А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Быть может, нам показали зыбкость и призрачность сущего; быть может, это намек, что все в мире, даже прочный камень, состоит из неких мельчайших частиц, подобных мглистым вихрям… Не знаю! Не знаю, но думаю, что эти шары – божественное завещание, столь же ценное, как Чилам Баль. Только не пришло для него время, и таится оно среди гор, лесов и в иных местах, дожидаясь, когда дети взрастут и поймут, где у клинка острие, а где – рукоять. Ну, а про то, как я открываю сферы… вернее, часть из них… Такому искусству ты научишься сам, родич, но придет оно к тебе с великой бедой или с великой радостью, с таким напряжением чувств, с каким напрягается кожа барабана под ударом палочки.
Знай, что я испытал это, испытал много лет назад, когда в ларце лежали только три шара… Тяжкое время пришлось мне пережить! Сын мой отправился в Сеннам и погиб в поединке совершеннолетия, женщина – не светлой крови, но любившая меня долгие годы – умерла, и разум мой затмился, и боги перестали говорить со мной… Тогда, мучимый печалями, пришел я в этот хоган, сел и стал глядеть на яшмовые шары, но не видел их, а видел лица сына и женщины своей, и руки их, манившие меня в Великую Пустоту. Казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь, и я, надеясь на утешение, воззвал к богам и простер руки над сферами, не думая о них, но желая лишь получить какой-то знак. И тогда горе мое стало силой, и что-то переменилось во мне, поднялось и выплеснулось, как кровь из раны. А потом…
Он протянул руку, и шар, подарок тономов, начал медленно вращаться.
Глядя в лицо Чантара, печальное и напряженное, Дженнак подумал, что горе не обошло стороной и владыку Арсоланы: как утверждалось в Книге Повседневного, за мудрость свою он заплатил страданием. И это делало Чантара понятней, ближе и дороже, словно дальний родич, увиденный впервые в жизни, вдруг воистину стал братом. Теперь не только кровь, дар богов, связывала их, но и нечто иное, более важное и значительное, – быть может, память о жизнях, унесенных ветрами времени?
Прервав затянувшееся молчание, Дженнак провел над сферами ладонью.
– Тебе удалось раскрыть каждую?
– Нет, только две из шести. Но подождем; если боги опять пошлют мне великую радость или горе, я доберусь до остальных.
Подождем! И это сказал человек, вступивший в третье свое столетие! Кажется, он собирается жить вечно, промелькнуло у Дженнака в голове.
– Попробуешь с шаром, который я принес?
– Нет, – будто подтверждая сказанное, Чантар отодвинул яшмовую сферу. – Спрячь! Подарено тебе, ты и прими груз страдания или счастья, если повезет… Моя спина покрепче, чем у ламы, но если лам две, то отчего не нагрузить каждую своей ношей?
Он снова подчеркивал, что их двое, будто бы не существовало других светлорожденных, будто в Хайане на циновке власти не сидел Джиллор, будто собственные его сыновья были всего лишь несмышлеными младенцами. Удивительно? Да. Но Дженнак чувствовал, что ходит у самого краешка тайны.
– Ты показал, что хотел, старший родич. Ты ответил на мои вопросы. И ты предупредил, что ждет меня некое потрясение… Что же дальше?
Лицо Чантара вновь сделалось спокойным – правда, не без прежнего лукавства.
– Дальше? Дальше будем говорить.
– Глаза мои видели дивное, и готов я услышать о новых чудесах.
– Только не ожидай добрых чудес… Скажи, по дороге сюда корабль твой не останавливался в эйпоннских гаванях?
– Нет. Мы пришли в Лимучати, и я сразу же отправился в Боро.
– А когда в Бритуйю приходил последний драммар из Хайана?
Дженнак коснулся виска, вспоминая.
– В начале месяца Цветов, старший родич.
– Тогда ты не знаешь последних новостей, – кивнув, Чантар принялся заворачивать шары в шелк и укладывать их в шкатулку. – Умер Ко'ко'ната, повелитель Мейтассы – да будет узкой его тропа в Чак Мооль! И циновка власти досталась Одо'ате. Он сидит на ней уже два месяца.
– Не помню такого, – сказал Дженнак.
– Младший из сыновей Ко'ко'наты, – Чантар захлопнул ларец. – Молод, прожил тридцать лет и ничем не славен, кроме одного… – Он поднялся, водрузил ларец на место и начал копаться в стоявшем рядом сундуке. – Говорят, что Одо'ата родился не от женщины светлой крови. Отец тем не менее объявил его наследником.
– Полукровка не протянет и столетия, – сказал Дженнак. – И в семьдесят будет стариком.
– Разумеется, такое не скроешь, – согласился Чантар, вытащив из сундука свиток желтой бумаги и плотно сложенный пергаментный лист. – Но меня волнует не то, что случится через сорок лет, а то, что может произойти сейчас. Одо'ата решился подправить древнее лживое пророчество о Пятой Книге Кинара и пятой пещере под Храмом Вещих Камней, будто бы замурованной стараниями одиссарцев, арсоланцев или подкупленных жрецов майя… Случилось у Одо'аты видение, ниспосланное самим Мейтассой, и бог якобы сообщил ему истину: миром будут править тасситы и атлийцы. Каков недоумок, а?
– Койот, раскрасивший шкуру охрой, не превратится в ягуара, – сказал Дженнак.
Вернувшись к столу, Чантар положил на него свиток и пергамент.
– Ягуар у нас уже имеется, родич – Ах-Шират, повелитель Коатля! Тот, кто ввозит кровожадных дикарей из Риканны, превращает их в опытных солдат, набивает бочки взрывчатым порошком и строит флот, только не океанские корабли, а боевые галеры! Как ты думаешь, что он сделал сейчас и что сделает потом?
Дженнак поразмыслил недолгое время над этой новостью и сказал:
– Он заключит союз с Одо'атой, а потом сожрет его. Союз ему выгоден: если к пехоте и кораблям Коатля добавятся тасситские всадники, у брата моего Джеданны не хватит секир для их шей.
– У меня тоже, – заметил Чантар. – Они могут двинуться на вашу страну с юга и с запада и могут ударить с побережья, так что брат твой вынужден будет рассредоточить войско для обороны или поступиться частью своих земель. Они могут оставить заслоны на вашей границе и напасть на Арсолану – опять-таки с моря и через Перешеек… Даже разрушив мост в Лимучати, мы ничего не добьемся, ведь у тасситов есть теперь корабли из Шочи-ту-ах-чилат и мореходы – пусть подневольные, но опытные. У них преимущесгво, понимаешь? Преимущество места.
Дженнак понимал. Он, не первый год водивший многотысячные армии, давно перешагнул границу, что отделяла тактика-накома от вождя-стратега, умевшего выигрывать не битвы, но всю войну. Преимущество Мейтассы и Коатля заключалось в том, что земли их, точно занесенный для удара кулак, разделяли Одиссар и Арсолану, чьи воинства объединиться не могли – как по причинам территориальным, так и в силу того, что одна из стран оставалась в этом случае беззащитной. Вот только рискнут ли новые союзники начать опустошительную войну, какой не видела Эйпонна? Такие деяния богами не поощрялись.
Он сказал это Чантару, но тот лишь досадливо поморщился.
– Большую войну они, может, и не затеют, но малую – наверняка! Из-за мифической Пятой Скрижали. Одо'ате нужна эта Книга, существует ли она в самом деле или нет. А что касается Ах-Ширата, то он недаром принял титул Простершего Руку над Храмом Вещих Камней! Много лет ему снятся майясские города, и только страх перед остальными Очагами мешал исполниться тем снам. Ведь Святая Земля и Великий Храм близ Цолана принадлежат всей Эйпонне! Но сейчас, в союзе с тасситами, атлиец может не думать о таких мелочах… Они с Одо'атой возьмут желаемое и разберут святилище по камешку… А потом, я думаю, появится и Пятая Книга кинара со всеми нужными пророчествами! И грянет война, уже не малая, большая!
– Тайонелу и Сеннаму это не понравится, – задумчиво произнес Дженнак.
– А что они могут сделать? Руки Харада связаны усобицей в Крае Тотемов… к тому же он не молод, совсем не молод! А Сеннам находится слишком далеко, и нет туда сухопутной дороги… Если бы Мкад-ап-Сенна и решился нам помочь, то сколько это займет месяцев? Лучше привезти воинов из Бритайи…
– Это верно. А еще лучше, если бы Пятую Книгу нашли мы или доказали всем в Эйпонне, что ее не существует.
Чантар развел руками:
– Но у нас ее нет, а доказать ложность несуществующего тяжелее, чем убедить тапира, что он – тапир… Нет, я думаю, нужно сделать иначе – направить энергию их союза к новым землям, к Риканне. Они хотят владеть миром? Прекрасно! Но мир велик, и прежде, чем захватить его полностью, надо примериться к одной его части, достаточно обширной и богатой. Почему бы и нет? Ведь атлийцы давно скулят, что Арсолана, Кейтаб и Одиссар не допускают их к заокеанским землям… Так пусть берут их! Пусть плывут в Риканну через Океан Запада или Востока, как им захочется!
– Думаешь, это поможет? – спросил Дженнак. Сомнения терзали его; он вспоминал висевшую над столом сферу и необъятность простиравшихся на восток земель, которые тем не менее так не хотелось делить с Одо'атой и заносчивым Ах-Ширатом!
– Не думаю, надеюсь, – сказал Чантар. – Если за тобой крадется голодный волк, брось ему кость, как говорят в Тайонеле… Но сегодня, родич, мы не будем обсуждать этот план. Оба мы возбуждены – и встречей нашей, и тем, что пришлось увидеть и узнать каждому. А позе решения предшествует поза раздумья! Так что подумай, а заодно почитай вот это, – Чантар подвинул гостю желтоватый свиток и пергамент. – Сейчас я возвращусь в Инкалу, а встретимся мы завтра, поговорим и разделим дневную трапезу. Ты же оставайся здесь и знай, что все хранящееся в этих сундуках к твоим услугам. Там много полезных книг… А если будут нужны тебе перья и листы для записей, скажи о том Шаце Ция.
Он поднялся, и Дженнак, обмениваясь с ним прощальными жестами, подумал, сколь многое вместилось в эту встречу. Воспоминания и чудеса, и планы, и секреты, и разгадки, хоть было их не так уж много в сравнении с числом тайн… А еще он нагляделся на Чантара, повидал его во всяком обличье – и грустным, и удивленным, и спокойным; и мог теперь сказать словами Книги Тайн: вот – человек! Воистину существо, наделенное тягой к свободе, светлым разумом и крепкой плотью!
Правда, над нетленностью этой плоти Дженнаку еще хотелось поразмыслить.

* * *
Но всяким размышлениям свое место и время, а сейчас он взялся за оставленный Чантаром свиток. Однако, развернув его, тут же отложил в сторону, вызвал с помощью переговорной трубы Шаче Цию, зоркий Глаз Сагамора, велел подать напиток, перья и бумагу, а также привести Амада. Тот явился незамедлительно, сообщив, что Ирасса с Уртшигой спят, так как девушки в их постелях были ласковыми и развлекали славных воинов, а также его, Амада, от вечерней до утренней зари. С особой щедростью был одарен Ирасса. Безбородый Амад походил на атлийца, сеннамиты, вроде Уртшиги, не являлись такой уж редкостью в Инкале, а вот пришелец из стран заокеанских, с мягкой светлой шерстью на губах, был, безусловно, экзотикой. Так что выпало Ирассе потрудиться – тем более что арсоланки славились своею страстностью и искусством в любви не меньше майясских женщин.
Доложив о состоянии дел, Амад Ахтам, сын Абед Дина, с жадностью уставился на сундуки с книгами и вознамерился ознакомиться с ними поближе, но Дженнак велел ему сесть к столу и взяться за перо. Трактат Чантара был написан на майясском, коего Амад не знал, но сказитель мог послужить писцом – как человек, приобщившийся к грамоте и способный делать заметки со слов. А в том, что заметки делать придется, Дженнак уже не сомневался.
В желтом свитке содержались комментарии к Книге Тайн, но не к Листам Арсолана, трактующим философские материи, а к синим Листам Сеннама, второй части Книги, где сообщались кое-какие сведения о земных океанах и морях, о суше и ее расположении среди вод, об округлости мира, подобного ореху, и о том, сколь далеко простираются воды на запад и восток от Срединных Земель. Последнее было самым важным – ведь расстояния разделяют людей надежнее каменных стен и преград из ядовитого кактуса тоаче;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62