Вдруг все разбежались при появлении джентльмена в строгом костюме. Он остановился у нашего столика.
- Пожалуйста, покиньте зал, - сказал он ровным, спокойным голосом. Борис взглянул на него и заорал:
- Где метрдотель?
- Я метрдотель, - миролюбиво сказал мужчина. - Вы должны немедленно уйти.
- Я из прессы! - закричал Борис и полез в карман. - Вот, видите! - кричал он, тыча своим удостоверением в лицо мужчины. Мужчина сделал едва уловимое движение рукой, и тут же появились два официанта. Я вскочил, сунул им деньги, схватил Бориса и повел его к выходу. Он шел, спотыкаясь, выкрикивая угрозы: «Я им покажу! Буржуазные свиньи! Это вовсе не ночной бар, никто не носит галстуков!» Он бушевал, пока я не усадил его в ситроен.
На время дневники Лаврентия Павловича Берии были забыты.
* * *
На следующий день я проснулся с чувством необыкновенного подъема и вскочил с постели, не дожидаясь, пока Борис принесет кофе. Он уже позавтракал и, видно, давно уже бодрствовал. Вокруг виднелись следы беспорядка: посреди комнаты была разбросана груда книг и куча газетных вырезок. Когда мы уходили, я заметил, что на куче мусора, который все еще лежал в холле, двух коричневых свертков уже не было.
В машине он заговорил.
- Ты не забыл о вчерашнем? Так вот, я об этом все время думаю. Меня беспокоит проблема языка - менгрельского диалекта, на котором говорил Берия. Впрочем, проблема разрешима. У меня в Париже есть знакомые грузины, они содержат ресторан. Один из них, кажется, менгрел. И у них у всех есть машинки с грузинским шрифтом: грузины любят писать, особенно стихи. И Берия в молодости тоже писал стихи, хотя и не публиковал их. Даже Сталин, говорят, баловался этим в семинарии.
- Подожди! Как ты сказал, называется этот диалект?
- Менгрельский.
- Боже мой! Есть же одна русская - вернее грузинка - она только что получила стипендию в Кембридже. О ней еще в газетах писали. Это был почти скандал: женщина получила стипендию Кингз. Говорят, она с характером. Доводит профессуру цитатами из Сталина, типа: - Нет такой крепости, которую не смогут взять большевики.
- Коммунистка?
- Наоборот. Она вышла замуж за еврея и уехала из России два года назад в Израиль. Мужа убили в Шестидневной войне, и теперь она одна. Пишет диссертацию по диссидентской русской литературе.
- Думаешь, она менгрелка?
- Уверен. Я никогда не слышал об этой национальности и потому хорошо запомнил.
- Только бы ты не ошибся? Вот будет здорово! Как ее зовут?
- Бернштейн, Татьяна Бернштейн.
- По-грузински будет Татана. Ты с нею знаком?
- Нет.
- Но ты, кажется, о ней много знаешь? - спросил он с подозрением.
- Ее судьба меня заинтересовала. У нее было романтичное прошлое - училась в юности в лучшей московской балетной школе. Судя по фотографиям, она довольно хорошенькая.
Борис усмехнулся.
- Итак, вместо пожилого содержателя ресторана мы нанимаем хорошенькую молодую аспирантку из Кембриджа?
- Летом она работает, но можно попытаться.
Наша машина медленно продиралась вперед по Леопольдштрассе в потоке других машин. Борис сидел, подавшись вперед, упершись руками в колени.
- Ты можешь написать ей и предложить выполнить выгодный, но конфиденциальный перевод, - сказал он медленно. - Правда, не знаю, будет ли это лучшим вариантом, чем мой парижский. Вот если… - он задумался, потом вдруг воскликнул что-то по-русски.
- Том, у меня идея - шикарное решение! Мелочь, которая обеспечит доказательства подлинности дневников, так что никакой советолог не подкопается! Послушай. Мы опишем в дневниках эпизод, в котором он насилует молодую девушку из балетной школы. Мы так подберем детали, чтобы все выглядело достоверно, и тогда за хорошую плату Татана сделает публичное заявление, что эта девушка - она!
Его так взволновал этот план, что он начал подпрыгивать на сиденье, бормоча: «Ей-богу, это будет здорово! На сто процентов все будет казаться правдой. Шикарно, мон шер!»
- Напишем ей сейчас же, - добавил он. - Сообщи ей, что ты выпускник Кингз Колледж и заинтересуй ее переводом. Она, наверное, бедна как церковная мышь!
- Как бы не перебрать, - заметил я. - Ведь это значит, что мы вводим в дело третье лицо, почти незнакомого человека. Может, лучше написать по-русски? Ведь Берия хорошо говорил по-русски?
Борис замотал головой.
- Нет, это не будет выглядеть убедительно, не стоит рисковать. Берия мог бы писать такое только на родном языке. И если мы выпустим дневники на русском, мы объявим, что это перевод. Потом дневники могут попасть в самиздат, и цена их упадет.
- А как это напечатать? Ведь они проверят шрифт на старость?
- Мы будем печатать на старых лентах. У меня их целая куча в столе, все выцветшие.
- А какова моя роль?
- Самая главная, мон шер! Я обеспечиваю факты, а ты будешь писать. Ты писал когда-нибудь порнографию?
- Так, по мелочи. Дежурные половые акты - для того, чтобы на обложке можно было изобразить голую женщину.
- В дневниках тебе придется изобразить настоящее порно! Дай волю фантазии. Представь, что ты Берия и тебе стоит только щелкнуть пальцами, как тебе доставят любую женщину, а потом ты можешь делать с нею все, что пожелаешь. - Он удовлетворенно хмыкнул. - Потом мы найдем американского издателя и попросим его перевести парочку миллионов в швейцарский банк и не задавать лишних вопросов. О'кей?
- Замечательно, если, только, конечно они не захотят узнать, как дневники попали к нам.
- Чепуха. Ты, скажем, тайно вывез их из-за железного занавеса, из какой-нибудь восточноевропейской страны. Таким путем многое попадает на Запад. Но, конечно, ты должен держать в секрете имя того, кто тебе передал дневники. Это то, что надо - чем больше тайны, тем более убедительно все будет выглядеть. И уж поверь, если материалы будут зажигательными, эти американские издатели сами не захотят ломать себе голову по поводу того, подлинные они или нет. Но помни - никому об этом ни слова!
- Никому, - поклялся я. - Как в могиле.
- Как в могиле Берии! - заорал Борис и потом это весело повторял, пока мы не вошли в офис радио «Свободная Европа».
* * *
- Нам надо все тщательно спланировать сначала, - говорил Борис, с шумом поглощая свой бульон.
В последнее время мы обедали в маленьком ресторане посреди Инглиш Гарден, в котором в это время года почти не было посетителей.
- Например, - продолжал он, - это чертово ЦРУ. Об издателях не стоит беспокоиться, а вот ЦРУ… Они, конечно, нами заинтересуются, но если повезет, нас примут за агентов, имеющих в своих руках оригинал. Нам важно, чтобы они не только поверили в подлинность дневников, но и в то, что знают источник, из которого они к нам попали. Но если они узнают, что это подделка, нам не поздоровится! Возможно, они не могут нас отдать под суд, но им ничего не стоит добиться запрета на наш въезд в большинство стран, они смогут договориться со швейцарцами и наложить арест на наши деньги.
- Да зачем ЦРУ это нужно?
- Им нужно все. А личные записи Берии могут дать им целую массу полезных сведений, особенно, - тут Борис ухмыльнулся, - если в них имеются жаренные фактики о нынешних лидерах в Кремле.
- Ну нет, Борис, нам это ни к чему. Это для тех, кто занимается пропагандой, это для молодчиков из ЦРУ. Личные воспоминания - совращение малолетних, изнасилования - это замечательно, это пойдет. Но нам не стоит дискредитировать советское правительство. Ты говоришь о ЦРУ. А как насчет КГБ? Как они прореагируют?
- Думаю, это не имеет значения, - сказал Борис, как мне показалось, слишком поспешно. - Когда на Западе выходят подобные публикации, их реакция всегда однозначна: это происки ЦРУ. Помнишь, «Записки Пеньковского»?
- Я уверен, что они были сфабрикованы ЦРУ.
Борис пожал плечами:
- Кто знает. В том-то и дело, что никто в подобных случаях не знает наверняка. Так же было со стариком Никитой - никто никогда не сможет сказать, что он написал сам, а что добавило ЦРУ, или КГБ, или, возможно, те и другие. Но в случае с Берией большинство из тех людей, которые могли бы доказать подлинность дневников, уже на том свете. А те, кто еще живы, предпочтут помалкивать. И КГБ может заявить что угодно - кто их будет слушать?
- Меня больше волнует не то, что они скажут, а то, что они сделают.
Борис выразительно пожал плечами.
- Ну что они могут сделать? Убьют парочку американских издателей с Пятой авеню?
- Не издателей - возможно, нас.
- Ну что они могут нам сделать? Выследить и убить нас, как они это сделали с Троцким? Во времена Берии это было бы возможно, но сейчас они работают в другом стиле.
Я ждал, что он еще скажет, но он был поглощен своим бефстрогановым. Я подумал, что для человека, убежавшего от Советов и впоследствии заочно приговоренного к десяти годам тюремного заключения, он был слишком оптимистичен. Ну в самом деле: не закроют же советское правительство и разведка глаза на публикацию скандальных политических мемуаров и не ограничатся лишь публикацией дежурного опровержения.
Я повернул разговор в другую сторону.
- Ты говоришь, что ЦРУ обязательно выйдет на нас. Как?
Борис оторвался от тарелки, вытер рукой рот.
- Через издателей. Я думал о том, как нам лучше доказать подлинность книги. Тебе надо будет съездить в какую-нибудь восточноевропейскую страну. Я предлагаю Венгрию. Венгрия сегодня самая либеральная страна в Восточной Европе - несмотря на 1956 год. Ты бывал там. А теперь появился повод поехать вновь - на случай, если американцы начнут задавать вопросы. А венграм все равно, к ним ежегодно приезжает около миллиона западных туристов, и они не собираются проверять каждого. Да ты и ничего страшного не совершил в свои студенческие годы - подумаешь, провез несколько флаконов пенициллина!
Но есть и другая причина, по которой я выбрал Венгрию. Я уже говорил тебе, что чем больше секретности по поводу происхождения книги, тем лучше. Возможно, нам следует подбросить кое-какие детали. Надо предоставить конфиденциальное письменное свидетельство от какого-нибудь лица в Венгрии, указывающее, как книга попала к нему. И я знаю подходящего человека. Старый венгерский коммунист, ветеран Испанской войны, в которой он сражался на стороне Красной Армии в чине полковника и был награжден орденом Ленина. Был в фаворе до 1952 года, потом ушел с государственного поста и был посажен на пару лет в тюрьму. Очень храбрый человек и к тому же шутник! Арестовал по ошибке настоятеля Кентерберийского собора Хьюлита Джонсона, приехавшего в Венгрию с официальным визитом. Ты обязательно должен вытянуть из него эту историю!
- Ты хочешь, чтобы мы на самом деле познакомились?
Он кивнул:
- Ты с ним поладишь - он был одним из руководителей восстания и был депортирован в Россию на шесть лет. Теперь он живет в Будапеште, находится на пенсии и пишет стихи.
- Как ты с ним познакомился?
Борис сказал, ковыряя в зубах:
- Он был фронтовым другом моего отца. Еще школьником я впервые повстречал его. Когда я стал жить на Западе, мы поддерживали связь через третье лицо. Потом, в прошлом году… - Он помедлил, глядя на меня из-под тяжелых ресниц. - Хочу тебя предупредить, Том, то, что я тебе скажу, должно храниться в тайне. Если ты проговоришься… - Он крикнул, чтобы принесли пиво. Я ждал.
- В прошлом году этот венгр связался со мной. Ему удалось проникнуть в Россию - окольными путями - и к нему в руки попала рукопись. - Он понизил голос и назвал имя русского писателя, чьи работы были запрещены в СССР, по широко публиковались на Западе и были хорошо известны в мире. - Этот венгр провез его последний роман, который выйдет осенью. Нас интересует, как он провез рукопись. А он сделал это весьма остроумным способом. Если ты будешь тактичен, он может согласиться описать способ доставки рукописи в конфиденциальном свидетельстве, которое мы предъявим американцам. И скажем им, что провезенная рукопись является дневниками Берии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Пожалуйста, покиньте зал, - сказал он ровным, спокойным голосом. Борис взглянул на него и заорал:
- Где метрдотель?
- Я метрдотель, - миролюбиво сказал мужчина. - Вы должны немедленно уйти.
- Я из прессы! - закричал Борис и полез в карман. - Вот, видите! - кричал он, тыча своим удостоверением в лицо мужчины. Мужчина сделал едва уловимое движение рукой, и тут же появились два официанта. Я вскочил, сунул им деньги, схватил Бориса и повел его к выходу. Он шел, спотыкаясь, выкрикивая угрозы: «Я им покажу! Буржуазные свиньи! Это вовсе не ночной бар, никто не носит галстуков!» Он бушевал, пока я не усадил его в ситроен.
На время дневники Лаврентия Павловича Берии были забыты.
* * *
На следующий день я проснулся с чувством необыкновенного подъема и вскочил с постели, не дожидаясь, пока Борис принесет кофе. Он уже позавтракал и, видно, давно уже бодрствовал. Вокруг виднелись следы беспорядка: посреди комнаты была разбросана груда книг и куча газетных вырезок. Когда мы уходили, я заметил, что на куче мусора, который все еще лежал в холле, двух коричневых свертков уже не было.
В машине он заговорил.
- Ты не забыл о вчерашнем? Так вот, я об этом все время думаю. Меня беспокоит проблема языка - менгрельского диалекта, на котором говорил Берия. Впрочем, проблема разрешима. У меня в Париже есть знакомые грузины, они содержат ресторан. Один из них, кажется, менгрел. И у них у всех есть машинки с грузинским шрифтом: грузины любят писать, особенно стихи. И Берия в молодости тоже писал стихи, хотя и не публиковал их. Даже Сталин, говорят, баловался этим в семинарии.
- Подожди! Как ты сказал, называется этот диалект?
- Менгрельский.
- Боже мой! Есть же одна русская - вернее грузинка - она только что получила стипендию в Кембридже. О ней еще в газетах писали. Это был почти скандал: женщина получила стипендию Кингз. Говорят, она с характером. Доводит профессуру цитатами из Сталина, типа: - Нет такой крепости, которую не смогут взять большевики.
- Коммунистка?
- Наоборот. Она вышла замуж за еврея и уехала из России два года назад в Израиль. Мужа убили в Шестидневной войне, и теперь она одна. Пишет диссертацию по диссидентской русской литературе.
- Думаешь, она менгрелка?
- Уверен. Я никогда не слышал об этой национальности и потому хорошо запомнил.
- Только бы ты не ошибся? Вот будет здорово! Как ее зовут?
- Бернштейн, Татьяна Бернштейн.
- По-грузински будет Татана. Ты с нею знаком?
- Нет.
- Но ты, кажется, о ней много знаешь? - спросил он с подозрением.
- Ее судьба меня заинтересовала. У нее было романтичное прошлое - училась в юности в лучшей московской балетной школе. Судя по фотографиям, она довольно хорошенькая.
Борис усмехнулся.
- Итак, вместо пожилого содержателя ресторана мы нанимаем хорошенькую молодую аспирантку из Кембриджа?
- Летом она работает, но можно попытаться.
Наша машина медленно продиралась вперед по Леопольдштрассе в потоке других машин. Борис сидел, подавшись вперед, упершись руками в колени.
- Ты можешь написать ей и предложить выполнить выгодный, но конфиденциальный перевод, - сказал он медленно. - Правда, не знаю, будет ли это лучшим вариантом, чем мой парижский. Вот если… - он задумался, потом вдруг воскликнул что-то по-русски.
- Том, у меня идея - шикарное решение! Мелочь, которая обеспечит доказательства подлинности дневников, так что никакой советолог не подкопается! Послушай. Мы опишем в дневниках эпизод, в котором он насилует молодую девушку из балетной школы. Мы так подберем детали, чтобы все выглядело достоверно, и тогда за хорошую плату Татана сделает публичное заявление, что эта девушка - она!
Его так взволновал этот план, что он начал подпрыгивать на сиденье, бормоча: «Ей-богу, это будет здорово! На сто процентов все будет казаться правдой. Шикарно, мон шер!»
- Напишем ей сейчас же, - добавил он. - Сообщи ей, что ты выпускник Кингз Колледж и заинтересуй ее переводом. Она, наверное, бедна как церковная мышь!
- Как бы не перебрать, - заметил я. - Ведь это значит, что мы вводим в дело третье лицо, почти незнакомого человека. Может, лучше написать по-русски? Ведь Берия хорошо говорил по-русски?
Борис замотал головой.
- Нет, это не будет выглядеть убедительно, не стоит рисковать. Берия мог бы писать такое только на родном языке. И если мы выпустим дневники на русском, мы объявим, что это перевод. Потом дневники могут попасть в самиздат, и цена их упадет.
- А как это напечатать? Ведь они проверят шрифт на старость?
- Мы будем печатать на старых лентах. У меня их целая куча в столе, все выцветшие.
- А какова моя роль?
- Самая главная, мон шер! Я обеспечиваю факты, а ты будешь писать. Ты писал когда-нибудь порнографию?
- Так, по мелочи. Дежурные половые акты - для того, чтобы на обложке можно было изобразить голую женщину.
- В дневниках тебе придется изобразить настоящее порно! Дай волю фантазии. Представь, что ты Берия и тебе стоит только щелкнуть пальцами, как тебе доставят любую женщину, а потом ты можешь делать с нею все, что пожелаешь. - Он удовлетворенно хмыкнул. - Потом мы найдем американского издателя и попросим его перевести парочку миллионов в швейцарский банк и не задавать лишних вопросов. О'кей?
- Замечательно, если, только, конечно они не захотят узнать, как дневники попали к нам.
- Чепуха. Ты, скажем, тайно вывез их из-за железного занавеса, из какой-нибудь восточноевропейской страны. Таким путем многое попадает на Запад. Но, конечно, ты должен держать в секрете имя того, кто тебе передал дневники. Это то, что надо - чем больше тайны, тем более убедительно все будет выглядеть. И уж поверь, если материалы будут зажигательными, эти американские издатели сами не захотят ломать себе голову по поводу того, подлинные они или нет. Но помни - никому об этом ни слова!
- Никому, - поклялся я. - Как в могиле.
- Как в могиле Берии! - заорал Борис и потом это весело повторял, пока мы не вошли в офис радио «Свободная Европа».
* * *
- Нам надо все тщательно спланировать сначала, - говорил Борис, с шумом поглощая свой бульон.
В последнее время мы обедали в маленьком ресторане посреди Инглиш Гарден, в котором в это время года почти не было посетителей.
- Например, - продолжал он, - это чертово ЦРУ. Об издателях не стоит беспокоиться, а вот ЦРУ… Они, конечно, нами заинтересуются, но если повезет, нас примут за агентов, имеющих в своих руках оригинал. Нам важно, чтобы они не только поверили в подлинность дневников, но и в то, что знают источник, из которого они к нам попали. Но если они узнают, что это подделка, нам не поздоровится! Возможно, они не могут нас отдать под суд, но им ничего не стоит добиться запрета на наш въезд в большинство стран, они смогут договориться со швейцарцами и наложить арест на наши деньги.
- Да зачем ЦРУ это нужно?
- Им нужно все. А личные записи Берии могут дать им целую массу полезных сведений, особенно, - тут Борис ухмыльнулся, - если в них имеются жаренные фактики о нынешних лидерах в Кремле.
- Ну нет, Борис, нам это ни к чему. Это для тех, кто занимается пропагандой, это для молодчиков из ЦРУ. Личные воспоминания - совращение малолетних, изнасилования - это замечательно, это пойдет. Но нам не стоит дискредитировать советское правительство. Ты говоришь о ЦРУ. А как насчет КГБ? Как они прореагируют?
- Думаю, это не имеет значения, - сказал Борис, как мне показалось, слишком поспешно. - Когда на Западе выходят подобные публикации, их реакция всегда однозначна: это происки ЦРУ. Помнишь, «Записки Пеньковского»?
- Я уверен, что они были сфабрикованы ЦРУ.
Борис пожал плечами:
- Кто знает. В том-то и дело, что никто в подобных случаях не знает наверняка. Так же было со стариком Никитой - никто никогда не сможет сказать, что он написал сам, а что добавило ЦРУ, или КГБ, или, возможно, те и другие. Но в случае с Берией большинство из тех людей, которые могли бы доказать подлинность дневников, уже на том свете. А те, кто еще живы, предпочтут помалкивать. И КГБ может заявить что угодно - кто их будет слушать?
- Меня больше волнует не то, что они скажут, а то, что они сделают.
Борис выразительно пожал плечами.
- Ну что они могут сделать? Убьют парочку американских издателей с Пятой авеню?
- Не издателей - возможно, нас.
- Ну что они могут нам сделать? Выследить и убить нас, как они это сделали с Троцким? Во времена Берии это было бы возможно, но сейчас они работают в другом стиле.
Я ждал, что он еще скажет, но он был поглощен своим бефстрогановым. Я подумал, что для человека, убежавшего от Советов и впоследствии заочно приговоренного к десяти годам тюремного заключения, он был слишком оптимистичен. Ну в самом деле: не закроют же советское правительство и разведка глаза на публикацию скандальных политических мемуаров и не ограничатся лишь публикацией дежурного опровержения.
Я повернул разговор в другую сторону.
- Ты говоришь, что ЦРУ обязательно выйдет на нас. Как?
Борис оторвался от тарелки, вытер рукой рот.
- Через издателей. Я думал о том, как нам лучше доказать подлинность книги. Тебе надо будет съездить в какую-нибудь восточноевропейскую страну. Я предлагаю Венгрию. Венгрия сегодня самая либеральная страна в Восточной Европе - несмотря на 1956 год. Ты бывал там. А теперь появился повод поехать вновь - на случай, если американцы начнут задавать вопросы. А венграм все равно, к ним ежегодно приезжает около миллиона западных туристов, и они не собираются проверять каждого. Да ты и ничего страшного не совершил в свои студенческие годы - подумаешь, провез несколько флаконов пенициллина!
Но есть и другая причина, по которой я выбрал Венгрию. Я уже говорил тебе, что чем больше секретности по поводу происхождения книги, тем лучше. Возможно, нам следует подбросить кое-какие детали. Надо предоставить конфиденциальное письменное свидетельство от какого-нибудь лица в Венгрии, указывающее, как книга попала к нему. И я знаю подходящего человека. Старый венгерский коммунист, ветеран Испанской войны, в которой он сражался на стороне Красной Армии в чине полковника и был награжден орденом Ленина. Был в фаворе до 1952 года, потом ушел с государственного поста и был посажен на пару лет в тюрьму. Очень храбрый человек и к тому же шутник! Арестовал по ошибке настоятеля Кентерберийского собора Хьюлита Джонсона, приехавшего в Венгрию с официальным визитом. Ты обязательно должен вытянуть из него эту историю!
- Ты хочешь, чтобы мы на самом деле познакомились?
Он кивнул:
- Ты с ним поладишь - он был одним из руководителей восстания и был депортирован в Россию на шесть лет. Теперь он живет в Будапеште, находится на пенсии и пишет стихи.
- Как ты с ним познакомился?
Борис сказал, ковыряя в зубах:
- Он был фронтовым другом моего отца. Еще школьником я впервые повстречал его. Когда я стал жить на Западе, мы поддерживали связь через третье лицо. Потом, в прошлом году… - Он помедлил, глядя на меня из-под тяжелых ресниц. - Хочу тебя предупредить, Том, то, что я тебе скажу, должно храниться в тайне. Если ты проговоришься… - Он крикнул, чтобы принесли пиво. Я ждал.
- В прошлом году этот венгр связался со мной. Ему удалось проникнуть в Россию - окольными путями - и к нему в руки попала рукопись. - Он понизил голос и назвал имя русского писателя, чьи работы были запрещены в СССР, по широко публиковались на Западе и были хорошо известны в мире. - Этот венгр провез его последний роман, который выйдет осенью. Нас интересует, как он провез рукопись. А он сделал это весьма остроумным способом. Если ты будешь тактичен, он может согласиться описать способ доставки рукописи в конфиденциальном свидетельстве, которое мы предъявим американцам. И скажем им, что провезенная рукопись является дневниками Берии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25