А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Он встал.
— Мы осмотрим вначале труп девочки, потом проедемся по городу, и вы покажите мне подходящую гостиницу.
Маленький труп девятилетней Эрики Лендерман лежал в секционной камере. Горн, сопровождаемый Мячом, внимательно осмотрел одиннадцать ран, нанесенных, очевидно, кинжалом.
Большинство ран находилось около горла.
— В каком положении были руки девочки, когда ее нашли? — спросил Горн.
— Судорожно сведенные в кисти, со сжатыми пальцами, — ответил Мяч.
— Кто же их разогнул?
— Служитель, наверное.
— Позовите его.
Когда Мяч вернулся, он застал Горна за странным занятием: комиссар, вынув из жилетного кармана миниатюрный прибор для маникюра, тщательно чистил ногти умершей.
— Благодарю, мне больше ничего и никто не нужен, — сказал он изумленному Мячу. — Едемте дальше.
В автомобиле инспектор решился осторожно спросить:
— Разве вы считаете, господин комиссар, что убийца — человек-феномен, обладающий сверхчеловеческими возможностями?
— Вернее, человек, считающий себя сверхчеловеком, — холодно ответил Горн. — Вы назвали шоферу адрес?
— Я не привык еще к вашему методу работы, — пробормотал Мяч.
— Но вы умный человек, инспектор, и я уверен, что мне ничего не придется объяснять вам, — устало произнес Горн.
«Усталое Сердце», — подумал Мяч, пропуская мимо ушей первую, довольно двусмысленную фразу. — Итак, я должен назвать шоферу адрес…
— Доктора Миллера, а мне рассказать все, что вы о нем знаете.
Глава 10.
ДОКТОР МИЛЛЕР
Лет тридцать пять или сорок тому назад молодой, только что окончивший университет Франц Миллер начал в Дюссельдорфе свою практику. Несмотря на молодость, он быстро обратил на себя внимание трудами в области психологии и пользовался большой популярностью. Этому способствовало еще и то обстоятельство, что его дядя считался одним из самых богатых людей в городе. Других родственников у молодого доктора не было, родители его давно умерли.
Франц Миллер был, безусловно, завидным женихом, и дядя выбрал ему невесту, предлагая впоследствии передать ему свое дело.
Но молодой человек влюбился в хорошенькую горничную, и от их связи родился сын. Доктор настаивал на свадьбе, но старик-дядя убедил молодую мать выйти замуж за одного ремесленника, согласившегося за приличную сумму покрыть ее грех. Племянник был проклят и выгнан из дома.
После этой скандальной истории доктору неудобно было оставаться в городе, и он уехал в Карпаты. Только через двадцать с лишним лет, когда его дядя, девяностолетний старик, умер, простив племянника и завещав ему все свое состояние, вспомнили о пропавшем Франце Миллере. Прошел год, прежде чем он откликнулся на объявления о розыске наследника и вернулся обратно в город. Его трудно было узнать, так он изменился за эти годы, когда-то веселый, общительный молодой человек стал совершенным нелюдимом. Он ликвидировал через поверенного все дела, заперся в старом доме, держа самую необходимую прислугу, бросил практику и только изредка покидал дом, выезжая в свое имение около Бейрата.
Ходили слухи, что он стал спиритом и пишет ученый труд о значении спиритизма в медицине. Но обыватели, заинтересовавшись им сначала, быстро забыли о нем, переключившись на других людей. Только после серии убийств, поднявших на ноги полицию и терроризировавших население, по городу поползли мрачные слухи, что старик занимается черной магией, и так как ему для этой цели нужна человеческая кровь, именно он и является убийцей.
Как ни были бессмысленны подобные обвинения, полиция все же арестовала его. В доме произвели обыск, доктора допрашивали в течение нескольких дней, потом, когда возбуждение народа улеглось, отпустили на свободу.
Через несколько дней после этого шеф полиции получил письмо от дюссельдорфского убийцы, в котором тот нагло заявлял, что полиции следовало бы ловить настоящих преступников, а не арестовывать ни в чем неповинных людей.
Автомобиль Горна остановился перед небольшим особняком, расположенном в саду.
Мяч поднял молоток в форме львиной головы и постучал. Вслед за стуком послышались шаги, и дверь приотворилась на цепочку.
— Господин доктор занят и никого не принимает.
Горн молча подал свою карточку. Слуга проворчал что-то и, захлопнув дверь, ушел. Через несколько минут он вернулся и попросил гостей войти.
Мяч провел Горна в кабинет, они миновали ряд старомодно, но со вкусом убранных комнат. Кабинет из тяжелого резного дуба производил очень внушительное, солидное впечатление. За письменным столом сидел седой невысокого роста человек.
— Господин фон Горн очень хотел познакомиться с вами, доктор, — сказал Мяч после взаимного представления.
— И принести мои извинения за непростительную ошибку местной полиции, — добавил комиссар. — Вы давно здесь живете, доктор?
— Я здесь родился, но большую часть своей жизни провел в Карпатах.
— Если я не ошибаюсь, вы вернулись два года тому назад.
— Да, немногим меньше. Какие здесь произошли во всем перемены! Я перестал узнавать даже старых знакомых.
— И они вас, конечно. Вы, говорят, совершенно уединились…
— В мои годы это неудивительно.
— Однако у вас еще очень бодрый вид, — стальные глаза Горна лениво скользили по кабинету, незаметно присматриваясь к хозяину. Седая грива волос, бритое лицо с неправильными резкими чертами, полураскрытые глаза, сгорбленная фигура — на самом деле Франц Миллер казался старше своих лет.
— Разве? — удивился он. — Мне шестьдесят два года, но мой дядя, например, дожил до девяноста и умер совершенно неожиданно. Очевидно, долголетие у нас в роду.
— А ваш сын?
— Мой?.. Вы ошибаетесь, господин Горн, я не женат.
— Я хочу сказать… ваш сын от Эльзы Картон, бывшей горничной у …
Губы старика сложились в язвительную улыбку.
— Вы хорошо осведомлены о всех городских скандалах и сплетнях, — заметил он, — К сожалению, я мало интересуюсь ими… Эльза… да, конечно, я помню ее, но последний раз я видел ее двадцать восемь лет назад.
— Тогда, наверное, у вас еще были голубые глаза?
Ошарашенный Мяч с удивлением посмотрел на комиссара. Этот Горн чересчур эксцентричен!
Косматые брови доктора слегка приподнялись.
— Разрешите вам заметить, господин комиссар, что цвет радужной оболочки действительно меняется со временем — особенно это заметно у грудных младенцев и стариков, но все же, если вы явились сюда не как официальное лицо, собирающееся меня снова арестовать, я попросил бы вас… изменить свой тон. Вы еще очень молодой человек, и даже допрос имеет свои границы благопристойности.
Горн ответил на эту гневную тираду обворожительной улыбкой.
— Прошу извинения. Я не всегда умею выражать свои мысли. Вы теперь погружены в свои научные занятия, доктор? Насколько я вижу, у вас обширная библиотека по оккультным вопросам. Должен признаться, что меня это всегда глубоко интересовало. Ваше мнение об убийце?
— Откровенно говоря, он меня интересует только с патологической точки зрения.
— Однако у вас порядочно газет…
— Я выписываю их по старой дурной привычке… Убийца, вне сомнения, садист… извращенный болезнью до полной невменяемости.
— Теперь каждого убийцу считают ненормальным.
— Я думаю, вы не можете, однако, найти другого объяснения этим зверствам.
— О, мы их найдем. Вернее, он сам объяснит их!
— Меня удивляет, что этого до сих пор не произошло! Сумасшедшие отличаются необычайной хитростью и силой во время приступов безумия, но в остальное время… Конечно, мне, простому обывателю, трудно судить об этом, но… полиция…
— Но раз вы волей-неволей были хоть и случайно впутаны в эту историю, я не откажу себе в удовольствии еще раз побеседовать с вами на эту тему. Быть может, тайные силы, изучением которых вы занимаетесь, помогут нам там, где разум отказывается служить.
— Я буду рад, конечно помочь вам, но боюсь, что вы переоцениваете мои силы. К тому же… мой скромный образ жизни…
— Ваше состояние находится, надеюсь, в надежном банке? Берлинский биржевой, кажется?
— Не все. Я перевел некоторую часть в заграничные сейфы. По всей вероятности, я скоро отправлюсь в продолжительное путешествие с научной целью. За эти годы я отвык от родной Германии.
— Но ведь рано или поздно Немезида жестоко покарает ослушников…
— Вы имеете в виду ностальгию? — вежливо спросил Миллер. — Я выше всяких зависимостей от чего-либо.
Мячу надоел этот разговор. Он тихонько вышел из комнаты и, встретив в передней слугу, принялся болтать с ним о разных пустяках.
Якоб оказался довольно мрачным и заспанным парнем, и все шутки Мяча отскакивали от него, как горох от стенки.
— Скажите, пожалуйста, в котором часу вы подаете доктору в постель кофе? — спросил неожиданно появившийся Горн.
Якоб вытаращил на него глаза.
— Доктор никогда не пьет кофе в постели. Я приношу поднос прямо в кабинет.
— Ах, так, спасибо…
Садясь в автомобиль, Мяч зевнул.
— Знаете, Горн, — сказал он, — я видал виды, но вашими расспросами вы, пожалуй, и меня заставите сознаться в убийстве.
— Не могу вам ничего обещать заранее, — холодно ответил Горн. — Сколько лет вы работаете, Шульце?
— Двадцать шесть, я начал мальчишкой.
— Ну, этого достаточно для ординарного преступления.
Мяч только развел руками.
— Вы считаете доктора Миллера… — начал он.
— Очень умным, несчастным молодым человеком.
— Молодым? Я не знал, что он омолодился.
— Вы очень многого не знаете. Убийцу, например.
— А вы?
— Я могу его узнать, но это совершенно не изменит дела. Вы бывали когда-нибудь в зоологическом саду, инспектор?
— Да, приходилось иногда.
— Я очень люблю зверей, — меланхолически продолжал Горн, — у больших кошек, например, удивительно красивый зеленый цвет глаз… У людей такие глаза — это признак необычайных способностей… Вы обыскивали особняк доктора? Конечно, ничего подозрительного и не могло быть… бедный старик, бедный старик…
Мяч с возрастающим изумлением смотрел на своего шефа. Почему он вдруг проникся такой симпатией к ученому-миллионеру? И почему он стал достоин сожаления Горна?
Глава 11.
РУТ КОРНЕР
Несколько дней подряд Горн почти не выходил из помещения уголовной полиции. В синем дыму, наполнявшем комнату, трудно было различить его фигуру, склоненную над письменным столом.
Он решил внимательно изучить все, имевшее хоть какое-нибудь отношение к делу. На столах были разбросаны беспорядочные кипы бумаг, актов, протоколов и писем.
В газетах снова появились объявления, приглашавшие всех лиц, желающих сообщить какие-либо сведения, явиться к берлинскому главному комиссару.
Мяч приволок, кроме своего неизменного мешка за спиной, еще целую корзину провизии и, покорившись судьбе, уселся за маленький столик рядом с Горном.
— Он хочет в три дня решить головоломку, над которой мы бились целый год, — сокрушенно доложил Мяч старому шефу. — У этого человека изумительная память и манера оглушать собеседника неожиданными вопросами. Никогда не знаешь, спросит ли он вас в следующую минуту о здоровье домашней кошки или наденет наручники.
— У этого Горна изумительные способности, — с уважением подтвердил Томас Мун — инспектор Скотленд-Ярда. — Блестящие, прямо головокружительные допросы.
— У каждого своя манера развлекаться, — пробормотал измученный Мяч. — Честное слово, я мог бы найти и более простой способ самоубийства, чем работа с ним.
Но, несмотря на кажущееся недовольство, он наотрез отказался от замены и стремглав бросался исполнять любое поручение Горна.
На пятый день Горн поднялся и отодвинул гору бумаг.
— Надеюсь, вы ничего не будете иметь против небольшой прогулки, инспектор, — обратился он к Мячу.
— С выстрелами или без них? — заинтересовался тот.
— На этот раз вам придется лишить себя этого удовольствия, — в тон ему ответил комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20