Только сапер рискует своей жизнью, а эксперт - жизнью других. Ну, если не жизнью, то свободой, честным именем... Это бывает и подороже жизни. Но в любом случае на одном заключении экспертизы здание обвинения не построишь. Не так ли, капитан? Мы должны учитывать заключения экспертов только в совокупности с другими материалами дела. Только в совокупности, повторил Кучеренко, - и не иначе. А что вас, собственно говоря, смущает?
- Да кое-что, - Руссу раскрыл папку. - Хотя бы это, - он передал бумагу Кучеренко.
Подполковник не сдержал улыбки:
- Мы с вами, капитан, вроде двух дипломатов: обмениваемся нотами. Посмотрим, что в вашей ноте...
ХАРАКТЕРИСТИКА
Тов. Ботнарь Иван Андреевич работает на комбинате бытового обслуживания наладчиком швейного оборудования с октября 1973 г. Административных взысканий не имеет. Закрепленный за ним участок находится в удовлетворительном состоянии. Тов. Ботнарь показал себя любящим свою профессию, к работе относится добросовестно, выдержан. В семье, быту ведет себя хорошо. Пользуется авторитетом, все задания выполняет качественно. Выдвинут в резерв на должность мастера.
Директор комбината (подпись)
Председатель месткома (подпись)
- Откуда у вас эта бумага? Неужели характеристику на Ботнаря запрашивали? - удивился подполковник.
- Неужели вы считаете меня таким наивным? - в свою очередь удивился и даже обиделся Руссу. - Просто попросил в отделе кадров комбината показать несколько, - он выделил интонацией слово "несколько", - личных дел, в том числе и нашего фигуранта. Ну и переписал. Они там ни о чем не догадываются.
- Правильно сориентировались. Однако все же характеристика... Как вам сказать, обычная, казенная, что ли... Разве по ней можно судить о человеке? Бывает, прочитаешь - и чуть ли не слеза прошибает: такой портрет нарисуют, хоть сейчас на Доску почета вешай, а разберешься - сажать впору, как говорится, на свободе лишних лет пять ходит. Сами ведь знаете, капитан, как они пишутся, эти самые характеристики.
- Знаю, конечно... - Руссу не стал спорить. - Однако думаю, что эта характеристика вполне объективная. Мы же Ботнаря хорошенько проверили. Никто худого слова не сказал. Работящий, не пьет... почти, жену не обижает, а в дочке - так просто души не чает. Компров никаких.
Капитан замолчал и выжидательно взглянул на Кучеренко. Тот тоже сидел молча. Ему импонировала настойчивость, с которой Руссу отстаивал свое мнение. Кучеренко понимал, что капитан озабочен не только судьбой незнакомого ему человека; его волнует нечто большее, имя которому истина. Для Кучеренко и его коллег истина никогда не была отвлеченной, абстрактной категорией. Она всегда была неотделима от судьбы человека, с его радостями и печалями, надеждами и болью. "Недаром сказано: истина всегда конкретна", - в который раз подумалось Кучеренко. - Он испытующе взглянул на капитана Руссу и сказал:
- Посмотрим, капитан. Что еще у вас?
- Обошли наши ребята все хозяйственные магазины с пилкой, которую с места происшествия изъяли. Таких пилок там навалом, продавцы говорят, низкого качества товар, одноразового пользования: тупятся быстро, потому их редко кто берет, понимающий человек, профессионал, не купит. Фотографию нашего фигуранта предъявляли. Никто не опознал. А Ботнарь, между прочим, в слесарном деле должен понимать, наладчик оборудования. Не купил бы он такое барахло.
- Возможно, и не купил бы, однако почему именно Ботнарь должен был покупать эту пилку? Может, кто-нибудь из сообщников? Кстати, вы ничего не сказали о связях нашего фигуранта. Не успели проверить?
- Проверили... Не все, конечно, сами знаете, товарищ подполковник, какая это работенка. Ничего подозрительного как будто не установлено, - не очень, впрочем, уверенным тоном продолжал капитан. - Обычные знакомства... Кроме, пожалуй, одного. С неким Хынку, художником вроде, дружбу водит Хынку отбыл срок за злостное хулиганство, нигде не работает, справка у него - психованный. Подхалтуривает. Он такой же художник, как я, допустим... - Руссу остановился, подыскивая подходящее сравнение, однако Кучеренко не дал ему закончить.
- Хынку, говорите, его фамилия, этого художника? - Он заглянул в свой блокнот: - Спиридон Тимофеевич?
- Точно, товарищ подполковник! А вы откуда знаете?
- Мы ведь тоже времени не теряли, - улыбнулся подполковник. - Подняли дело некоего Мындреску, он сидит сейчас за спекуляцию, в Бельцах проживал. При обыске у него икону изъяли, тогда не придали значения, а когда заварилась кутерьма с церковными кражами, всплыла эта икона. В общем, удалось выяснить. Купил ее Мындреску по дешевке у одного спившегося художника-реставратора церквей, видимо, с целью спекуляции, да не успел сбыть.
- Неужели Хынку ему продал? Он ведь тоже церкви как будто реставрирует, - оживился Руссу.
- Не торопитесь, капитан, все не так просто. Разыскали, значит, этого реставратора, знакомимся с его показаниями. Вместе с Хынку они реставрировали одну церковь, там и познакомились. О Хынку отзывается как о полном профане. Этот художник, между прочим, репинский институт окончил в свое время, да талант свой не сберег, пропил, а совесть еще не успел пропить. Окончательно, по крайней мере. В общем, Хынку подарил ему иконку... в благодарность как бы за то, что помогал, вместо него работу делал. Но самое любопытное: этот Хынку, по словам реставратора, выспрашивал у него, какие иконы особенно ценятся и кому их сбыть можно. В общем, сальдо, как говорят бухгалтеры, пока сходится. - Кучеренко поднялся: - Схожу к прокурору за санкцией на арест и обыск, оснований более чем достаточно...
- Ботнаря одновременно с Хынку брать будем? - деловито осведомился Руссу.
- Хынку пока подождет, только вы распорядитесь, чтобы за ним хорошенько присмотрели ваши ребята, как бы не натворил глупостей. Сначала за Ботнаря возьмемся.
...Дверь открыла молодая миловидная женщина. Она настороженно, недоверчиво разглядывала незнакомых людей. Один из мужчин сказал:
- Мы из милиции. Ваш муж дома?
Женщина испуганно прикрыла рот рукой, как бы стараясь сдержать невольный вскрик, кивнула, и они, сопровождаемые ею, прошли в большую, просто обставленную комнату. Сидящий на диване молодой черноволосый мужчина безучастно смотрел на вошедших, но вот он задержал взгляд на подполковнике, и в его темных глазах промелькнул... нет не страх, а нечто другое, чему Кучеренко не мог сразу дать определение. "Узнал". Девочка лет пяти, примостившаяся на диване рядом с отцом, так и не оторвалась от экрана телевизора, зачарованная фантастическими проделками хитроумного зайца и его незадачливого вечного врага волка.
- Ботнарь Иван Андреевич? - Руссу выступил вперед.
Мужчина молча кивнул.
- Вот постановление прокурора о производстве обыска. Прошу ознакомиться. А это - понятые, - он указал на двух мужчин, стоящих рядом с капитаном, подполковником и участковым инспектором, молодым человеком с погонами лейтенанта. Из всей группы лишь участковый был в милицейской форме. - Прошу всех оставаться в этой комнате. Товарищ лейтенант, приступайте.
Подполковник наблюдал, как участковый выдвигал ящики старомодного пузатого комода, бегло листал немногочисленные книги на этажерке, и его охватило чувство неловкости, испытанное много лет назад, когда он, такой же молодой офицер, впервые лично выполнял это следственное действие, как именуется обыск в юридических документах.
Участковый действовал споро и деловито. "Старается парень, - с некоторым даже неодобрением подумал подполковник, - неужели перед начальством из министерства, то есть передо мной выслуживается?" Ботнарь сидел, не шевелясь, с каменным отрешенным лицом, будто все происходящее его совершенно не касалось. К испугу на лице жены прибавилось выражение крайней растерянности и непонимания. Только девочка, оторвавшись, наконец, от телевизора, с любопытством наблюдала за происходящим.
Лейтенант вежливо попросил сидящих на диване встать. Ботнарь поднялся медленно, неохотно, подхватив на руки дочку. Участковый приподнял ложе, заглянул внутрь и извлек обернутый в белую тряпицу сверток; раздалось глухое позвякивание металла. Он развернул тряпицу, что-то блеснуло, и все увидели "две чаши желтого металла, крест белого металла, ложечку белого металла", как потом было написано в протоколе обыска.
В этой комнате участковому больше делать было нечего, и он направился в соседнюю, но его остановил сдавленный глухой голос Ботнаря:
- Не трудитесь... Это все...
Лейтенант вопросительно взглянул на Руссу, тот сделал знак: "продолжай". При дальнейшем обыске не было ничего "обнаружено и изъято", как также указывалось в протоколе.
- Вы задержаны, Ботнарь, - сказал капитан. - Пойдемте с нами.
Ботнарь, ни на кого не глядя, молча накинул на плечи старенький плащ. Жена испуганно всхлипывала. Дочка подняла на отца свои большие круглые глаза:
- А куда ты уходишь, папа? Уже ночь.
Отец ничего не ответил, только махнул рукой и шагнул к двери.
Кучеренко и Руссу сидели в кабинете, обмениваясь впечатлениями о только что проведенном задержании, когда дежурный по райотделу доложил, что помещенный в ИВС* Ботнарь просит его допросить. Подполковник взглянул на часы:
- Поздно уже, закон разрешает производить допрос ночью только в исключительных случаях. Придется отложить до утра. На свежую голову.
_______________
* И В С - изолятор временного содержания.
Минут через десять дежурный явился снова и сообщил, что задержанный требует бумагу и авторучку.
- Так в чем же дело? Выдайте, - распорядился Кучеренко.
Дежурный поспешил выполнить приказание, а подполковник сказал:
- Завтра, капитан, приходите пораньше, вместе допросим. Нас ждет кое-что интересное.
Судя по воспаленным покрасневшим глазам, Ботнарь провел бессонную ночь. Он тяжело сел на предложенный ему стул в углу кабинета, и его заросшее черной щетиной лицо тронуло нечто похожее на улыбку:
- Я вас сразу узнал, - произнес он, глядя на подполковника. - Тогда в ГАИ это же вы были... когда меня вроде за превышение скорости задержали. Я ведь догадался, что дело вовсе не в скорости...
- Однако, Ботнарь, скорость вы все-таки действительно превысили.
- Ладно, пусть нарушил. - Он жалко, затравленно улыбнулся. - Что скорость - жизнь порушена, жизнь... Хотел сам к вам прийти, все рассказать... Слышал, это заявление с повинной называется... По телевизору показывали про одного... Так то же в кино... - он испытующе посмотрел подполковнику прямо в глаза, ища в них ответа на мучительный для него вопрос.
- Все правильно в кино показали, виниться, Ботнарь, никогда не поздно. - Кучеренко понимал, что от его слов зависит многое. - Суд это учтет. Обязательно.
Ботнарь тяжело вздохнул, и Кучеренко понял: не верит. Он взял со стола томик уголовного кодекса, раскрыл его на 36 странице и прочитал вслух: "Статья 37. Обстоятельства, смягчающие ответственность. При назначении наказания обстоятельствами, смягчающими ответственность, признаются... чистосердечное раскаяние или явка с повинной... активное способствование раскрытию преступления..." - Подполковник сделал паузу и выразительно посмотрел на Ботнаря. Тот слушал, ловя каждое слово. - Однако должен вас предупредить, Ботнарь, что речь идет только о смягчении ответственности. Отвечать все-таки придется.
- Это я понимаю, само собой... - Ботнарь снова тяжело вздохнул. Чего уж там, сам виноват. - Он полез в карман пиджака и протянул мятый лист бумаги Кучеренко: - Ночью написал... Вы уж извините, если что не так.
Начальнику Оргеевской милиции от Ботнаря И. А., прож. ул. Заводская, 28.
ЗАЯВЛЕНИЕ С ПОВИННОЙ
Находясь под арестом, я понял, что в нашем советском обществе надо соблюдать наш советский закон, чтобы не было пострадавших и обиженных и чтобы не было преступлений и нарушений, потому что в советском обществе человек должен быть самосознательный и без самосознания он может стать на путь преступлений, что произошло и со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
- Да кое-что, - Руссу раскрыл папку. - Хотя бы это, - он передал бумагу Кучеренко.
Подполковник не сдержал улыбки:
- Мы с вами, капитан, вроде двух дипломатов: обмениваемся нотами. Посмотрим, что в вашей ноте...
ХАРАКТЕРИСТИКА
Тов. Ботнарь Иван Андреевич работает на комбинате бытового обслуживания наладчиком швейного оборудования с октября 1973 г. Административных взысканий не имеет. Закрепленный за ним участок находится в удовлетворительном состоянии. Тов. Ботнарь показал себя любящим свою профессию, к работе относится добросовестно, выдержан. В семье, быту ведет себя хорошо. Пользуется авторитетом, все задания выполняет качественно. Выдвинут в резерв на должность мастера.
Директор комбината (подпись)
Председатель месткома (подпись)
- Откуда у вас эта бумага? Неужели характеристику на Ботнаря запрашивали? - удивился подполковник.
- Неужели вы считаете меня таким наивным? - в свою очередь удивился и даже обиделся Руссу. - Просто попросил в отделе кадров комбината показать несколько, - он выделил интонацией слово "несколько", - личных дел, в том числе и нашего фигуранта. Ну и переписал. Они там ни о чем не догадываются.
- Правильно сориентировались. Однако все же характеристика... Как вам сказать, обычная, казенная, что ли... Разве по ней можно судить о человеке? Бывает, прочитаешь - и чуть ли не слеза прошибает: такой портрет нарисуют, хоть сейчас на Доску почета вешай, а разберешься - сажать впору, как говорится, на свободе лишних лет пять ходит. Сами ведь знаете, капитан, как они пишутся, эти самые характеристики.
- Знаю, конечно... - Руссу не стал спорить. - Однако думаю, что эта характеристика вполне объективная. Мы же Ботнаря хорошенько проверили. Никто худого слова не сказал. Работящий, не пьет... почти, жену не обижает, а в дочке - так просто души не чает. Компров никаких.
Капитан замолчал и выжидательно взглянул на Кучеренко. Тот тоже сидел молча. Ему импонировала настойчивость, с которой Руссу отстаивал свое мнение. Кучеренко понимал, что капитан озабочен не только судьбой незнакомого ему человека; его волнует нечто большее, имя которому истина. Для Кучеренко и его коллег истина никогда не была отвлеченной, абстрактной категорией. Она всегда была неотделима от судьбы человека, с его радостями и печалями, надеждами и болью. "Недаром сказано: истина всегда конкретна", - в который раз подумалось Кучеренко. - Он испытующе взглянул на капитана Руссу и сказал:
- Посмотрим, капитан. Что еще у вас?
- Обошли наши ребята все хозяйственные магазины с пилкой, которую с места происшествия изъяли. Таких пилок там навалом, продавцы говорят, низкого качества товар, одноразового пользования: тупятся быстро, потому их редко кто берет, понимающий человек, профессионал, не купит. Фотографию нашего фигуранта предъявляли. Никто не опознал. А Ботнарь, между прочим, в слесарном деле должен понимать, наладчик оборудования. Не купил бы он такое барахло.
- Возможно, и не купил бы, однако почему именно Ботнарь должен был покупать эту пилку? Может, кто-нибудь из сообщников? Кстати, вы ничего не сказали о связях нашего фигуранта. Не успели проверить?
- Проверили... Не все, конечно, сами знаете, товарищ подполковник, какая это работенка. Ничего подозрительного как будто не установлено, - не очень, впрочем, уверенным тоном продолжал капитан. - Обычные знакомства... Кроме, пожалуй, одного. С неким Хынку, художником вроде, дружбу водит Хынку отбыл срок за злостное хулиганство, нигде не работает, справка у него - психованный. Подхалтуривает. Он такой же художник, как я, допустим... - Руссу остановился, подыскивая подходящее сравнение, однако Кучеренко не дал ему закончить.
- Хынку, говорите, его фамилия, этого художника? - Он заглянул в свой блокнот: - Спиридон Тимофеевич?
- Точно, товарищ подполковник! А вы откуда знаете?
- Мы ведь тоже времени не теряли, - улыбнулся подполковник. - Подняли дело некоего Мындреску, он сидит сейчас за спекуляцию, в Бельцах проживал. При обыске у него икону изъяли, тогда не придали значения, а когда заварилась кутерьма с церковными кражами, всплыла эта икона. В общем, удалось выяснить. Купил ее Мындреску по дешевке у одного спившегося художника-реставратора церквей, видимо, с целью спекуляции, да не успел сбыть.
- Неужели Хынку ему продал? Он ведь тоже церкви как будто реставрирует, - оживился Руссу.
- Не торопитесь, капитан, все не так просто. Разыскали, значит, этого реставратора, знакомимся с его показаниями. Вместе с Хынку они реставрировали одну церковь, там и познакомились. О Хынку отзывается как о полном профане. Этот художник, между прочим, репинский институт окончил в свое время, да талант свой не сберег, пропил, а совесть еще не успел пропить. Окончательно, по крайней мере. В общем, Хынку подарил ему иконку... в благодарность как бы за то, что помогал, вместо него работу делал. Но самое любопытное: этот Хынку, по словам реставратора, выспрашивал у него, какие иконы особенно ценятся и кому их сбыть можно. В общем, сальдо, как говорят бухгалтеры, пока сходится. - Кучеренко поднялся: - Схожу к прокурору за санкцией на арест и обыск, оснований более чем достаточно...
- Ботнаря одновременно с Хынку брать будем? - деловито осведомился Руссу.
- Хынку пока подождет, только вы распорядитесь, чтобы за ним хорошенько присмотрели ваши ребята, как бы не натворил глупостей. Сначала за Ботнаря возьмемся.
...Дверь открыла молодая миловидная женщина. Она настороженно, недоверчиво разглядывала незнакомых людей. Один из мужчин сказал:
- Мы из милиции. Ваш муж дома?
Женщина испуганно прикрыла рот рукой, как бы стараясь сдержать невольный вскрик, кивнула, и они, сопровождаемые ею, прошли в большую, просто обставленную комнату. Сидящий на диване молодой черноволосый мужчина безучастно смотрел на вошедших, но вот он задержал взгляд на подполковнике, и в его темных глазах промелькнул... нет не страх, а нечто другое, чему Кучеренко не мог сразу дать определение. "Узнал". Девочка лет пяти, примостившаяся на диване рядом с отцом, так и не оторвалась от экрана телевизора, зачарованная фантастическими проделками хитроумного зайца и его незадачливого вечного врага волка.
- Ботнарь Иван Андреевич? - Руссу выступил вперед.
Мужчина молча кивнул.
- Вот постановление прокурора о производстве обыска. Прошу ознакомиться. А это - понятые, - он указал на двух мужчин, стоящих рядом с капитаном, подполковником и участковым инспектором, молодым человеком с погонами лейтенанта. Из всей группы лишь участковый был в милицейской форме. - Прошу всех оставаться в этой комнате. Товарищ лейтенант, приступайте.
Подполковник наблюдал, как участковый выдвигал ящики старомодного пузатого комода, бегло листал немногочисленные книги на этажерке, и его охватило чувство неловкости, испытанное много лет назад, когда он, такой же молодой офицер, впервые лично выполнял это следственное действие, как именуется обыск в юридических документах.
Участковый действовал споро и деловито. "Старается парень, - с некоторым даже неодобрением подумал подполковник, - неужели перед начальством из министерства, то есть передо мной выслуживается?" Ботнарь сидел, не шевелясь, с каменным отрешенным лицом, будто все происходящее его совершенно не касалось. К испугу на лице жены прибавилось выражение крайней растерянности и непонимания. Только девочка, оторвавшись, наконец, от телевизора, с любопытством наблюдала за происходящим.
Лейтенант вежливо попросил сидящих на диване встать. Ботнарь поднялся медленно, неохотно, подхватив на руки дочку. Участковый приподнял ложе, заглянул внутрь и извлек обернутый в белую тряпицу сверток; раздалось глухое позвякивание металла. Он развернул тряпицу, что-то блеснуло, и все увидели "две чаши желтого металла, крест белого металла, ложечку белого металла", как потом было написано в протоколе обыска.
В этой комнате участковому больше делать было нечего, и он направился в соседнюю, но его остановил сдавленный глухой голос Ботнаря:
- Не трудитесь... Это все...
Лейтенант вопросительно взглянул на Руссу, тот сделал знак: "продолжай". При дальнейшем обыске не было ничего "обнаружено и изъято", как также указывалось в протоколе.
- Вы задержаны, Ботнарь, - сказал капитан. - Пойдемте с нами.
Ботнарь, ни на кого не глядя, молча накинул на плечи старенький плащ. Жена испуганно всхлипывала. Дочка подняла на отца свои большие круглые глаза:
- А куда ты уходишь, папа? Уже ночь.
Отец ничего не ответил, только махнул рукой и шагнул к двери.
Кучеренко и Руссу сидели в кабинете, обмениваясь впечатлениями о только что проведенном задержании, когда дежурный по райотделу доложил, что помещенный в ИВС* Ботнарь просит его допросить. Подполковник взглянул на часы:
- Поздно уже, закон разрешает производить допрос ночью только в исключительных случаях. Придется отложить до утра. На свежую голову.
_______________
* И В С - изолятор временного содержания.
Минут через десять дежурный явился снова и сообщил, что задержанный требует бумагу и авторучку.
- Так в чем же дело? Выдайте, - распорядился Кучеренко.
Дежурный поспешил выполнить приказание, а подполковник сказал:
- Завтра, капитан, приходите пораньше, вместе допросим. Нас ждет кое-что интересное.
Судя по воспаленным покрасневшим глазам, Ботнарь провел бессонную ночь. Он тяжело сел на предложенный ему стул в углу кабинета, и его заросшее черной щетиной лицо тронуло нечто похожее на улыбку:
- Я вас сразу узнал, - произнес он, глядя на подполковника. - Тогда в ГАИ это же вы были... когда меня вроде за превышение скорости задержали. Я ведь догадался, что дело вовсе не в скорости...
- Однако, Ботнарь, скорость вы все-таки действительно превысили.
- Ладно, пусть нарушил. - Он жалко, затравленно улыбнулся. - Что скорость - жизнь порушена, жизнь... Хотел сам к вам прийти, все рассказать... Слышал, это заявление с повинной называется... По телевизору показывали про одного... Так то же в кино... - он испытующе посмотрел подполковнику прямо в глаза, ища в них ответа на мучительный для него вопрос.
- Все правильно в кино показали, виниться, Ботнарь, никогда не поздно. - Кучеренко понимал, что от его слов зависит многое. - Суд это учтет. Обязательно.
Ботнарь тяжело вздохнул, и Кучеренко понял: не верит. Он взял со стола томик уголовного кодекса, раскрыл его на 36 странице и прочитал вслух: "Статья 37. Обстоятельства, смягчающие ответственность. При назначении наказания обстоятельствами, смягчающими ответственность, признаются... чистосердечное раскаяние или явка с повинной... активное способствование раскрытию преступления..." - Подполковник сделал паузу и выразительно посмотрел на Ботнаря. Тот слушал, ловя каждое слово. - Однако должен вас предупредить, Ботнарь, что речь идет только о смягчении ответственности. Отвечать все-таки придется.
- Это я понимаю, само собой... - Ботнарь снова тяжело вздохнул. Чего уж там, сам виноват. - Он полез в карман пиджака и протянул мятый лист бумаги Кучеренко: - Ночью написал... Вы уж извините, если что не так.
Начальнику Оргеевской милиции от Ботнаря И. А., прож. ул. Заводская, 28.
ЗАЯВЛЕНИЕ С ПОВИННОЙ
Находясь под арестом, я понял, что в нашем советском обществе надо соблюдать наш советский закон, чтобы не было пострадавших и обиженных и чтобы не было преступлений и нарушений, потому что в советском обществе человек должен быть самосознательный и без самосознания он может стать на путь преступлений, что произошло и со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29