Тогда в Фекане он вошел в одно дело — по производству удобрений из рыбных отходов. Оно оказалось прибыльным, и он выставил свою кандидатуру на выборах, не знаю уж от какой партии. По нелепой случайности его избрали, и вот уже два года он депутат.
Они не святые, ни тот ни другой, но и негодяями их назвать нельзя! У них нет ко мне слепой любви, однако ненавидеть им меня не за что. Да и смерть моя не принесет им выгоды. Безделушки, которые вы видите здесь, не дали бы многого на аукционе. А ведь они да еще подделки под мои прежние драгоценности — вот, собственно, и все, что у меня осталось.
Что же касается местных жителей, они привыкли ко мне, старой женщине, и считают меня неотъемлемой частью здешнего пейзажа.
Почти все, кого я знала в юности, умерли, осталось лишь несколько старушек, таких, как старшая сестра Серэ, которую я время от времени навещаю…
То, что меня пытались отравить, кажется мне настолько нелепым и диким, что мне даже неловко видеть вас здесь. Право, я стыжусь, вспоминая, что ездила за вами в Париж. Признайтесь же, вы, должно быть, приняли меня за свихнувшуюся старушку?
— Нет.
— Почему? Как вы поняли, что дело серьезно?
— Роза мертва!
— Это верно.
Она посмотрела в окно на разбросанную мебель во дворе, на одеяло, висевшее на веревке.
— Садовник приходил к вам сегодня?
— Нет. Он был вчера.
— Что же, эта женщина одна вынесла мебель?
— Разобрали и вынесли все это мы вдвоем сегодня утром, перед тем как мне ехать в Ипор.
Мебель была громоздкая, а лестница узкая, с крутыми поворотами.
— Я сильнее, чем кажусь, господин Мегрэ. У меня тонкая кость, словно у птицы, но Роза, несмотря на ее дородность, была не выносливее меня.
Поднявшись, она наполнила его рюмку и сама отпила глоток старого золотистого кальвадоса, аромат которого, казалось, заполнял всю комнату.
Новый вопрос, который задал Мегрэ, спокойно попыхивая трубкой, видимо, удивил ее.
— Скажите, а ваш зять, Жюльен Сюдр, случайно, не рогоносец?
Она рассмеялась, скрывая замешательство:
— Я никогда не задумывались над этим.
— И никогда не интересовалась, есть ли у вашей дочери любовник?
— Бог мой, для меня это не было бы сюрпризом!
— В комнате вашей дочери был мужчина в ночь с воскресенья на понедельник.
Она нахмурила брови, задумалась:
— Теперь я понимаю.
— Что вы понимаете?
— Что означают кое-какие мелочи, которым я поначалу не придала значения. Весь день Арлетта была рассеянна, думала о чем-то. После обеда она вызвалась погулять с детьми Шарля на пляже и огорчилась, когда Шарль сам пошел с ними на прогулку. Когда я спросила, почему с ней не приехал муж, она ответила, что ему нужно было дописать один пейзаж на берегу Сены. «Ты ночуешь у меня?» — спросила я ее. «Не знаю. Не думаю. Мне, пожалуй, лучше уехать вечерним поездом».
Я все же настояла. Я заметила, что она часто смотрит в окно. И припоминаю, как с наступлением темноты по дороге мимо нас два-три раза очень медленно проехал автомобиль.
— О чем вы разговаривали вечером?
— Трудно сказать. Мими занималась своим младенцем, меняла пеленки, готовила ему соску, отчитывала пятилетнего Клода, который топтал клумбы. Мы, конечно, говорили о детях. Арлетта заметила, что младший, родившийся после пятилетнего перерыва, вероятно, был неожиданностью для Мими, если учесть, что старшему уже пятнадцать лет. Мими ответила, что Шарлю только этим бы и заниматься, все заботы ведь не на его плечах.
Словом, вам легко представить, о чем шла речь. Мы обменивались еще кулинарными рецептами.
— Арлетта поднималась в вашу комнату после обеда?
— Да. Я показала ей платье, которое сшила себе недавно, и примерила его при ней.
— Где стояла ваша дочь?
— Она сидела на кровати.
— Оставалась она одна в вашей комнате?
— Только на мгновение, пока я ходила за платьем в соседнюю комнатку, которая служит мне гардеробом.
Но я и мысли не допускаю, чтобы Арлетта могла вылить яд в пузырек с лекарством. Для этого ей понадобилось бы открыть аптечку, которая находится в ванной. Я бы услышала. Да и зачем бы это нужно было Арлетте?.. Ах да, я вижу теперь, что бедняга Жюльен рогат!
— Мужчина пробрался в комнату к Арлетте после полуночи и был вынужден поспешно бежать через окно, когда услышал стоны Розы.
Она не удержалась от улыбки:
— Не повезло!
То, что произошло у нее в доме, ее больше не пугало.
— Кто же он? Кто-нибудь из здешних? — спросила она.
— Он привез ее из Парижа на машине, это некий Эрве Пейро, виноторговец.
— Он молод?
— Ему лет сорок.
— Меня тоже удивило, что она приехала поездом, ведь у ее мужа есть машина и она умеет водить. Все это странно, господин Мегрэ, и, в конце концов, я довольна, что вы здесь. Инспектор Кастэн унес с собой стакан, пузырек с лекарством и другие вещи, которые находились в моей комнате и в ванной. Мне хотелось бы узнать, что скажут в лаборатории. Приходили еще полицейские в штатском, они тут все фотографировали. Ах! Если бы Роза не была такой упрямой! Я ведь сказала ей, что у лекарства странный привкус. И вот, едва выйдя за дверь, она допила стакан. Она, конечно, не нуждалась в снотворном, уверяю вас. Сколько раз я слышала сквозь стену, как она громко храпит во сне. Может, вы желаете осмотреть дом?
Мегрэ провел здесь какой-нибудь час, а дом уже казался ему хорошо знакомым. Угловатая фигура крестьянки — несомненно, вдовы! — появилась в дверях.
— Вы доедите вечером рагу или остатки можно отдать кошке? — без улыбки, почти злобно произнесла она.
— Доем, мадам Леруа.
— Я все кончила. Все прибрала. Когда вы сможете помочь мне внести мебель?
Валентина намекающе улыбнулась Мегрэ:
— Сейчас.
— А то мне уже нечего делать.
— Ну что ж, отдохните немного.
И она повела Мегрэ по узкой лестнице, на которой сильно пахло мастикой для натирки полов.
Глава 3
Исповедь Арлетты
— Заходите ко мне, когда вам будет угодно, господин Мегрэ, — говорила Валентина Бессон. — Я всегда к вашим услугам. Я вам так обязана, что вы приехали по моей просьбе из Парижа. Вы не слишком сердитесь, что я побеспокоила вас из-за этой запутанной истории?
Разговор шел в саду у калитки. Вдова Леруа все еще ждала хозяйку, которая обещала помочь ей внести мебель в комнату Розы. Был момент, когда Мегрэ чуть не предложил свою помощь, — настолько не представлял он себе Валентину ворочающей тяжести.
— Я сама не ожидала, что буду так настаивать на вашем приезде. У меня теперь и страх пропал.
— Мадам Леруа переночует у вас?
— О нет. Через час она уйдет. Сын ее служит на железной дороге, ему двадцать четыре года, а она все возится с ним, как с ребенком. Он скоро вернется, потому ей и не сидится на месте.
— Вы будете ночевать одна?
— Мне это не впервые.
Он толкнул калитку, которая чуть скрипнула. Солнце садилось за морем и заливало дорогу желтым, уже переходящим в багровый светом. Поросшая по обочинам кустарником и крапивой, дорога не была асфальтирована, ноги утопали в пыли, и это снова напомнило ему детство.
Чуть ниже дорога сворачивала, и как раз на повороте он заметил силуэт женщины, медленно поднимавшейся ему навстречу.
Она шла спиной к солнцу и была одета в темное. Он узнал ее, хотя никогда не видел. Бесспорно, это была Арлетта, дочь старой дамы. Она казалась ниже ростом и миниатюрнее матери, но была так же изящна, словно создана из того же дорогого и редкого материала. Ее огромные глаза были такого же редкого, почти неестественного голубого цвета.
Узнала ли она комиссара, фотографии которого часто появлялись в газетах? Или, встретив на дороге по-городскому одетого незнакомца, решила про себя, что это и есть приезжий полицейский? Мегрэ показалось, что, когда они поравнялись, она чуть было не обратилась к нему.
Он тоже поколебался: ему хотелось поговорить с ней, но ни время, ни место не были подходящими.
Они лишь молча взглянули друг на друга, и глаза Арлетты ничего не выразили, взгляд ее был печальным и отрешенным. Мегрэ обернулся, когда она скрылась за кустами, потом двинулся дальше, к окраине Этрета.
Инспектор Кастэн встретил его возле витрины с почтовыми открытками.
— Я ждал вас, комиссар. Только что принесли донесения. Они у меня в кармане. Хотите взглянуть?
— Прежде я хотел бы выпить холодного пива.
— Она вас ничем не угостила?
— Она потчевала меня таким старым и отборным кальвадосом, что мне захотелось выпить чего-нибудь попроще, что лучше утоляет жажду.
Солнце клонилось к закату огромным красным шаром, возвещая о конце сезона. Все более редкие курортники были в шерстяных костюмах: свежий ветер прогнал их с пляжа, и они бесцельно слонялись по улицам.
Только что приехала Арлетта, — сказал Мегрэ, когда они уселись за круглый столик в кафе на площади перед мэрией.
— Вы видели ее?
— Полагаю, что на этот раз она приехала поездом.
— Она направлялась к матери? Вы говорили с ней?
— Мы встретились на дороге в ста метрах от «Гнездышка».
— Вы думаете, она заночует там?
— Возможно.
— И в доме больше никого нет?
— Ночью, кроме матери и дочери, там никого не будет.
Это встревожило инспектора.
— Надеюсь, вы не заставите меня читать все эти бумаги? — спросил Мегрэ, отодвигая пухлый желтый конверт, набитый документами. — Расскажите прежде о стакане.
Ведь это вы нашли и упаковали его?
— Да, он стоял на тумбочке в комнате служанки.
Я узнавал у мадам Бессон, тот ли это стакан, в котором было лекарство. Ошибка исключена, это единственный стакан цветного стекла, уцелевший от старого сервиза.
— Отпечатки пальцев?
— Старой дамы и Розы.
— А пузырек?
— Пузырек со снотворным я обнаружил в ванной комнате, в аптечке, на том самом месте, которое Валентина мне указала. На нем отпечатки пальцев только старой дамы. Кстати, вы заходили в ее комнату?
Кастэн, так же как и Мегрэ, был поражен комнатой Валентины. Комиссара она пригласила войти туда с наигранной простотой. Она не произнесла ни слова, но ей, конечно, было известно, какой эффект производит эта комната.
Весь дом был обставлен со вкусом и даже некоторой изысканностью, поэтому так странно было очутиться вдруг в комнате отчаянной кокетки, где стены оказались обтянуты кремовым атласом, а на огромной кровати лениво нежился персидский кот голубоватой масти, едва приоткрывший глаза навстречу вошедшим.
— Такая обстановка нелепа для старой женщины, не так ли?
Когда же они прошли через ванную комнату, облицованную желтым кафелем, она добавила:
— Вероятно, это объясняется тем, что в молодости у меня никогда не было своей комнаты, спала я вместе с сестрами в мансарде, а умывались мы во дворе у колодца. В Париже на авеню Йены Фернан велел облицевать мою ванную розовым мрамором, все аксессуары были из серебра, а в ванную-бассейн вели три ступеньки.
Комната Розы была пуста, по ней гулял сквозняк, надувал тюлевые занавеси, как кринолиновые юбки.
Натертый воском пол, цветастые обои на стенах…
— Что говорит судебный врач?
— Отравление бесспорно. Сильная доза мышьяка.
Снотворное не имеет никакого отношения к смерти прислуги. В заключении говорится также, что жидкость должна была сильно горчить на вкус.
— Валентина тоже говорила об этом.
— И все же Роза выпила. Взгляните-ка на человека, который подходит к писчебумажному магазину на той стороне улицы. Это Тео Бессон.
Тео оказался высоким костлявым человеком лет пятидесяти, с резкими и правильными чертами лица. На нем был костюм шотландского букле цвета ржавчины, что делало его похожим на англичанина. Непокрытая голова, редкие седые волосы.
Он обратил внимание на двух мужчин. С инспектором он был уже знаком и наверняка узнал комиссара Мегрэ. Как и Арлетта, он поколебался, но затем слегка поклонился и скрылся в магазине.
— Вы его допрашивали?
— Мимоходом. Спросил, не хочет ли он что-нибудь сообщить мне и как долго намеревается пробыть в Этрета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19