Наверное, пропахла в шкафу.
Рядом с гардеробом стояла большая супружеская кровать. Интересно, как часто они занимаются сексом? Я вдруг представила себе эту сцену, и мне стало противно.
Карачаевцев! Да ты даже мизинца на ноге Марианны не стоишь. Этой тихой, умной, кроткой женщины. Вот если бы я работала корреспондентом в ее газете… Вот если бы я всегда была ее горничной, ее подругой…
Пока я собиралась, в комнату заглянул старший охранник. Он круглыми глазами уставился на меня, словно я была голой.
— Вы так и пойдете?
Я даже нервно провела рукой по кружевному воротничку, словно действительно решила проверить, есть ли на мне что-то из одежды.
— Стучаться надо! — только и сказала я, выходя из спальни, и сердито хлопнула входной дверью.
На лестнице у меня все еще кружилась голова от запаха Марианниных духов.
***
Я не успела повернуть за угол дома, как передо мной неожиданно вывернул «мерседес». Я чуть не полетела под колеса.
— Смотреть надо! — бросила я водителю.
Заднее окошко вдруг опустилось, и мужской голос произнес:
— Простите! Вы так неожиданно появились на дороге, что мой шофер не успел сориентироваться. Я виноват и прошу позволить мне искупить свою вину.
Я не верила своим глазам. Передо мной сидел Рустам Голяк собственной персоной.
Впервые я услышала о нем восемь лет назад от его сына Кирилла, с которым подружилась в лагере «Искорка» — я была вожатой в его отряде. Голяк только начал заниматься бизнесом, и было похоже — не совсем правильным бизнесом. Это подтвердилось и чуть позже, когда его объявили в федеральный розыск. Оказалось, что и Кирилл, к моему великому сожалению, пошел по стопам отца.
Я все равно пыталась помочь Голяку по просьбе Кирилла — хотела передать им хранившуюся в нашей «Золотой пуле» кассету с интервью Голяка, где он выболтал слишком много секретов криминального мира. Но мой план был разгадан и пресечен коварным Спозаранником… Сейчас Голяк меня, конечно, не узнал.
День у меня был и без того чумовой — что ж не окунуться еще в одну авантюру?
Хотя Сашка, конечно, не поверит.
Я рывком открыла заднюю дверцу «мерса» и, плюхнувшись на мягкое сиденье, назвала улицу, на которой жила.
— Может, все-таки в качестве компенсации я накормлю вас прекрасным ужином? — настаивал Голяк.
«А почему нет? — подумала я. — Кирилла уже нет в живых. Скрипка ведет себя как последний урод. Карачаевцев трахает Марианну. Почему же мне не поужинать вместе с одним из „авторитетов“ города?»
— Но потом — домой! — строго предупредила я.
Машина рванула с места.
А Сашка все равно не поверит.
***
Рустам Голяк был изрядно датым, а потому не мог помнить нашу единственную и давнюю короткую встречу, когда он на своей первой иномарке — роскошном «крайслере» — вез меня десять минут от «Искорки» до станции. «Вам спасибо за сына», — сказал он мне тогда на прощание. Я помнила каждый миг того последнего моего лагерного лета, той короткой поездки на мягких сиденьях.
И вот — нет Кирилла, и вот — его пьяный отец-"авторитет", рвущий передо мной на груди рубашку:
— Двадцать пять нападений, Валюша!
Двадцать пять! Посмотрите, какие раны!
Вот — шрам, вот — сквозное, челюсть снесло, пуля — в позвоночнике, но хрен они меня возьмут, вот им! — Рустам ударил рукой по внутренней стороне локтя — этакий характерный мужицкий жест. — Вот им!
Мы уже два часа как шлялись по казино, пили, ели. Голяк непрерывно говорил. Он поливал грязью бандитов, Обнорского, всех своих врагов. Говорил, что ходит под Богом, потому что делает людям добрые дела. Он только на короткое время умолк, когда — после его же вопроса о моей жизни — я рассказала о службе горничной в доме Карачаевцева, чтобы через секунду снова оживиться и совершенно трезво начать выспрашивать о деталях жизни «коронованных особ».
Я не скрывала, что Марианна — прекрасная женщина, что подруга ее — не ахти, и что именно подруга заставила ее сегодня вечером ехать к какому-то Пчелкину из-за шести миллионов рекламных денег нового сотового оператора на рынке Петербурга. А завтра она по той же причине едет в Москву — подписывать контракт.
После этих слов Голяк совсем протрезвел.
— Знаете, Валя, а время-то — за полночь.
Вам ведь завтра на работу. Мой водитель-охранник вас отвезет домой. Мы еще увидимся. Такими рыжеволосыми не бросаются.
***
Утром я еле встала. Все-таки недосып — это хуже голода. Позевывая над чашкой кофе, я решила позвонить Нине Викторовне.
Та очень обрадовалась и напомнила, что ждет меня.
Встретила она меня как дорогую гостью.
Накрытый стол был заставлен таким множеством закусок, словно она ожидала, по крайней мере, пятерых. Размеры квартиры явно не соответствовали моему представлению о том, как должно выглядеть жилище учительницы.
Впрочем, это представление было сформировано, скорее, под влиянием советских фильмов о школьной жизни. Я ожидала увидеть что-то вроде того, что соответствует любимому выражению Сашкиного мужа: «Бедненько, но чистенько». Здесь было отнюдь не бедненько. Стеклопакеты на окнах, современная красивая мебель, музыкальный центр и даже компьютер. Перехватив мой недоуменный взгляд, Нина Викторовна засмеялась:
— Это все Гена. Говорит, надо жить в ногу со временем. Правда, компьютером чаще всего пользуется он сам, когда бывает у меня. И квартиру эту тоже он купил, и мебель, и всю технику. Мои здесь только книги. Да вы осматривайтесь, а я пока на кухне похлопочу.
В ожидании хозяйки я стала разглядывать книжные полки, которые занимали в этом доме целую стену. Здесь почти не было новых изданий в глянцевых обложках. Разве что Акунин, черно-белые томики которого удачно вписались между сочинениями Лескова и Чехова. Книги обычно много рассказывают о своих владельцах, и я не сомневалась в том, что найду тут Леонтьева и Льюиса, Голсуорси и Пруста. Единственной вольностью, нарушающей этот строгий книжной порядок, была фотография, с которой улыбался… молодой юркий человек с глазами-буравчиками, которого я заметила у лифта квартиры Карачаевцева…
— Это Геночка, — пояснила Нина Викторовна, — в тот год он поступил в университет.
В моей душе родились смутные подозрения.
— А как фамилия вашего племянника?
— Зайчиков, — ответила Нина Викторовна. — Геннадий Петрович Зайчиков. Депутат Законодательного собрания.
Такого поворота событий я не ожидала.
Сердце в моей груди на секунду замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью.
Но сюрпризы на этом не кончились. Нина Викторовна принесла из другой комнаты альбом и стала раскладывать передо мной фотографии. Это были традиционные групповые снимки классов, которые делаются в школах каждый год. Я смотрела на ее учеников — в одинаковых формах и пионерских галстуках — и искала среди них Карачаевцева.
— Вот он, — сказала Нина Викторовна, указав на светловолосого насупленного мальчика.
— Вы, наверное, и представить себе тогда не могли, что ваш ученик взлетит так высоко?
— Нет, конечно. Хотя на моих уроках он как-то по-особому внутренне собирался именно тогда, когда речь заходила не о Наполеоне или там Петре Первом, а о тех, кто был в тени коронованных особ, помогая обеспечивать им бессмертие.
Дальше в альбоме замелькали цветные любительские снимки последних лет. На большинстве из них был запечатлен востроглазый Зайчиков — один или в обществе начрева Карачаевцева. Фотографии были сделаны за городом, очевидно, во время пикника.
— Это на даче у Геннадия прошлым летом, — пояснила хозяйка.
— Они давно знают друг друга?
— Ну, они и раньше встречались в моем доме: Василий все эти годы поздравляет меня с днем рождения. А особенно сблизились года три назад, с тех пор, как Гена стал депутатом.
Нина Викторовна снова убежала на кухню. А я листала альбом дальше. На очередной фотографии Карачаевцев стоял рядом с Зайчиковым и мужчиной, в котором я безошибочно опознала Алексея Калугина. Троица позировала перед объективом с шампурами в руках. Я на секунду представила себе восторг Спозаранника, увидевшего Карачаевцева в обществе Лехи Склепа, и рука сама, без моей команды, выхватила фотографию из альбома и сунула ее в сумочку. Ну вот, я уже и воровка!
— Валенька, — расстроенная Нина Викторовна снова появилась в дверях, — что-то у меня крем не получается. Еще минут двадцать потерпите? Поиграйте пока с компьютером. Знаете, как?
Я кивнула и включила компьютер. Увидев на мониторе рабочий стол, я сразу поняла, что вход в любую папку — без пароля.
Ну и дурак же этот Зайчиков! А впрочем, Нина Викторовна сама призналась, что техникой не пользуется, что работает за компьютером «только Геночка». Я внутренне перекрестилась и ткнула «мышкой» в папку с заинтересовавшим меня названием: «Жилище-2001».
Там были какие-то справки, копии договоров купли-продажи недвижимости. Я лихорадочно работала клавишами, уверенная, что сейчас увижу самое главное.
Вот оно! Квартира на Дворцовой набережной со списком бывших жильцов! На восемь комнат — пять квартиросъемщиков. Все они через фирму «Хата плюс» продали свое жилье некоей Плешковой Нине Викторовне.
Нине Викторовне? Тете Зайчикова? Учительнице Карачаевцева?
«Штирлиц знал, что…»
У меня не было с собой дискеты, у Зайчикова не было принтера. Мои глаза превратились в объектив фотоаппарата. Для лучшего запоминания я представляла, кто где жил. Малинин — в спальне, Новожилова — в бильярдной и «тещиной», Корогодова — в двух маленьких смежных, где сейчас сидит охрана, Раух — в зале, Василенко — в анфиладе из трех комнат…
***
Я совершенно не запомнила вкуса фирменного торта «Мишка на севере». Я обжигалась чаем и пыталась связать воедино полученные знания.
Зайчиков дружит с Карачаевцевым. Зайчиков через свою фирму расселяет для начрева квартиру. Зайчиков же ставит прослушку в квартире начрева… Как во все это вникнуть?
Но больше всего меня смущало то, что записана эта квартира на Нину Викторовну.
Нет, она, конечно, ничего не знает. Эта милая женщина просто ничего не может знать о проделках своего ненаглядного Геночки.
***
Меня просто распирало от полученной информации, мне хотелось срочно все рассказать в Агентстве. Но я помнила о просьбе Марианны выгулять Бакса и помчалась с Итальянской на Дворцовую набережную.
Амбал был не в квартире, а почему-то стоял у подъезда.
— Не лети так! — преградил он мне дорогу. — Некуда спешить! Мы с тобой уволены.
— Как? — оторопела я. — За что?
— За разное. Меня — за то, что якобы приставал к тебе, а у нас на работе с этим — строго.
— А меня?
— А тебя вообще за воровство имущества.
«Ну вот, я уже и воровка!» — второй раз за день подумала я. И почувствовала, как кровь прилила к щекам.
— Толя, я не воровка!
— А мне по барабану. Начальник охраны сказал, что ты сперла из шкафа блузку Цаплиной. Какую-то красную, с бежевым воротником. Даже, мол, на себя не постеснялась натянуть, чтобы легче вынести из дома.
Я не верила своим ушам.
— Это моя блузка! Красная. С бежевым воротничком.
— Да мне по барабану. Вы, бабы, в шмотках своих сами не разберетесь.
— Толя, это моя блузка!
— Да что ты, как тетерев! Говорю тебе, мне плевать. Я только этому гаду такого не прощу! Уволить меня за такую фигню! Да если б я хоть трахнулся с тобой, а то ведь не было ничего.
— Кому — «этому»? — машинально переспросила я.
— Кому-кому… Зайчикову!
— А кто это? И при чем тут он? Тебя же начальник охраны уволил.
— Начальник охраны стукнул Зайчикову. Из-за тебя, конечно. Ты ему с первой минуты не понравилась. Он ведь все кадровые вопросы с обслугой сам решает: с водителями, с горничными. Проверки всякие устраивает, подноготную изучает. Квартира-то — начрева! А Цаплиной все это не нравится. Она и своевольничает. И тебя взяла без всякой проверки. Ну а начальнику нашему это не нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Рядом с гардеробом стояла большая супружеская кровать. Интересно, как часто они занимаются сексом? Я вдруг представила себе эту сцену, и мне стало противно.
Карачаевцев! Да ты даже мизинца на ноге Марианны не стоишь. Этой тихой, умной, кроткой женщины. Вот если бы я работала корреспондентом в ее газете… Вот если бы я всегда была ее горничной, ее подругой…
Пока я собиралась, в комнату заглянул старший охранник. Он круглыми глазами уставился на меня, словно я была голой.
— Вы так и пойдете?
Я даже нервно провела рукой по кружевному воротничку, словно действительно решила проверить, есть ли на мне что-то из одежды.
— Стучаться надо! — только и сказала я, выходя из спальни, и сердито хлопнула входной дверью.
На лестнице у меня все еще кружилась голова от запаха Марианниных духов.
***
Я не успела повернуть за угол дома, как передо мной неожиданно вывернул «мерседес». Я чуть не полетела под колеса.
— Смотреть надо! — бросила я водителю.
Заднее окошко вдруг опустилось, и мужской голос произнес:
— Простите! Вы так неожиданно появились на дороге, что мой шофер не успел сориентироваться. Я виноват и прошу позволить мне искупить свою вину.
Я не верила своим глазам. Передо мной сидел Рустам Голяк собственной персоной.
Впервые я услышала о нем восемь лет назад от его сына Кирилла, с которым подружилась в лагере «Искорка» — я была вожатой в его отряде. Голяк только начал заниматься бизнесом, и было похоже — не совсем правильным бизнесом. Это подтвердилось и чуть позже, когда его объявили в федеральный розыск. Оказалось, что и Кирилл, к моему великому сожалению, пошел по стопам отца.
Я все равно пыталась помочь Голяку по просьбе Кирилла — хотела передать им хранившуюся в нашей «Золотой пуле» кассету с интервью Голяка, где он выболтал слишком много секретов криминального мира. Но мой план был разгадан и пресечен коварным Спозаранником… Сейчас Голяк меня, конечно, не узнал.
День у меня был и без того чумовой — что ж не окунуться еще в одну авантюру?
Хотя Сашка, конечно, не поверит.
Я рывком открыла заднюю дверцу «мерса» и, плюхнувшись на мягкое сиденье, назвала улицу, на которой жила.
— Может, все-таки в качестве компенсации я накормлю вас прекрасным ужином? — настаивал Голяк.
«А почему нет? — подумала я. — Кирилла уже нет в живых. Скрипка ведет себя как последний урод. Карачаевцев трахает Марианну. Почему же мне не поужинать вместе с одним из „авторитетов“ города?»
— Но потом — домой! — строго предупредила я.
Машина рванула с места.
А Сашка все равно не поверит.
***
Рустам Голяк был изрядно датым, а потому не мог помнить нашу единственную и давнюю короткую встречу, когда он на своей первой иномарке — роскошном «крайслере» — вез меня десять минут от «Искорки» до станции. «Вам спасибо за сына», — сказал он мне тогда на прощание. Я помнила каждый миг того последнего моего лагерного лета, той короткой поездки на мягких сиденьях.
И вот — нет Кирилла, и вот — его пьяный отец-"авторитет", рвущий передо мной на груди рубашку:
— Двадцать пять нападений, Валюша!
Двадцать пять! Посмотрите, какие раны!
Вот — шрам, вот — сквозное, челюсть снесло, пуля — в позвоночнике, но хрен они меня возьмут, вот им! — Рустам ударил рукой по внутренней стороне локтя — этакий характерный мужицкий жест. — Вот им!
Мы уже два часа как шлялись по казино, пили, ели. Голяк непрерывно говорил. Он поливал грязью бандитов, Обнорского, всех своих врагов. Говорил, что ходит под Богом, потому что делает людям добрые дела. Он только на короткое время умолк, когда — после его же вопроса о моей жизни — я рассказала о службе горничной в доме Карачаевцева, чтобы через секунду снова оживиться и совершенно трезво начать выспрашивать о деталях жизни «коронованных особ».
Я не скрывала, что Марианна — прекрасная женщина, что подруга ее — не ахти, и что именно подруга заставила ее сегодня вечером ехать к какому-то Пчелкину из-за шести миллионов рекламных денег нового сотового оператора на рынке Петербурга. А завтра она по той же причине едет в Москву — подписывать контракт.
После этих слов Голяк совсем протрезвел.
— Знаете, Валя, а время-то — за полночь.
Вам ведь завтра на работу. Мой водитель-охранник вас отвезет домой. Мы еще увидимся. Такими рыжеволосыми не бросаются.
***
Утром я еле встала. Все-таки недосып — это хуже голода. Позевывая над чашкой кофе, я решила позвонить Нине Викторовне.
Та очень обрадовалась и напомнила, что ждет меня.
Встретила она меня как дорогую гостью.
Накрытый стол был заставлен таким множеством закусок, словно она ожидала, по крайней мере, пятерых. Размеры квартиры явно не соответствовали моему представлению о том, как должно выглядеть жилище учительницы.
Впрочем, это представление было сформировано, скорее, под влиянием советских фильмов о школьной жизни. Я ожидала увидеть что-то вроде того, что соответствует любимому выражению Сашкиного мужа: «Бедненько, но чистенько». Здесь было отнюдь не бедненько. Стеклопакеты на окнах, современная красивая мебель, музыкальный центр и даже компьютер. Перехватив мой недоуменный взгляд, Нина Викторовна засмеялась:
— Это все Гена. Говорит, надо жить в ногу со временем. Правда, компьютером чаще всего пользуется он сам, когда бывает у меня. И квартиру эту тоже он купил, и мебель, и всю технику. Мои здесь только книги. Да вы осматривайтесь, а я пока на кухне похлопочу.
В ожидании хозяйки я стала разглядывать книжные полки, которые занимали в этом доме целую стену. Здесь почти не было новых изданий в глянцевых обложках. Разве что Акунин, черно-белые томики которого удачно вписались между сочинениями Лескова и Чехова. Книги обычно много рассказывают о своих владельцах, и я не сомневалась в том, что найду тут Леонтьева и Льюиса, Голсуорси и Пруста. Единственной вольностью, нарушающей этот строгий книжной порядок, была фотография, с которой улыбался… молодой юркий человек с глазами-буравчиками, которого я заметила у лифта квартиры Карачаевцева…
— Это Геночка, — пояснила Нина Викторовна, — в тот год он поступил в университет.
В моей душе родились смутные подозрения.
— А как фамилия вашего племянника?
— Зайчиков, — ответила Нина Викторовна. — Геннадий Петрович Зайчиков. Депутат Законодательного собрания.
Такого поворота событий я не ожидала.
Сердце в моей груди на секунду замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью.
Но сюрпризы на этом не кончились. Нина Викторовна принесла из другой комнаты альбом и стала раскладывать передо мной фотографии. Это были традиционные групповые снимки классов, которые делаются в школах каждый год. Я смотрела на ее учеников — в одинаковых формах и пионерских галстуках — и искала среди них Карачаевцева.
— Вот он, — сказала Нина Викторовна, указав на светловолосого насупленного мальчика.
— Вы, наверное, и представить себе тогда не могли, что ваш ученик взлетит так высоко?
— Нет, конечно. Хотя на моих уроках он как-то по-особому внутренне собирался именно тогда, когда речь заходила не о Наполеоне или там Петре Первом, а о тех, кто был в тени коронованных особ, помогая обеспечивать им бессмертие.
Дальше в альбоме замелькали цветные любительские снимки последних лет. На большинстве из них был запечатлен востроглазый Зайчиков — один или в обществе начрева Карачаевцева. Фотографии были сделаны за городом, очевидно, во время пикника.
— Это на даче у Геннадия прошлым летом, — пояснила хозяйка.
— Они давно знают друг друга?
— Ну, они и раньше встречались в моем доме: Василий все эти годы поздравляет меня с днем рождения. А особенно сблизились года три назад, с тех пор, как Гена стал депутатом.
Нина Викторовна снова убежала на кухню. А я листала альбом дальше. На очередной фотографии Карачаевцев стоял рядом с Зайчиковым и мужчиной, в котором я безошибочно опознала Алексея Калугина. Троица позировала перед объективом с шампурами в руках. Я на секунду представила себе восторг Спозаранника, увидевшего Карачаевцева в обществе Лехи Склепа, и рука сама, без моей команды, выхватила фотографию из альбома и сунула ее в сумочку. Ну вот, я уже и воровка!
— Валенька, — расстроенная Нина Викторовна снова появилась в дверях, — что-то у меня крем не получается. Еще минут двадцать потерпите? Поиграйте пока с компьютером. Знаете, как?
Я кивнула и включила компьютер. Увидев на мониторе рабочий стол, я сразу поняла, что вход в любую папку — без пароля.
Ну и дурак же этот Зайчиков! А впрочем, Нина Викторовна сама призналась, что техникой не пользуется, что работает за компьютером «только Геночка». Я внутренне перекрестилась и ткнула «мышкой» в папку с заинтересовавшим меня названием: «Жилище-2001».
Там были какие-то справки, копии договоров купли-продажи недвижимости. Я лихорадочно работала клавишами, уверенная, что сейчас увижу самое главное.
Вот оно! Квартира на Дворцовой набережной со списком бывших жильцов! На восемь комнат — пять квартиросъемщиков. Все они через фирму «Хата плюс» продали свое жилье некоей Плешковой Нине Викторовне.
Нине Викторовне? Тете Зайчикова? Учительнице Карачаевцева?
«Штирлиц знал, что…»
У меня не было с собой дискеты, у Зайчикова не было принтера. Мои глаза превратились в объектив фотоаппарата. Для лучшего запоминания я представляла, кто где жил. Малинин — в спальне, Новожилова — в бильярдной и «тещиной», Корогодова — в двух маленьких смежных, где сейчас сидит охрана, Раух — в зале, Василенко — в анфиладе из трех комнат…
***
Я совершенно не запомнила вкуса фирменного торта «Мишка на севере». Я обжигалась чаем и пыталась связать воедино полученные знания.
Зайчиков дружит с Карачаевцевым. Зайчиков через свою фирму расселяет для начрева квартиру. Зайчиков же ставит прослушку в квартире начрева… Как во все это вникнуть?
Но больше всего меня смущало то, что записана эта квартира на Нину Викторовну.
Нет, она, конечно, ничего не знает. Эта милая женщина просто ничего не может знать о проделках своего ненаглядного Геночки.
***
Меня просто распирало от полученной информации, мне хотелось срочно все рассказать в Агентстве. Но я помнила о просьбе Марианны выгулять Бакса и помчалась с Итальянской на Дворцовую набережную.
Амбал был не в квартире, а почему-то стоял у подъезда.
— Не лети так! — преградил он мне дорогу. — Некуда спешить! Мы с тобой уволены.
— Как? — оторопела я. — За что?
— За разное. Меня — за то, что якобы приставал к тебе, а у нас на работе с этим — строго.
— А меня?
— А тебя вообще за воровство имущества.
«Ну вот, я уже и воровка!» — второй раз за день подумала я. И почувствовала, как кровь прилила к щекам.
— Толя, я не воровка!
— А мне по барабану. Начальник охраны сказал, что ты сперла из шкафа блузку Цаплиной. Какую-то красную, с бежевым воротником. Даже, мол, на себя не постеснялась натянуть, чтобы легче вынести из дома.
Я не верила своим ушам.
— Это моя блузка! Красная. С бежевым воротничком.
— Да мне по барабану. Вы, бабы, в шмотках своих сами не разберетесь.
— Толя, это моя блузка!
— Да что ты, как тетерев! Говорю тебе, мне плевать. Я только этому гаду такого не прощу! Уволить меня за такую фигню! Да если б я хоть трахнулся с тобой, а то ведь не было ничего.
— Кому — «этому»? — машинально переспросила я.
— Кому-кому… Зайчикову!
— А кто это? И при чем тут он? Тебя же начальник охраны уволил.
— Начальник охраны стукнул Зайчикову. Из-за тебя, конечно. Ты ему с первой минуты не понравилась. Он ведь все кадровые вопросы с обслугой сам решает: с водителями, с горничными. Проверки всякие устраивает, подноготную изучает. Квартира-то — начрева! А Цаплиной все это не нравится. Она и своевольничает. И тебя взяла без всякой проверки. Ну а начальнику нашему это не нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38