Написав, Бандера стукнул в дверь.
– Командир, позови корпусного! – крикнул он.
Кормушка открылась почти сразу, и в ней показалось лицо самого Василича, который был где-то рядом и сам слышал этот крик.
– Врача надо, начальник, башка болит, – проговорил Бандера для понта, высовывая руку с запиской.
– Башка не жопа, ничё страшного, – понтанулся в ответ корпусной, сжав в кулаке записку и закрывая кормушку.
Бандера принялся в нетерпении расхаживать по камере. Он знал, если Толян в городе, то приедет сразу. Если брат зовёт его срочно, значит действительно очень нужно, по пустякам Бандера никогда не отрывал его от дел и обращался очень редко. Он прекрасно понимал, что это он сидит в тюрьме и делать ему нечего. А Толян постоянно в суете и движении, тем более что оставшись без погибших и сидящих близких ему приходится нелегко. Но в том, что он приедет сразу ещё сегодня, пока смена Василича, он не сомневался.
Он думал, как лучше выудить с Протаса деньги. Чтобы остаться не при делах и не наживать себе врага в лице Соломы было ясно, что придётся сводить Протаса с новым положенцем города. Тот сидел раньше за групповое изнасилование и, сумев остаться при этом авторитетным человеком, за хорошие деньги сможет помочь Протасу в любом вопросе, касающемся тюрьмы. Тем более что и повод для спроса с Соломы у Протаса, как он писал, был. Только, судя по его мальку, получить со смотрящего он хочет слишком жёстко за такой поступок, а потому и должен понимать, что в сумму это обойдётся немаленькую.
Не успел Бандера ещё придумать, как отщипнуть ему с Толяном от этой суммы и сколько, как дверь открылась и Василич официально и грубо произнёс, освободив проход:
– Банин.
Бандера сразу вышел, удивлённо смотря на корпусного. Несмотря на официальный голос, он видел, что новость для него у Василича хорошая, но недоумевал. Прошло только минут двадцать с момента, как он дал ему записку. Даже если он уже позвонил, то Толян не успел бы доехать за это время. Хотя…
– Пошли, – произнёс Василич и для вида легонько подтолкнув Бандеру к лестнице, на глазах у дежурного по этажу.
– Уже приехал, что ли? – шёпотом удивлённо спросил Банедра, оказавшись уже на лестнице.
– Пошли-пошли, – загадочно улыбаясь проговорил Василич.
«Неужели уже приехал?» – с радостью думал Бандера, когда корпусной подводил его к мусорской раздевалке, расположенной у выхода в тюремный дворик. Именно здесь проходили все нелегальные свиданки Бандеры со своими друзьями, пока они были ещё живы пару месяцев после его ареста. Толян тоже был здесь несколько раз и когда дверь открылась, Бандера с радостью ожидал увидеть огромную фигуру брата.
Но на лавочке перед раздевалочными шкафчиками сидел Киря, близкий Толяна. Он сразу встал и, запнувшись о стоящую в ногах сумку, подошёл к Бандере и сдержанно поздоровался.
– Давай только быстро, – проговорил Василич. – ДПНСИ-то в курсе, но где-то тут ещё Дунаев шарится, тоже сёдня дежурит.
Корпусной вышел, и Бандера повернулся к Кире.
– А Толяна чё, нет в городе? – спросил он огорчённо.
– Да в городе был, а чё? – просто спросил Киря.
– Как чё?! – ошарашенно уставился на него Бандера. – Я же сказал, мне Толян нужен срочно. Или он там не понял по телефону?
– По какому телефону? – удивился Киря.
Бандера внимательно посмотрел на него и, поняв, что Киря приехал не по звонку, сразу остыл, но продолжал говорить возбуждённо.
– Мне Толян нужен срочно. Позвони ему прям щас. У него есть вот эта трубка, которые с собой там щас уже носят?
– У кого-то есть, но у меня-то нету. И он ещё во Влад собирался, щас там чё-то мутит, даже мне не говорит чё. Если по трассе уже едет, то там пока не берёт труба.
– Тогда быстрее давай, Киря, может он ещё не уехал. Чё у тебя там? – кивнул Бандера на сумку.
– Да баул тебе, а то уже в зону щас могут отправить.
– Как – в зону? Ещё ж ответа на касачку не было.
– Был, вчера ещё. Тебе просто дать не успели расписаться наверно, в понедельник дадут. Тут водка пару фант. Химки и бабок я в торпеду запаял, на держи. Ещё…
– С остальным я сам разберусь, Киря, – перебил его Бандера, выхватив торпеду и подняв сумку с вещами, продуктами и двумя бутылками из-под фанты, наполненными водкой. – Давай быстрее звони Толяну. – Он высунул голову в дверь и, кивнув стоящему рядом и озирающемуся по сторонам Василичу, прошептал: – всё, выпусти его.
Корпусной быстро вывел Кирю за ворота и, вернувшись, повел Бандеру обратно в камеру.
– Ты чё, не дозвонился Василич? – спросил его Бандера на лестнице.
– Нее, трубку никто не берёт. Может нету дома никого или спит.
Только тут Бандера вспомнил, что в спешке забыл взять у Кири номер трубки Толяна, которая у него уже появилась и теперь всегда с собой. А то через тот контактный телефон, что он дал корпусному, его сразу не поймать.
– Ладно, Василич. Он щас может подъехать, нам буквально на десять минут пообщаться. Ты же знаешь, в обиде не останешься. Хокей?
Корпусной улыбнулся в ответ и притворно замахнулся дубинкой.
* * *
Из двух полученных от кума мальков Солома показал в камере только один, собственный, который, по его мнению, должен был видеть Немец в хате Протаса.
– Это мне щас кум отдал, – пояснил он со злостью. – Теперь понятно, почему этот гандон упирался, заходить сюда не хотел. Кумовская гнида. Чует, падла, что его ждёт, – негодовал Солома. Он прекрасно понимал, что эту маляву кум сам выхватил вместе с малявой Протаса, из содержания там было всё понятно. Но это было сейчас как нельзя кстати, и он использовал эту возможность, чтобы устранить возможную угрозу от Протаса. А его малёк к Ольге он порвал и выкинул незаметно в мусорный бак.
– Да-а, это же твоя малява ему, – согласно кивал Немец и, после кивка смотрящего, добавил: – То-то я смотрю, он щемится отсюда. Бля, как жопой, сука, чуял…
– Да ссука, хули тут говорить, пошли щас въ…бём его до поноса. Я лично его рвать буду, козла, – Солома злился непритворно, малява Протаса Ольге действительно вывела его из себя.
– Все вместе? – спросил Немец. – А менты…
– Я уже договорился, – перебил Солома. – Идём как бы в гости все вместе. А как зайдём, сразу по седлу ему дадим, – он постучал в кормушку уже предупреждённому Дунаевым корпусному.
– А остальные там встревать не будут? Сколько их там? – резонно поинтересовался Паха.
– Да кто там будет встревать?! – возмутился Солома. – Одни коммерсы, каждый сам за себя. Этого х…я пиз…анем и остальные будут как шёлковые, и уделять сразу начнут как положено, а не на отъе…ись…
Дверь открылась и он сразу замолчал, хотя всё в нём кипело. Корпусной молча провёл их всех, кроме одного шныря, до хаты восемь семь и, открыв им дверь, сказал, показав на часы на руке:
– Сорок минут.
Солома зашёл в хату последним вместе с Немцем, чтобы Протас не начал орать раньше времени, увидев их и поняв, зачем они пришли. Но Протас не закричал даже тогда, когда дверь захлопнулась и в наступившей тишине были слышны шаги удаляющегося корпусного. Наоборот, увидев, что пришло только пять человек вместе с Соломой, причём все были худыми как жерди, по сравнению со Спасским, Тёплым и остальными его друзьями-сокамерниками Протас осмелел и полез нарожён. Зная, о чём пойдёт речь, он смело заявил, сжав кулаки.
– Ну и чё ты хочешь мне сказать, Саня? Что я неправильно тебе предъяву хотел сделать, как Немец говорит? – он кивнул на Немца и опять уставился на Солому. – Так если, по его словам, такие разборки не канают, чё вы щас сами тогда пришли мне качать из-за бабы? Я-то Немца выслушал, и не стал этого делать…
– А с чего ты взял, что тебе за тёлку качать будут?! Понятий, что ли, нахватался, пряник? – резко перебил его пламенную речь Солома и двинулся на Протаса. – За тобой серьёзные грехи есть, сука ты кумовская, очень серьёзные…
– Чё-о-о?! – в свою очередь выкрикнул Протас и, оглянувшись на парней за его спиной, решительно встал в стойку и выпалил первую пришедшую на ум обратку, сидевшую в голове с самого детства и вылетевшую просто автоматически. – Сам ты сука! Понял?
Солома, который был здоровее всех дохляков с его хаты, Паха и ещё двое лагерных блатняков кинулись на Протаса разом. Немец, хорошо понимающий, что за такие слова уже не нужно делать сначала предъяву, а уже потом бить, как они хотели сделать вначале за стукачество, тоже кинулся. Но места вокруг Протаса ему не хватило, и он повернулся к своёму земляку Спасскому и остальным.
– Не вздумайте встревать, Андрей, – резко произнёс он, оглядывая их. Но они и не думали лезть и у некоторых и самих руки дрожали, когда они со страхом смотрели на избиение друга и по чуть-чуть пятились назад. Один Спасской внешне оставался спокойным, видимо думая, что Немец не даст его в обиду. Но сказать он всё же ничего не смог.
– Маляву помнишь? – спросил Немец, показывая ему малёк от Соломы, который они тут же вместе и читали ещё недавно. Спасской молча кивнул в ответ, и Немец показал её остальным. – Это он куму отправил. У вас тут мышь мусорская живет.
Все посмотрели пугливыми взглядами на малёк и уставились на Протаса. Тот рычал как медведь и вертелся, уже не отбиваясь, а лишь пытаясь закрыться руками. Но сыпавшийся со всех сторон град ударов всё же сломал его, и он стал оседать. Понимая, что если упадёт, забьют ногами, Протас изо всех сил держался, и когда сильными ударами сзади под колени Паха всё же свалил его на пол, он дико закричал.
– А-а-а-а-а-!
– Хули ты орёшь, сука? – бил его ногой по голове Паха. – Я тебя отъ…бу на х…й, отродье кумовское.
Один из ударов Пахи достиг цели, как бы ни укрывал голову Протас и, ударившись ещё и о бетонный пол, от этого удара, он отключился. Остальные продолжали обрабатывать ударами его уже недвигающееся тело.
– Всё, хватает, – остановил всех Солома, увидев закатившиеся глаза потерявшего сознание Протаса. – Он уже готовченко…
– Давай обоссым его, Саня, – предложил Паха. – А то ж ведь заедет ещё куда-нибудь к порядочным, опять стучать, сука, будет.
Солома поднял взгляд на Протаса, на его сокамерников и, немного подумав, сказал:
– Против вас мы ничего не имеем. Коммерсанты тоже могут быть людьми. А если ещё и пользу людскому приносите, так и к вам отношение соответственное будет. Но эта барыжная рожа просто ох…ела. Малявки людские куму отсылает. Так что давайте. Вы тут его пригрели, вы и обоссыте его, или по губам х…ем шлёпните, чтобы в порядочную хату эта мразь больше не попала.
Сокамерники Протаса мялись в нерешительности, опустив головы. Каждый из них знал, хоть и сидел в тюрьме впервые, что любое из этих действий означало, что их друг Протас станет опущенным, и они молчали. Солома же, наоборот, подумал, что если опустить этого коммерса, то тогда уж точно никто не станет за него предъявлять, даже если Протас предложит деньги и если будет за что. Придя к такому выводу он продолжил наседать.
– Ну чё вы мнетёсь? Или это с вашего ведома тут всё куму передавалось? – Солома смотрел на них уже грозно. – А, Тёплый?
– Да не-е, Сань! Ты чё? – сразу вскинули они головы.
– Ну так а чё вы тогда? Взяли отнесли вон к параше, и поссали.
Переглянувшись между собой Тёплый и остальные, кроме Спасского, взяли ещё не пришедшего в себя Протаса за руки и ноги и понесли потихоньку к параше. Кузнец сидел возле двери и смотрел на эту картину дикими глазами. Ещё недавно эти люди на его глазах были чуть ли не братьями, а теперь… Но, понимая, что они просто боятся не подчиниться и пойти в тюрьме против матёрых уголовников, молча отошёл в сторону.
Когда бесчувственного Протаса положили на парашу все поспешили выйти оттуда, но выходившего последним тёплого Солома остановил.
– Ты там постой. Щас подождём, пока очухается, и поссы на него.
– Почему я? – нерешительно спросил Тёплый.
– А кто? – зло спросил Солома. – Он вас всех под сомнение поставил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Командир, позови корпусного! – крикнул он.
Кормушка открылась почти сразу, и в ней показалось лицо самого Василича, который был где-то рядом и сам слышал этот крик.
– Врача надо, начальник, башка болит, – проговорил Бандера для понта, высовывая руку с запиской.
– Башка не жопа, ничё страшного, – понтанулся в ответ корпусной, сжав в кулаке записку и закрывая кормушку.
Бандера принялся в нетерпении расхаживать по камере. Он знал, если Толян в городе, то приедет сразу. Если брат зовёт его срочно, значит действительно очень нужно, по пустякам Бандера никогда не отрывал его от дел и обращался очень редко. Он прекрасно понимал, что это он сидит в тюрьме и делать ему нечего. А Толян постоянно в суете и движении, тем более что оставшись без погибших и сидящих близких ему приходится нелегко. Но в том, что он приедет сразу ещё сегодня, пока смена Василича, он не сомневался.
Он думал, как лучше выудить с Протаса деньги. Чтобы остаться не при делах и не наживать себе врага в лице Соломы было ясно, что придётся сводить Протаса с новым положенцем города. Тот сидел раньше за групповое изнасилование и, сумев остаться при этом авторитетным человеком, за хорошие деньги сможет помочь Протасу в любом вопросе, касающемся тюрьмы. Тем более что и повод для спроса с Соломы у Протаса, как он писал, был. Только, судя по его мальку, получить со смотрящего он хочет слишком жёстко за такой поступок, а потому и должен понимать, что в сумму это обойдётся немаленькую.
Не успел Бандера ещё придумать, как отщипнуть ему с Толяном от этой суммы и сколько, как дверь открылась и Василич официально и грубо произнёс, освободив проход:
– Банин.
Бандера сразу вышел, удивлённо смотря на корпусного. Несмотря на официальный голос, он видел, что новость для него у Василича хорошая, но недоумевал. Прошло только минут двадцать с момента, как он дал ему записку. Даже если он уже позвонил, то Толян не успел бы доехать за это время. Хотя…
– Пошли, – произнёс Василич и для вида легонько подтолкнув Бандеру к лестнице, на глазах у дежурного по этажу.
– Уже приехал, что ли? – шёпотом удивлённо спросил Банедра, оказавшись уже на лестнице.
– Пошли-пошли, – загадочно улыбаясь проговорил Василич.
«Неужели уже приехал?» – с радостью думал Бандера, когда корпусной подводил его к мусорской раздевалке, расположенной у выхода в тюремный дворик. Именно здесь проходили все нелегальные свиданки Бандеры со своими друзьями, пока они были ещё живы пару месяцев после его ареста. Толян тоже был здесь несколько раз и когда дверь открылась, Бандера с радостью ожидал увидеть огромную фигуру брата.
Но на лавочке перед раздевалочными шкафчиками сидел Киря, близкий Толяна. Он сразу встал и, запнувшись о стоящую в ногах сумку, подошёл к Бандере и сдержанно поздоровался.
– Давай только быстро, – проговорил Василич. – ДПНСИ-то в курсе, но где-то тут ещё Дунаев шарится, тоже сёдня дежурит.
Корпусной вышел, и Бандера повернулся к Кире.
– А Толяна чё, нет в городе? – спросил он огорчённо.
– Да в городе был, а чё? – просто спросил Киря.
– Как чё?! – ошарашенно уставился на него Бандера. – Я же сказал, мне Толян нужен срочно. Или он там не понял по телефону?
– По какому телефону? – удивился Киря.
Бандера внимательно посмотрел на него и, поняв, что Киря приехал не по звонку, сразу остыл, но продолжал говорить возбуждённо.
– Мне Толян нужен срочно. Позвони ему прям щас. У него есть вот эта трубка, которые с собой там щас уже носят?
– У кого-то есть, но у меня-то нету. И он ещё во Влад собирался, щас там чё-то мутит, даже мне не говорит чё. Если по трассе уже едет, то там пока не берёт труба.
– Тогда быстрее давай, Киря, может он ещё не уехал. Чё у тебя там? – кивнул Бандера на сумку.
– Да баул тебе, а то уже в зону щас могут отправить.
– Как – в зону? Ещё ж ответа на касачку не было.
– Был, вчера ещё. Тебе просто дать не успели расписаться наверно, в понедельник дадут. Тут водка пару фант. Химки и бабок я в торпеду запаял, на держи. Ещё…
– С остальным я сам разберусь, Киря, – перебил его Бандера, выхватив торпеду и подняв сумку с вещами, продуктами и двумя бутылками из-под фанты, наполненными водкой. – Давай быстрее звони Толяну. – Он высунул голову в дверь и, кивнув стоящему рядом и озирающемуся по сторонам Василичу, прошептал: – всё, выпусти его.
Корпусной быстро вывел Кирю за ворота и, вернувшись, повел Бандеру обратно в камеру.
– Ты чё, не дозвонился Василич? – спросил его Бандера на лестнице.
– Нее, трубку никто не берёт. Может нету дома никого или спит.
Только тут Бандера вспомнил, что в спешке забыл взять у Кири номер трубки Толяна, которая у него уже появилась и теперь всегда с собой. А то через тот контактный телефон, что он дал корпусному, его сразу не поймать.
– Ладно, Василич. Он щас может подъехать, нам буквально на десять минут пообщаться. Ты же знаешь, в обиде не останешься. Хокей?
Корпусной улыбнулся в ответ и притворно замахнулся дубинкой.
* * *
Из двух полученных от кума мальков Солома показал в камере только один, собственный, который, по его мнению, должен был видеть Немец в хате Протаса.
– Это мне щас кум отдал, – пояснил он со злостью. – Теперь понятно, почему этот гандон упирался, заходить сюда не хотел. Кумовская гнида. Чует, падла, что его ждёт, – негодовал Солома. Он прекрасно понимал, что эту маляву кум сам выхватил вместе с малявой Протаса, из содержания там было всё понятно. Но это было сейчас как нельзя кстати, и он использовал эту возможность, чтобы устранить возможную угрозу от Протаса. А его малёк к Ольге он порвал и выкинул незаметно в мусорный бак.
– Да-а, это же твоя малява ему, – согласно кивал Немец и, после кивка смотрящего, добавил: – То-то я смотрю, он щемится отсюда. Бля, как жопой, сука, чуял…
– Да ссука, хули тут говорить, пошли щас въ…бём его до поноса. Я лично его рвать буду, козла, – Солома злился непритворно, малява Протаса Ольге действительно вывела его из себя.
– Все вместе? – спросил Немец. – А менты…
– Я уже договорился, – перебил Солома. – Идём как бы в гости все вместе. А как зайдём, сразу по седлу ему дадим, – он постучал в кормушку уже предупреждённому Дунаевым корпусному.
– А остальные там встревать не будут? Сколько их там? – резонно поинтересовался Паха.
– Да кто там будет встревать?! – возмутился Солома. – Одни коммерсы, каждый сам за себя. Этого х…я пиз…анем и остальные будут как шёлковые, и уделять сразу начнут как положено, а не на отъе…ись…
Дверь открылась и он сразу замолчал, хотя всё в нём кипело. Корпусной молча провёл их всех, кроме одного шныря, до хаты восемь семь и, открыв им дверь, сказал, показав на часы на руке:
– Сорок минут.
Солома зашёл в хату последним вместе с Немцем, чтобы Протас не начал орать раньше времени, увидев их и поняв, зачем они пришли. Но Протас не закричал даже тогда, когда дверь захлопнулась и в наступившей тишине были слышны шаги удаляющегося корпусного. Наоборот, увидев, что пришло только пять человек вместе с Соломой, причём все были худыми как жерди, по сравнению со Спасским, Тёплым и остальными его друзьями-сокамерниками Протас осмелел и полез нарожён. Зная, о чём пойдёт речь, он смело заявил, сжав кулаки.
– Ну и чё ты хочешь мне сказать, Саня? Что я неправильно тебе предъяву хотел сделать, как Немец говорит? – он кивнул на Немца и опять уставился на Солому. – Так если, по его словам, такие разборки не канают, чё вы щас сами тогда пришли мне качать из-за бабы? Я-то Немца выслушал, и не стал этого делать…
– А с чего ты взял, что тебе за тёлку качать будут?! Понятий, что ли, нахватался, пряник? – резко перебил его пламенную речь Солома и двинулся на Протаса. – За тобой серьёзные грехи есть, сука ты кумовская, очень серьёзные…
– Чё-о-о?! – в свою очередь выкрикнул Протас и, оглянувшись на парней за его спиной, решительно встал в стойку и выпалил первую пришедшую на ум обратку, сидевшую в голове с самого детства и вылетевшую просто автоматически. – Сам ты сука! Понял?
Солома, который был здоровее всех дохляков с его хаты, Паха и ещё двое лагерных блатняков кинулись на Протаса разом. Немец, хорошо понимающий, что за такие слова уже не нужно делать сначала предъяву, а уже потом бить, как они хотели сделать вначале за стукачество, тоже кинулся. Но места вокруг Протаса ему не хватило, и он повернулся к своёму земляку Спасскому и остальным.
– Не вздумайте встревать, Андрей, – резко произнёс он, оглядывая их. Но они и не думали лезть и у некоторых и самих руки дрожали, когда они со страхом смотрели на избиение друга и по чуть-чуть пятились назад. Один Спасской внешне оставался спокойным, видимо думая, что Немец не даст его в обиду. Но сказать он всё же ничего не смог.
– Маляву помнишь? – спросил Немец, показывая ему малёк от Соломы, который они тут же вместе и читали ещё недавно. Спасской молча кивнул в ответ, и Немец показал её остальным. – Это он куму отправил. У вас тут мышь мусорская живет.
Все посмотрели пугливыми взглядами на малёк и уставились на Протаса. Тот рычал как медведь и вертелся, уже не отбиваясь, а лишь пытаясь закрыться руками. Но сыпавшийся со всех сторон град ударов всё же сломал его, и он стал оседать. Понимая, что если упадёт, забьют ногами, Протас изо всех сил держался, и когда сильными ударами сзади под колени Паха всё же свалил его на пол, он дико закричал.
– А-а-а-а-а-!
– Хули ты орёшь, сука? – бил его ногой по голове Паха. – Я тебя отъ…бу на х…й, отродье кумовское.
Один из ударов Пахи достиг цели, как бы ни укрывал голову Протас и, ударившись ещё и о бетонный пол, от этого удара, он отключился. Остальные продолжали обрабатывать ударами его уже недвигающееся тело.
– Всё, хватает, – остановил всех Солома, увидев закатившиеся глаза потерявшего сознание Протаса. – Он уже готовченко…
– Давай обоссым его, Саня, – предложил Паха. – А то ж ведь заедет ещё куда-нибудь к порядочным, опять стучать, сука, будет.
Солома поднял взгляд на Протаса, на его сокамерников и, немного подумав, сказал:
– Против вас мы ничего не имеем. Коммерсанты тоже могут быть людьми. А если ещё и пользу людскому приносите, так и к вам отношение соответственное будет. Но эта барыжная рожа просто ох…ела. Малявки людские куму отсылает. Так что давайте. Вы тут его пригрели, вы и обоссыте его, или по губам х…ем шлёпните, чтобы в порядочную хату эта мразь больше не попала.
Сокамерники Протаса мялись в нерешительности, опустив головы. Каждый из них знал, хоть и сидел в тюрьме впервые, что любое из этих действий означало, что их друг Протас станет опущенным, и они молчали. Солома же, наоборот, подумал, что если опустить этого коммерса, то тогда уж точно никто не станет за него предъявлять, даже если Протас предложит деньги и если будет за что. Придя к такому выводу он продолжил наседать.
– Ну чё вы мнетёсь? Или это с вашего ведома тут всё куму передавалось? – Солома смотрел на них уже грозно. – А, Тёплый?
– Да не-е, Сань! Ты чё? – сразу вскинули они головы.
– Ну так а чё вы тогда? Взяли отнесли вон к параше, и поссали.
Переглянувшись между собой Тёплый и остальные, кроме Спасского, взяли ещё не пришедшего в себя Протаса за руки и ноги и понесли потихоньку к параше. Кузнец сидел возле двери и смотрел на эту картину дикими глазами. Ещё недавно эти люди на его глазах были чуть ли не братьями, а теперь… Но, понимая, что они просто боятся не подчиниться и пойти в тюрьме против матёрых уголовников, молча отошёл в сторону.
Когда бесчувственного Протаса положили на парашу все поспешили выйти оттуда, но выходившего последним тёплого Солома остановил.
– Ты там постой. Щас подождём, пока очухается, и поссы на него.
– Почему я? – нерешительно спросил Тёплый.
– А кто? – зло спросил Солома. – Он вас всех под сомнение поставил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55