В полтретьего в агентство вернулся Каширин.
— Твой маньяк меня затрахал, — буркнул он, входя в кабинет. — Вещун!
Ровно час вещал о проблемах перинатальной медицины. Еле вылез из этого проклятого роддома.
— Отлично! Под какой легендой действовал?
— Радиопрограмма «Будьте здоровы».
— И он купился?
— Еще бы — бесплатная реклама его платного элитного заведения. Может, расскажешь все-таки, зачем я проторчал на Глухоозерной целое утро?
— Да, пожалуй, пора. — В голове у меня зрел план, но его реализация была невозможна без посторонней помощи.

9
Собрав в кабинете Каширина, Модестова и Агееву, я дал им прослушать пленку и вкратце изложил суть дела. После чего резюмировал:
— Доказательств нет. Даже пленка, которую вы только что слышали, ни о чем не свидетельствует. Двое мужчин выясняют отношения по поводу какой-то торговой операции. Ни слова о продаже младенцев, ни слова о предстоящем убийстве. И тем не менее я уверен, что Александр Николаевич Маминов занимается торговлей детьми и что именно по его указанию был убит председатель Комитета по делам семьи, детства и молодежи Геннадий Самарин. Наша задача — найти доказательства. Считаю, что их проще всего найти в самом роддоме. Слово предоставляется господину Каширину, который провел там сегодня полдня.
— Клиент — очень уважаемый человек с безупречной репутацией, — начал отчет Каширин. — Пользуется авторитетом в коллективе, исправно платит подчиненным зарплату. И премии, кстати, тоже. Не имеет вредных привычек, так что подпоить его не представляется возможным. Женат. Помимо жены обладает также двумя автомашинами — ВАЗ-2106 и «форд скорпио».
На работе — с утра до вечера. Трудоголик. В общем, очень положительный типаж. Единственный изъян в биографии — партийный выговор от тысяча девятьсот восемьдесят шестого года «за личную нескромность». Все. Приводов, задержаний, судимостей — нет. Более подробный отчет готовится.
— Замечательно, — сказал я, щелкнув дыроколом. — А теперь вы, Марина Борисовна. Что удалось узнать о скандалах, связанных с международной детоторговлей?
— Скандалов — море. Самой частой схемой продажи новорожденных за рубеж является следующая. Вскоре после родов матери говорят, что ребенок умер.
Убитая горем, она, как правило, не запрашивает труп. А на самом деле никакого трупа и нету — ребенок жив. Это первый этап. Далее в медицинских документах подделывается одна-единственная бумага — заявление матери на отказ от ребенка. Это второй этап. И — все. Новорожденный, сделавшийся отказным, готов к усыновлению. Такие случаи были во Львове, Красноярске, Барнауле, Донецке, Москве. Сотрудники Интерпола подозревают, что речь идет о единой разветвленной сети детоторговли, в которой замешаны и чиновники, и врачи.
— Спасибо, Марина Борисовна, — поблагодарил я Агееву и вновь обратился к Каширину:
— Родион, скажи, на каком этаже располагается кабинет нашего доктора?
— На втором.
— И решеток на его окнах, конечно же, нет?
— Точно, нет. Но это не значит, что туда можно беспрепятственно проникнуть. Здание охраняется, и неплохо.
— А что, есть другие варианты? — посмотрел я на всех.
— Это уголовщина, Глеб Егорович! — интеллигентно заметил Модестов.
— Никакой уголовщины. Мы проникаем не в жилище, а в служебный кабинет — раз. Мы не собираемся там ничего брать — два. Состав преступления отсутствует. План таков: внимательно изучить документы, хранящиеся в кабинете доктора Маминова, и найти доказательства его участия в детоторговле. Входить будем ночью через окно. Главный участник операции — я. Каширин — внизу, на подстраховке. Модестов находится неподалеку от роддома и в случае непредвиденного развития событий принимает меры по нашему спасению. Возражения есть? Нет? Тогда идите к Скрипке — пусть ищет раздвижную лестницу, она нам пригодится.

10
Этот план был безумен с самого начала. И если б Обнорский не уехал в Бишкек, он собственноручно снял бы с меня скальп. Но шеф далеко, а убийца — здесь, близко. И желанная медаль сияет восходящим солнцем на горизонте. Да к тому же решеток на окнах нет.
Грех не попытать счастья.
Мы приехали на Глухоозерную улицу ровно в два ночи. Каширин долго высчитывал маминовское окно, потом уверенно ткнул пальцем в третье справа на втором этаже: «Оно! Точно оно!»
Выждав еще с полчаса и не заметив каких-либо признаков усиленной охраны, о которой так вдохновенно пел наш разведчик, мы решили действовать.
Оставив Модестова в машине, мы с Кашириным дотащили раскладную лестницу до здания и приставили ее к стене.
— Ну, с Богом, — иронично напутствовал меня Родион Андреевич. — Постарайся вернуться живым.
Открыть окно не составило никакого труда. Через минуту я был внутри кабинета, который оказался на удивление небольшим. Стол с компьютером, шкаф для одежды, книжный стеллаж — и все. С чего же начать?
Вряд ли Маминов хранит документы, которые я ищу, на видном месте, поэтому стол, заваленный бумагами, исключим сразу. А вот в ящиках стола очень даже может обнаружиться нечто интересное. Я стал по очереди выдвигать ящики и исследовать их содержимое. В первых двух ничего серьезного не было, а третий, нижний, оказался закрытым на ключ. «Вот это уже интересно», — подумал я.
Нащупав на столе профессора скрепку, я разогнул ее и аккуратно ввел в замочную скважину. Пять минут усилий — и замок поддался.
Открыв ящик, я испытал шок. «Господи, неужели все так просто? Ну почему мне все время везет?» На дне ящика лежала одна-единственная дискета с надписью: «УСЫНОВЛЕНИЕ».
Надо проверить ее на месте, решил я. Уносить дискету нельзя. Будет нехорошо, если хозяин кабинета обнаружит, что здесь кто-то побывал. Я включил компьютер. Он загружался с полминуты, а потом потребовал пароль.
«Вот черт, что же делать?» — ругнулся я про себя.
Неожиданно за окном послышался какой-то шум. Я высунулся наружу и увидел, как трое охранников вяжут несчастного Каширина. Четвертый, держась за раздвижную лестницу и запрокинув голову, смотрел на меня.
— Давно тебя ждем! — радостно запричитал он. — Компьютер хотел спиздить? Думал, тут лохи дежурят? А ну спускайся!
Сунув дискету в правый носок, я покорно спустился вниз. Охранники, радостно посмеиваясь, вызывали по рации подмогу.
— Ребята, давайте урегулируем инцидент, — предложил я, достав из кармана две стодолларовые купюры. Обнорский убьет, ну да ладно — ситуация безвыходная. Спишем на непредвиденные расходы.
Охранники деньги забрали, но регулировать ничего не стали.
Я понял, что дела наши плохи.

11
Через несколько минут к служебному входу родильного дома подъехал сине-желтый «уазик» с мигалкой.
Из него вывалились два здоровенных лба с явными признаками недоброты на лицах, близнецы если не в этой жизни, то в прошлой — точно. Их пошатывало.
— Старший наряда сержант Круглов, — представился один из милиционеров. — Документы!
От сержанта Круглова несло спиртом и малосольными огурчиками. Было видно, что он оторван от важного застолья и очень зол. Напарник Круглова икал и выглядел настолько неустойчивым, будто тоже побывал на банкете в Первом городском психотерапевтическом центре, причем совсем недавно, какой-то час назад.
— Та-а-ак. Спозаранник Глеб Егорович и Каширин Родион Андреевич, — поморщился Круглов. — Ну все, козлы, допрыгались!
С этими словами он схватил нас за грудки и прижал к борту «уазика».
«Уазик» содрогнулся.
— Где деньги?! — тихо и зло спросил Круглов, переводя взгляд с одной жертвы на другую.
— Какие деньги? — Каширин попытался дернуться, но железная хватка стража порядка не дала ему сделать ни малейшего движения. — Я не брал никаких денег. Вообще не понимаю, о чем вы говорите!
— Твои, сука, деньги, твои! — заржал сержант и вдруг резко крикнул:
— Карманы выгребай, мразь!
Боковым зрением на двери УАЗа я разглядел надпись: «335-й отдел Прибрежного РУВД Санкт-Петербурга». Вот когда стало по-настоящему страшно. 335-й отдел гремел на весь город: там работали садисты. За каких-то полгода в стенах отдела погибли три человека (один был сброшен с крыши, второй «выпал» из окна, а третьего — 70-летнего деда, торговавшего овощами у метро, — избили так, что он заблевал кровью всю дежурку и там же, на пороге, умер). Однако ни по одному случаю не было проведено серьезного расследования, так как начальник отдела полковник Ошейников состоял в близком родстве с прокурором района, а если конкретнее — приходился ему сыном.
— Они из триста тридцать пятого отдела, — сказал я Каширину, когда нас, основательно избитых, запихали в «козелок».
— Мы что, умрем? — спросил Каширин.
— Нет, — смеясь, отозвался из-за зарешеченного окна водитель милицейского УАЗа. — Но кишки на яйца вам намотают — это точно.
— Вот видишь, — сказал я, пытаясь успокоить Родиона, — ничего страшного, — и тихо добавил:
— В правом носке — дискета. Думаю, там — вся информация, которую мы ищем.
В обезьяннике, помимо нас, сидели еще двенадцать человек. У одного лицо было разбито в кровь, другие выглядели менее пострадавшими.
— Не повезло вам, ребята, — сказал один из сокамерников, представившийся Витьком, обращаясь ко мне и Каширину. — У ментов сегодня праздник — ночь крота. Давно не рыли норы?
— Чего-о? — удивленно переспросили мы.
— Сейчас увидите.
Через несколько минут, держа в руках бутылку водки и стакан, из дежурки вылез сержант Круглое.
— Рота, подъем! — громко скомандовал он, хотя никакой роты в обезьяннике не было.
Все послушно встали.
— Слушай мою команду. В соседнем здании укрепился противник. Ваша задача: в течение пятнадцати минут создать оборонительные сооружения, а именно — норы.
Оглядев задержанных, Круглов заорал:
— Объявляется ночь крота!
Пьяные менты в дежурке дружно заржали:
— Ну, вперед, суки! Ройте норы в этом бетонном полу. Кто не справится — будет уничтожен!
— Это у них в Чечне крыша съехала, — прокомментировал Витек, когда все мы, приняв позу прачек, начали «рыть» бетон. — Уже полгода как вернулись, а все успокоиться не могут.
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил его Каширин.
— Я тут завсегдатай. Четвертый раз как-никак.
— За что?
— Морда моя им не нравится. Говорят, на чеха похож.
— На кого?
— Ну, на чеченца, в смысле.
Я внимательно изучил физиономию Витька и решил, что ничего кавказского в ней нет.
— Эй, исламисты, хвать базарить!
Делом занимайтесь. Осталось восемь минут, — окликнул нас сержант Круглов.
— А что будет дальше? — тихо спросил я у Витька.
— Дальше? Дальше будет «ласточка».
«Ласточка» — это самая изощренная милицейская пытка. Связав ноги задержанного с руками, менты подвешивают его между двух стульев, как барашка над огнем. Выдержать в таком положении можно от силы часа полтора. Далее наступает смерть.
— Только этого не хватало, — выдохнул Каширин. — Где Модестов, чего он нас не выручает?
— Все. Это было последнее предупреждение. — Сержант Круглов открыл дверцу обезьянника. — Вы трое, — показал он на нас и Витька, — на выход.
Мы покорно вышли.
— Вы являетесь нарушителями конституционной законности и подлежите уничтожению! — прокричал мент сумасшедшим голосом, доставая табельный ПМ. — Руки — за голову!
— Эй, Сашка, остынь! начали останавливать Круглова сослуживцы-собутыльники. — Зачем нам новые трупы? Лучше сделай им «ласточку».
Однако сержант уже вошел в раж.
Надев на нас наручники, он повалил всех троих на пол и принялся избивать ногами. Так продолжалось минут пять. Потом я потерял сознание…

12
Очнулся я оттого, что по лицу текла вода.
— Во жлоб! Сдохнуть решил? Не получится! — довольно ухмыльнулся сержант Круглов. В руках у него было ведро с водой.
Видимо, прошло достаточно много времени, потому что за окнами дежурки светало, а наш мучитель успел слегка протрезветь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30