Скот по большей части пал, а меньшая разбежалась и быстро одичала. Страна была отброшена в своем развитии к варварству, и историки с ужасом повествуют о том, что наступили такие страшные времена, что матери стали поедать своих маленьких детей, мужья – жен; стариков и немощных не щадил никто.
Следующий ход сделал Хадрамаут. Его было трудно предугадать хотя бы потому, что весь мир привык к тому факту, что с хаанухами не воюют. Их нейтралитет длился десятки веков, и представить, что эта страна собирается выступить на чьей-либо стороне с оружием в руках, было выше любых возможностей. Но факт оставался фактом.
В ночь полной луны флот под командованием самого Великого Понтифика, бывшего адмирала-шаммемма Дженнина Эльвагана, вышел в море Надор. Всего понтифик вел в бой более двухсот кораблей под командованием лучших военных моряков Хадрамаута. Они быстро пересекли нейтральные воды и атаковали эскадру Сонандана утром следующего дня. Ветер был попутным, сангасои оказались захвачены врасплох, к тому же численный перевес был на стороне хаанухов. Подданные Интагейя Сангасойи сражались отчаянно: десять галер до последнего отбивались от могучих военных кораблей, чтобы дать возможность уйти небольшому парусному суденышку, которое спешило в Сонандан с предупреждением о грозящем нашествии.
Одновременно с этим рейдом, предпринятым в море Надор, чтобы оттуда зайти в устье Охи и подняться вверх по течению к Салмакиде, Эльваган отдал распоряжение своему новому шаммемму, и тот отплыл из порта Уатах с полутора сотнями боевых галер. Они шли через Коралловое море на Гирру. Таким образом, Хадрамаут объявил войну и Интагейя Сангасойе, и ее самому сильному союзнику среди людей.
Новый шаммемм внушал ужас своим подчиненным. Он был, вне всякого сомнения, опытным и искусным моряком, но к человеческому роду не принадлежал. В этом существе было намешано столько разных кровей, что ни один народ мира не решился бы признать его своим. Однако он носил герб и цвета ордена матариев. У него было грубое и жесткое лицо багрового оттенка, больше всего напоминающее своими чертами гномье, острые уши урахага и холодные глаза. Волос на его голове не было и в помине – вместо них на черепе росла бурая щетина. Силы шаммемм был непомерной, одевался богато и со вкусом и ни от кого не скрывал подвеску из зеленого золота, висевшую среди прочих цепей и ожерелий, – к драгоценностям он был неравнодушен.
В ту же ночь бесчисленные полчища танну-ула снова хлынули через границы Бали, и обескровленные постоянными столкновениями пограничные войска мало что могли предпринять в качестве ответных действий. На сей раз урмай-гохон покинул замок Акьяб и лично командовал полками чайджинов и телихинов. Его присутствие вдохновляло воинов, а решения, принимаемые им, были верны и безошибочны. Исполинского роста всадник на огромном черном коне, всадник в золотом венце с драконьими крыльями, смерчем носился по полю брани, оставляя позади себя горы окровавленных тел. Кажется, что еще один Бог Войны сошел на несчастную землю, чтобы вдоволь насладиться ее смертными муками. Огромная толпа варваров буквально смела защитников Бали и в течение недели дошла до центра страны, крепости Аэдия, которую занимал гарнизон тхаухудов. Только здесь воины Самаэля задержались, потому что Аэдия не сдавалась. Однако Молчаливый слишком торопился, чтобы обращать внимание на такие незначительные помехи. Когда пять дней спустя после непрерывных атак, которые продолжались и ночью, стало ясно, что гарнизон собирается удерживать крепость до тех пор, пока в живых останется хоть один человек, урмай-гохон приказал снять осаду и двигаться дальше, на Урукур.
В горах Онодонги тоже было неспокойно, потому что и там появились мардагайлы и крокотты – безобразные твари, поросшие грубой шерстью, похожие на огромных обезьян. Их была тьма, и брали они числом и неразумностью, ибо не обращали внимания на то, что их убивают. Они шагали по трупам собственных собратьев – тупые, дикие, кровожадные и почти нечувствительные к боли. Даже умирающий крокотт мог забрать с собой одну, а то и несколько человеческих жизней. Это был отработанный материал, отбросы, и Мелькарт безо всякой жалости выполнял их руками самую черную работу.
Стаи гарпий уже кружили над Демавендом – обителью драконов, и крокотты и мардагайлы карабкались по крутым склонам, не обращая внимания на то, сколько их срывается вниз, разбивается об острые скалы и умирает в страшных мучениях.
Мелькарт еще не появился на Арнемвенде, а его темная сила уже начала разрушать этот некогда светлый и не самый неспокойный мир во Вселенной.
Салмакида была готова к войне.
Женщин, детей и стариков, а также всех мирных граждан спешно отправили в северные и северо-восточные области Сонандана. Судя по стекавшимся отовсюду донесениям, сейчас это было самое безопасное место на всей планете. Бесчисленные же армии сангасоев, напротив, подтянулись поближе к столице.
Траэтаона разумно распорядился теми силами, которые имелись у него в наличии. Зорких охотников и прекрасных лучников саншангов под предводительством их князя он отправил выше по течению Охи, чтобы они следили за этим участком. Берег там был крутой и лесистый, а противоположная сторона, у подножия Онодонги, напротив, представляла собой песчаную косу, где было невозможно спрятаться. Вечный Воин справедливо рассудил, что оттуда враги уже не смогут напасть внезапно.
Вамалов, которые были славны своими пехотинцами – дюжими, рослыми, с ног до головы защищенными чешуйчатой броней, – отправили на юг, вниз по течению, чтобы они заняли две прибрежные крепости, возведенные Куланном и Маланом Тенгри, предвидевшими возможность нападения со стороны моря Надор. И хотя никто не рассчитывал на то, что воевать придется с хаанухами, положения вещей это не меняло.
Пехота сразу взялась за дело, перегородив Оху толстыми – в человеческую руку – цепями. Цепи были протянуты поперек реки через каждые десять шагов на расстояние в двадцать полетов копья. Затем был оставлен просвет на три длины флагманского судна, и снова натянуты цепи в том же порядке. Это укрепление было очень трудно преодолеть. А на высоких берегах, с обеих сторон, вамалы установили катапульты и метательные орудия. Также вырыли глубокие канавы параллельно течению и устроили там отряды арбалетчиков. Эту стратегию вамалам подсказал сам Арескои, и они с восторгом подхватили новую идею, развив и дополнив ее по мере возможности.
Капитан Лоой снаряжал флот для того, чтобы принять первое сражение немного выше устья Охи. Корабли должны были покинуть гавань с первыми лучами солнца, и Каэ пришла на берег, чтобы проводить своего старинного друга.
Лоой сбежал вниз по трапу, как только увидел ее.
– Пожелайте мне удачи, госпожа.
– Удачи тебе, Владыка Морей, – обратилась она к Лоою, назвав его тем именем, которым обычно моряки называли Йабарданая.
– Думаю, мне удастся задержать их, но вряд ли надолго. К тому же, Каэ, дорогая, я уверен, что Эльваган не пустился бы в такую авантюру, не имей он серьезной поддержки в стане врага. Поэтому не серчайте на меня, если я не смогу сделать то, чего от меня ждут все.
– Ты будешь сражаться в этом облике? – серьезно спросила Каэ, теребя капитана за манжет. Ее движения были неосознанными и выдавали ее тревогу, волнение и... смущение?
Сзади уже подходили Барнаба, Магнус, Номмо, Куланн, а также татхагатха и Нингишзида с огромной свитой. Кажется, вся Салмакида собралась, чтобы проводить своих моряков в решающее сражение.
А Лоой стоял на влажном песке, и его следы медленно наполнялись водой. Он крепко держал Каэ за плечи.
– Узнала?
– Конечно узнала. Не сразу, да и поверить было трудно, а потом ты не признавался, и я не стала настаивать. Тем более ты тут не один такой. Вон, второй торопится.
К ним быстро приближался Аннораттха, держа в руке какой-то длинный и, по всей видимости, тяжелый сверток, завернутый в мягкую шерстяную материю.
– Уф, успел, – сказал он, улыбаясь во весь рот. – Удачи вам, капитан, и счастливого возвращения с победой и без потерь. Разрешите вручить вам дорогую для меня вещь. Ею когда-то владел один мой очень близкий родственник. Надеюсь, что вам она придется по руке и вы оцените ее достоинства.
– Спасибо. – Лоой крепко, по-дружески потряс ему руку. Затем внезапно пристально всмотрелся в лицо Аннораттхи и обратился к Каэтане: – Ты хочешь сказать...
– Я ничего не хочу сказать, – подчеркнула она слово «хочу». – Но надвигается буря, которая запросто может смести нас всех и не оставит возможности попрощаться еще раз или сказать все, что хотелось. Пользуйтесь моментом, пользуйтесь, пока он есть.
– О чем это она? – спросил у Магнуса немного удивленный Барнаба, услыхавший последние слова Кахатанны.
– Я тебе потом расскажу, немного позже. А пока стой, молчи и не мешай им.
– О боги, боги! – вздохнул толстяк. – Неужели со мной древним, и значительным существом, так разговаривает какой-то мальчишка?! Неужели это допустимо потому, что он гений?
– Нет, потому что ты меня любишь, – сказал чародей.
– Это правда, – вздохнул Барнаба. – Люблю. И страдаю от этого.
Бессмертные явились толпой, но встали в стороне, ожидая, пока Лоой поговорит со всеми остальными. Капитан обнял и расцеловал каждого, с кем пережил столько приключений и опасностей. Особенно тепло он простился с Номмо и Куланном.
– Мне отчего-то страшно, – сказал альв, когда Лоой уже не мог его слышать. – Словно он перед смертью прощается.
– Мне тоже так показалось, – согласился князь Алглоранн.
А капитан подошел к Каэтане и бессмертным, которые вдруг все вместе решили проводить его.
– Что вы думаете по этому поводу? – поинтересовался Нингишзида, обращаясь к татхагатхе. – Я никогда не замечал, чтобы Солнцеликий Кэбоалан, или, скажем, Курдалагон, или Тиермес испытывали дружескую привязанность к нашему доброму Лоою. Конечно, он человек достойный и всеми нами любимый, но как-то непонятно все сложилось. И Аннораттха стоит среди них как равный, – что это за птица, до сих пор ума не приложу?
Тхагаледжа о многом догадывался, многое поведала ему и сама Богиня Истины накануне вечером. Отчего-то Каэ торопилась избавиться от всех секретов и была откровенна с правителем Сонандана как никогда. Потому он почти наверняка знал, что капитан Лоой умер еще тогда, во время столкновения с отрядом тагар, а его место занимает кто-то другой, не имеющий иного пристанища в этом мире, что полное преображение еще не свершилось и тот, кто занял место капитана, не захотел огорчать его друзей и до последнего играл его роль. Но в миг расставания явились к нему и другие, и он не мог пренебречь ими. Татхагатха смотрел с печалью, как прощаются с Лооем Траэтаона и Тиермес, Курдалагон и Астерион, Кэбоалан и Новые боги. И вот только Каэ осталась стоять на берегу, не обращая внимания на то, что волны лижут ее ноги.
– Что бы ни было, – говорит капитан, волнуясь, – как бы ни сложилось... Я очень хотел вернуться сюда, правда. Я не забыл об Арнемвенде. Обещай рассказать им, что не по своей воле я так долго отсутствовал.
– Расскажу, обещаю. И еще, спасибо за подарок, без него я бы не вернулась с Шеолы, – отвечает Каэ.
– Все равно не понимаю, как это тебе удалось. Ну что, останусь жив – расскажешь.
Он наклоняется и крепко целует ее в обе щеки, целует как равный, как брат. И это немало удивляет ее подданных. А капитан взбегает вверх по трапу, затем трап поднимают, и корабль медленно отходит от пристани.
– До свидания, – шепчет Каэ. – Возвращайся с победой.
Она поворачивается и уходит прочь, потому и не видит, как капитан Лоой, стоя на носу корабля, нетерпеливо разворачивает переданный Аннораттхой сверток. Что-то вспыхивает на солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Следующий ход сделал Хадрамаут. Его было трудно предугадать хотя бы потому, что весь мир привык к тому факту, что с хаанухами не воюют. Их нейтралитет длился десятки веков, и представить, что эта страна собирается выступить на чьей-либо стороне с оружием в руках, было выше любых возможностей. Но факт оставался фактом.
В ночь полной луны флот под командованием самого Великого Понтифика, бывшего адмирала-шаммемма Дженнина Эльвагана, вышел в море Надор. Всего понтифик вел в бой более двухсот кораблей под командованием лучших военных моряков Хадрамаута. Они быстро пересекли нейтральные воды и атаковали эскадру Сонандана утром следующего дня. Ветер был попутным, сангасои оказались захвачены врасплох, к тому же численный перевес был на стороне хаанухов. Подданные Интагейя Сангасойи сражались отчаянно: десять галер до последнего отбивались от могучих военных кораблей, чтобы дать возможность уйти небольшому парусному суденышку, которое спешило в Сонандан с предупреждением о грозящем нашествии.
Одновременно с этим рейдом, предпринятым в море Надор, чтобы оттуда зайти в устье Охи и подняться вверх по течению к Салмакиде, Эльваган отдал распоряжение своему новому шаммемму, и тот отплыл из порта Уатах с полутора сотнями боевых галер. Они шли через Коралловое море на Гирру. Таким образом, Хадрамаут объявил войну и Интагейя Сангасойе, и ее самому сильному союзнику среди людей.
Новый шаммемм внушал ужас своим подчиненным. Он был, вне всякого сомнения, опытным и искусным моряком, но к человеческому роду не принадлежал. В этом существе было намешано столько разных кровей, что ни один народ мира не решился бы признать его своим. Однако он носил герб и цвета ордена матариев. У него было грубое и жесткое лицо багрового оттенка, больше всего напоминающее своими чертами гномье, острые уши урахага и холодные глаза. Волос на его голове не было и в помине – вместо них на черепе росла бурая щетина. Силы шаммемм был непомерной, одевался богато и со вкусом и ни от кого не скрывал подвеску из зеленого золота, висевшую среди прочих цепей и ожерелий, – к драгоценностям он был неравнодушен.
В ту же ночь бесчисленные полчища танну-ула снова хлынули через границы Бали, и обескровленные постоянными столкновениями пограничные войска мало что могли предпринять в качестве ответных действий. На сей раз урмай-гохон покинул замок Акьяб и лично командовал полками чайджинов и телихинов. Его присутствие вдохновляло воинов, а решения, принимаемые им, были верны и безошибочны. Исполинского роста всадник на огромном черном коне, всадник в золотом венце с драконьими крыльями, смерчем носился по полю брани, оставляя позади себя горы окровавленных тел. Кажется, что еще один Бог Войны сошел на несчастную землю, чтобы вдоволь насладиться ее смертными муками. Огромная толпа варваров буквально смела защитников Бали и в течение недели дошла до центра страны, крепости Аэдия, которую занимал гарнизон тхаухудов. Только здесь воины Самаэля задержались, потому что Аэдия не сдавалась. Однако Молчаливый слишком торопился, чтобы обращать внимание на такие незначительные помехи. Когда пять дней спустя после непрерывных атак, которые продолжались и ночью, стало ясно, что гарнизон собирается удерживать крепость до тех пор, пока в живых останется хоть один человек, урмай-гохон приказал снять осаду и двигаться дальше, на Урукур.
В горах Онодонги тоже было неспокойно, потому что и там появились мардагайлы и крокотты – безобразные твари, поросшие грубой шерстью, похожие на огромных обезьян. Их была тьма, и брали они числом и неразумностью, ибо не обращали внимания на то, что их убивают. Они шагали по трупам собственных собратьев – тупые, дикие, кровожадные и почти нечувствительные к боли. Даже умирающий крокотт мог забрать с собой одну, а то и несколько человеческих жизней. Это был отработанный материал, отбросы, и Мелькарт безо всякой жалости выполнял их руками самую черную работу.
Стаи гарпий уже кружили над Демавендом – обителью драконов, и крокотты и мардагайлы карабкались по крутым склонам, не обращая внимания на то, сколько их срывается вниз, разбивается об острые скалы и умирает в страшных мучениях.
Мелькарт еще не появился на Арнемвенде, а его темная сила уже начала разрушать этот некогда светлый и не самый неспокойный мир во Вселенной.
Салмакида была готова к войне.
Женщин, детей и стариков, а также всех мирных граждан спешно отправили в северные и северо-восточные области Сонандана. Судя по стекавшимся отовсюду донесениям, сейчас это было самое безопасное место на всей планете. Бесчисленные же армии сангасоев, напротив, подтянулись поближе к столице.
Траэтаона разумно распорядился теми силами, которые имелись у него в наличии. Зорких охотников и прекрасных лучников саншангов под предводительством их князя он отправил выше по течению Охи, чтобы они следили за этим участком. Берег там был крутой и лесистый, а противоположная сторона, у подножия Онодонги, напротив, представляла собой песчаную косу, где было невозможно спрятаться. Вечный Воин справедливо рассудил, что оттуда враги уже не смогут напасть внезапно.
Вамалов, которые были славны своими пехотинцами – дюжими, рослыми, с ног до головы защищенными чешуйчатой броней, – отправили на юг, вниз по течению, чтобы они заняли две прибрежные крепости, возведенные Куланном и Маланом Тенгри, предвидевшими возможность нападения со стороны моря Надор. И хотя никто не рассчитывал на то, что воевать придется с хаанухами, положения вещей это не меняло.
Пехота сразу взялась за дело, перегородив Оху толстыми – в человеческую руку – цепями. Цепи были протянуты поперек реки через каждые десять шагов на расстояние в двадцать полетов копья. Затем был оставлен просвет на три длины флагманского судна, и снова натянуты цепи в том же порядке. Это укрепление было очень трудно преодолеть. А на высоких берегах, с обеих сторон, вамалы установили катапульты и метательные орудия. Также вырыли глубокие канавы параллельно течению и устроили там отряды арбалетчиков. Эту стратегию вамалам подсказал сам Арескои, и они с восторгом подхватили новую идею, развив и дополнив ее по мере возможности.
Капитан Лоой снаряжал флот для того, чтобы принять первое сражение немного выше устья Охи. Корабли должны были покинуть гавань с первыми лучами солнца, и Каэ пришла на берег, чтобы проводить своего старинного друга.
Лоой сбежал вниз по трапу, как только увидел ее.
– Пожелайте мне удачи, госпожа.
– Удачи тебе, Владыка Морей, – обратилась она к Лоою, назвав его тем именем, которым обычно моряки называли Йабарданая.
– Думаю, мне удастся задержать их, но вряд ли надолго. К тому же, Каэ, дорогая, я уверен, что Эльваган не пустился бы в такую авантюру, не имей он серьезной поддержки в стане врага. Поэтому не серчайте на меня, если я не смогу сделать то, чего от меня ждут все.
– Ты будешь сражаться в этом облике? – серьезно спросила Каэ, теребя капитана за манжет. Ее движения были неосознанными и выдавали ее тревогу, волнение и... смущение?
Сзади уже подходили Барнаба, Магнус, Номмо, Куланн, а также татхагатха и Нингишзида с огромной свитой. Кажется, вся Салмакида собралась, чтобы проводить своих моряков в решающее сражение.
А Лоой стоял на влажном песке, и его следы медленно наполнялись водой. Он крепко держал Каэ за плечи.
– Узнала?
– Конечно узнала. Не сразу, да и поверить было трудно, а потом ты не признавался, и я не стала настаивать. Тем более ты тут не один такой. Вон, второй торопится.
К ним быстро приближался Аннораттха, держа в руке какой-то длинный и, по всей видимости, тяжелый сверток, завернутый в мягкую шерстяную материю.
– Уф, успел, – сказал он, улыбаясь во весь рот. – Удачи вам, капитан, и счастливого возвращения с победой и без потерь. Разрешите вручить вам дорогую для меня вещь. Ею когда-то владел один мой очень близкий родственник. Надеюсь, что вам она придется по руке и вы оцените ее достоинства.
– Спасибо. – Лоой крепко, по-дружески потряс ему руку. Затем внезапно пристально всмотрелся в лицо Аннораттхи и обратился к Каэтане: – Ты хочешь сказать...
– Я ничего не хочу сказать, – подчеркнула она слово «хочу». – Но надвигается буря, которая запросто может смести нас всех и не оставит возможности попрощаться еще раз или сказать все, что хотелось. Пользуйтесь моментом, пользуйтесь, пока он есть.
– О чем это она? – спросил у Магнуса немного удивленный Барнаба, услыхавший последние слова Кахатанны.
– Я тебе потом расскажу, немного позже. А пока стой, молчи и не мешай им.
– О боги, боги! – вздохнул толстяк. – Неужели со мной древним, и значительным существом, так разговаривает какой-то мальчишка?! Неужели это допустимо потому, что он гений?
– Нет, потому что ты меня любишь, – сказал чародей.
– Это правда, – вздохнул Барнаба. – Люблю. И страдаю от этого.
Бессмертные явились толпой, но встали в стороне, ожидая, пока Лоой поговорит со всеми остальными. Капитан обнял и расцеловал каждого, с кем пережил столько приключений и опасностей. Особенно тепло он простился с Номмо и Куланном.
– Мне отчего-то страшно, – сказал альв, когда Лоой уже не мог его слышать. – Словно он перед смертью прощается.
– Мне тоже так показалось, – согласился князь Алглоранн.
А капитан подошел к Каэтане и бессмертным, которые вдруг все вместе решили проводить его.
– Что вы думаете по этому поводу? – поинтересовался Нингишзида, обращаясь к татхагатхе. – Я никогда не замечал, чтобы Солнцеликий Кэбоалан, или, скажем, Курдалагон, или Тиермес испытывали дружескую привязанность к нашему доброму Лоою. Конечно, он человек достойный и всеми нами любимый, но как-то непонятно все сложилось. И Аннораттха стоит среди них как равный, – что это за птица, до сих пор ума не приложу?
Тхагаледжа о многом догадывался, многое поведала ему и сама Богиня Истины накануне вечером. Отчего-то Каэ торопилась избавиться от всех секретов и была откровенна с правителем Сонандана как никогда. Потому он почти наверняка знал, что капитан Лоой умер еще тогда, во время столкновения с отрядом тагар, а его место занимает кто-то другой, не имеющий иного пристанища в этом мире, что полное преображение еще не свершилось и тот, кто занял место капитана, не захотел огорчать его друзей и до последнего играл его роль. Но в миг расставания явились к нему и другие, и он не мог пренебречь ими. Татхагатха смотрел с печалью, как прощаются с Лооем Траэтаона и Тиермес, Курдалагон и Астерион, Кэбоалан и Новые боги. И вот только Каэ осталась стоять на берегу, не обращая внимания на то, что волны лижут ее ноги.
– Что бы ни было, – говорит капитан, волнуясь, – как бы ни сложилось... Я очень хотел вернуться сюда, правда. Я не забыл об Арнемвенде. Обещай рассказать им, что не по своей воле я так долго отсутствовал.
– Расскажу, обещаю. И еще, спасибо за подарок, без него я бы не вернулась с Шеолы, – отвечает Каэ.
– Все равно не понимаю, как это тебе удалось. Ну что, останусь жив – расскажешь.
Он наклоняется и крепко целует ее в обе щеки, целует как равный, как брат. И это немало удивляет ее подданных. А капитан взбегает вверх по трапу, затем трап поднимают, и корабль медленно отходит от пристани.
– До свидания, – шепчет Каэ. – Возвращайся с победой.
Она поворачивается и уходит прочь, потому и не видит, как капитан Лоой, стоя на носу корабля, нетерпеливо разворачивает переданный Аннораттхой сверток. Что-то вспыхивает на солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83