящей ужас Сисискен, — подхватил возвышенный тон Хэдон. — Она хозяйка подземного мира и, наверняка, не довольна Минрутом и почитателями Ресу.
Квазин уперся руками о колени, встав под отверстием. Хэдон отошел обратно к двери для разбега. Используя спину Паги, который опустился на четвереньки, в качестве трамплина, он запрыгнул на плечи гиганта. Квазин ухватил его за лодыжки. Какое-то время Хэдон покачивался, потом восстановил равновесие.
— Не так крепко, Квазин, — попросил он. — Ты переломаешь мне ноги.
Пага и Хинокли подняли Кебивейбеса так высоко, как только смогли. Он ухватился за талию Хэдона и принялся взбираться по нему. Дважды Хэдон едва не упал вместе с ним, но умудрялся сохранить равновесие до тех пор, пока Кебивейбес ногами не обхватил его спину. Здесь бард застрял, не способный продвинуться хотя бы чуть-чуть выше.
— Ты свалишься, Хэдон, и я с тобой.
Раздался зычный голос Квазина:
— Поднимайся, бард, или я размозжу твою башку о стену.
Кебивейбес застонал и стал мало-помалу продвигаться вверх. Судорожным усилием он толкнулся вверх, дрыгая ногами. Хэдон повалился вперед, и оба с воплями, с тяжелым стуком свалились на каменный пол.
Хэдон вскочил на ноги, сердито выговаривая:
— Я просил тебя не делать резких движений! Тебе больно?
— Я думал, что сломал руку. Но, кажется, лишь ободрал кожу. Но очень, очень сильно.
Квазин зарычал и, подцепив Пагу за пояс, швырнул его прямо вверх, в шахту. Пага завопил, но обратно не упал. Хэдон, смотря вверх, едва различал его. Спиной человечек уперся в одну стену, ногами — в другую.
— В маленьком росте есть свои плюсы, — улыбнулся Квазин. — Хотя, наверное, я мог бы так же далеко подбросить и тебя, Хэдон. Он загоготал:
— Конечно же, не поймай тебя, твоя голова раскололась бы.
— Пага, ты справишься? — спросил Хэдон.
— С большой потерей кожи. Камень твердый.
Они ждали, казалось, целую вечность. Затем послышался голос Паги, который, видимо, ругался на языке своего племени.
Через мгновение он уже находился у отверстия шахты. Квазин что-то сказал, и Пага упал на руки гиганта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41