Первая ночь, бесконечная и холодная, показалась Марухе самой ужасной. В час ночи, если верить Институту метеорологии, в Боготе было 13–15 градусов тепла, в центре и в районе аэропорта шел дождь. Маруха умирала от усталости. Заснув, она то храпела, то просыпалась от приступов нестерпимого кашля заядлой курильщицы, спровоцированного сыростью и ночным холодом стен. Как только она начинала кашлять или храпеть, охранники ногами толкали ее в голову. А напуганная Марина, потакая стражникам, грозила Марухе, что ее или привяжут к матрасу, чтоб не вертелась, или заткнут рот кляпом, чтобы больше не храпела.
Марина позвала Беатрис послушать утренний выпуск новостей. Это было ужасно. В первом же интервью, данном Ямиту Амату для «Караколь-Радио», Педро Герреро выплеснул на похитителей целый ушат провоцирующих оскорблений. Он требовал, чтобы они прекратили действовать исподтишка и вели себя как мужчины. Беатрис испугалась, предчувствуя, что эти оскорбления рикошетом падут на их головы.
Спустя два дня ладно одетый шеф боевиков, ростом под метр девяносто, ногой вышиб дверь и вихрем ворвался в комнату. Безупречный костюм из тонкой шерсти, итальянские мокасины и желтый шелковый галстук явно не соответствовали его черной маске и диким манерам. Коротко обругав всех охранников, он прорычал самому робкому их них, которого остальные прозвали Золотушный:
– Говорят, ты слишком нервный. Предупреждаю, нервные здесь умирают.
И тут же он набросился на Маруху:
– Я узнал, что вчера ночью вы всем мешали, шумели и кашляли.
Маруха ответила подчеркнуто спокойным тоном, который можно было принять за выражение презрения:
– Во сне я храплю и ничего не слышу, а сдерживать кашель не могу, потому что в комнате холодно, утром по стенам течет вода.
Однако начальник пришел не для того, чтобы выслушивать жалобы.
– Вы думаете, что можете позволить себе все, что захочется? Если ночью опять будете храпеть или кашлять, вам вышибут мозги одним выстрелом!
Потом он добавил, глядя на Беатрис:
– Или вам, или вашим мужьям и детям. Мы точно знаем, кто где живет.
– Делайте что хотите, – продолжала Маруха, – я не могу не храпеть. Хоть убейте.
Она говорила прямо и убедилась, что поступила правильно. С самого начала похитители рассчитывали грубостью деморализовать пленниц. Беатрис вела себя куда более робко, находясь под впечатлением резкого выступления мужа по радио.
– При чем здесь наши дети и какое они имеют ко всему этому отношение? У вас разве нет детей? – сквозь слезы спросила она.
Сбавив тон, начальник ответил, что есть, но схватка была уже проиграна: слезы помешали Беатрис продолжить разговор. Зато Маруха, наоборот, окончательно овладела собой и тут же посоветовала начальнику встретиться с ее мужем, если они действительно стремятся достичь какого-то соглашения.
Похоже, что верзила в итальянских мокасинах последовал ее совету – по крайней мере, в следующее воскресенье он вел себя иначе. Даже привез свежие газеты с заявлением Альберто Вильямисара о необходимости договориться с похитителями. Те и сами начали действовать в этом направлении. Шеф боевиков в этот раз был так любезен, что попросил заложниц составить список всего, что им необходимо: мыло, щетки и зубная паста, сигареты, кремы и несколько книг. Часть вещей принесли в тот же день, но некоторые из книг они получили только через четыре месяца. Со временем пленницы собрали настоящую коллекцию открыток с изображением Иисуса Христа и Марии Заступницы, которые охранники оставляли на память или привозили, возвращаясь из отпуска. Буквально за десять дней женщины обзавелись целым домашним хозяйством. Свои туфли они хранили под кроватью, но из-за высокой влажности время от времени охранникам приходилось выносить их на улицу для просушки. По комнате пленницы ходили в мужских носках из толстой шерсти разного цвета, которые им выдали в первый день, заставляя надевать сразу по две пары, чтобы приглушить звук шагов. Одежду, в которой их похитили, конфисковали; вместо нее каждая получила по паре спортивных костюмов, серый и розовый, и по два комплекта нижнего белья, которое они стирали в ванной комнате. Спали одетыми. Даже когда появились ночные рубашки, их надевали поверх костюмов, чтобы ночью не замерзнуть. Кроме того, каждой выдали мешочек для хранения небогатого скарба; запасного костюма, чистых чулок, смены белья, гигиенических салфеток, лекарств и туалетных принадлежностей.
Три пленницы и четыре охранника пользовались всего одной ванной комнатой. Женщинам разрешалось закрывать дверь, но не запираться и не задерживаться в душе более десяти минут, даже если нужно постирать белье. Сигаретами снабжали без ограничений, и Маруха выкуривала в день по пачке, а Марина и того больше. В комнате стояли телевизор и переносный радиоприемник, они сообщали заложницам новости, а охранники слушали по ним музыку. Утренние выпуски женщины прослушивали как бы тайком, приглушив звук, зато охранники включали свою музыку так громко, как душе угодно.
Телевизор смотрели с девяти утра: сначала познавательные программы, потом телесериалы и еще две-три программы до полуденных новостей. С четырех до одиннадцати ночи экран вообще светился постоянно, хотя, как это бывает в детской, на него никто не обращал внимания. Зато выпуски новостей узницы смотрели не отрываясь, чтобы не пропустить шифрованные сообщения родственников. Никто, разумеется, так никогда и не узнал, сколько таких сообщений они не поняли и сколько невинных фраз приняли за весточку надежды.
В первые два дня Альберто Вильямисар восемь раз появлялся на экране в разных программах по разным каналам в надежде, что где-нибудь его увидят заложницы. Дети Марухи, работавшие на радио и телевидении, тоже постарались использовать фиксированное эфирное время, чтобы установить пусть одностороннюю и, скорее всего, бесполезную, но все же какую-то связь с матерью.
В ближайшую среду заложницы посмотрели первую передачу, сделанную Алехандрой после возвращения с Гуахиры. Психиатр Хайме Гавирия, коллега мужа Беатрис и давний друг их семьи, дал целый ряд профессиональных рекомендаций о том, как сохранить присутствие духа, находясь в замкнутом пространстве. Давно знавшие доктора Маруха и Беатрис поняли смысл передачи и учли сделанные в ней рекомендации.
Это была одна из восьми программ, подготовленных Алехандрой по материалам долгих бесед с доктором Гавирией о психологии заложников. Темы бесед Алехандра подбирала так, чтобы не только заинтересовать Маруху и Беатрис, но и иметь возможность включать в передачу личные послания, понятные только пленницам. С этой целью она каждый раз приглашала в программу гостя, который на заранее продуманные вопросы давал заготовленные ответы, вызывавшие у пленниц недвусмысленные ассоциации. Любопытно, что многие телезрители, не подозревая об этом, обратили внимание на некий скрытый смысл, содержащийся в якобы невинных диалогах.
Франсиско Сантоса держали недалеко от места заточения пленниц, прямо в черте города, в условиях менее жутких и не таких строгих. Дело в том, что, кроме политической подоплеки, похищение женщин служило своего рода местью. К тому же, Маруху и Пачо охраняли разные команды. В целях конспирации они действовали независимо друг от друга и не имели между собой никакой связи. И все же трудно было объяснить разницу в отношении к пленникам. Охранники Пачо вели себя более просто и независимо, проявляли снисходительность и не слишком тщательно скрывали свои лица. Хуже всего было то, что на ночь Пачо пристегивали к кровати наручниками, обмотанными изолентой, чтобы он не растер запястья. Маруху и Беатрис больше всего угнетало отсутствие кровати, на которой можно вытянуть ноги.
С первых дней Пачо аккуратно получал свежие газеты. То, что печатали о его похищении, выглядело настолько неточным и наивным, что похитители, читая, корчились от смеха. К моменту, когда схватили Маруху и Беатрис, жизнь Пачо в плену уже вошла в определенную колею. Как правило, после бессонной ночи он засыпал около одиннадцати утра. Потом в одиночку или с охранниками смотрел телевизор и обсуждал новости дня, чаще всего футбольные матчи. Читал до изнеможения и, если оставались силы, играл в карты или шахматы. Ему досталась удобная кровать, и первые дни он спал хорошо, но вскоре у него начались зуд и рези в глазах, которые, правда, прекратились сразу после стирки постельного белья и генеральной уборки в комнате. Поскольку окна были забиты досками, лампа горела круглые сутки, но никого не беспокоило, что свет могут заметить с улицы.
В октябре произошло событие, о котором Пачо и не мечтал: родственники потребовали доказательств того, что он жив, и ему приказали подготовить послание. Пачо с трудом заставил себя успокоиться. Попросив принести полный кофейник черного кофе и две пачки сигарет, он на одном дыхании написал текст, не меняя ни единой запятой. По требованию курьеров Пачо записал текст на мини-кассету, которую легче спрятать. Он говорил медленно и четко, стараясь не выдавать всего, что на самом деле происходило в его душе. Чтобы дата записи не вызывала сомнений, в конце Пачо прочитал свежие заголовки «Тьемпо». Своим выступлением он остался доволен, особенно началом: «Все, кто меня знает, поймут, как трудно мне сейчас говорить». Однако прочитав в спокойной обстановке уже опубликованный текст, он понял, что заключительные слова послания могут оказаться петлей, которую он сам накинул себе на шею: после обращения к президенту сделать все возможное для освобождения журналистов, там говорилось: «Разумеется, вы не можете выходить за рамки закона и конституционных норм, на которых держится не только государство, но и похищенная сегодня свобода прессы». Опасения Пачо усилились, когда через несколько дней похитили Маруху и Беатрис; он расценил это как признак того, что процесс освобождения будет долгим и трудным. И тогда у него зародилась мысль о побеге, которая со временем превратилась в наваждение.
Условия жизни Дианы и ее коллег в пятистах километрах севернее Боготы отличались от условий жизни остальных заложников. Уже три месяца похитители испытывали серьезные трудности с размещением целой группы из двух женщин и четырех мужчин и одновременным обеспечением безопасности операции.
Комната-карцер, в которой ютились Марина, Маруха и Беатрис, поражала отсутствием всякого милосердия. В убежище Пачо Сантоса удивляли простота и беспечность его ровесников-охранников. Группу Дианы содержали в атмосфере полной импровизации, которая вызывала тревогу, порождала нервозность и неуверенность, отравляя взаимоотношения между похитителями и их жертвами.
Диана с коллегами жили, как кочевники. За долгие месяцы плена их не менее двадцати раз без всяких объяснений перевозили с места на место в окрестностях Медельина и в самом городе. Пленников скрывали в постройках разных типов и стилей, по-разному приспособленных для жизни. Столь частым переездам, конечно, способствовало то, что похитители действовали не в Боготе, а у себя дома, на подконтрольной им территории, где имели прямую связь с самым высоким начальством.
Всех вместе заложников собирали всего два раза, и то на несколько часов. Вначале их разбили на две группы: Ричард, Орландо и Хэро Бусс в одной, Диана, Асусена и Хуан Витта – в другой, по соседству. Пленников, как правило, переводили с места на место внезапно, в разное время суток, не оставляя им времени на сборы из-за готовой вот-вот нагрянуть полиции; передвигались почти всегда пешком по крутым склонам, шлепая по грязи под проливным дождем. Несмотря на то, что Диана была сильной и решительной женщиной, физические и моральные тяготы плена и эти безжалостные и унизительные переходы далеко выходили за пределы ее возможностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46