Я неподвижно стоял, раздумывая, зачем она последовала за мной, чего она надеялась добиться. Не думаю, чтобы я чувствовал стыд, но оставались боль и желание. Я поколебался, но сделал шаг вперед и позвал: «Кери?»
Но она не обратила внимания. Выскользнув из тени, она быстро и легко взбежала по ступеням к Утеру. Я услышал, как ее окликнул часовой, раздалось бормотанье и негромкий мужской смех. Когда я поравнялся с дверью Утера, она была заперта. А в свете факела я увидел улыбающегося часового.
Амброзиус сидел за столом. Над ним склонился слуга. Он отодвинул бумаги и приветствовал меня. Слуга принес вина, разлил его и удалился.
Мы немного поговорили. Он рассказал мне о новостях и событиях, происшедших после отъезда из Винчестера, о продвигавшемся строительстве и планах на будущее. Потом мы обсудили работу Треморинуса в Карлеоне и дошли до темы войны. Я спросил его о последних известиях насчет Пасентиуса.
– Мы, – сказал я, – ждем каждую неделю вестей о том, что он высадился на севере и разоряет страну.
– Пока нет. Если мой расчет чего-то стоит, то мы не услышим о нем до весны и у нас хватит времени подготовиться. Если бы он появился сейчас, то опаснее соперника нам было бы не найти.
– Я кое-что слышал об этом. Ты имеешь в виду ирландские вести?
– Да, из Ирландии идут худые известия. Ты знаешь их молодого короля Гилломана? Молодой огнедышащий дракон, которому не терпится начать войну. Ты, наверное, слышал, что Пасентиус обручен с сестрой Гилломана. Ты понимаешь, что это может значить. От их союза окажется в опасности и север, и запад Британии.
– Пасентиус в Ирландии? Мы слышали, что он в Германии, собирает силы.
– Так и есть. У нас нет точных сведений, сколько он имеет в своем распоряжении, но где-то около двадцати тысяч человек. Неизвестны мне и их совместные с Гилломаном планы. – Глядя на меня, он насмешливо приподнял бровь: – Расслабься, парень. Я позвал тебя сюда не для предсказаний. Ты ясно обрисовал все в Кэрконане. Я выжидаю, как и ты, что скажет твой бог.
Я рассмеялся:
– Знаю. Ты позвал меня для настоящей работы.
– Естественно. Я не собираюсь ждать, пока Ирландия объединится с Германией и они обрушатся на наши берега, как летняя гроза, чтобы встретиться в Британии и покорить север. Британия находится между ними и способна разделить их прежде, чем они соединятся перед нападением.
– Сначала ты пойдешь на Ирландию?
– На Гилломана, – кивнул он. – Он молод, неопытен и к тому же ближе. Утер отправится в Ирландию в конце месяца. – Перед ним лежала карта, и он развернул ее ко мне. – Вот. Здесь крепость Гилломана. Ты, несомненно, слышал о ней. Эта горная крепость называется Киллар. Я не нашел человека, который видел бы ее, но рассказывают, что она надежно укреплена и может выдержать любую осаду. Мне говорили, что ее еще никому не удавалось взять. А мы не можем позволить, чтобы Утер просидел под ней долгие месяцы, пока ему в тыл не ударит Пасентиус. Киллар надо брать быстро, а мне говорят, что ее нельзя взять огнем.
– В самом деле? – Я уже увидел у него на столе среди карт и планов свои чертежи.
– Треморинус высоко ценит тебя, – сказал он напрямую.
– Приятно слышать. – И тоже напрямик добавил: – Я встретил на улице Утера. Он сказал мне, что тебе требуется.
– Ты отправишься с ним?
– Я в твоем распоряжении. Но, сэр... – я указал на чертежи. – Мои расчеты не новы. Все, что я начертил, здесь уже-построили. А если время так дорого...
– Нет, от тебя не требуется ничего нового. Наши машины хороши и еще послужат нам. Построенное нами уже готово к погрузке. – Он помолчал. – Киллар, Мерлин, важнее чем просто крепость. Это святое место, святыня королей Ирландии. Рассказывают, на гребне горы находится каменный круг, подобный нашему, британскому. В Килларе находится, по преданию, сердце Ирландии и святое место ирландского королевства Гилломана. Я хочу, Мерлин, чтобы ты ниспроверг эту святыню и похитил сердце Ирландии.
Я молчал.
– Я говорил об этом с Треморинусом, и он сказал, что я должен послать за тобой. Так ты поедешь?
– Я уже ответил «да». Конечно.
Он улыбнулся и поблагодарил меня, словно разговаривали не король и его подданный, а равный с равным. Мы поговорили еще немного о Килларе, о приготовлениях, которые должны были быть, по его мнению, сделаны, и в конце концов, он откинулся назад с улыбкой и сказал:
– Жалею об одном. Я собираюсь в Маридунум и не отказался бы от твоей компании. Но, к сожалению, у нас нет времени. Можешь передать со мной, что ты хочешь.
– Спасибо, мне нечего передавать. Даже если бы я там находился вместе с тобой, я бы не осмелился предложить тебе свое гостеприимство в пещере.
– Я не прочь взглянуть на нее.
– Тебе любой покажет дорогу. Но эта пещера не для короля.
Тут я остановился. Его лицо вспыхнуло смехом, и он стал похож на двадцатилетнего. Я поставил чашу:
– Дурак я, забыл.
– Что ты был там зачат? Немудрено. Уж я найду туда путь, не бойся.
Он начал рассказывать о своих планах. Амброзиус решил остаться в Карлеоне, ибо, – сказал он, – если нападет Пасентиус, я думаю, он направится сюда. – Его палец показал на карту. – Я смогу поймать его у Карлейля. И еще один маленький вопрос, который я хотел бы обсудить с тобой. Ты разговаривал с Треморинусом, когда в последний раз ехал через Карлеон в Маридунум в апреле?
Я подождал.
– Об этом. – Он приподнял пачку чертежей, не моих, и передал их мне. Они изображали не лагерь и не виденные мною строения. Там была изображена церковь, большой зал и башня. Я молча изучал их несколько минут в тишине. На меня почему-то навалилась усталость, и стало тяжело на сердце. Лампа коптила и дымила, бросая на бумаги тень. Я собрался с силами и взглянул на отца.
– Понятно, ты имеешь в виду памятник.
Он улыбнулся.
– Я в какой-то степени римлянин, чтобы желать себе достойного монумента.
Я похлопал по чертежам.
– И в какой-то британец, так как монумент британский? Я слышал об этом.
– Что тебе сказал Треморинус?
– Он сказал, что в честь твоих побед надо воздвигнуть памятник, чтобы в нем запечатлелось объединение королевства. Я согласен с Треморинусом, что триумфальная арка в Британии будет выглядеть абсурдом. Он подчеркнул, что некоторые церковники, например, епископ Карлеона, хотят построить здесь большую церковь. Но это тоже вряд ли подойдет. Если построить в Карлеоне такой собор, то Лондон, Винчестер, не говоря уже о Йорке, могут задать вопрос: а почему не в этих городах? Винчестер, между прочим, подошел бы лучше всего. Это ведь твоя столица.
– Нет, я сам об этом уже думал. Когда я ехал из Винчестера, я заезжал в Эймсбери... – он неожиданно наклонился вперед, – в чем дело, Мерлин? Тебе нехорошо?
– Нет. Просто жаркая ночь. Наверное, будет буря. Продолжай, ты заехал в Эймсбери...
– Ты знаешь, что это мой родной город? Мне показалось, что если поставить памятник в таком месте, это не вызовет нареканий. Есть и другая причина... – Он нахмурил брови. – Ты бледен как полотно. Ты говоришь правду, что чувствуешь себя нормально?
– Отлично. Возможно, слегка устал.
– Ты ужинал? Извини, я даже не спросил тебя об этом.
– Я поел в пути. Все нормально. Может быть, только немного вина.
Я привстал, но он опередил меня и, взяв кувшин, подошел ко мне и налил вина. Пока я пил, он ждал рядом, сидя у края стола. Я неожиданно вспомнил, как он стоял так же в ту ночь, когда я нашел его. Я помню, как в моей памяти возник он сам в ту ночь в Британии, я задержал эту картину перед своим внутренним взором и через некоторое время смог улыбнуться ему.
– Со мной все в порядке, сэр. Давайте продолжать. Вы собирались рассказать мне о второй причине, почему памятник следует поставить в Эймсбери.
– Ты, наверное, знаешь, что там неподалеку покоятся бритты, предательски убитые Хенгистом. Я думаю, что это символично – тут даже не о чем спорить, – что памятник моей победе и объединению королевства под владычеством одного короля явится также памятником павшим воинам. – Он помолчал. – Есть еще и третья причина, более значительная, чем две первые.
– То, что Эймсбери уже является местом самого величественного памятника в Британии? – спросил я, глядя на чашу с вином. – И может быть, самого величественного на всем Западе?
– Ага, – в его подтверждении выразилось глубокое удовлетворение. – Ты тоже мыслишь в этом направлении? Ты видел «Пляску»?
– Я заезжал туда из Эймсбери, когда ехал из Винчестера домой.
Он поднялся и обошел стол, садясь на место. Сев, он наклонился вперед, опершись руками о стол.
– Тогда тебе понятен ход моих мыслей. Ты ведь жил в Британии и понимаешь, что являл собой когда-то этот памятник. И ты видел, во что он превратился сейчас – груда беспорядочно наваленных камней – воздействие солнца, ветра. – Он добавил медленно, глядя на меня: – Я разговаривал на эту тему с Треморинусом. Он говорит, что человек не в силах поднять эти камни.
Я улыбнулся.
– Ты послал за мной, чтобы я их поднял для тебя?
– Ты слышал о том, что камни поставлены не руками людей, а волшебством?
– Тогда можно не сомневаться, что опять все свалят на магию.
Его глаза сузились.
– Значит, ты говоришь, что можешь поднять их?
– Почему бы и нет.
Он молчал, ожидая, что я скажу. Амброзиус не улыбался, он верил в мои силы.
– Я слышал все предания, связанные с ними, – ответил я. – Такие же легенды я слышал и в Малой Британии о тамошних стоячих камнях. Но их ставили люди, а что люди совершили однажды, они вполне могут свершить еще раз.
– То есть если у меня нет волшебства, то, по крайней мере, у меня есть хороший инженер?
– Вот именно.
– И как ты это сделаешь?
– Пока я не совсем представляю себе, но это выполнимо.
– Ты сделаешь это для меня, Мерлин?
– Конечно. Разве я не сказал тебе, что я нахожусь здесь, чтобы служить тебе по мере своих сил? Я восстановлю для тебя «Пляску», Амброзиус.
– Это символ сильной Британии, – он говорил вдумчиво и, хмурясь, глядел на свои руки. – Когда придет время, меня похоронят там, Мерлин. То, зачем Вортигерн хотел построить свою крепость во мраке, я построю для себя на свету. Под этими камнями будет лежать ее король, воин под входом в Британию.
Кто-то, должно быть, отдернул занавес у входа. Часовых не было видно, лагерь затих. Каменные дверные колонны и перекрытия окаймляли синее небо со звездами. Кругом нас лежали огромные тени: каменные гиганты сплелись, как деревья ветвями. Чьи-то руки давным-давно высекли на них символы воздуха, земли и воды. Слышался чей-то тихий голос. Это был голос короля, голос Амброзиуса. Речь лилась уже некоторое время, она слышалась мне едва разборчиво и угасала в темноте, как эхо.
– ...И пока король лежит там под камнями, королевство не падет. Освещаемые светом этого мира, гиганты будут стоять еще дольше, чем простояли. Я поставлю огромный камень на могилу, которая станет сердцем всей Британии. С этих пор среди всех королей останется один король, а среди всех богов – один бог. Ты снова будешь жить в Британии, и будешь жить вечно, потому что мы с тобой создадим короля, чье имя останется в веках вместе с гигантами. Он будет больше, чем символ, он будет для Британии щитом и живым мечом.
Голос этот, однако, принадлежал не королю, а мне. Король по-прежнему сидел с другой стороны своего застеленного картами стола, а его руки неподвижно лежали на бумагах. Под ровными бровями темнели глаза. Между нами угасала лампа, мигая под сквозняком, дувшим из-под прикрытой двери.
Я поглядел на него, мой затуманенный взор медленно становился более ясным.
– Что я сказал?
Он покачал головой, улыбаясь, и потянулся за кувшином с вином.
– Это находит на меня, как обмороки на беременных женщин, – раздраженно сказал я. – Извини. Скажи мне, что я сказал?
– Ты дал мне королевство и бессмертие. Что может быть больше? А теперь выпей, пророк Амброзиуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63