Мэйбл вздохнула: кажется, они никогда этого не узнают.
Примроз прервала размышления старшей сестры.
– А полиция не может выяснить, откуда машина?
Сестра-практикантка сидела в изголовье постели, расчесывая волосы пациентки, как она делала это каждый вечер, стараясь счистить кровавую корку с блестящих темно-рыжих волос. Они могли, конечно, состричь колтун, но не хотели испортить модельную прическу: волосы вряд ли успеют отрасти, а в смерти должно быть достоинство.
Сестра Макбин покачала головой:
– «Рено» с левосторонним управлением. Его могли взять напрокат где угодно в Европе. Огонь все уничтожил, даже ее документы. Бедная девочка! По одежде ничего нельзя определить. Американская джинсовая ткань, итальянский шелк, туфли на каучуковой подошве – такие можно купить где угодно. Оксфам, высший класс.
– А малыш? – настаивала Примроз.
– «Ош-Кош». На малыше тоже не было ничего примечательного. Бедный малютка слишком мал, чтобы нормально разговаривать, полагают, ему нет и трех лет, из него ничего нельзя вытянуть. Может, он в шоке, хотя по-английски, кажется, понимает. И немножко по-французски.
– А грудняшка?
– Может, мне попробовать поговорить с малышом на гэльском? Это как-то никому не пришло в голову…
– А девочка? – повторила свой вопрос Примроз, но Макбин лишь печально покачала головой в ответ.
– Мог бы забеспокоиться отец или кто-нибудь еще из родственников, – пробормотала практикантка. – Ведь кто-то же должен их хватиться.
– Если бы я была похожа на нее, то рассчитывала бы, что половина знакомых мужиков станут меня искать.
– Так где же они?..
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря: «она пропала»? – выдохнул Грабб в телефонную трубку. Редактор международного отдела «Уорлд Кейбл ньюз» нервно оглядел галдящих сотрудников редакции, опасаясь, что кто-то может услышать, и не зная, какой еще ушат дерьма выльется сейчас на его голову.
– Она не оставила даже номера телефона? И вы не знаете, где ее найти? – Грабб не верил своим ушам. Никогда раньше ни один из его иностранных корреспондентов не исчезал вот так, с концами, оставив на произвол судьбы один из самых важных корпунктов в Европе. Иза была одной из лучших, но сейчас эта глупая сучка здорово подвела его. Сейчас, когда агентство работает на пределе финансовых возможностей и ожидается дальнейшее сокращение финансирования. Грабб застонал, выслушав объяснения из Парижа.
– Что, опять ее проклятые детишки? Господи Боже мой, мы же дали ей шестинедельный отпуск для «нереста», она всего несколько месяцев назад вышла на работу. Сколько еще крови она хочет у нас выпить?
Молодой продюсер попытался успокоить Грабба: у Изидоры был трудный период, на нее давит муж, ей надо было уехать, подумать и разобраться в личных проблемах. Всего на пару дней. Да, он знает, что прошло уже больше недели, но редакция справится, все под контролем. Нет оснований для паники.
Грабб, невысокий полноватый мужчина с порезами от бритья на щеках и подбородке, не согласился с мнением своего сотрудника: именно сейчас у них самый опасный момент. Когда завтра материал из Лондона будет комментировать заведующий корпунктом, а не ведущий иностранный корреспондент агентства, все выплывет наружу и на их головы обрушится карающая длань.
И он решил опередить события. Посмотрев на приоткрытую дверь в кабинет управляющего, Грабб заорал в трубку:
– Я не собираюсь терпеть это дерьмо! Черт побери, я плачу вам за работу, а не за эти гребаные отговорки, ты не должен был разрешать ей исчезать! Мы даже не знаем, где ее найти. Господи Боже мой, в Англии предстоит серьезная перетасовка кабинета министров, а ты говоришь мне, что Изы нет, она, видите ли, опять меняет пеленки. Что у вас там, отдел новостей или ясли? Если не сможешь найти ее в течение двух часов, сделаешь материал сам – и лучше тебе постараться парень, слышишь меня?! Мне нужен безупречный материал, мы должны обойти этих ублюдков из других агентств, опередить их, пока они прочухиваются! Мои ток-шоу – лучшие в нашем бизнесе, и так будет и впредь!
Грабб незаметно оглянулся. Его громкий голос привлек всеобщее внимание, управляющий стоял в дверях своего кабинета, хмуря брови и изрыгая ругательства. Подходящий момент для эффектного завершающего удара. Грабб встал, вытянулся во весь рост и добил собеседника.
– Найди ее, быстро найди! Вытащи ее на свет Божий и передай от меня, что на сей раз ей не отвертеться.
Он шваркнул телефонную трубку на рычаг, прежде чем оглянуться на жадно прислушивающихся сотрудников. Он владеет ситуацией. А если что-нибудь все-таки сорвется, все, а главное управляющий, будут знать, что это не его вина.
По ту сторону Атлантики продюсер европейского отделения «Уорлд Кейбл ньюз» довольно улыбнулся. Ему было двадцать восемь лет, и он впервые получил возможность выйти на авансцену. Если он справится, если все получится, они не станут тратить лишние деньги и присылать нового корреспондента, признают наконец его талант. Это серьезный шанс, и он не собирается упускать его. Возможно, следует связаться с кем-нибудь, сообщить об исчезновении Изидоры, запросить полицию, но ведь он должен выполнить работу, заказать билет на самолет, а времени так мало. Иза могла отправиться в любую страну… А ему еще надо постричься.
Мысленно продюсер уже проговаривал то вступление, которое произнесет перед камерой, стоя у большой черной двери на Даунинг-стрит, 10.
Он бы не возражал, если бы Изидора Дин исчезла навсегда.
Никто не заметил повреждения селезенки. Удар ремня безопасности пришелся как раз пониже ребер и привел к небольшому разрыву мягкой ткани, из которого медленно сочилась кровь. Не так сильно, чтобы вызвать серьезные проблемы, но вполне достаточно, чтобы приборы зарегистрировали постепенное понижение уровня кислорода в крови. Нарушились рефлексы, но врачи считали, что причиной тому отек мозга. Кровотечение размягчало ткани вокруг разрыва, и селезенка в конце концов не выдержала. Селезенка – сепаратор крови, она производит белые кровяные тельца и уничтожает отработанные красные. Если кровь попадает в брюшную полость, пациенту остается жить не больше двух часов.
Примроз была расстроена. Прошло минут сорок с тех пор, как по коридору к отделению интенсивной терапии прошествовали хирурги, анестезиологи и физиотерапевты, как это всегда делалось трижды в день. Обычно они отпускали глупые шутки в адрес младшего медперсонала, особенно сестер-практиканток. Зачем же сейчас анестезиолог, блондин с искусственным загаром, вызывает ее к телефону? Примроз и не подозревала, что ему известно ее имя. В чем дело? Она что-нибудь не так сделала?
Другие сестры обменялись понимающими улыбками: этот врач был самым большим сердцеедом в их больнице.
Сообразив, зачем она нужна анестезиологу, Примроз терпеливо объяснила, что на этой неделе дежурит в ночную смену, так что ничего не выйдет. Впрочем, ей не хотелось отпугнуть его, и она пыталась придумать какой-нибудь выход из положения. Внезапно тишину отделения интенсивной терапии Уэчестерской клинической пронзил резкий настойчивый звук тревоги. Сигнал раздается, если пациент повернулся и сдвинул датчик, или сестра случайно задела какой-нибудь прибор. Но пациенты, находящиеся в коме, не ворочаются.
Примроз бросилась к кровати пациентки, но Макбин опередила ее и уже проверяла датчики. Давление катастрофически падало. Дыхание, еще час назад такое спокойное, внезапно стало очень поверхностным и затрудненным. Подал сигнал тревоги и электрокардиограф – резко участилось сердцебиение. Типичное состояние шока, смерть вот-вот вступит в свои права.
– Не торопись туда, дорогая, – выдохнула Макбин. Все случилось слишком внезапно и неожиданно, но она явно не собиралась отказываться от борьбы. – Продержись еще чуть-чуть. Одни мы не справимся.
Вызвав докторов, старшая сестра продолжала обследовать пациентку, ощупывать ее своими чуткими пальцами, пытаясь понять, о чем вопят датчики, выяснить причину кризиса.
Она быстро обнаружила ее. Вздутый как барабан живот.
– Готовьте все для операции, – резко скомандовала она. – И немедленно!
Вернувшись к пациентке, Макбин начала поглаживать ее руку.
– Может, мы тебя все-таки вытащим и тогда узнаем, кто же ты такая.
Тротуар напротив знаменитой двери по Даунинг-стрит был заполнен репортерами, в основном мужчинами среднего возраста один потрепаннее другого, выкрикивавшими свои заковыристые вопросы проходящим мимо политическим деятелям. Они были похожи на рыбаков, выстроившихся вдоль берега реки.
– Это традиционная британская игра, которую здесь называют перетасовкой в правительстве. – Так многозначительно начал свой первый репортаж молодой продюсер АКН. В этот час большинство журналистов анализируют меню близящегося ленча, но приступы голода молодого американца заглушало осознание того факта, что в Штатах раннее утро, новости смотрит максимальное число зрителей, а он работает в прямом эфире.
– В дверь дома номер 10 по Даунинг-стрит за последние несколько часов вошли самые способные и самые честолюбивые британские политики. Для некоторых из них это путь наверх, к еще большей власти; для других – разверстая пасть печи крематория. Попробуем угадать, кто «получил прибавку», а кто стал «политическим трупом». Один из министров, покидая Даунинг-стрит несколько минут назад, едва ли не плакал. Люди реагируют по-разному. Когда часто подвергавшийся критике, но такой разговорчивый в прошлом министр обороны появился на пороге после беседы с премьер-министром, он смог выдавить из себя лишь: «без комментариев», а министр транспорта вообще испарился. Он вошел через парадную дверь, а удалился через черный ход.
Корреспондент обернулся, а оператор взял в кадр узкую улицу, залитую солнечным светом поздней осени. Кто-то тронул тяжелую тюлевую занавеску в окне первого этажа – какой-то любопытный чиновник наслаждался зрелищем. А может, министр транспорта интересовался, не убрались ли журналисты. Внимание оператора привлекла высокая фигура человека, направлявшегося к репортерам от тяжелых кованых ворот, ограждавших вход в резиденцию.
Даже издалека его манера держаться обращала на себя внимание. Многие сегодняшние посетители Даунинг-стрит просто излучали энергию, другие были напряжены, шли сжавшись, настороженно оглядываясь по сторонам. Этот же был раскован и естественен, как на загородной прогулке. На нем был безупречно сшитый костюм-тройка, золотой брелок от часов – явно фамильная драгоценность – выдавал состоятельных предков, в начищенных ботинках тускло отражался солнечный свет.
Как только политик подошел достаточно близко, камеры крупно показали зрителям его обветренное лицо с тем сдержанным выражением, которое безошибочно выдает человека скрытного и осмотрительного. Густые, с сильной проседью, зачесанные назад от висков волосы позволяли предположить, что он перешагнул порог пятидесятилетия. Тип мужчин, которые с возрастом становятся только привлекательнее. Влажные бледно-голубые глаза наверняка разили наповал женщин-избирательниц.
– Вот человек, который, кажется, получает удовольствие от сегодняшней игры, – бодро комментировал американец, не поняв, по неопытности, что его зрители наверняка не расслышали имени политика из-за шквала вопросов, обрушившихся на вновь прибывшего. – Он не прячется от камер явно не собирается прятаться и на обратном пути. Слишком смел или слишком оптимистично настроен? Впрочем, ходят упорные слухи, что этого человека повысят в должности.
Герой этого комментария повернулся лицом к камерам, стоявшим в дальнем конце улицы, помахал рукой, но не улыбнулся.
Новоиспеченный корреспондент АКН пытался разобрать, что кричит ему в наушник голос Грабба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41