– Да ничего особенного в этом гребне нет. Иногда он даже мешает, – признался Кальфон, которого живо интересовал предмет разговора. – Мало кто понимает наши трудности.
Тем временем Зелг морщил лоб, мучительно пытаясь придумать, как отобрать у Таванеля не принадлежащую ему душу так, чтобы не повредить этой самой душе.
– Как ваша родная фея, – сказала Гризольда, присаживаясь ему на плечо, – хотела бы дать один совет… вам не мешает табачный дым? Нет? Хорошо. Так вот, совет. Помните, я рассказывала вам об этой бесплотной руке, которая проникла в замок?
– Конечно.
– Попробуйте мысленно представить подобную руку и вытащить душу из лорда. Такие штуки очень помогают, особенно начинающим чародеям. Я это слышала от Валтасика, а он многого достиг в своем ремесле.
– Простите, от кого? – уточнил Зелг.
– От Валтасика, вашего родного великого предка.
– Мы говорим о Валтасее Тоюмефе да Кассаре?
– Пф-ф-ф. – Фея выпустила несколько колечек дыма, чем несказанно развлекла Кальфона. – Я делала ему гуглю и бырзульчиков, а он бессмысленно таращился на меня из колыбельки, и вы хотите, чтобы после этого я разводила харцуцуйские церемонии.
Послушайте, дружок. Закройте глаза – с непривычки с закрытыми глазами намного легче – и вообразите, что вы всунули руку в живот этому негодяю и тащите оттуда Уэрта Таванеля. А для лучшего результата думайте, что тянете его из трясины. Вы же не оставили бы человека тонуть в болоте? Вот и действуйте соответственно.
– Сейчас, – сказал некромант. – Попробую.
– Не пробуйте, а делайте.
– А это кто говорил?
– Это любимая фразочка вашего предка Люки.
– Интересно, – пробормотал Зелг, крепко зажмуриваясь, – как вы звали дедушку Узандафа?
– Напрягите воображение, дружок. Конечно, Узя.
– Даже боюсь думать, как вы станете называть меня.
– Вам сейчас следует думать о другом, – пробасила фея. – А действительно, как? Зелг – пресновато, Окиралла – длинно. Остается единственный вариант – Галя. Сокращенное от Галеас. И соответственно, и произносить удобно.
В этот миг Зелг отчетливо увидел мысленным взором подворье замка, отряд скелетов, бесплотную тень Борромеля, маячившую за спиной арестованного, и широко открытые, пустые, ничего не выражающие глаза лорда. Он протянул руку и решительно протолкнул ее внутрь тела ответчика. Ему почудилось, что кто-то отчаянно вцепился в его ладонь, будто утопающий схватился за него, как за свою последнюю надежду. Тогда герцог крепко сомкнул пальцы на этой холодной, бесплотной руке и изо всех сил потащил на себя.
Тащить оказалось тяжело, но он уже не был одинок. Сзади вырос судья Бедерхем и принялся помогать ему; присоединился к ним и похожий на бородавчатую жабу с львиной гривой и огромной клыкастой пастью Борромель. Дымилась, как вулкан, энергичная Гризольда. Мадарьяга и Гампакорта поддерживали молодого некроманта с обеих сторон.
– А, чего тратить время попусту? – спросил Кальфон и тоже пристроился к ним.
Его вмешательство и стало решающим. Что-то глухо застонало, выпуская желанную добычу, и легкая, прозрачная душа стремительно вылетела из ниоткуда в трапезную, где расположилось почтенное собрание.
– Благодарю вас, герцог, – раскланялась она учтиво. – Благодарю вас всех, господа. Лорд Уэрт Орельен да Таванель отныне ваш вечный должник. И ваш верный рыцарь, о прекраснейшая и благороднейшая из фей. Сейчас я вижу, что, погруженный в свои беды и тревоги той ночью, я не разглядел всей прелести вашего милого лица. Но впереди вечность – благодаря вам и этим благородным господам. Всю ее я посвящу восхитительной и отважной даме, которая сделает меня несказанно счастливым, когда соблаговолит открыть свое имя.
– Гризольда, – призналась фея и сделала странное па толстенькой ножкой.
– Что за имя! – возопил призрак. – Оно ласкает слух. А произнесенное вашим мелодичным голоском оно очаровательно вдвойне.
– Странно, – сказал Кальфон, обращаясь к Такангору, в котором признал родную душу, – я бы скорее определил ее голос как басовитый, с похрюкиваниями и немузыкальным скрипом.
– Влюбленность застит и взор, и слух, – поведал генерал Топотан.
– Никогда не влюблялся до такой степени, – признался демон. – В этом, видимо, все дело. Но он, определенно, поэт.
– Нет, этот отчаяннее, – постановил минотавр, разглядывая душу рыцаря. – Поэты – те только на словах горазды совершать подвиги вроде женитьбы и верности до гроба. А он и вправду может учудить что-нибудь подобное.

Поэт может воспевать многих женщин, на которых он испугался бы жениться.
Сэмюэл Джонсон
– Ну, вот и я, – весело сказал Зелг, – благодарю всех за своевременную помощь.
Он прошелся среди толпы, по очереди пожимая всем руки.
– Однако силен наш супостат, – признал судья Бедерхем. – Столько могущественных персон сражались с ним одним. Не нравится мне это. И сразу могу сказать – к нашим он не имеет никакого отношения. Совершенно другой стиль.
– Кому такое понравится? – резонно заметил Узандаф. – Главное, непонятно, что оно такое и куда делось. Гампакорта говорит – теперь тело лорда похоже на бутылку, выпитую до дна.
– Полагаю, сие приспешник Галеаса Генсена. И подался, вероятнее всего, в Бэхитехвальд.
– Ни в коем разе, – замотал головой Такангор. – Генсен обречен на свое королевство и на злодейство свое тоже обречен. Его никто не спрашивал, когда делал таким. Не спорьте со мной, я лучше других понимаю: поединок – прекрасный способ близко узнать друг друга. А этот ваш самозванец – он добровольно рвется в смертоубийцы, негодяи и подлецы. Как по мне, это гораздо хуже и опаснее. Что-то он тут вынюхивал.
– Только опасности нам не хватало для полного счастья, – заскрипела мумия. – О, Борромель! Давно тебя не видел. Как дела?
Борромель сидел в темном углу, нахохлившись. Видимо, близость Бедерхема его нервировала.
– Когда как, – ответил он, и от звука его голоса подскочили мирно дремавшие Бумсик и Хрюмсик.
– А где же князь? – спросил Мадарьяга, озираясь.
– Им о многом нужно поговорить с Таванелем, – сказал молодой некромант. – Думаю, они присоединятся к нам позже.
– Вот можешь же, когда хочешь, – заявил Узандаф Ламальва. – Почему дедушка должен бегать за тобой и уговаривать поупражняться? Видишь, как необходимы навыки некроманта?! Для всего пригодятся, даже для добрых дел, хотя твой предок Гахагун, вероятно, скачет до потолка в своем мавзолее.
– Да, – рассеянно покивал Зелг, – конечно. Да, да. Ну что, вроде бы все в порядке, все довольны. Пойду-ка я к себе, запишу пару строк, пока не забыл. А за обедом обязательно тебе прочитаю.
– Нет, – сказала мумия, – я не могу. Он меня доведет до того, что я добровольно замуруюсь в каком-нибудь склепе.
– Гхм! – кашлянул Кальфон. – Мне бы минуту вашего внимания.
– Конечно, – приветливо откликнулся герцог. – Извините, видите – сплошные хлопоты с этим Бесстрашным Судом.
Он поглядел в окно.
Там занимался рассвет – свежий, розовощекий, умытый росой ребенок нового дня.
Два пьяных в зюзю кентавра медленно ковыляли мимо крепостной стены, находя друг в друге единственную точку опоры на этой стремительно вращающейся земле.
Лорд Таванель все так же отрешенно сидел в кресле посреди замкового двора. Часовые, расположившись кругом, негромко о чем-то беседовали.
– Рассвело, – изумленно сказал Зелг. – Ночи как не бывало. Простите великодушно, я прослушал – кто вы и что вас привело в наш скромный замок?
– Где мои манеры? – сокрушенно взмахнул крыльями Бедерхем. – Знакомьтесь, господа. Герцог Зелг Галеас да Кассар, князь Плактура, принц Гахагун. А это мой коллега и родственник – Кальфон Свирепый, граф Торрейруна, Погонщик Душ, Повелитель Грозовых гор, хозяин реки Забвения и командующий шестидесяти легионов Падших. Недавно получил чин генерала.
– Поздравляю, – сердечно сказал Зелг.
– Вот, послушайте, – недовольно забубнил Такангор. – У всех есть шестьдесят легионов, только не у меня. А вдруг война или какое другое ответственное мероприятие? Что прикажете делать? Водить экскурсии по достопримечательностям и пропагандировать дружбу народов, культуру и вечные ценности?
Некромант огорчился. Ему так хотелось мира и тишины. Он и сам не отказался бы посидеть ночью в башне, полюбоваться в крупноскоп звездами, подумать о вечном…
– Ну, – вздохнул Кальфон, – тут вот какое дело.
Он деловито пошуршал свитком.
– «Трепещи, о смертный!» – это вы слышали…
– Слышал, хотя не очень понял.
– Трепещи и ужасайся, так, это тоже опустим, перед мощью владыки… на-на-на-на… ну и дальше в том же духе на две ладони вниз, а потом мы переходим к существу вопроса. – Кальфон прокашлялся и загрохотал: – «Старинная вражда между нашими семьями с годами не угасла, и пришло время кровью заплатить все долги великому Князю Тьмы. Война…»
– А, – догадливо сказал Зелг, – кровопролитие! Так бы сразу и сказали. Тогда это не ко мне. Если речь о войне, то вам к милорду Топотану. Он сие дело любит, одобряет и понимает. А я, видите ли, пацифист; больше на такое мероприятие ни ногой. Хлопотно, тревожно, неуютно и съедает практически все свободное время. Чтобы интересоваться боевыми действиями, нужен особый склад ума. Вы согласны? Что же поделать, если я ученый до мозга костей.

Когда-нибудь объявят войну, и никто не придет.
Карл Сэндберг
Демон яростно потер массивный затылок. Из ушей у него потихоньку пошел дым.
– Вы дослушать в состоянии? – грозно спросил он. – Я же ничего особенного не прошу, просто помолчать две минуты.
– Зачем же нам молчать? – удивился Юлейн, которому вновь прибывший демон был в принципе симпатичен, но чем-то напоминал брата его супруги, князя Люфгорна, а потому вызывал смешанные чувства. – Зачем же нам молчать, а вам повторять дважды. Кузен Зелг все подробно разъяснил: по поводу войн и сражений обращайтесь к милорду Топотану. Он с удовольствием даст вам консультацию.
– Людей это вообще не касается, – рыкнул демон.
– Я не человек, – вздохнул Юлейн. – Я король. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Когда отправитесь замуровываться, – тихо сказал Кальфон, обращаясь к Узандафу, – кликните меня. Я охотно присоединюсь. Ему объявляют войну, а он и ухом не ведет. Впервые сталкиваюсь с таким поразительным безумием.
– Могу предложить вам лекарственной бамбузяки, – встрял доктор Дотт.
– Давайте, – кивнул демон. – Мне нужно взбодриться.
– Или живопузный настой? Он крепче… то есть бодрит.
– Лейте!
– Кому объявляют войну? – уточнил Зелг.
– Вам, ваше высочество, – пояснил Думгар.
– Кто?
– Князь Тьмы.
– По какому поводу?
– Старинные распри.
– А что мы не поделили?
– Никто не помнит, милорд. Война тянется уже тысячелетия. Иногда затихает, иногда вспыхивает с новой силой. Сейчас вот вспыхнула.
– Я против, – заявил Зелг, сосредоточенно подумав. – Я категорически против. Я уже говорил вам, любезный, что я пацифист?
Кальфон закатил глаза и подставил Дотту опустевший стакан для новой порции.
– Говорили, милорд, – успокоил голем своего господина.
– А он понял?
– Наверняка.
– Так и передайте своему хозяину, – решительно молвил молодой некромант. – Войны не будет.
– Это почему? – спросил Кальфон.
– С научной точки зрения война возможна только между двумя, как минимум, враждующими сторонами, – пустился герцог в объяснения. – Если мы отказываемся воевать, а у вас на примете нет никого другого, то противостояние отменяется.
– То есть вы отказываетесь?
– Разумеется. Зачем это нам? Пригласите кого-нибудь другого.
– Кого – другого?! – выпучил глаза демон. – Мы не хотим другого. Где вы такое слышали? Меня послали к вам! Вот письмо – целый день сочиняли, вы бы видели, сколько народу над ним билось. И вообще, что это значит – отказываетесь?! Мы уже подготовились, собрались под кровавыми знаменами, закатили пир по этому поводу… Вы понимаете, что срываете ответственное мероприятие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67