А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Доктор Блуа ждал его в небольшом кабинете Жерара Сабен-Левека.
— Она в постели?
— Да.
— Состояние вызывает тревогу?
— Нет. К счастью, горничная раньше работала у врача и сразу же, даже прежде, чем позвонила мне, наложила жгут выше запястья.
— Мне казалось, что после укола она должна была проспать до завтрашнего утра, если не больше…
— Именно так и должно было случиться. Не понимаю, как она могла проснуться, встать, начать бродить по квартире. Горничная, чтобы не оставлять ее одну, поставила себе раскладушку в будуаре. Проснулась она как от удара и увидела хозяйку, которая шла мимо нее как привидение — это ее собственные слова — или лунатичка.
Она прошла через большую гостиную, через столовую. Вошла на половину мужа…
— Что вы делаете, мадам? Вставать нельзя ни в коем случае. Вы слышали, что сказал доктор.
Рот у нее был сведен в улыбке, которая больше походила на гримасу.
— Ты храбрая девочка, Клер.
Не забывайте, что в этот момент свет был погашен всюду, кроме будуара. Сцена, должно быть, была впечатляющая, но девушка сумела сохранить хладнокровие.
— Дай мне выпить…
— Не думаю, что мне следует это делать.
— В таком случае я сама схожу за бутылкой.
Клер решила, что лучше даст ей выпить сама. Она уложила хозяйку, потом позвонила мне. Я играл с друзьями в бридж. Бросился сюда. Рана глубокая, и мне пришлось наложить три зажима.
Она ничего не сказала. Смотрит в одну точку, на лице ничего не отражается, разве что равнодушие.
— Она знает, что вы мне звонили? — спросил Мегрэ.
— Нет. Я звонил из кабинета. Я подумал, что вы, может быть, захотите поговорить с ней прежде, чем я введу ей большую дозу снотворного.
— У этой женщины потрясающе крепкий организм.
— Я зайду к ней.
Мегрэ снова прошел через комнаты, вошел в будуар, где стояла складная кровать, на которой еще сохранилось углубление от лежавшего на ней тела.
— Видите, что вы наделали? — спросила у него Клер. Она не сердилась, но голос у нее был грустный.
— Как она?
— Лежит неподвижно, смотрит в потолок и не отвечает, когда я с ней заговариваю. Я вас только прошу — будьте с ней гуманны.
Мегрэ чувствовал себя неловко, входя в спальню. На простыне, которая закрывала Натали до подбородка, покоилась ее забинтованная рука.
— Я так и знала, что вас попросят приехать. Голос был усталый.
— Я действительно хотела умереть. Это единственный выход из положения, правда?
— Из какого положения?
— Из того, что жизнь для меня потеряла всякий смысл.
Эти слова удивили комиссара: казалось, они противоречат действительности. К мужу она не испытывала ни малейшей любви, даже намека на дружеские чувства.
Значит, муж никак не мог быть для нее смыслом жизни.
— Я знаю, что вы только исполняли свои обязанности, но вы были жестоки…
— Вам нечего мне сказать? Она помолчала.
— Передайте мне бутылку. Когда доктор сделает мне укол, будет слишком поздно.
Мегрэ поколебался, но взял с комода бутылку.
— Рюмку не надо. У меня слишком трясется рука, и я ее опрокину.
Она стала пить из горлышка: печальное зрелище в комнате, где все изысканно и шикарно.
Натали чуть не уронила бутылку, и комиссар еле успел ее подхватить.
— Что вы со мной сделаете?
Отдавала ли она себе отчет в том, что делает? Ее слова, произносимые глухим, тусклым голосом, можно было истолковать по-разному.
— Чего вы ждете?
— Ничего. Мне больше нечего ждать. Я больше не хочу оставаться одна в этом большом доме.
— Это теперь ваш дом. Рот у нее снова перекосился.
— Да. Мой. Весь — мой.
В этих словах была горькая ирония.
— Кто мог предсказать мне такое, когда я была маленькой танцоркой, правда?
Мегрэ молчал, трубку он так и забыл вынуть изо рта.
— Я — госпожа Сабен-Левек!
Она хотела засмеяться, но у нее вырвалось что-то похожее на рыдание.
— Теперь вы можете меня оставить. Обещаю, что не буду больше пытаться покончить счеты с жизнью. Отправляйтесь к жене. Вы-то ведь — не один!
Натали немного повернула голову и посмотрела на него.
— Вы выбрали себе грязную работу, но это, наверное, не ваша вина.
— Постарайтесь провести спокойную ночь.
— Не бойтесь. На этот раз доктор Блуа увеличит дозу, и только Богу известно, когда я проснусь.
— Спокойной ночи, сударыня.
Мегрэ вышел на цыпочках, почти так, как выходят из комнаты, где лежит покойник. Клер дожидалась его в будуаре.
— Она разговаривала с вами?
— Да.
— В чем-нибудь призналась?
— Нет. Доктор все еще в кабинете?
— Наверное.
Мегрэ пошел к нему.
— Теперь ваша очередь. Я вас здесь подожду.
Мегрэ набил трубку и опустился в кресло. Через несколько минут в комнату вошла Клер. Казалось, комиссар стал ей менее ненавистен.
— Почему вы держитесь с ней так сурово?
— Потому что уверен: она знает, кто убил ее мужа.
— У вас есть доказательства?
— Нет, доказательств у меня нет. Будь они у меня, я уже арестовал бы ее.
Странно, но девушка не протестовала.
— Она несчастная женщина.
— Я это знаю.
— В доме, кроме меня, ее все ненавидят.
— И это я тоже знаю.
— Можно подумать, что, когда на ней женился месье Жерар, она заняла чье-то место.
— Вы когда-нибудь сопровождали ее, когда она выходила из дома?
— Нет.
— Знаете, куда она ходит?
— В кино.
— Вы находили у нее в сумке или в карманах билеты в кино?
Было ясно, что Клер никогда об этом не думала. После некоторого размышления, она в конце концов ответила:
— Нет.
— Она тратила много денег?
— Месье Жерар давал ей все, что она захочет. Она говорила, чтобы я приготовила ту или иную сумочку и положила туда столько-то денег.
— А сколько, например?
— То несколько сотен франков, то — две-три тысячи… — Клер закусила губу. — Я не должна была вам это говорить.
— Почему?
— Вы это лучше меня знаете… В магазинах она почти ничего не покупала. Приглашала поставщиков сюда. Сама ходила только к парикмахеру.
В кабинете появился врач и объявил, обращаясь к горничной:
— На этот раз, думаю, вы можете спать спокойно. Я ввел ей дозу, которая применяется при лечении сном.
Не удивляйтесь, что завтра утром она не проснется. Я зайду около полудня.
— Спасибо, доктор.
Клер вышла, а доктор сел, скрестив ноги.
— Она не сказала вам ничего интересного? В том состоянии, в котором она находится, бывает, говорят больше, чем было бы нужно.
— Она спросила меня, между прочим, что я собираюсь с ней делать.
— Она только что спросила меня о том же.
— Думаю, ей многое известно о смерти своего мужа.
— Во всяком случае, она изо всех сил что-то скрывает. Это и привело ее в состояние, в котором она находится. Удивительно, что у нее не началась истерика.
— Она попросила у меня выпить и была так настойчива, что я передал ей бутылку.
— Правильно сделали. В том состоянии, в котором она находится…
— Что ее ждет с медицинской точки зрения?
— Она будет все больше терять контроль над собой.
— Вы хотите сказать, что ее ждет безумие?
— Я не психиатр. Через день-два я как раз собирался показать ее психиатру. Во всяком случае, если она будет пить, как пила, долго она не протянет. Оставлять ее здесь, где нет специального оборудования по уходу, нельзя. Ее нужно поместить в клинику. Не обязательно в психиатрическую. Можно устроить так, чтобы ее лишили выпивки и предоставили необходимый отдых.
Врач вздохнул.
— Не люблю я заниматься такими пациентами. Кстати, вы знаете, когда похороны?
— Я не посмел ее об этом спросить.
— Думаете, она захочет торжественную панихиду?
— Этим, наверное, займется старший клерк. Она не в состоянии.
— Чем спокойнее будет дома, тем лучше для нее. Я не видел траурного катафалка ни в прихожей, ни в большой гостиной.
Оба встали, вышли на улицу и распрощались. Мегрэ вернулся домой и лег. Спал он плохо, его мучили кошмары. Когда жена, протягивая чашку кофе, разбудила его, он чувствовал себя разбитым, как после тяжелой физической работы.
Мегрэ позвонил на службу:
— Лапуэнт… Еще не пришел?
— Только что появился.
— Дай мне его, Люкас.
— Слушаю, шеф, — раздался голос Лапуэнта.
— Заезжай за мной. Но прежде всего, успокойся: ничего нового.
Мегрэ принял ванну, побрился, оделся и проглотил две таблетки аспирина, потому что голова у него раскалывалась. К завтраку он почти не притронулся.
— Вот уж я порадуюсь, когда закончится это дело, — проворчала г-жа Мегрэ. — Ты принимаешь его слишком близко к сердцу: кончится тем, что сам заболеешь.
Он угрюмо взглянул на нее и попытался улыбнуться.
— Газеты почти замолчали об этом деле. Почему?
— Потому что сказать пока нечего. Лапуэнта он увидел за рулем небольшого автомобиля и сел рядом.
— На столе у меня что-нибудь есть?
— Заключение экспертизы. Шерстяные нитки, найденные в машине, соответствуют ткани на пиджаке потерпевшего…
— Люди, которых я отправил по кабаре?
— Господин Шарль известен почти всюду и слыл шикарным малым.
— Восемнадцатое число?
— Ни один бармен, метрдотель или танцорка не вспоминают именно этот вечер. Правда, может быть, Жамен кое-что обнаружил. Он говорил со старухой цветочницей, которая обслуживает ночные заведения в квартале. Для нее восемнадцатое февраля день не простой — это день рождения ее дочери. Она утверждает, что господин Шарль, который всегда покупал у нее цветы, был в тот вечер в кабаре «Крик-крак» на улице Клемана Маро.
— Больше она ничего не сказала?
— Он был вместе с Зоэ, которой подарил красные гвоздики.
— Адрес старухи есть?
— Жамен его записал. Она хочет прийти лично к вам, потому что некогда встречала вас, когда вы работали в службе охраны порядка.
Они подъехали к воротам, которые уже стали Мегрэ знакомыми.
— Мне вас подождать?
— Нет. Пойдешь со мной.
Мегрэ на ходу поздоровался с привратником и вошел в переднюю нотариальной конторы. Дежурная пропустила его, и, пройдя через кабинет нотариуса, Мегрэ вошел в кабинет к Лёкюрёру. Тот закончил диктовать, знаком попросил секретаршу удалиться, поднялся и пожал Мегрэ руку.
— Кажется, она пыталась покончить с собой и ночью приходил врач?
— Ничего серьезного. Она спит.
— Как по-вашему, почему она это сделала?
— Знай я это, все было бы быстро закончено. Как у вас с нотариальной стороной дела?
— Завещание будет вскрыто сегодня в три часа дня. Я, в общем, знаком с ним, поскольку подписывал его в качестве свидетеля. Госпожа Сабен-Левек наследует состояние, виллу в Канне и доход от конторы. Что будет со мной — решит нотариальная коллегия, согласно воле хозяина, контора действительно должна перейти ко мне.
— Есть еще один вопрос, который требует срочного разрешения, — похороны.
— Могу вам сообщить, что у Сабен-Левеков есть семейный склеп на кладбище Монпарнас.
— С этим решено. Думаю, что будет не слишком прилично отвезти гроб на кладбище, забрав его в Институте судебной медицины. Госпожа Сабен не в состоянии этим заниматься. Да и катафалка я тоже не вижу в квартире на втором этаже.
— Почему не установить его в конторе?
— Я думал об этом же. Вы сможете заняться всем необходимым?
— Я немедленно позвоню в похоронное бюро. Извещения о смерти, наверное, необходимо разослать всем клиентам?
— Я тоже так думаю. И уведомление о смерти в газетах. Кстати, журналисты вам не досаждали?
— Понабежала целая дюжина, вопросы они задавали нескромные, и я их выставил. Двое даже спросили, какой цифрой определяется состояние нотариуса.
— Держите меня в курсе всего, что касается похорон, но госпожу Сабен-Левек пусть не беспокоят.
— Ее не будет в церкви?
— Не думаю. Как скажет врач.
Раз уж он находился в доме, Мегрэ, которого по-прежнему сопровождал Лапуэнт, поднялся наверх. Открыла ему Клер.
— У меня были кое-какие дела внизу, и мне захотелось узнать, все ли в порядке.
— Она спит.
— Ей звонили?
— Нет. Только какой-то журналист, требовавший встречи; он очень рассердился, когда услышал, что это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17