– В любом случае, надо рассказать обо всем комиссару Вондрачеку. Он показался мне умным и порядочным человеком. Вы готовы пойти к нему вместе со мной?
– Да, но…
– Вас что-то сдерживает?
Эмилия кивнула.
– Я бы не хотела рассказывать о своем столкновении с Фальвой.
– Почему? И что еще вас связывает с этим извращенцем?
– Теперь уже практически ничего… – Фрейлейн Лукач глубоко вздохнула и наконец-то подняла вуаль, одарив Вульфа мягким мерцающим взглядом. – Если я смогу рассчитывать на вашу дружескую скромность, то расскажу о своей жизни… конечно, если вы этого хотите.
– Не только хочу, но и прошу вас об этом.
– Ну что ж, тогда слушайте. Я родилась в Капошваре, в семье владельца небольшого трактира. Мой отец – венгр Ференц Лукач, а мать – еврейка Юдифь Книппершток. Она была дочерью портного, который имел собственную мастерскую по соседству с отцовским трактиром. Моя история не отличается оригинальностью – мы с матерью помогали отцу обслуживать посетителей, а однажды, по просьбе местных крестьян, я исполнила для них несколько венгерских народных песен. Это им так понравилось, что с тех пор я стала регулярно петь в отцовском трактире.
– А потом там случайно оказался Фальва, который услышал ваше пение и пообещал сделать из вас примадонну?
Эмилия улыбнулась.
– Я же предупреждала, что в моей истории нет ничего оригинального. Да, он предложил мне поехать с ним в Будапешт, пообещав оплатить пансионат и уроки пения. Мне удалось уговорить отца, и через три месяца я уже жила в Будапеште. Комнату на двоих мы с Бертой снимали в районе Ракошпалота. Вам может показаться странным, но, хотя мы были самыми близкими подругами, я о ней мало что знаю. Она рано осталась без родителей и воспитывалась у дяди, который жил на хуторе под Дебреценом. Потом, когда Берта повзрослела и ей приелась деревенская жизнь, она укатила в город с одним молодым военным. Через какое-то время она его бросила и познакомилась с Фальвой.
– Неужели молодого военного можно променять на старого негодяя? – усомнился Вульф.
– О, вы не знали Берту! – живо откликнулась Эмилия. – А она была не просто красива…
– Вы обе красивы, – не удержался Вульф. – И даже очень красивы…
– Не перебивайте. – Впервые за весь разговор Эмилия усмехнулась. – Так вот, Берта была очень взбалмошной, легкомысленной, но честолюбивой. В мечтах она видела себя не иначе как княгиней Эстерхази, владелицей роскошного дворца в центре Вены. Когда она надеялась чего-то добиться, то ничем не смущалась. Берта первой стала любовницей Фальвы, а потом уговорила на это и меня…
Эмилия сделала паузу, и Вульф почувствовал на себе ее изучающий взгляд. Выслушивать подобные вещи было очень непросто, и он непроизвольно сжал правую руку в кулак.
– Вы меня осуждаете? – тут же спросила молодая женщина.
– Нет, я просто вспомнил обстоятельства нашего знакомства и пожалел о том, что отказался выпороть этого негодяя!
– Браво! – На этот раз Эмилия расхохоталась и даже погладила его кулак своей рукой в тонкой лайковой перчатке. – Вы очень милы.
– А вы неотразимы!
Взволнованная интонация прозвучала как признание. Последовала короткая пауза, пристальный взгляд глаза в глаза и… Сергей не выдержал, первым опустив голову.
–Ну, слушайте дальше, – спохватилась Эмилия. – Надо отдать должное Фальве – он выполнял свои обещания. Сначала мы с Бертой выступали в кордебалете театра «Вигсинхаз», а три месяца назад Ласло привез нас в Вену.
– Удивительно, – покачал головой Вульф, – за это время я был в «Иоганн Штраус-театре» как минимум три раза, но вас не замечал.
– Здесь нет ничего удивительного, – спокойно сказала Эмилия. – Когда на сцену выходит кордебалет, все внимание мужчин обращается на женские ноги, и в этом отношении вы не исключение. Кроме того, у всех девушек кордебалета застывшее выражение лица – вот такое. – И она состроила очень милую гримаску. – Неестественно радостное. Поэтому ничего странного в том, что мы кажемся одинаковыми. Сначала мы с Бертой жили вместе, а Фальва регулярно нас навещал, потом она подыскала себе любовника и переехала. О том, как я сама попыталась избавиться от Фальвы, вы прекрасно знаете.
– Могу я осмелиться задать вам один очень нескромный вопрос, – отводя глаза, глухо поинтересовался Вульф.
– Попробуйте!
– То, что именно вы заменили фрейлейн Форкаи, как-то связано с вашим… нет, я неправильно выразился… с отношением к вам директора театра или какого-то покровителя… Ну, вы понимаете, что я имею в виду?
– Я могла бы притвориться, что не понимаю ваших намеков, или возмутиться, но вместо этого отвечу откровенно. Директор театра прекрасный семьянин, и у меня с ним чисто дружеские отношения.
Эмилия говорила медленно, отчетливо отделяя одно слово от другого, но в ее взоре таилось столь явное лукавство, что Вульф не стал доверять или радоваться тому, что услышал. Тем более что ему вдруг кое-что вспомнилось.
– Кстати, а Берта не увлекалась психоанализом?
– Не знаю. – И Эмилия удивленно пожала плечами. – По-моему, она вообще не знала, что это такое. Я же вам объяснила, что больше всего ее интересовало положение в обществе и деньги. Кстати, в последний месяц деньги у нее появились, и немалые, поскольку незадолго до своего исчезновения она всерьез говорила мне о том, что собирается уходить из театра. Ой! – И Эмилия чисто по-детски стукнула себя пальцами правой руки по лбу. – Я совсем забыла о том, что мне уже надо быть на репетиции. Нет, нет, провожать меня не стоит…
– А как же наше посещение комиссара Вондрачека? – поднимаясь вслед за ней, поинтересовался Вульф.
Эмилия задумалась, а потом решительно сказала:
– Сходите к нему сами, или давайте отложим это до завтра. С утра я буду дома – вот мой адрес. Заезжайте за мной в полдень, хорошо?
Вульф взял протянутую визитку, кивнул и, склонившись, поцеловал ее руку. Эмилия улыбнулась ему, опустила вуаль и быстро пошла к выходу. Большинство присутствующих мужчин смотрели ей вслед. Смотрел и Вульф, думая о том, что Берта Тымковец, возможно, до сих пор еще лежит мертвой в номере провинциальной гостиницы, в то время как ее подруга спокойно направляется на репетицию. Красотки кабаре…
На следующий день Вульфу не пришлось ехать в полицию, поскольку ровно в десять утра на пороге его номера возник комиссар Вондрачек собственной персоной.
– Вы? – удивился Вульф, пропуская его внутрь. – Признаться, не ожидал увидеть вас у себя, хотя… – Он хотел было добавить: «хотя сам сегодня к вам собирался», но вовремя прикусил язык, решив сначала узнать цель визита.
Комиссар Вондрачек не стал лукавить.
– Вчера Берта Тымковец была найдена мертвой в одном из номеров гостиницы «Майстринг». Это в Кальтенбрюндльберге, неподалеку от Вены, – сразу заявил он, прохаживаясь по комнате и оглядывая ее цепким взором.
– Я знаю, – со вздохом признался Вульф, – Присаживайтесь. Если бы вы не пришли ко мне сами, то через пару часов я бы уже сидел в вашем кабинете.
– Вот как? Ну, тогда рассказывайте.
И Вульф начал пересказывать вчерашний разговор с Эмилией. Комиссар слушал очень внимательно, время от времени совершая такие движения верхней губой, словно пытаясь пошевелить усами. Но поскольку усов не было, движения комиссара производили весьма комичное впечатление, отнюдь не соответствовавшее серьезности разговора.
– У вас есть письмо фрейлейн Тымковец, в котором она просит свою подругу приехать? – поинтересовался Вондрачек, когда Вульф умолк.
– Нет, оно осталось у фрейлейн Лукач, но зато у меня есть та самая страница из книги, о которой я вам говорил. – И Вульф протянул ее комиссару.
– Великолепно, – не сдержался тот, внимательно осмотрев листок. – Это настолько прекрасная улика, что вы даже представить себе не можете. Впрочем, способ ее появления наводит на некоторые подозрения…
– Вы надеетесь установить хозяина книги? – поинтересовался Вульф.
– Разумеется, и на девяносто процентов уверен в успехе.
– Но каким образом?
– Секрет следствия.
– Ну хорошо, а у вас есть какие-то предположения? – не унимался Вульф. – Это убийство связано с любовной историей?
– Ни одно убийство без нее не обходится, – невозмутимо заметил Вондрачек. – Вопрос лишь в том, что кто-то любит деньги, кто-то женщин, а кто-то просто любит убивать.
– А вам не приходило в голову, что вся эта история имеет какое-то отношение к масонству?
– Масонство? Очень может быть.
– Фрейлейн Лукач говорила, что у ее подруги появились деньги…
– Что ж, и мотив ограбления тоже не исключен.
Добродушное согласие Вондрачека вывело Вульфа из себя.
– Черт подери, но вы хоть кого-то подозреваете?
– Да, разумеется. Я подозреваю вас в том, что вы очень неравнодушны к фрейлейн Лукач, – лукаво усмехнулся комиссар.
– Ну, в этом отношении вы всегда можете рассчитывать на мое чистосердечное признание, – сердито буркнул Вульф. – А что вы скажете об этом Фальве?
– Фальва? – На этот раз Вондрачек задумался. – Может быть, и Фальва. Но меня в данный момент гораздо больше интересует тот загадочный джентльмен, на которого смерть фрейлейн Тымковец произвела столь глубокое впечатление, что он даже прихватил с собой орудие убийства, сняв чулок с ее шеи. Кто бы это мог быть?
– Но ведь этот господин явился уже после того, как фрейлейн Тымковец была убита!
– Так-то оно так, но ведь он мог совершить убийство и в бессознательном состоянии – в порыве ревности, например. А потом вернулся обратно и ужаснулся тому, что натворил. Что там говорит профессор Фрейд о либидо и бессознательном, а?
Глава 8
Свидетель Гитлер
На следующий день, когда Сергей Вульф за чашкой утреннего кофе раскрыл свежий номер «Нойер винер тагеблат», его внимание сразу же привлекли два необычных рисунка, помещенных на первой странице. Прочитав подписи и заголовки, он подумал о том, что комиссару Вондрачеку повезло, ибо на одном из этих рисунков был изображен тот самый таинственный господин, который, согласно рассказу Эмилии Лукач, сначала стонал над постелью ее мертвой подруги, а затем удалился, прихватив с собой смертоносный чулок.
Все пояснения к рисункам давались в статье, озаглавленной «Загадочная смерть прелестницы из кордебалета». Быстро просмотрев сообщение о том, как труп молодой женщины обнаружила горничная, которая пришла убирать номер, Вульф стал читать более внимательно.
«… Благодаря удачному стечению обстоятельств в день убийства возле гостиницы „Майстринг“ находился молодой венский художник, рисующий открытки на продажу. Установив мольберт напротив входа, он делал карандашные наброски, когда его внимание привлек высокий седовласый господин в темных очках. Он быстро вошел в гостиницу, но не пролетело и пяти минут, как выскочил обратно – причем на этот раз, по словам художника, выглядел крайне взволнованным. Не успел этот господин скрыться из виду, как из гостиницы выбежала не менее взволнованная молодая дама, едва не опрокинувшая мольберт. Художник, узнав в ней одну из модных ныне певиц, чье имя редакция по моральным соображениям вынуждена держать в тайне, заподозрил любовную интригу и тут же, по памяти, набросал портрет седовласого господина.
Через какое-то время в гостинице поднялась суматоха. Тогда художник, прихватив с собой мольберт, вошел внутрь и, узнав об убийстве, попросил позволения подняться в номер. Там он и сделал тот карандашный рисунок фрейлейн Берты Тымковец, который мы воспроизводим рядом с портретом ее предполагаемого убийцы…»
Портрет «седовласого господина» не отличался особой выразительностью, зато труп молодой женщины был нарисован с каким-то пугающим вдохновением: приподнятая и согнутая в колене нога, разметанные по подушке волосы, страдальческое выражение застывших, полуприкрытых глаз, вывернутая кисть левой руки, свешивавшейся с кровати, темная полоса вокруг шеи…
Под обоими рисунками имелась подпись художника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Да, но…
– Вас что-то сдерживает?
Эмилия кивнула.
– Я бы не хотела рассказывать о своем столкновении с Фальвой.
– Почему? И что еще вас связывает с этим извращенцем?
– Теперь уже практически ничего… – Фрейлейн Лукач глубоко вздохнула и наконец-то подняла вуаль, одарив Вульфа мягким мерцающим взглядом. – Если я смогу рассчитывать на вашу дружескую скромность, то расскажу о своей жизни… конечно, если вы этого хотите.
– Не только хочу, но и прошу вас об этом.
– Ну что ж, тогда слушайте. Я родилась в Капошваре, в семье владельца небольшого трактира. Мой отец – венгр Ференц Лукач, а мать – еврейка Юдифь Книппершток. Она была дочерью портного, который имел собственную мастерскую по соседству с отцовским трактиром. Моя история не отличается оригинальностью – мы с матерью помогали отцу обслуживать посетителей, а однажды, по просьбе местных крестьян, я исполнила для них несколько венгерских народных песен. Это им так понравилось, что с тех пор я стала регулярно петь в отцовском трактире.
– А потом там случайно оказался Фальва, который услышал ваше пение и пообещал сделать из вас примадонну?
Эмилия улыбнулась.
– Я же предупреждала, что в моей истории нет ничего оригинального. Да, он предложил мне поехать с ним в Будапешт, пообещав оплатить пансионат и уроки пения. Мне удалось уговорить отца, и через три месяца я уже жила в Будапеште. Комнату на двоих мы с Бертой снимали в районе Ракошпалота. Вам может показаться странным, но, хотя мы были самыми близкими подругами, я о ней мало что знаю. Она рано осталась без родителей и воспитывалась у дяди, который жил на хуторе под Дебреценом. Потом, когда Берта повзрослела и ей приелась деревенская жизнь, она укатила в город с одним молодым военным. Через какое-то время она его бросила и познакомилась с Фальвой.
– Неужели молодого военного можно променять на старого негодяя? – усомнился Вульф.
– О, вы не знали Берту! – живо откликнулась Эмилия. – А она была не просто красива…
– Вы обе красивы, – не удержался Вульф. – И даже очень красивы…
– Не перебивайте. – Впервые за весь разговор Эмилия усмехнулась. – Так вот, Берта была очень взбалмошной, легкомысленной, но честолюбивой. В мечтах она видела себя не иначе как княгиней Эстерхази, владелицей роскошного дворца в центре Вены. Когда она надеялась чего-то добиться, то ничем не смущалась. Берта первой стала любовницей Фальвы, а потом уговорила на это и меня…
Эмилия сделала паузу, и Вульф почувствовал на себе ее изучающий взгляд. Выслушивать подобные вещи было очень непросто, и он непроизвольно сжал правую руку в кулак.
– Вы меня осуждаете? – тут же спросила молодая женщина.
– Нет, я просто вспомнил обстоятельства нашего знакомства и пожалел о том, что отказался выпороть этого негодяя!
– Браво! – На этот раз Эмилия расхохоталась и даже погладила его кулак своей рукой в тонкой лайковой перчатке. – Вы очень милы.
– А вы неотразимы!
Взволнованная интонация прозвучала как признание. Последовала короткая пауза, пристальный взгляд глаза в глаза и… Сергей не выдержал, первым опустив голову.
–Ну, слушайте дальше, – спохватилась Эмилия. – Надо отдать должное Фальве – он выполнял свои обещания. Сначала мы с Бертой выступали в кордебалете театра «Вигсинхаз», а три месяца назад Ласло привез нас в Вену.
– Удивительно, – покачал головой Вульф, – за это время я был в «Иоганн Штраус-театре» как минимум три раза, но вас не замечал.
– Здесь нет ничего удивительного, – спокойно сказала Эмилия. – Когда на сцену выходит кордебалет, все внимание мужчин обращается на женские ноги, и в этом отношении вы не исключение. Кроме того, у всех девушек кордебалета застывшее выражение лица – вот такое. – И она состроила очень милую гримаску. – Неестественно радостное. Поэтому ничего странного в том, что мы кажемся одинаковыми. Сначала мы с Бертой жили вместе, а Фальва регулярно нас навещал, потом она подыскала себе любовника и переехала. О том, как я сама попыталась избавиться от Фальвы, вы прекрасно знаете.
– Могу я осмелиться задать вам один очень нескромный вопрос, – отводя глаза, глухо поинтересовался Вульф.
– Попробуйте!
– То, что именно вы заменили фрейлейн Форкаи, как-то связано с вашим… нет, я неправильно выразился… с отношением к вам директора театра или какого-то покровителя… Ну, вы понимаете, что я имею в виду?
– Я могла бы притвориться, что не понимаю ваших намеков, или возмутиться, но вместо этого отвечу откровенно. Директор театра прекрасный семьянин, и у меня с ним чисто дружеские отношения.
Эмилия говорила медленно, отчетливо отделяя одно слово от другого, но в ее взоре таилось столь явное лукавство, что Вульф не стал доверять или радоваться тому, что услышал. Тем более что ему вдруг кое-что вспомнилось.
– Кстати, а Берта не увлекалась психоанализом?
– Не знаю. – И Эмилия удивленно пожала плечами. – По-моему, она вообще не знала, что это такое. Я же вам объяснила, что больше всего ее интересовало положение в обществе и деньги. Кстати, в последний месяц деньги у нее появились, и немалые, поскольку незадолго до своего исчезновения она всерьез говорила мне о том, что собирается уходить из театра. Ой! – И Эмилия чисто по-детски стукнула себя пальцами правой руки по лбу. – Я совсем забыла о том, что мне уже надо быть на репетиции. Нет, нет, провожать меня не стоит…
– А как же наше посещение комиссара Вондрачека? – поднимаясь вслед за ней, поинтересовался Вульф.
Эмилия задумалась, а потом решительно сказала:
– Сходите к нему сами, или давайте отложим это до завтра. С утра я буду дома – вот мой адрес. Заезжайте за мной в полдень, хорошо?
Вульф взял протянутую визитку, кивнул и, склонившись, поцеловал ее руку. Эмилия улыбнулась ему, опустила вуаль и быстро пошла к выходу. Большинство присутствующих мужчин смотрели ей вслед. Смотрел и Вульф, думая о том, что Берта Тымковец, возможно, до сих пор еще лежит мертвой в номере провинциальной гостиницы, в то время как ее подруга спокойно направляется на репетицию. Красотки кабаре…
На следующий день Вульфу не пришлось ехать в полицию, поскольку ровно в десять утра на пороге его номера возник комиссар Вондрачек собственной персоной.
– Вы? – удивился Вульф, пропуская его внутрь. – Признаться, не ожидал увидеть вас у себя, хотя… – Он хотел было добавить: «хотя сам сегодня к вам собирался», но вовремя прикусил язык, решив сначала узнать цель визита.
Комиссар Вондрачек не стал лукавить.
– Вчера Берта Тымковец была найдена мертвой в одном из номеров гостиницы «Майстринг». Это в Кальтенбрюндльберге, неподалеку от Вены, – сразу заявил он, прохаживаясь по комнате и оглядывая ее цепким взором.
– Я знаю, – со вздохом признался Вульф, – Присаживайтесь. Если бы вы не пришли ко мне сами, то через пару часов я бы уже сидел в вашем кабинете.
– Вот как? Ну, тогда рассказывайте.
И Вульф начал пересказывать вчерашний разговор с Эмилией. Комиссар слушал очень внимательно, время от времени совершая такие движения верхней губой, словно пытаясь пошевелить усами. Но поскольку усов не было, движения комиссара производили весьма комичное впечатление, отнюдь не соответствовавшее серьезности разговора.
– У вас есть письмо фрейлейн Тымковец, в котором она просит свою подругу приехать? – поинтересовался Вондрачек, когда Вульф умолк.
– Нет, оно осталось у фрейлейн Лукач, но зато у меня есть та самая страница из книги, о которой я вам говорил. – И Вульф протянул ее комиссару.
– Великолепно, – не сдержался тот, внимательно осмотрев листок. – Это настолько прекрасная улика, что вы даже представить себе не можете. Впрочем, способ ее появления наводит на некоторые подозрения…
– Вы надеетесь установить хозяина книги? – поинтересовался Вульф.
– Разумеется, и на девяносто процентов уверен в успехе.
– Но каким образом?
– Секрет следствия.
– Ну хорошо, а у вас есть какие-то предположения? – не унимался Вульф. – Это убийство связано с любовной историей?
– Ни одно убийство без нее не обходится, – невозмутимо заметил Вондрачек. – Вопрос лишь в том, что кто-то любит деньги, кто-то женщин, а кто-то просто любит убивать.
– А вам не приходило в голову, что вся эта история имеет какое-то отношение к масонству?
– Масонство? Очень может быть.
– Фрейлейн Лукач говорила, что у ее подруги появились деньги…
– Что ж, и мотив ограбления тоже не исключен.
Добродушное согласие Вондрачека вывело Вульфа из себя.
– Черт подери, но вы хоть кого-то подозреваете?
– Да, разумеется. Я подозреваю вас в том, что вы очень неравнодушны к фрейлейн Лукач, – лукаво усмехнулся комиссар.
– Ну, в этом отношении вы всегда можете рассчитывать на мое чистосердечное признание, – сердито буркнул Вульф. – А что вы скажете об этом Фальве?
– Фальва? – На этот раз Вондрачек задумался. – Может быть, и Фальва. Но меня в данный момент гораздо больше интересует тот загадочный джентльмен, на которого смерть фрейлейн Тымковец произвела столь глубокое впечатление, что он даже прихватил с собой орудие убийства, сняв чулок с ее шеи. Кто бы это мог быть?
– Но ведь этот господин явился уже после того, как фрейлейн Тымковец была убита!
– Так-то оно так, но ведь он мог совершить убийство и в бессознательном состоянии – в порыве ревности, например. А потом вернулся обратно и ужаснулся тому, что натворил. Что там говорит профессор Фрейд о либидо и бессознательном, а?
Глава 8
Свидетель Гитлер
На следующий день, когда Сергей Вульф за чашкой утреннего кофе раскрыл свежий номер «Нойер винер тагеблат», его внимание сразу же привлекли два необычных рисунка, помещенных на первой странице. Прочитав подписи и заголовки, он подумал о том, что комиссару Вондрачеку повезло, ибо на одном из этих рисунков был изображен тот самый таинственный господин, который, согласно рассказу Эмилии Лукач, сначала стонал над постелью ее мертвой подруги, а затем удалился, прихватив с собой смертоносный чулок.
Все пояснения к рисункам давались в статье, озаглавленной «Загадочная смерть прелестницы из кордебалета». Быстро просмотрев сообщение о том, как труп молодой женщины обнаружила горничная, которая пришла убирать номер, Вульф стал читать более внимательно.
«… Благодаря удачному стечению обстоятельств в день убийства возле гостиницы „Майстринг“ находился молодой венский художник, рисующий открытки на продажу. Установив мольберт напротив входа, он делал карандашные наброски, когда его внимание привлек высокий седовласый господин в темных очках. Он быстро вошел в гостиницу, но не пролетело и пяти минут, как выскочил обратно – причем на этот раз, по словам художника, выглядел крайне взволнованным. Не успел этот господин скрыться из виду, как из гостиницы выбежала не менее взволнованная молодая дама, едва не опрокинувшая мольберт. Художник, узнав в ней одну из модных ныне певиц, чье имя редакция по моральным соображениям вынуждена держать в тайне, заподозрил любовную интригу и тут же, по памяти, набросал портрет седовласого господина.
Через какое-то время в гостинице поднялась суматоха. Тогда художник, прихватив с собой мольберт, вошел внутрь и, узнав об убийстве, попросил позволения подняться в номер. Там он и сделал тот карандашный рисунок фрейлейн Берты Тымковец, который мы воспроизводим рядом с портретом ее предполагаемого убийцы…»
Портрет «седовласого господина» не отличался особой выразительностью, зато труп молодой женщины был нарисован с каким-то пугающим вдохновением: приподнятая и согнутая в колене нога, разметанные по подушке волосы, страдальческое выражение застывших, полуприкрытых глаз, вывернутая кисть левой руки, свешивавшейся с кровати, темная полоса вокруг шеи…
Под обоими рисунками имелась подпись художника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48