Но рассказывать все, что она говорила, не нужно. До вас просто дошли слухи.
— Вы действительно подозреваете ее?
— Пока у меня еще не сложилось определенного мнения. Посмотрим, что скажет доктор Годвин о ее состоянии. Надеюсь, он сможет поставить точный диагноз.
— Он лучший врач в городе. Как странно, мы с ним только что виделись, сидели рядом в президиуме на встрече выпускников, пока он не уехал.
— Да, он сказал, что виделся с вами.
— Мы с Джимом Годвином старые друзья. — Казалось, он пытается уцепиться за что угодно, только бы отключиться от действительности.
Я огляделся, на что бы присесть, но в комнате не было ничего, кроме шезлонга Элен. Я присел на корточки. Меня поражало в этом доме странное сочетание изысканной роскоши и голой нищеты, словно в нем одновременно проживали две разные женщины — принцесса и нищенка.
Я сказал об этом Брэдшоу, и он кивнул:
— Да, я тоже обратил на это внимание, когда заезжал сюда. Такое ощущение, что она тратила деньги на ерунду.
— А откуда она их получала?
— Я так понял, что у нее были какие-то личные средства. Естественно, она не могла бы так одеваться на одну профессорскую ставку.
— Вы хорошо ее знали?
— Не очень. Я участвовал вместе с ней в двух-трех мероприятиях в колледже. Потом у нас обнаружилась общая страсть к Хиндемиту. — Он соединил пальцы. — Она была... она была очень презентабельной женщиной. Но мы не были с ней близки ни в каких смыслах. Она не располагала к интимности.
Брови у меня поползли на лоб. Брэдшоу слегка покраснел.
— Ради Бога, я не имел в виду сексуальные отношения. К тому же она вообще была не из тех женщин, которые мне нравятся. Я хотел сказать, что она не любила откровенничать.
— Откуда она приехала?
— Из какого-то небольшого колледжа на Западе, кажется, Мейпл-Парка. Мы пригласили Элен на работу уже после ее переезда сюда. Это была срочная замена, вызванная тромбозом коронарных сосудов у доктора Фарранда. К счастью, Элен оказалась под рукой. Просто не знаю, что бы делал наш факультет современного языкознания, если бы не она.
В его тоне сквозило легкое сожаление об умершей и гораздо большая тревога о судьбе факультета, потерявшего преподавателя в разгар семестра. И хотя его волнение за судьбу собственного колледжа было совершенно естественно, что-то мне в этом не понравилось. И я сказал с желанием задеть его:
— Вам и вашему колледжу придется столкнуться с куда более неприятными проблемами, чем поиски преподавателя.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не просто потеряли профессора. Я имел возможность побеседовать с ней сегодня утром, и, между прочим, она сообщила мне, что ее шантажируют.
— Как ужасно, — произнес он таким тоном, будто это сообщение потрясло его больше, чем сама смерть. — Но кто?..
— У нее не было ни малейшего представления, впрочем, как и у меня. Я подумал, может быть, вы что-нибудь знаете. У нее были враги в колледже?
— Даже не могу себе представить. Понимаете, мы с Элен не были настолько знакомы.
— А вот я успел с ней познакомиться за то короткое время, что мы провели вместе. И, насколько я понял, ее жизнь складывалась не только из семинаров и факультетских чаепитий. Вы не интересовались ее биографией перед тем, как пригласить на работу?
— Нет. Я уже сказал: это было срочное назначение, и, кроме того, это не входит в мои обязанности. Руководитель ее факультета доктор Гайзман высоко оценил представленные ею рекомендательные письма и принял ее на работу.
Было видно, что Брэдшоу пытается уйти от обсуждения этого вопроса. Я занес имя Гайзмана в свою записную книжку.
— Придется заняться ее прошлым. Как выясняется, она была замужем и недавно развелась. Кроме того, мне хотелось бы побольше узнать о ее взаимоотношениях с Долли. Судя по всему, они были довольно близки.
— Вы намекаете, что это была лесбиянская связь? У нас... — Он решил не доводить свою мысль до конца.
— Я ни на что не намекаю. Мне нужны сведения. Каким образом профессор Хагерти стала консультантом Долли?
— Я думаю, самым обычным.
— В чем заключается путь выбора консультанта?
— Когда как. Миссис Кинкейд состояла в старшей группе студентов, которым мы обычно позволяем самостоятельно выбирать себе консультантов — конечно, если они имеют свободные часы для занятий.
— Значит, Долли сама выбрала Элен Хагерти?
— Вполне возможно. Но это ведь могла быть и чистая случайность.
Как будто нас что-то подтолкнуло, мы одновременно повернулись и посмотрели на тело Элен. Оно лежало, маленькое и одинокое, в дальнем конце комнаты. Наш совместный полет в тумане длился уже довольно долго. Я взглянул на часы. С момента нашего приезда прошло всего четырнадцать минут. Казалось, время замедлило бег, разделившись на бесконечное число отрезков, как пространство Зенона, или поддавшись влиянию марихуаны.
С видимым усилием Брэдшоу оторвал взгляд от тела Элен. За эти мгновения с его лица окончательно исчезло выражение детскости. Он наклонился ко мне. Глубокие морщины разбегались от глаз и рта.
— Я не понял, что вам сказала миссис Кинкейд? Она призналась... призналась в убийстве?
— Полицейские или прокурор расценили бы это именно так. К счастью, никого из них не было рядом. За свою жизнь я слышал много правдивых и ложных признаний. С моей точки зрения, она говорит неправду.
— А как же кровь?
— Она могла поскользнуться и упасть.
— Так вы думаете, что мы не должны говорить об этом шерифу?
— Если вы не возражаете.
На его лице отразилась борьба противоречивых чувств, и после некоторого колебания он произнес:
— Да, лучше помолчать об этом, по крайней мере, пока. Как бы там ни было, она была нашей студенткой.
Брэдшоу не заметил, что использовал прошедшее время, и это очень огорчило меня. Думаю, что полицейская сирена принесла облегчение нам обоим. Вслед за машиной шерифа подъехала передвижная лаборатория. В несколько минут комната заполнилась людьми, полностью изменившими ее вид, — помощник прокурора, фотограф, эксперты. Она потеряла свою индивидуальность и потускнела, как любая комната в любой части света, где было совершено убийство. Как это ни странно, казалось, что люди в униформе совершают еще одно убийство, разрушая изысканную ауру дома Элен и превращая ее самое в кусок мяса, который поступит на лабораторные исследования для предъявления в суде. Когда над ней засверкали вспышки, мои нервы не выдержали.
Шериф Герман Крейн, широкоплечий мужчина, был одет в желто-коричневый габардиновый костюм. Единственным намеком на униформу была широкополая шляпа с кожаным ободом. Разговаривал он командным тоном.
Манера поведения обнаруживала в нем политикана, балансирующего между лестью и хамством. К Брэдшоу он обращался с показным почтением, словно тот был экзотическим оранжерейным растением.
Со мной он вел себя так, как со мной обычно ведут себя полицейские — с профессиональной подозрительностью: они всегда подозревают меня в преступной самостоятельности мышления. Мне удалось убедить шерифа снять с дежурства патрульную машину и отправить ее на поиски беглеца с невадским номером. Он стал жаловаться, что у него не хватает людей, и выражать сомнения, так ли уж необходимо выставлять на дорогах контрольные посты. И тут я понял, что в дальнейшем иметь с ним дело бесполезно.
Мы уселись: шериф — в шезлонг, я — в плетеное кресло — и занялись обсуждением происшедшего; помощник прокурора, владевший стенографией, записывал наш разговор. Я сообщил ему, что тело обнаружила Долли Кинкейд, жена моего клиента. Профессор Хагерти была ее научным консультантом. В данный момент Долли в шоковом состоянии и находится под наблюдением врача.
Не дожидаясь, когда шериф начнет выжимать из меня подробности, я, насколько это было в моих силах, передал ему свой разговор с Элен о том, что ее шантажировали. Упомянул я и о том, что она обращалась в полицию. Естественно, это было воспринято им как критика его ведомства.
— Я уже сказал, что у нас не хватает штатов, не хватает профессионалов. Все бегут в Лос-Анджелес — там хоть деньги платят, а что мы можем? — Он прекрасно знал, что я из Лос-Анджелеса, так что это обвинение было адресовано прямо мне. — Если я после каждого идиотского звонка буду выставлять у дома охрану, кто будет заниматься делом?
— Понимаю.
— Очень рад. Зато я кое-чего не понимаю — каким образом состоялся ваш разговор с пострадавшей?
— Профессор Хагерти пригласила меня к себе.
— Когда это было?
— Я не засекал время, незадолго до захода солнца. Я пробыл здесь около часа.
— Что она хотела?
— Просила меня остаться с ней, чтобы защитить ее. К сожалению, я этого не сделал. — Мне сразу стало легче. Как иногда простая фраза снимает тяжесть с души!
— Вы хотите сказать, что она собиралась нанять вас телохранителем?
— Да. — Какой смысл было рассказывать ему обо всех нюансах нашего разговора с Элен?
— А откуда ей стало известно, что вы занимаетесь такого рода деятельностью?
— Ну вообще-то я занимаюсь не совсем этим. Ей было известно, что я занимаюсь сыскной работой, — об этом она узнала из газеты.
— Ну что ж, понятно. Вы выступали сегодня в качестве свидетеля на процессе миссис Перрин. Наверное, я должен вас поздравить — она освобождена.
— Спасибо.
— Я-то придерживаюсь другого мнения. Эта шлюха виновна, и мы оба с вами это прекрасно знаем.
— Суд вынес оправдательный приговор, — спокойно парировал я.
— Присяжных можно обмануть, а свидетелей подкупить. Что-то вы слишком активно взялись за наш местный преступный мир, мистер Арчер. — В этом звучала скрытая угроза. Он небрежно махнул рукой в сторону тела: — Эта женщина, эта профессор Хагерти, вы уверены, что она не была вашей подружкой?
— В каком-то смысле мы подружились.
— За час?
— И часа бывает вполне достаточно. Впрочем, мы познакомились несколько раньше, в колледже, и еще там успели переговорить.
— А до сегодняшнего дня? Может быть, вы встречались раньше?
— Нет. Я познакомился с ней только сегодня.
Брэдшоу нервно крутился вокруг нас.
— Шериф, я могу засвидетельствовать это, чтобы хоть как-то облегчить вашу задачу.
Шериф поблагодарил его и снова повернулся ко мне.
— Значит, речь шла о деловом предложении, не более того?
— Да, но оно меня не заинтересовало. — Это было не совсем так, но я не знал, как объяснить это Крейну, чтобы не выглядеть полным идиотом.
— Почему?
— Я был занят другими делами.
— Какими?
— Миссис Кинкейд бросила своего мужа. Он нанял меня для установления ее местопребывания.
— Я что-то слышал об этом сегодня утром. Ну и что, вам удалось выяснить, почему она его бросила?
— Нет. В мою задачу входило лишь установить ее местопребывание. Я выполнил ее.
— И где же она была?
Я взглянул на Брэдшоу. Он неохотно кивнул.
— Она поступила в колледж, — произнес я.
— Вы говорите, что теперь она находится под наблюдением врача? Какого?
— Доктора Годвина.
— Психиатра? — Шериф расставил ноги и доверительно наклонился ко мне. — А почему это ей вдруг понадобился психиатр? Она что, сошла с ума?
— У нее истерика. Необходимо было вызвать врача.
— И где она сейчас?
Я снова взглянул на Брэдшоу. Он сказал:
— У меня дома. Она водила машину моей матери.
Шериф встал и махнул рукой:
— Ну так поехали к вам и поговорим с ней.
— Боюсь, что это невозможно, — откликнулся Брэдшоу.
— Почему?
— Она нездорова, и, думаю, доктор присоединится к моему мнению.
— Ну, естественно, пациенты Годвина за то и платят ему, чтобы он говорил то, что им надо. У меня уже были с ним столкновения.
— Знаю. — Брэдшоу побледнел, но ничем не выдал волнения. — Простите меня, шериф, но вы непрофессионал и вряд ли сможете понять моральный кодекс доктора Годвина.
Крейн так покраснел, что я думал, его хватит удар. Он не нашелся, что ответить. Брэдшоу, воспользовавшись его замешательством, продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Вы действительно подозреваете ее?
— Пока у меня еще не сложилось определенного мнения. Посмотрим, что скажет доктор Годвин о ее состоянии. Надеюсь, он сможет поставить точный диагноз.
— Он лучший врач в городе. Как странно, мы с ним только что виделись, сидели рядом в президиуме на встрече выпускников, пока он не уехал.
— Да, он сказал, что виделся с вами.
— Мы с Джимом Годвином старые друзья. — Казалось, он пытается уцепиться за что угодно, только бы отключиться от действительности.
Я огляделся, на что бы присесть, но в комнате не было ничего, кроме шезлонга Элен. Я присел на корточки. Меня поражало в этом доме странное сочетание изысканной роскоши и голой нищеты, словно в нем одновременно проживали две разные женщины — принцесса и нищенка.
Я сказал об этом Брэдшоу, и он кивнул:
— Да, я тоже обратил на это внимание, когда заезжал сюда. Такое ощущение, что она тратила деньги на ерунду.
— А откуда она их получала?
— Я так понял, что у нее были какие-то личные средства. Естественно, она не могла бы так одеваться на одну профессорскую ставку.
— Вы хорошо ее знали?
— Не очень. Я участвовал вместе с ней в двух-трех мероприятиях в колледже. Потом у нас обнаружилась общая страсть к Хиндемиту. — Он соединил пальцы. — Она была... она была очень презентабельной женщиной. Но мы не были с ней близки ни в каких смыслах. Она не располагала к интимности.
Брови у меня поползли на лоб. Брэдшоу слегка покраснел.
— Ради Бога, я не имел в виду сексуальные отношения. К тому же она вообще была не из тех женщин, которые мне нравятся. Я хотел сказать, что она не любила откровенничать.
— Откуда она приехала?
— Из какого-то небольшого колледжа на Западе, кажется, Мейпл-Парка. Мы пригласили Элен на работу уже после ее переезда сюда. Это была срочная замена, вызванная тромбозом коронарных сосудов у доктора Фарранда. К счастью, Элен оказалась под рукой. Просто не знаю, что бы делал наш факультет современного языкознания, если бы не она.
В его тоне сквозило легкое сожаление об умершей и гораздо большая тревога о судьбе факультета, потерявшего преподавателя в разгар семестра. И хотя его волнение за судьбу собственного колледжа было совершенно естественно, что-то мне в этом не понравилось. И я сказал с желанием задеть его:
— Вам и вашему колледжу придется столкнуться с куда более неприятными проблемами, чем поиски преподавателя.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не просто потеряли профессора. Я имел возможность побеседовать с ней сегодня утром, и, между прочим, она сообщила мне, что ее шантажируют.
— Как ужасно, — произнес он таким тоном, будто это сообщение потрясло его больше, чем сама смерть. — Но кто?..
— У нее не было ни малейшего представления, впрочем, как и у меня. Я подумал, может быть, вы что-нибудь знаете. У нее были враги в колледже?
— Даже не могу себе представить. Понимаете, мы с Элен не были настолько знакомы.
— А вот я успел с ней познакомиться за то короткое время, что мы провели вместе. И, насколько я понял, ее жизнь складывалась не только из семинаров и факультетских чаепитий. Вы не интересовались ее биографией перед тем, как пригласить на работу?
— Нет. Я уже сказал: это было срочное назначение, и, кроме того, это не входит в мои обязанности. Руководитель ее факультета доктор Гайзман высоко оценил представленные ею рекомендательные письма и принял ее на работу.
Было видно, что Брэдшоу пытается уйти от обсуждения этого вопроса. Я занес имя Гайзмана в свою записную книжку.
— Придется заняться ее прошлым. Как выясняется, она была замужем и недавно развелась. Кроме того, мне хотелось бы побольше узнать о ее взаимоотношениях с Долли. Судя по всему, они были довольно близки.
— Вы намекаете, что это была лесбиянская связь? У нас... — Он решил не доводить свою мысль до конца.
— Я ни на что не намекаю. Мне нужны сведения. Каким образом профессор Хагерти стала консультантом Долли?
— Я думаю, самым обычным.
— В чем заключается путь выбора консультанта?
— Когда как. Миссис Кинкейд состояла в старшей группе студентов, которым мы обычно позволяем самостоятельно выбирать себе консультантов — конечно, если они имеют свободные часы для занятий.
— Значит, Долли сама выбрала Элен Хагерти?
— Вполне возможно. Но это ведь могла быть и чистая случайность.
Как будто нас что-то подтолкнуло, мы одновременно повернулись и посмотрели на тело Элен. Оно лежало, маленькое и одинокое, в дальнем конце комнаты. Наш совместный полет в тумане длился уже довольно долго. Я взглянул на часы. С момента нашего приезда прошло всего четырнадцать минут. Казалось, время замедлило бег, разделившись на бесконечное число отрезков, как пространство Зенона, или поддавшись влиянию марихуаны.
С видимым усилием Брэдшоу оторвал взгляд от тела Элен. За эти мгновения с его лица окончательно исчезло выражение детскости. Он наклонился ко мне. Глубокие морщины разбегались от глаз и рта.
— Я не понял, что вам сказала миссис Кинкейд? Она призналась... призналась в убийстве?
— Полицейские или прокурор расценили бы это именно так. К счастью, никого из них не было рядом. За свою жизнь я слышал много правдивых и ложных признаний. С моей точки зрения, она говорит неправду.
— А как же кровь?
— Она могла поскользнуться и упасть.
— Так вы думаете, что мы не должны говорить об этом шерифу?
— Если вы не возражаете.
На его лице отразилась борьба противоречивых чувств, и после некоторого колебания он произнес:
— Да, лучше помолчать об этом, по крайней мере, пока. Как бы там ни было, она была нашей студенткой.
Брэдшоу не заметил, что использовал прошедшее время, и это очень огорчило меня. Думаю, что полицейская сирена принесла облегчение нам обоим. Вслед за машиной шерифа подъехала передвижная лаборатория. В несколько минут комната заполнилась людьми, полностью изменившими ее вид, — помощник прокурора, фотограф, эксперты. Она потеряла свою индивидуальность и потускнела, как любая комната в любой части света, где было совершено убийство. Как это ни странно, казалось, что люди в униформе совершают еще одно убийство, разрушая изысканную ауру дома Элен и превращая ее самое в кусок мяса, который поступит на лабораторные исследования для предъявления в суде. Когда над ней засверкали вспышки, мои нервы не выдержали.
Шериф Герман Крейн, широкоплечий мужчина, был одет в желто-коричневый габардиновый костюм. Единственным намеком на униформу была широкополая шляпа с кожаным ободом. Разговаривал он командным тоном.
Манера поведения обнаруживала в нем политикана, балансирующего между лестью и хамством. К Брэдшоу он обращался с показным почтением, словно тот был экзотическим оранжерейным растением.
Со мной он вел себя так, как со мной обычно ведут себя полицейские — с профессиональной подозрительностью: они всегда подозревают меня в преступной самостоятельности мышления. Мне удалось убедить шерифа снять с дежурства патрульную машину и отправить ее на поиски беглеца с невадским номером. Он стал жаловаться, что у него не хватает людей, и выражать сомнения, так ли уж необходимо выставлять на дорогах контрольные посты. И тут я понял, что в дальнейшем иметь с ним дело бесполезно.
Мы уселись: шериф — в шезлонг, я — в плетеное кресло — и занялись обсуждением происшедшего; помощник прокурора, владевший стенографией, записывал наш разговор. Я сообщил ему, что тело обнаружила Долли Кинкейд, жена моего клиента. Профессор Хагерти была ее научным консультантом. В данный момент Долли в шоковом состоянии и находится под наблюдением врача.
Не дожидаясь, когда шериф начнет выжимать из меня подробности, я, насколько это было в моих силах, передал ему свой разговор с Элен о том, что ее шантажировали. Упомянул я и о том, что она обращалась в полицию. Естественно, это было воспринято им как критика его ведомства.
— Я уже сказал, что у нас не хватает штатов, не хватает профессионалов. Все бегут в Лос-Анджелес — там хоть деньги платят, а что мы можем? — Он прекрасно знал, что я из Лос-Анджелеса, так что это обвинение было адресовано прямо мне. — Если я после каждого идиотского звонка буду выставлять у дома охрану, кто будет заниматься делом?
— Понимаю.
— Очень рад. Зато я кое-чего не понимаю — каким образом состоялся ваш разговор с пострадавшей?
— Профессор Хагерти пригласила меня к себе.
— Когда это было?
— Я не засекал время, незадолго до захода солнца. Я пробыл здесь около часа.
— Что она хотела?
— Просила меня остаться с ней, чтобы защитить ее. К сожалению, я этого не сделал. — Мне сразу стало легче. Как иногда простая фраза снимает тяжесть с души!
— Вы хотите сказать, что она собиралась нанять вас телохранителем?
— Да. — Какой смысл было рассказывать ему обо всех нюансах нашего разговора с Элен?
— А откуда ей стало известно, что вы занимаетесь такого рода деятельностью?
— Ну вообще-то я занимаюсь не совсем этим. Ей было известно, что я занимаюсь сыскной работой, — об этом она узнала из газеты.
— Ну что ж, понятно. Вы выступали сегодня в качестве свидетеля на процессе миссис Перрин. Наверное, я должен вас поздравить — она освобождена.
— Спасибо.
— Я-то придерживаюсь другого мнения. Эта шлюха виновна, и мы оба с вами это прекрасно знаем.
— Суд вынес оправдательный приговор, — спокойно парировал я.
— Присяжных можно обмануть, а свидетелей подкупить. Что-то вы слишком активно взялись за наш местный преступный мир, мистер Арчер. — В этом звучала скрытая угроза. Он небрежно махнул рукой в сторону тела: — Эта женщина, эта профессор Хагерти, вы уверены, что она не была вашей подружкой?
— В каком-то смысле мы подружились.
— За час?
— И часа бывает вполне достаточно. Впрочем, мы познакомились несколько раньше, в колледже, и еще там успели переговорить.
— А до сегодняшнего дня? Может быть, вы встречались раньше?
— Нет. Я познакомился с ней только сегодня.
Брэдшоу нервно крутился вокруг нас.
— Шериф, я могу засвидетельствовать это, чтобы хоть как-то облегчить вашу задачу.
Шериф поблагодарил его и снова повернулся ко мне.
— Значит, речь шла о деловом предложении, не более того?
— Да, но оно меня не заинтересовало. — Это было не совсем так, но я не знал, как объяснить это Крейну, чтобы не выглядеть полным идиотом.
— Почему?
— Я был занят другими делами.
— Какими?
— Миссис Кинкейд бросила своего мужа. Он нанял меня для установления ее местопребывания.
— Я что-то слышал об этом сегодня утром. Ну и что, вам удалось выяснить, почему она его бросила?
— Нет. В мою задачу входило лишь установить ее местопребывание. Я выполнил ее.
— И где же она была?
Я взглянул на Брэдшоу. Он неохотно кивнул.
— Она поступила в колледж, — произнес я.
— Вы говорите, что теперь она находится под наблюдением врача? Какого?
— Доктора Годвина.
— Психиатра? — Шериф расставил ноги и доверительно наклонился ко мне. — А почему это ей вдруг понадобился психиатр? Она что, сошла с ума?
— У нее истерика. Необходимо было вызвать врача.
— И где она сейчас?
Я снова взглянул на Брэдшоу. Он сказал:
— У меня дома. Она водила машину моей матери.
Шериф встал и махнул рукой:
— Ну так поехали к вам и поговорим с ней.
— Боюсь, что это невозможно, — откликнулся Брэдшоу.
— Почему?
— Она нездорова, и, думаю, доктор присоединится к моему мнению.
— Ну, естественно, пациенты Годвина за то и платят ему, чтобы он говорил то, что им надо. У меня уже были с ним столкновения.
— Знаю. — Брэдшоу побледнел, но ничем не выдал волнения. — Простите меня, шериф, но вы непрофессионал и вряд ли сможете понять моральный кодекс доктора Годвина.
Крейн так покраснел, что я думал, его хватит удар. Он не нашелся, что ответить. Брэдшоу, воспользовавшись его замешательством, продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39