Она вцепилась мне в волосы, но тут же получила сокрушительный удар сумкой с тяжелым разводным ключом. Она с криком бросилась на меня во второй раз, и мы, сцепившись, упали на пол.
В этот момент вошел Дятлов. Он встал и минуту ошалело смотрел на драку в приемной. Неизвестно, сколько бы он еще наслаждался этим зрелищем, если бы я не крикнула: «Вызывайте охрану!» Мигом пробежавшие охранники отцепили от меня бьющуюся в истерике секретаршу. Забирал ее уже Пулеев.
***
Дело о мужеложстве закончилось вполне удачно. То есть дело пока еще идет, но уже без участия доктора Дятлова и, соответственно, моей персоны.
Теперь в получении взяток и в подделке медицинских документов обвиняется секретарша сексопатолога. Пулеев воспринял смену фигурантов без особого энтузиазма, но его энтузиазм теперь никому не нужен. Секретарша признала вину и довольно быстро сдала своего сожителя, предприимчивого молодого человека по имени Юра, который выступал неофициальным представителем доктора Дятлова в Союзе военных матерей. Он же был тем телефонным анонимом, который пугал Подземельного разглашением неприятных подробностей из жизни его родственников. Пулеев собирается довести дело до суда даже без помощи своих приятелей с Искровского проспекта.
Обнорский публично вынес мне благодарность, а Марина Борисовна — порицание. Она сказала, что таким карьеристкам детей и вовсе заводить не надо.
Иван Викторович Подземельный, мужчина приятной наружности, поместил свое чадо в закрытую, тщательно охраняемую клинику, откуда тот вряд ли изловчится удрать. А если даже и вырвется, беременные петербурженки могут спать спокойно — первыми о маньяке услышат немки. Поскольку эта клиника находится на берегу Рейна.
Кстати, я родила двух девочек. «Здоровые и энергичные, как сама мамаша», — с улыбкой заметил Модестов, но тайный страх мелькнул в его глазах: как он теперь будет справляться с тремя Железнячками? Учитывая многообещающие обстоятельства, при которых они родились… Но это уже совершенно другая история, о которой, я надеюсь, никто не узнает.
С рождением детей странности Модестова прекратились. Он действительно с батюшками и прочими церковными деятелями все это время якшался.
А «Мой малыш» — это магазин товаров для новорожденных. Модестов хотел сделать сюрприз и втайне от меня обставил целую комнату кроватками, манежами, игрушками и висюльками… Ту самую комнату, где я хотела поставить фонтан.
В тот же день, как я выписачась из роддома, мне позвонил Дятлов. Видимо, он хотел поблагодарить меня за успешное расследование дела о мужеложстве и поздравить с прибавлением в семействе.
Но я в этом не уверена, поскольку этого он так и не смог сделать. Зато он прочел полуторачасовую лекцию о ранней детской сексуальности и вреде женской фригидности у индивидуумов для общества.
ДЕЛО О ТАЙНЕ ИСПОВЕДИ
Рассказывает Михаил Модестов
«Специалист по расследованиям в области культурных, научных и околонаучных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Женитьба на Нонне Железняк избавила его от многих недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и „халтуры“ в ресторанах. Мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным, по мнению коллег, Модестову еще пригодятся — он ждет ребенка от Нонны».
Из служебной характеристики
«В России меж тем кое-как скончался Ленин» — на этой фразе мне пришлось прервать чтение любимейшего из романов. Звонил Женя Покровский, и в первом часу ночи это было дурным знаком.
— Михаил Самуилович? Надеюсь, вы лежите, а если нет, прошу вас прилечь. — Возбужденный голос молодого священника звенел. Его полный намеков на какие-то шпионские страсти монолог и просьба о ночном визите вышибли меня из уютного седла. Вечер с книгой был казнен, и я помянул его рюмкой мадеры.
За второй, ожидательной, рюмочкой, которую моя обширно беременная женушка явно бы не одобрила, я припомнил забавную историю моего с батюшкой знакомства. Оно произошло на кладбище Александро-Невской лавры, продолжилось в сторожке местного могильщика, пьянененького и лукавого бомжа Женьки, потом переместилось в исторические архивы, а потом уже и к нам в дом. Даже общие знакомые у нас нашлись — мой однокурсник по консерватории Сашка Дворецкий служил, оказывается, не только в оркестре Мариинского театра, но и регентом в семинарии!
Тайны лаврских захоронений, которыми я занимался, дурно пахли. С помощью двух Евгениев я узнал, что новых покойников хоронят в старые склепы — частенько не разбирая имен и заслуг их «бывших» хозяев. Место героев Цусимы постепенно занимали кое-где и кое-как умершие бизнесмены, политики, а то и просто братки. Грустное было расследование! Его печальные открытия кое-кого задели, но скоро были забыты. Могильщика Женьку с кладбища за длинный язык согнали, а отец Евгений стал другом семьи.
На третьей рюмке этот батюшка уже сидел у меня, пролетев на своих «Жигулях» весь город. Рыжеватая шевелюра осеняла чело его, глаза горели праведным гневом и откровенным восторгом.
От мадеры он отказался, но хорошего чая с пирожком вкусил. И когда первые ритуальные глоток и укус были сделаны, батюшка молвил: «У нас в семинарии „жучки“ завелись». И смотрит эдак, озорник, с энтузиазмом.
— Какие еще жучки?
— Не дошло? Ах ты, Господи! Подслушивающие, конечно!
— Кого подслушивающие? Тебя, что ли?
— Модестов, ты меня решительно изумляешь. Слушай тогда по порядку.
И Женя рассказал о находке, сделанной двумя студентами семинарии в их собственной комнате, или келье, как там она называется. Мол, пришел к ним вчера их сокурсник по кличке Плеер и дал послушать из этого самого своего радиоплеера их собственные речи. Оказалось, минутой раньше он случайно обнаружил трансляцию тихой беседы товарищей на частоте около 98 FM и поспешил их этим известием обрадовать. Будущие пастыри были потрясены!
Пока они приходили в себя, Плеер принялся за поиски «жучка». Будучи человеком технически грамотным, он понимал, что обнаружил под слушку, и устройство искал, как натуральный Джеймс Бонд. Мебели в келье семинариста немного, поэтому «жучок» был найден уже через минуту — к днищу тумбочки скотчем была прикреплена черная пластмассовая коробочка размером с полпачки сигарет. Увы, детективу в рясе по всем правилам сработать не удалось: один из объектов наглой прослушки с криком бросился к тумбочке и сорвал электронное насекомое с насиженного места.
Плеера крепко шарахнуло по ушам, и трансляция прекратилась. Возможные отпечатки пальцев тоже приказали долго жить.
— Вот и вся, собственно говоря, история. И я к тебе, Миша, пришел за советом.
— И правильно сделали, святой отец, советы у нас бесплатные.
— Не надо ерничать, Миша, дело серьезное. Ребята попросили меня помочь, а других расследователей я просто не знаю. Не в милицию же идти!
Так я оказался втянутым в историю, начавшуюся в семинарии, а закончившуюся через две с половиной недели в Мариинке. Надо сказать, что события разворачивались стремительно. Буквально на следующий день после сообщения отца Евгения добро от Спозаранника на расследование уже было получено словосочетание «жучки в семинарии» подействовало на него магически. Батюшка, явившийся ко мне прямо в Агентство, еще не доел свой дежурный пирожок, а я уже составлял положенную согласно требованиям штабной культуры справку, на третьей же чашечке чая созрел и дерзкий план действий.
Уравнение, с одной стороны, было всего с одним неизвестным — тайным исповедником, как мы его назвали, но вариантов решения оказывалось слишком много. «Жучок» мог принадлежать кому угодно: от ФСБ до каких-нибудь исламистов. Правда, по убеждению Покровского, установить его мог только свой человек. Во-первых, постороннему не так-то просто попасть в келью, а во-вторых, он считал, что устройство кочевало по общежитию!
— Сегодня здесь, завтра в другой келье — уверен, что его перемещали! Затем и скотчик использовали.
— Ты думаешь, нельзя было поставить сразу несколько?
— Сколько? Те двое студентов ничем особенным не отличаются, а они явно искали нужного человека, завербовать хотели!
— Кто это «они»? ЦРУ или Моссад?
— Может быть, и Моссад, не знаю, только уверен, что это был поиск, и он возобновится!
На этой оптимистичной ноте мы расстались — чтобы завтра хотя бы посмотреть на бурсацкое «насекомое». Все было не так-то просто! В условиях строжайшей конспирации мы с Климом, внештатным советником Агентства по разного рода шпионским штучкам и сотрудником дружественного нам охранного предприятия, подъехали к громаднейшему дому на проспекте Маршала Жукова. Покровский уже ждал нас, и вскоре мы оказались на настоящей явочной квартире, с паролем и горшком герани на подоконнике. Пастором Шлагом был отец Евгений, и он явки не провалил. Кстати, оказалось, что «жучка» семинаристы никому, кроме инспектора, не показывали, а потом и вовсе вынесли, от греха подальше, за стены бурсы. Он кочевал с квартиры на квартиру, в одной из которых и были устроены для нас смотрины. А посмотреть было на что!
Когда от природы хмурому Климу в какой-то темной комнате наконец показали, распеленав из десятка свертков, «жучка», он просто чудом остался жив.
Хохота более дикого я до сих пор не слыхал! «Ой, е-е-е! У-е-е-е!» — за текст ввиду его крайней непечатности не ручаюсь, но общий смысл был примерно таков. А минут через восемь-девять, когда обессилевший и потухший Клим смог говорить, выяснилось следующее. Устройство оказалось старинным «жучком» времен комсомольской юности нашего спеца, которую он провел в штате Большого дома. В бурсе эти «насекомые» в те годы водились, как клопы, и работали исправно. Во всяком случае, тогда никакой Плеер их обнаружить не мог, поскольку FM-диапозон к категории народных не относился. Это сейчас все кто ни попадя «желают творческих узбеков» или «пользуясь случаем — хотят». Давеча все было строже!
Одним словом, из Климова свидания с юностью удалось сделать обнадеживающий вывод, что о ЦРУ с Моссадом лучше забыть. А бедненькое ФСБ? Вряд ли. Скорее всего, это устаревшее устройство просто нашли где-нибудь за печкой в бурсе, вставили в другой корпус и пустили в дело — так считал Клим. Вот только кто это сделал и в какое дело?
Спозаранник по пейджеру предположил, что это могли быть агенты конкурирующей фирмы. Для прокрутки этой версии я пригласил отца Евгения домой на рюмку мадеры.
— Мой начальник считает, что кто-то из бурсаков работает на конкурентов.
— То есть?
— Конкурентов из Киева, униатов. Ты слышал про них?
— Ну вы даете, господа расследователи! Слышать-то я слышал, но зачем им подслушивать наших студентов?
— А о такой вербовке ты не думал?
Есть же среди бурсаков шатающиеся элементы — вот с ними и хотят поработать. А подслушка нужна для шантажа: раз брякнул анекдотец, два епископа обсмеял, и компроматец готов! Хотя это версия Глеба, а своего, Женя, у меня ничего нет. Кроме вот этой рюмки мадеры!
Вскоре выяснилось, что это не так уж и мало. К тому времени Нонка, сдавшая свои боевые позиции из-за недавней истории с маньяком и по подходу девятого уже месяца, улеглась. Но ее наказ помочь батюшке стучал в моем сердце столь неистово, что могилу, в которой мне пришлось гнить следующие две недели, я вырыл себе сам. Но столкнул меня в нее душка-регент Дворецкий. То есть в процессе нашей беседы с Покровским Сашка позвонил с потрясающей новостью и дичайшим предложением: он-де будет помогать скульптору Шемякину в постановке «Щелкунчика» в Мариинском — иначе провала не миновать, а заменить его в бурсе на это время должен я!
— Ты обязан мне помочь, Миша! Ты мне друг или не друг?
— Друг, но не регент, а виолончелист! Бывший к тому же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
В этот момент вошел Дятлов. Он встал и минуту ошалело смотрел на драку в приемной. Неизвестно, сколько бы он еще наслаждался этим зрелищем, если бы я не крикнула: «Вызывайте охрану!» Мигом пробежавшие охранники отцепили от меня бьющуюся в истерике секретаршу. Забирал ее уже Пулеев.
***
Дело о мужеложстве закончилось вполне удачно. То есть дело пока еще идет, но уже без участия доктора Дятлова и, соответственно, моей персоны.
Теперь в получении взяток и в подделке медицинских документов обвиняется секретарша сексопатолога. Пулеев воспринял смену фигурантов без особого энтузиазма, но его энтузиазм теперь никому не нужен. Секретарша признала вину и довольно быстро сдала своего сожителя, предприимчивого молодого человека по имени Юра, который выступал неофициальным представителем доктора Дятлова в Союзе военных матерей. Он же был тем телефонным анонимом, который пугал Подземельного разглашением неприятных подробностей из жизни его родственников. Пулеев собирается довести дело до суда даже без помощи своих приятелей с Искровского проспекта.
Обнорский публично вынес мне благодарность, а Марина Борисовна — порицание. Она сказала, что таким карьеристкам детей и вовсе заводить не надо.
Иван Викторович Подземельный, мужчина приятной наружности, поместил свое чадо в закрытую, тщательно охраняемую клинику, откуда тот вряд ли изловчится удрать. А если даже и вырвется, беременные петербурженки могут спать спокойно — первыми о маньяке услышат немки. Поскольку эта клиника находится на берегу Рейна.
Кстати, я родила двух девочек. «Здоровые и энергичные, как сама мамаша», — с улыбкой заметил Модестов, но тайный страх мелькнул в его глазах: как он теперь будет справляться с тремя Железнячками? Учитывая многообещающие обстоятельства, при которых они родились… Но это уже совершенно другая история, о которой, я надеюсь, никто не узнает.
С рождением детей странности Модестова прекратились. Он действительно с батюшками и прочими церковными деятелями все это время якшался.
А «Мой малыш» — это магазин товаров для новорожденных. Модестов хотел сделать сюрприз и втайне от меня обставил целую комнату кроватками, манежами, игрушками и висюльками… Ту самую комнату, где я хотела поставить фонтан.
В тот же день, как я выписачась из роддома, мне позвонил Дятлов. Видимо, он хотел поблагодарить меня за успешное расследование дела о мужеложстве и поздравить с прибавлением в семействе.
Но я в этом не уверена, поскольку этого он так и не смог сделать. Зато он прочел полуторачасовую лекцию о ранней детской сексуальности и вреде женской фригидности у индивидуумов для общества.
ДЕЛО О ТАЙНЕ ИСПОВЕДИ
Рассказывает Михаил Модестов
«Специалист по расследованиям в области культурных, научных и околонаучных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Женитьба на Нонне Железняк избавила его от многих недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и „халтуры“ в ресторанах. Мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным, по мнению коллег, Модестову еще пригодятся — он ждет ребенка от Нонны».
Из служебной характеристики
«В России меж тем кое-как скончался Ленин» — на этой фразе мне пришлось прервать чтение любимейшего из романов. Звонил Женя Покровский, и в первом часу ночи это было дурным знаком.
— Михаил Самуилович? Надеюсь, вы лежите, а если нет, прошу вас прилечь. — Возбужденный голос молодого священника звенел. Его полный намеков на какие-то шпионские страсти монолог и просьба о ночном визите вышибли меня из уютного седла. Вечер с книгой был казнен, и я помянул его рюмкой мадеры.
За второй, ожидательной, рюмочкой, которую моя обширно беременная женушка явно бы не одобрила, я припомнил забавную историю моего с батюшкой знакомства. Оно произошло на кладбище Александро-Невской лавры, продолжилось в сторожке местного могильщика, пьянененького и лукавого бомжа Женьки, потом переместилось в исторические архивы, а потом уже и к нам в дом. Даже общие знакомые у нас нашлись — мой однокурсник по консерватории Сашка Дворецкий служил, оказывается, не только в оркестре Мариинского театра, но и регентом в семинарии!
Тайны лаврских захоронений, которыми я занимался, дурно пахли. С помощью двух Евгениев я узнал, что новых покойников хоронят в старые склепы — частенько не разбирая имен и заслуг их «бывших» хозяев. Место героев Цусимы постепенно занимали кое-где и кое-как умершие бизнесмены, политики, а то и просто братки. Грустное было расследование! Его печальные открытия кое-кого задели, но скоро были забыты. Могильщика Женьку с кладбища за длинный язык согнали, а отец Евгений стал другом семьи.
На третьей рюмке этот батюшка уже сидел у меня, пролетев на своих «Жигулях» весь город. Рыжеватая шевелюра осеняла чело его, глаза горели праведным гневом и откровенным восторгом.
От мадеры он отказался, но хорошего чая с пирожком вкусил. И когда первые ритуальные глоток и укус были сделаны, батюшка молвил: «У нас в семинарии „жучки“ завелись». И смотрит эдак, озорник, с энтузиазмом.
— Какие еще жучки?
— Не дошло? Ах ты, Господи! Подслушивающие, конечно!
— Кого подслушивающие? Тебя, что ли?
— Модестов, ты меня решительно изумляешь. Слушай тогда по порядку.
И Женя рассказал о находке, сделанной двумя студентами семинарии в их собственной комнате, или келье, как там она называется. Мол, пришел к ним вчера их сокурсник по кличке Плеер и дал послушать из этого самого своего радиоплеера их собственные речи. Оказалось, минутой раньше он случайно обнаружил трансляцию тихой беседы товарищей на частоте около 98 FM и поспешил их этим известием обрадовать. Будущие пастыри были потрясены!
Пока они приходили в себя, Плеер принялся за поиски «жучка». Будучи человеком технически грамотным, он понимал, что обнаружил под слушку, и устройство искал, как натуральный Джеймс Бонд. Мебели в келье семинариста немного, поэтому «жучок» был найден уже через минуту — к днищу тумбочки скотчем была прикреплена черная пластмассовая коробочка размером с полпачки сигарет. Увы, детективу в рясе по всем правилам сработать не удалось: один из объектов наглой прослушки с криком бросился к тумбочке и сорвал электронное насекомое с насиженного места.
Плеера крепко шарахнуло по ушам, и трансляция прекратилась. Возможные отпечатки пальцев тоже приказали долго жить.
— Вот и вся, собственно говоря, история. И я к тебе, Миша, пришел за советом.
— И правильно сделали, святой отец, советы у нас бесплатные.
— Не надо ерничать, Миша, дело серьезное. Ребята попросили меня помочь, а других расследователей я просто не знаю. Не в милицию же идти!
Так я оказался втянутым в историю, начавшуюся в семинарии, а закончившуюся через две с половиной недели в Мариинке. Надо сказать, что события разворачивались стремительно. Буквально на следующий день после сообщения отца Евгения добро от Спозаранника на расследование уже было получено словосочетание «жучки в семинарии» подействовало на него магически. Батюшка, явившийся ко мне прямо в Агентство, еще не доел свой дежурный пирожок, а я уже составлял положенную согласно требованиям штабной культуры справку, на третьей же чашечке чая созрел и дерзкий план действий.
Уравнение, с одной стороны, было всего с одним неизвестным — тайным исповедником, как мы его назвали, но вариантов решения оказывалось слишком много. «Жучок» мог принадлежать кому угодно: от ФСБ до каких-нибудь исламистов. Правда, по убеждению Покровского, установить его мог только свой человек. Во-первых, постороннему не так-то просто попасть в келью, а во-вторых, он считал, что устройство кочевало по общежитию!
— Сегодня здесь, завтра в другой келье — уверен, что его перемещали! Затем и скотчик использовали.
— Ты думаешь, нельзя было поставить сразу несколько?
— Сколько? Те двое студентов ничем особенным не отличаются, а они явно искали нужного человека, завербовать хотели!
— Кто это «они»? ЦРУ или Моссад?
— Может быть, и Моссад, не знаю, только уверен, что это был поиск, и он возобновится!
На этой оптимистичной ноте мы расстались — чтобы завтра хотя бы посмотреть на бурсацкое «насекомое». Все было не так-то просто! В условиях строжайшей конспирации мы с Климом, внештатным советником Агентства по разного рода шпионским штучкам и сотрудником дружественного нам охранного предприятия, подъехали к громаднейшему дому на проспекте Маршала Жукова. Покровский уже ждал нас, и вскоре мы оказались на настоящей явочной квартире, с паролем и горшком герани на подоконнике. Пастором Шлагом был отец Евгений, и он явки не провалил. Кстати, оказалось, что «жучка» семинаристы никому, кроме инспектора, не показывали, а потом и вовсе вынесли, от греха подальше, за стены бурсы. Он кочевал с квартиры на квартиру, в одной из которых и были устроены для нас смотрины. А посмотреть было на что!
Когда от природы хмурому Климу в какой-то темной комнате наконец показали, распеленав из десятка свертков, «жучка», он просто чудом остался жив.
Хохота более дикого я до сих пор не слыхал! «Ой, е-е-е! У-е-е-е!» — за текст ввиду его крайней непечатности не ручаюсь, но общий смысл был примерно таков. А минут через восемь-девять, когда обессилевший и потухший Клим смог говорить, выяснилось следующее. Устройство оказалось старинным «жучком» времен комсомольской юности нашего спеца, которую он провел в штате Большого дома. В бурсе эти «насекомые» в те годы водились, как клопы, и работали исправно. Во всяком случае, тогда никакой Плеер их обнаружить не мог, поскольку FM-диапозон к категории народных не относился. Это сейчас все кто ни попадя «желают творческих узбеков» или «пользуясь случаем — хотят». Давеча все было строже!
Одним словом, из Климова свидания с юностью удалось сделать обнадеживающий вывод, что о ЦРУ с Моссадом лучше забыть. А бедненькое ФСБ? Вряд ли. Скорее всего, это устаревшее устройство просто нашли где-нибудь за печкой в бурсе, вставили в другой корпус и пустили в дело — так считал Клим. Вот только кто это сделал и в какое дело?
Спозаранник по пейджеру предположил, что это могли быть агенты конкурирующей фирмы. Для прокрутки этой версии я пригласил отца Евгения домой на рюмку мадеры.
— Мой начальник считает, что кто-то из бурсаков работает на конкурентов.
— То есть?
— Конкурентов из Киева, униатов. Ты слышал про них?
— Ну вы даете, господа расследователи! Слышать-то я слышал, но зачем им подслушивать наших студентов?
— А о такой вербовке ты не думал?
Есть же среди бурсаков шатающиеся элементы — вот с ними и хотят поработать. А подслушка нужна для шантажа: раз брякнул анекдотец, два епископа обсмеял, и компроматец готов! Хотя это версия Глеба, а своего, Женя, у меня ничего нет. Кроме вот этой рюмки мадеры!
Вскоре выяснилось, что это не так уж и мало. К тому времени Нонка, сдавшая свои боевые позиции из-за недавней истории с маньяком и по подходу девятого уже месяца, улеглась. Но ее наказ помочь батюшке стучал в моем сердце столь неистово, что могилу, в которой мне пришлось гнить следующие две недели, я вырыл себе сам. Но столкнул меня в нее душка-регент Дворецкий. То есть в процессе нашей беседы с Покровским Сашка позвонил с потрясающей новостью и дичайшим предложением: он-де будет помогать скульптору Шемякину в постановке «Щелкунчика» в Мариинском — иначе провала не миновать, а заменить его в бурсе на это время должен я!
— Ты обязан мне помочь, Миша! Ты мне друг или не друг?
— Друг, но не регент, а виолончелист! Бывший к тому же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30