А там уже можно будет думать и о том, чтобы расширять наше влияние на другие регионы богатой матушки-России.
– М-да, планы у тебя, папа, грандиозные, аж дух захватывает, – польстил отцу сын.
– Мыслить, Сережа, следует грандиозно, иначе никогда не добьешься серьезного успеха. Удручает меня в этом деле другое.
– Что именно?
– Что мы оба с тобой не бессмертны.
– Ничего не поделаешь. Все, что когда-то родилось, должно когда-нибудь и умереть, – попытался хоть как-то утешить отца Сергей Драков. – До сих пор ты говорил, папа, только о возможности твоей смерти. Но что помешает этим типам из «Платформы» и «Севера» после того, как они расправятся с тобой, разделаться и со мной?
– Те самые козыри, о которых я уже упоминал. Это – наше секретное оружие, которое может сделать нас неуязвимыми. А что касается личной безопасности, то на этот счет я твердо полагаюсь на Клина. У этого парня отличный нюх на опасность и на стукачей. Месяц назад он вычислил одного предателя, которого забросили ко мне менты.
– И что же он с ним сделал?
– Убил. А уши отрезал и заспиртовал, и теперь хранит у себя в шкафчике как сувенир. Чтобы обезопасить себя от других группировок, мне пришлось организовать собственную, – пояснил Александр Драков. – Мы назвали нашу группу «Азия». Поначалу «Азия» обеспечивала только прикрытие для моих операций. Но со временем мы набрали такую силу, что смогли перейти в контрнаступление.
– Что ты подразумеваешь под контрнаступлением? – спросил сын.
– Когда пять лет назад один из секретных отделов прокуратуры вплотную подобрался к нашей организации, мы перестреляли кучу ментов, и нас оставили в покое. Так что имей в виду, Сережа, в моих руках, а теперь и в твоих, сконцентрирована большая сила. Нужно только уметь ею правильно распорядиться.
Драков-старший потушил сигару и тут же затянулся новой.
– Но папа, ты даже не поинтересовался моим согласием, – мягко упрекнул отца Сергей Драков. – Ты не соблаговолил даже спросить меня – согласен ли я участвовать в этой игре?
В ответ Александр Драков снисходительно усмехнулся и выпустил изо рта струю сизого дыма:
– Я слишком хорошо знаю тебя, сынок, чтобы тратить время на такие глупые вопросы. Дело, которое я тебе предлагаю наследовать – именно то, о котором ты мечтал, пусть даже и неосознанно, всю жизнь. Ты по своей натуре – хищник, волк, натянувший на себя овечью шкуру на время. Как и все, ты мечтаешь иметь власть, почет и богатство. Я предлагаю тебе все это. Конечно, в этом деле, как и во всяком другом, есть свои издержки. Тебе придется привыкнуть к мысли, что время от времени твоей драгоценной жизни будет угрожать смертельная опасность. Но эта мысль еще больше будет возбуждать тебя, и ты по-новому оценишь все прелести жизни. Именно здесь в тебе вновь в полную силу заговорит голос твоей северной крови. Тебе предстоит вспомнить, что твой прадед был простым таежным охотником. Потому что главный закон охотника – опередить того, на кого он охотится, чтобы самому не стать жертвой. Так какой же ты мне дашь ответ, Сережа?
– Я согласен, – улыбнулся Сергей Драков.
– Вот и прекрасно. Надеюсь, все хлопоты, связанные с твоим переездом сюда, будут быстро улажены. Кстати, ты меня спрашивал о телохранителе. У меня есть на примете один человечек. Он уже приходил с рекомендательным письмом от моего старого приятеля. Я намерен пригласить его сюда еще раз.
– А этому твоему человеку можно доверять? – настороженно спросил Сергей Драков.
– Я очень скоро это выясню, – загадочно улыбнулся отец.
«Я был крайне обеспокоен тем, что Василий Мохов не связался со мной в тот день, когда мы договаривались. Что могло случиться? Я несколько часов мучился этим вопросом и не находил ответа.
Вечером я сидел в гостиничном номере и уже подумывал о том, чтобы принять душ перед сном, когда в дверь вдруг постучали. Я нащупал в кармане пистолет и отошел в угол комнаты с таким расчетом, чтобы меня нельзя было заметить с порога. Я не мог исключить того, что Мохов оказался предателем и заложил меня «азиатам». Если это пришли «мокрушники», чтобы отправить меня на тот свет, то первую автоматную очередь они выпустят прямо перед собой, и лишь через две секунды выстрелят в угол. Этих двух секунд мне вполне хватало, чтобы застрелить посетителей. Благо, пистолет с глушителем!
– Войдите, – разрешил я, держа палец в кармане брюк на предохранителе.
Дверь открылась – на пороге стоял… мой сын Борис.
– Ку-ку, – поздоровался он, и в воздухе сильно запахло водочным перегаром.
Я сразу определил, что мой сынок здорово «заложил за воротник». Интересно, с какой стати?
– Тебе, небось, интересно, чего это я такой поддатый к тебе явился? – дурацкая усмешка перекосила лицо Бориса.
Он захлопнул дверь и нетвердыми шагами прошел в глубь комнаты.
– Ты прав, мне это очень интересно, – искренне ответил я.
Ноги отказались держать Бориса, и он рухнул, как подкошенный, на кровать. Но через секунду сел и залился истерическим смехом:
– Ха-ха-ха!.. Вот, сижу, вот… Ха-ха-ха!
Мое мрачное молчание подействовало на Бориса отрезвляюще, и он раздельно проговорил:
– Я сразу понял – тут что-то нечисто… Сразу же, как только ты выследил меня и предложил мне деньги. И почему я в ту минуту не догадался?
Усевшись рядом с сыном на кровать, я опустил голову и спросил:
– И о чем ты догадался?
– О том, что ты и есть мой родной отец!
Его слова подействовали так, словно на меня вылили ушат ледяной воды. Я вскочил на ноги и начал быстро расхаживать по номеру.
– Прости, Боря, но ты несешь ахинею, – начал я неуверенно защищаться.
Я паниковал. Слова Бориса означали полный провал моей миссии. Это надо же – меня «вычислил» мальчишка, родной сын! Так что уж говорить о матерых волках из «Азии»!
Я не знал, что и предпринять. Связаться с Центром в Москве? А как заставить молчать Бориса?
– Ты, небось, думаешь, что я сейчас закричу: «Ах, дорогой папочка! Я ждал этой встречи столько лет!» – и упаду в твои объятия? Черта с два! Я пришел сказать тебе, что ты мразь и подонок!
– Да как ты смеешь так со мной разговаривать! – закричал я.
– Что, отцовские чувства в тебе вдруг пробудились? – издевательски засмеялся Борис. – А что ж ты, папочка, к этим своим чувствам пять лет назад не прислушивался?
– Я вовсе не твой отец! – вновь закричал я.
В другое время и при других обстоятельствах я бы за такие слова самому себе язык мог отрезать! Но сейчас я пытался воздействовать на сына криком, так как мы оба превосходно понимали, что я не прав.
– Я не твой отец, – повторил я тише ужасные слова. – Но я был его близким другом и не позволю обращаться со мной в такой манере!
– Ах, какая щепетильная натура! – засмеялся Борис. – Прямо-таки кисейная барышня…
– Не надо тебе этого говорить, – начал я убеждать его и положил руку ему на плечо.
– Не надо мне лапшу на уши вешать! – резко скинул он мою руку со своего плеча. – Мне еще в ту нашу встречу твоя физиономия показалась очень знакомой. А дома я пересмотрел все наши семейные фотоальбомы и понял, что ты – мой бывший отец…
От того, как подчеркнуто Борис произнес слово «бывший», меня едва не передернуло.
– Но окончательно мне помогло в этом убедиться другое, – продолжал сын. – Хочешь знать, что именно?
– Я хочу только, чтобы ты поскорее заткнулся…
– Вот этот портрет! – не слушая меня, закричал сын и показал пальцем на портрет Владимира Высоцкого, висевшего напротив кровати.
«Да, с портретом я, пожалуй, оплошал», – мысленно упрекнул я себя.
– Помнишь, на прощание я сказал тебе, что ты очень напоминаешь Владимира Высоцкого?..
– Ни черта я не помню. И вообще, этот портрет висел в гостиничном номере до моего приезда, – на ходу сочинил я.
– Мама рассказывала, что ты всегда был страстным поклонником Высоцкого, – продолжал Борис, совершенно не слушая моих оправданий. – И даже старался походить на него! Ты, дерьмо собачье, старался походить на этого великого человека! Ты, подонок, гадина, мразь, сволочь, тварь паршивая… бросил нас с матерью, когда нам было так тяжело! За эти пять лет ты нам даже открытки не прислал, не соизволил нас навестить! Как я хочу, чтобы ты сдох, ублюдок!
– А вот оскорблять меня тебе не стоило, парень, – спокойно сказал я и ударил сына по лицу.
Он рухнул плашмя на кровать, а потом медленно поднялся.
– Ну вот, а говоришь, что ты не мой родной отец, – снова ухмыльнулся он, и в следующую секунду заехал мне кулаком в челюсть.
Я успел привычно увернуться от удара и перехватил его руку, занесенную для нового удара, за запястье.
– Ты почему так напился? – спросил я его безо всякой связи с предыдущим разговором.
– Только не говори мне, что пить водку вредно, – чуть ли не прорычал Борис.
– Пить водку вредно, – стараясь казаться невозмутимым, сказал я. – Сорокоградусная мешает трезво оценивать ситуацию и принимать правильные решения. Кроме того, она нарушает координацию движений и замедляет реакцию. Из-за нее ты не сумеешь выложиться во всю мощь своих физических данных, когда это понадобится…
– А мне и не нужны сейчас никакие данные, – вырвал Борис руку и потер запястье. – Я хотел только увидеть твои паучьи глаза и плюнуть в твою поганую рожу. Тьфу!
От сыновьего плевка я молниеносно увернулся.
– Ну и реакция у тебя, – не удержался он от восхищения.
– Видишь ли, я одно время служил военным советником в Анголе, – опустился я на кровать и положил руки на колени. – Мне приходилось много перемещаться по тамошним джунглям. А должен сказать, что ядовитых змей в этих лесах была тьма-тьмущая. Я не боялся их укусов – на этот счет всегда имел при себе противоядие. Но страшны были те змеи, которые плевались ядом – своим плевком они попадали с расстояния в двадцать шагов прямо в глаз человека. Яд этих змей действовал мгновенно. Соответственно, мгновенно приходилось и реагировать. К счастью, одновременно с плевком эти змеи издавали особый протяжный звук. Так что, услыхав его, я успевал в нужный момент пригнуть голову. Только мгновенная реакция помогла мне дожить до сегодняшнего дня…
– Я тебе не верю, – сказал сын.
– Клянусь, говорю чистую правду. У меня после этой Анголы загар с кожи не сходил почти два года. Я здорово смахивал после на типичного пуэрториканца. Поэтому мое начальство не придумало ничего умнее, как отправить меня на некоторое время в Соединенные Штаты Америки…
Я сам не мог понять, что это вдруг на меня нашло, почему я начал чистосердечно исповедоваться перед сыном? Я рассказывал ему то, о чем не мог знать больше никто другой, кроме меня самого, и все не мог остановиться. Видимо, меня, что называется, «прорвало» после долгих лет вынужденного молчания, и теперь я изливал душу родному человеку, которого так любил и за которого готов был жизнь отдать! Как я мог объяснить ему, что не подавал весточки о себе эти долгие пять лет только потому, что боялся за их жизнь! Ведь если бы у бандитов зародилось хотя бы малейшее подозрение, что сотрудник знаменитого Четырнадцатого Отдела Владимир Печегин еще жив, они, рано или поздно, разыскали бы мою семью. И тогда Борис не сидел бы здесь, живой и здоровый, и не проклинал бы меня с максимализмом, свойственным его восхитительным семнадцати годам!
– Злостные неплательщики алиментов – мастера сочинять и не такие истории, – презрительно выпятил нижнюю губу Борис.
Это была моя привычка – так выпячивать нижнюю губу, когда кого-то сильно презираешь! Я словно видел свою молодую копию. Но упоминание о неплательщике алиментов здорово меня задело. Так вот за кого они меня принимали все эти годы! И неужели Надежда способна была поверить, что я мог разлюбить ее и бросить? Хотя, как иначе она могла объяснить мое внезапное исчезновение?..
– Боря, ты крупно ошибаешься, – старался я говорить как можно мягче, хотя внутри у меня все кипело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– М-да, планы у тебя, папа, грандиозные, аж дух захватывает, – польстил отцу сын.
– Мыслить, Сережа, следует грандиозно, иначе никогда не добьешься серьезного успеха. Удручает меня в этом деле другое.
– Что именно?
– Что мы оба с тобой не бессмертны.
– Ничего не поделаешь. Все, что когда-то родилось, должно когда-нибудь и умереть, – попытался хоть как-то утешить отца Сергей Драков. – До сих пор ты говорил, папа, только о возможности твоей смерти. Но что помешает этим типам из «Платформы» и «Севера» после того, как они расправятся с тобой, разделаться и со мной?
– Те самые козыри, о которых я уже упоминал. Это – наше секретное оружие, которое может сделать нас неуязвимыми. А что касается личной безопасности, то на этот счет я твердо полагаюсь на Клина. У этого парня отличный нюх на опасность и на стукачей. Месяц назад он вычислил одного предателя, которого забросили ко мне менты.
– И что же он с ним сделал?
– Убил. А уши отрезал и заспиртовал, и теперь хранит у себя в шкафчике как сувенир. Чтобы обезопасить себя от других группировок, мне пришлось организовать собственную, – пояснил Александр Драков. – Мы назвали нашу группу «Азия». Поначалу «Азия» обеспечивала только прикрытие для моих операций. Но со временем мы набрали такую силу, что смогли перейти в контрнаступление.
– Что ты подразумеваешь под контрнаступлением? – спросил сын.
– Когда пять лет назад один из секретных отделов прокуратуры вплотную подобрался к нашей организации, мы перестреляли кучу ментов, и нас оставили в покое. Так что имей в виду, Сережа, в моих руках, а теперь и в твоих, сконцентрирована большая сила. Нужно только уметь ею правильно распорядиться.
Драков-старший потушил сигару и тут же затянулся новой.
– Но папа, ты даже не поинтересовался моим согласием, – мягко упрекнул отца Сергей Драков. – Ты не соблаговолил даже спросить меня – согласен ли я участвовать в этой игре?
В ответ Александр Драков снисходительно усмехнулся и выпустил изо рта струю сизого дыма:
– Я слишком хорошо знаю тебя, сынок, чтобы тратить время на такие глупые вопросы. Дело, которое я тебе предлагаю наследовать – именно то, о котором ты мечтал, пусть даже и неосознанно, всю жизнь. Ты по своей натуре – хищник, волк, натянувший на себя овечью шкуру на время. Как и все, ты мечтаешь иметь власть, почет и богатство. Я предлагаю тебе все это. Конечно, в этом деле, как и во всяком другом, есть свои издержки. Тебе придется привыкнуть к мысли, что время от времени твоей драгоценной жизни будет угрожать смертельная опасность. Но эта мысль еще больше будет возбуждать тебя, и ты по-новому оценишь все прелести жизни. Именно здесь в тебе вновь в полную силу заговорит голос твоей северной крови. Тебе предстоит вспомнить, что твой прадед был простым таежным охотником. Потому что главный закон охотника – опередить того, на кого он охотится, чтобы самому не стать жертвой. Так какой же ты мне дашь ответ, Сережа?
– Я согласен, – улыбнулся Сергей Драков.
– Вот и прекрасно. Надеюсь, все хлопоты, связанные с твоим переездом сюда, будут быстро улажены. Кстати, ты меня спрашивал о телохранителе. У меня есть на примете один человечек. Он уже приходил с рекомендательным письмом от моего старого приятеля. Я намерен пригласить его сюда еще раз.
– А этому твоему человеку можно доверять? – настороженно спросил Сергей Драков.
– Я очень скоро это выясню, – загадочно улыбнулся отец.
«Я был крайне обеспокоен тем, что Василий Мохов не связался со мной в тот день, когда мы договаривались. Что могло случиться? Я несколько часов мучился этим вопросом и не находил ответа.
Вечером я сидел в гостиничном номере и уже подумывал о том, чтобы принять душ перед сном, когда в дверь вдруг постучали. Я нащупал в кармане пистолет и отошел в угол комнаты с таким расчетом, чтобы меня нельзя было заметить с порога. Я не мог исключить того, что Мохов оказался предателем и заложил меня «азиатам». Если это пришли «мокрушники», чтобы отправить меня на тот свет, то первую автоматную очередь они выпустят прямо перед собой, и лишь через две секунды выстрелят в угол. Этих двух секунд мне вполне хватало, чтобы застрелить посетителей. Благо, пистолет с глушителем!
– Войдите, – разрешил я, держа палец в кармане брюк на предохранителе.
Дверь открылась – на пороге стоял… мой сын Борис.
– Ку-ку, – поздоровался он, и в воздухе сильно запахло водочным перегаром.
Я сразу определил, что мой сынок здорово «заложил за воротник». Интересно, с какой стати?
– Тебе, небось, интересно, чего это я такой поддатый к тебе явился? – дурацкая усмешка перекосила лицо Бориса.
Он захлопнул дверь и нетвердыми шагами прошел в глубь комнаты.
– Ты прав, мне это очень интересно, – искренне ответил я.
Ноги отказались держать Бориса, и он рухнул, как подкошенный, на кровать. Но через секунду сел и залился истерическим смехом:
– Ха-ха-ха!.. Вот, сижу, вот… Ха-ха-ха!
Мое мрачное молчание подействовало на Бориса отрезвляюще, и он раздельно проговорил:
– Я сразу понял – тут что-то нечисто… Сразу же, как только ты выследил меня и предложил мне деньги. И почему я в ту минуту не догадался?
Усевшись рядом с сыном на кровать, я опустил голову и спросил:
– И о чем ты догадался?
– О том, что ты и есть мой родной отец!
Его слова подействовали так, словно на меня вылили ушат ледяной воды. Я вскочил на ноги и начал быстро расхаживать по номеру.
– Прости, Боря, но ты несешь ахинею, – начал я неуверенно защищаться.
Я паниковал. Слова Бориса означали полный провал моей миссии. Это надо же – меня «вычислил» мальчишка, родной сын! Так что уж говорить о матерых волках из «Азии»!
Я не знал, что и предпринять. Связаться с Центром в Москве? А как заставить молчать Бориса?
– Ты, небось, думаешь, что я сейчас закричу: «Ах, дорогой папочка! Я ждал этой встречи столько лет!» – и упаду в твои объятия? Черта с два! Я пришел сказать тебе, что ты мразь и подонок!
– Да как ты смеешь так со мной разговаривать! – закричал я.
– Что, отцовские чувства в тебе вдруг пробудились? – издевательски засмеялся Борис. – А что ж ты, папочка, к этим своим чувствам пять лет назад не прислушивался?
– Я вовсе не твой отец! – вновь закричал я.
В другое время и при других обстоятельствах я бы за такие слова самому себе язык мог отрезать! Но сейчас я пытался воздействовать на сына криком, так как мы оба превосходно понимали, что я не прав.
– Я не твой отец, – повторил я тише ужасные слова. – Но я был его близким другом и не позволю обращаться со мной в такой манере!
– Ах, какая щепетильная натура! – засмеялся Борис. – Прямо-таки кисейная барышня…
– Не надо тебе этого говорить, – начал я убеждать его и положил руку ему на плечо.
– Не надо мне лапшу на уши вешать! – резко скинул он мою руку со своего плеча. – Мне еще в ту нашу встречу твоя физиономия показалась очень знакомой. А дома я пересмотрел все наши семейные фотоальбомы и понял, что ты – мой бывший отец…
От того, как подчеркнуто Борис произнес слово «бывший», меня едва не передернуло.
– Но окончательно мне помогло в этом убедиться другое, – продолжал сын. – Хочешь знать, что именно?
– Я хочу только, чтобы ты поскорее заткнулся…
– Вот этот портрет! – не слушая меня, закричал сын и показал пальцем на портрет Владимира Высоцкого, висевшего напротив кровати.
«Да, с портретом я, пожалуй, оплошал», – мысленно упрекнул я себя.
– Помнишь, на прощание я сказал тебе, что ты очень напоминаешь Владимира Высоцкого?..
– Ни черта я не помню. И вообще, этот портрет висел в гостиничном номере до моего приезда, – на ходу сочинил я.
– Мама рассказывала, что ты всегда был страстным поклонником Высоцкого, – продолжал Борис, совершенно не слушая моих оправданий. – И даже старался походить на него! Ты, дерьмо собачье, старался походить на этого великого человека! Ты, подонок, гадина, мразь, сволочь, тварь паршивая… бросил нас с матерью, когда нам было так тяжело! За эти пять лет ты нам даже открытки не прислал, не соизволил нас навестить! Как я хочу, чтобы ты сдох, ублюдок!
– А вот оскорблять меня тебе не стоило, парень, – спокойно сказал я и ударил сына по лицу.
Он рухнул плашмя на кровать, а потом медленно поднялся.
– Ну вот, а говоришь, что ты не мой родной отец, – снова ухмыльнулся он, и в следующую секунду заехал мне кулаком в челюсть.
Я успел привычно увернуться от удара и перехватил его руку, занесенную для нового удара, за запястье.
– Ты почему так напился? – спросил я его безо всякой связи с предыдущим разговором.
– Только не говори мне, что пить водку вредно, – чуть ли не прорычал Борис.
– Пить водку вредно, – стараясь казаться невозмутимым, сказал я. – Сорокоградусная мешает трезво оценивать ситуацию и принимать правильные решения. Кроме того, она нарушает координацию движений и замедляет реакцию. Из-за нее ты не сумеешь выложиться во всю мощь своих физических данных, когда это понадобится…
– А мне и не нужны сейчас никакие данные, – вырвал Борис руку и потер запястье. – Я хотел только увидеть твои паучьи глаза и плюнуть в твою поганую рожу. Тьфу!
От сыновьего плевка я молниеносно увернулся.
– Ну и реакция у тебя, – не удержался он от восхищения.
– Видишь ли, я одно время служил военным советником в Анголе, – опустился я на кровать и положил руки на колени. – Мне приходилось много перемещаться по тамошним джунглям. А должен сказать, что ядовитых змей в этих лесах была тьма-тьмущая. Я не боялся их укусов – на этот счет всегда имел при себе противоядие. Но страшны были те змеи, которые плевались ядом – своим плевком они попадали с расстояния в двадцать шагов прямо в глаз человека. Яд этих змей действовал мгновенно. Соответственно, мгновенно приходилось и реагировать. К счастью, одновременно с плевком эти змеи издавали особый протяжный звук. Так что, услыхав его, я успевал в нужный момент пригнуть голову. Только мгновенная реакция помогла мне дожить до сегодняшнего дня…
– Я тебе не верю, – сказал сын.
– Клянусь, говорю чистую правду. У меня после этой Анголы загар с кожи не сходил почти два года. Я здорово смахивал после на типичного пуэрториканца. Поэтому мое начальство не придумало ничего умнее, как отправить меня на некоторое время в Соединенные Штаты Америки…
Я сам не мог понять, что это вдруг на меня нашло, почему я начал чистосердечно исповедоваться перед сыном? Я рассказывал ему то, о чем не мог знать больше никто другой, кроме меня самого, и все не мог остановиться. Видимо, меня, что называется, «прорвало» после долгих лет вынужденного молчания, и теперь я изливал душу родному человеку, которого так любил и за которого готов был жизнь отдать! Как я мог объяснить ему, что не подавал весточки о себе эти долгие пять лет только потому, что боялся за их жизнь! Ведь если бы у бандитов зародилось хотя бы малейшее подозрение, что сотрудник знаменитого Четырнадцатого Отдела Владимир Печегин еще жив, они, рано или поздно, разыскали бы мою семью. И тогда Борис не сидел бы здесь, живой и здоровый, и не проклинал бы меня с максимализмом, свойственным его восхитительным семнадцати годам!
– Злостные неплательщики алиментов – мастера сочинять и не такие истории, – презрительно выпятил нижнюю губу Борис.
Это была моя привычка – так выпячивать нижнюю губу, когда кого-то сильно презираешь! Я словно видел свою молодую копию. Но упоминание о неплательщике алиментов здорово меня задело. Так вот за кого они меня принимали все эти годы! И неужели Надежда способна была поверить, что я мог разлюбить ее и бросить? Хотя, как иначе она могла объяснить мое внезапное исчезновение?..
– Боря, ты крупно ошибаешься, – старался я говорить как можно мягче, хотя внутри у меня все кипело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38