Только ли это проявление симпатии к нему, или дело еще и в том, что он словак по национальности, — следовательно, потенциальный противник фашизма?
В очередную субботу Василий с Лизой отправились к Сарьянам — уже не в гости, а к себе домой. Договор на аренду второго этажа лежал у Василия в кармане.
Ужинали вместе. Василий привез с собой закусок и вин, чем рассердил журналиста.
Узнав, что Маринье обещал Василию рекомендательное письмо, Сарьян сказал:
— Непременно воспользуйтесь этим письмом! Франсуа Понсэ старый дипломатический волк, и при его содействии многие двери откроются перед вами. Во всяком случае, вы сможете увидеть и услышать в Берлине гораздо больше через посредство французского посольства, чем действуя самостоятельно.
Наконец пришел ответ из Берлина. Одна из двух кинопрокатных контор (вторая, как выяснилось позднее, была закрыта, — ее владельцем оказался еврей) извещала, что готова установить деловые связи с рекламной фирмой «Жубер и компания» и рада приезду к ним совладельца фирмы, господина Кочека.
Для отъезда необходимо было выполнить последнюю формальность — получить визу в немецком консульстве. Василий отправился в генеральное консульство Германии в Париже и обратился к дежурному чиновнику с просьбой выдать ему визу для посещения Германии сроком на два месяца.
Каждый раз, когда возникала необходимость предъявлять чехословацкий паспорт, Василий испытывал беспокойство, хотя паспорт был получен им в самой Чехословакии и с соблюдением всех формальностей. Он избегал встречи со своими «соотечественниками», не посещал посольство и консульство Чехословацкой республики во Франции и до сих пор даже не зарегистрировал там паспорт, что обязан был сделать по существующим правилам.
То, что случилось в немецком генеральном консульстве, превзошло худшие опасения Василия. Чиновник, встретивший его вначале весьма любезно, сразу посуровел, узнав, что господин Кочек, желающий поехать в Германию, словак по национальности и подданный Чехословацкой республики.
— Собственно, что побуждает вас посетить Германию? — сухо спросил он.
Василий объяснил — вежливо и обстоятельно.
— Разве нельзя отрегулировать ваши коммерческие отношения с деловыми кругами Германии при помощи переписки? — последовал новый вопрос.
— Не совсем понимаю вас, — сказал Василий. — Каким способом устанавливать связи с деловыми кругами той или иной страны, путем ли переписки или через личные контакты, — решает наша фирма. И в данном случае я посетил вас для того, чтобы получить не совет, а визу.
Чиновник, пропустив его слова мимо ушей, спросил, без всякой связи с предыдущими вопросами:
— Кто вы но национальности?
— Словак.
— Имели ли раньше деловые связи с еврейскими фирмами в Германии?
— Нет. До сих пор наша фирма вообще не имела деловых связей с Германией. Это наша первая попытка, поэтому нам и понадобился личный контакт с деловыми кругами, тем более что Берлинская кинопрокатная контора любезно пригласила нашего представителя, — Василий протянул чиновнику письмо, полученное из Берлина.
Тот пробежал письмо глазами и задал очередной вопрос:
— Как вы относитесь к последним событиям в Германии?
— Я коммерсант и политикой не занимаюсь, но все же постараюсь ответить на ваш вопрос. На мой скромный взгляд, установление той или иной системы правления — внутреннее дело каждого суверенного государства и никого, кроме данного государства, касаться не должно.
Чиновник протянул ему анкету.
— Попрошу заполнить эту анкету, оставить у нас паспорт и заявление с подробным объяснением причин, побуждающих вас посетить Германию.
Вручая через несколько минут чиновнику паспорт, заявление и заполненную анкету, Василий спросил:
— Когда позволите приехать к вам за визой?
— Загляните дней через пять. Но нет никакой гарантии, что вы получите визу.
— Почему же?
— По многим причинам, объяснять которые я не обязан! — оборвал его чиновник.
Поняв, что ему могут отказать в визе, Василий в тот же вечер в спортивном клубе рассказал Веберу о своей беседе с чиновником.
— Разумеется, вопрос не в грубости этого чиновника, а в том, что мне могут отказать в визе, — сказал он. — Между тем есть настоятельная необходимость поехать в Берлин и попытаться договориться с тамошними деловыми кругами. Здесь, во Франции, рынок сбыта нашей продукции сужается с каждым днем, и мы вынуждены искать новые рынки вне Франции. Очень прошу, если это вас не затруднит, вмешаться.
— Не беспокойтесь, — сказал Вебер, — это вполне в моих силах. Через четыре дня приезжайте к нам и получите визу.
— Скажите, почему вообще так неохотно дают визу для поездки в Германию?
— С приходом к власти Гитлера в Германии происходят не очень красивые вещи… Естественно, никому не хочется, чтобы правда просочилась в другие страны. — Вебер понизил голос: — Кроме того, вы — чехословацкий подданный. А с некоторых пор отношение к вашим соотечественникам не совсем благожелательное, на этот счет получен даже специальный циркуляр…
Вебер сдержал слово. Когда через четыре дня Василий снова посетил генеральное консульство Германии, тот же чиновник вручил ему паспорт с визой и даже пожелал приятного путешествия.
Заручившись рекомендательным письмом к Франсуа Понсэ, Василий купил билет первого класса, сел в поезд на Северном вокзале и отбыл в Берлин. На душе было неспокойно, хотя он всячески старался не показать это провожавшей его Лизе…
Гостиница «Кайзерхоф», в которой Василию был оставлен номер, оказалась комфортабельной — отличное обслуживание, идеальная чистота, но чрезмерно дорогой. Впрочем, Василий сознательно шел на дополнительные расходы: каждому ведь ясно, что коммерсанту с незначительными доходами и небольшим капиталом не по карману номер в отеле «Кайзерхоф» и обед в ресторане «Унтер-ден-Линден».
Первое неблагоприятное впечатление о Берлине сложилось у Василия еще в вестибюле гостиницы, когда вышколенный портье, приняв его паспорт, спросил вежливо — не иудей ли господин Кочек?
Василий был возмущен такой бесцеремонностью, но ответил сдержанно:
— Нет, я словак по национальности и католик по вероисповеданию. Все же разрешите узнать, какое это имеет значение?
— Иудеям останавливаться у нас нельзя…
У себя в номере Василий побрился, надел свежую, рубашку, переменил костюм и спустился в ресторан позавтракать. Он решил отложить знакомство с представителями кинопрокатной конторы, чтобы иметь несколько свободных дней и оглядеться.
Позавтракав, Василий вышел на улицу. День был пасмурный. Серые облака, затянувшие небо, опустились совсем низко. Дул холодный, пронизывающий ветер. Василий зябнул в легком демисезонном пальто, но все-таки подолгу простаивал у витрин магазинов, рассматривая довольно безвкусную рекламу.
Навстречу то и дело попадались молодые мужчины в полувоенной коричневой форме. Создавалось впечатление, что Берлин превратился в военный лагерь. Люди в коричневой форме приветствовали друг друга, выбрасывая правую руку вперед. Этого фашистского приветствия, ставшего впоследствии символом варварства и неслыханной жестокости, Василий еще не видел.
Он дошел до какой-то площади. В окнах и на балконах домов висело множество знамен, которые трепал ветер. По площади шел духовой оркестр, ревели трубы, гремели литавры. За оркестром маршировали отряды молодых парней в той же коричневой форме. Поравнявшись с четырехэтажным серым зданием, с балкона которого свешивалось огромное знамя со свастикой, оркестр умолк. Молодые парни приветствовали знамя, выбросив правую руку и трижды выкрикнув: «Хайль, хайль, хайль!..» Должно быть, в этом сером здании помещался центр национал-социалистской партии, а может быть, его берлинское отделение.
Отряды распались на группы, словно на физкультурном параде. И вскоре на площади жарко разгорелось несколько костров. К кострам подъезжали тяжелые грузовики, нагруженные до самого верха книгами. Парни в коричневом бросали книги в огонь. Высокие столбы черного дыма поднялись к небу…
Берлин каждый час готовил приезжему новые сюрпризы. На улицах с утра и до позднего вечера гремели духовые оркестры, за ними бесконечными рядами маршировали молодчики в коричневой форме. На площадях устраивались парады, многолюдные митинги, на которых выступали видные деятели национал-социалистов, призывая молодежь искоренить на немецкой земле коммунистическую заразу, уничтожить евреев и готовиться к завоеванию жизненного пространства. Повсюду шли погромы еврейских лавок и магазинов. В эти же дни фашистский официоз «Дойче беобахтер» опубликовал постановление, обязывающее всех иудеев без различия возраста, пола, звания и имущественного положения носить на левой стороне груди особый знак, свидетельствующий об их расовой принадлежности.
«Отец» был прав, настойчиво рекомендуя мне посетить Берлин, — думал Василий. — Никакие статьи, как бы талантливо они ни были написаны, не могут создать даже приблизительного представления о том, что такое фашизм на практике…»
27 февраля, вечером, начался пожар рейхстага. Василий сначала не придал этому значения, — мало ли какие пожары возникают в городах! Однако из вечерних газет он узнал, что следственные органы считают поджог рейхстага делом рук коммунистов, и все понял. Тотчас поднялась новая волна террора по всей Германии. Специально созданные органы государственной безопасности арестовывали всех, кто подозревался в принадлежности или сочувствии к коммунистической партии, арестовывали и социал-демократов. Хватали евреев, сажали в товарные вагоны и отправляли в неизвестном направлении. Только самым богатым из них удавалось за баснословные деньги достать заграничные паспорта и выехать из Германии…
Чтобы не вызвать подозрений у окружающих своим бездельем, Василий связался с Берлинской конторой кинопроката. Разговаривал с ним по телефону директор конторы, Хойзингер. Он выразил свое удовлетворение приездом к ним господина Кочека и любезно сказал, что будет рад встретиться с ним сегодня, если, конечно, у господина Кочека нет более важных дел.
У господина Кочека не оказалось более важных дел, поскольку он приехал в Берлин исключительно с этой целью. Поэтому он сказал, что приедет к господину Хойзингеру в двенадцать часов дня. Кинопрокатная контора находилась в другом конце города — довольно далеко от центра. Василий взял такси.
Водителем оказался болтливый щупленький человечек средних лет. Василий у знал, что он не владелец машины, как многие берлинские таксисты, а работает у хозяина по найму. До этого же он два года был безработным. Сейчас, благодаря заботам фюрера, положение меняется — жизнь налаживается, количество безработных сокращается с каждым днем. Фюрер обещал работу всем немцам, а он не такой человек, чтобы не выполнить своих обещаний!.. Нет, в партии национал-социалистов не состоит, но на ближайших выборах будет голосовать за них… Зарабатывает не очень много, но это все же лучше, чем жить с женой и двумя маленькими детишками на жалкое пособие по безработице… Ничего, немножко терпения, и немцы тоже начнут жить как люди!.. Гитлер никому не позволит ограбить Германию, как грабили до сих пор. Он не станет платить ни единого пфеннига Антанте по проклятому Версальскому договору!..
Слушая разглагольствования шофера, Василий начинал понимать, почему значительная часть населения Германии поддерживает фашистов. Гитлер не только дает немцам работу, но и мастерски играет на их оскорбленном национальном чувстве, обещая в недалеком будущем завоевание жизненного пространства и господство над другими народами. И снова чувство беспокойства, смутной тревоги сжало сердце Василия…
Герр Хойзингер встретил его как старого знакомого, представил своим помощникам и, угощая гостя коньяком и черным кофе у себя в кабинете, приступил к деловым переговорам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
В очередную субботу Василий с Лизой отправились к Сарьянам — уже не в гости, а к себе домой. Договор на аренду второго этажа лежал у Василия в кармане.
Ужинали вместе. Василий привез с собой закусок и вин, чем рассердил журналиста.
Узнав, что Маринье обещал Василию рекомендательное письмо, Сарьян сказал:
— Непременно воспользуйтесь этим письмом! Франсуа Понсэ старый дипломатический волк, и при его содействии многие двери откроются перед вами. Во всяком случае, вы сможете увидеть и услышать в Берлине гораздо больше через посредство французского посольства, чем действуя самостоятельно.
Наконец пришел ответ из Берлина. Одна из двух кинопрокатных контор (вторая, как выяснилось позднее, была закрыта, — ее владельцем оказался еврей) извещала, что готова установить деловые связи с рекламной фирмой «Жубер и компания» и рада приезду к ним совладельца фирмы, господина Кочека.
Для отъезда необходимо было выполнить последнюю формальность — получить визу в немецком консульстве. Василий отправился в генеральное консульство Германии в Париже и обратился к дежурному чиновнику с просьбой выдать ему визу для посещения Германии сроком на два месяца.
Каждый раз, когда возникала необходимость предъявлять чехословацкий паспорт, Василий испытывал беспокойство, хотя паспорт был получен им в самой Чехословакии и с соблюдением всех формальностей. Он избегал встречи со своими «соотечественниками», не посещал посольство и консульство Чехословацкой республики во Франции и до сих пор даже не зарегистрировал там паспорт, что обязан был сделать по существующим правилам.
То, что случилось в немецком генеральном консульстве, превзошло худшие опасения Василия. Чиновник, встретивший его вначале весьма любезно, сразу посуровел, узнав, что господин Кочек, желающий поехать в Германию, словак по национальности и подданный Чехословацкой республики.
— Собственно, что побуждает вас посетить Германию? — сухо спросил он.
Василий объяснил — вежливо и обстоятельно.
— Разве нельзя отрегулировать ваши коммерческие отношения с деловыми кругами Германии при помощи переписки? — последовал новый вопрос.
— Не совсем понимаю вас, — сказал Василий. — Каким способом устанавливать связи с деловыми кругами той или иной страны, путем ли переписки или через личные контакты, — решает наша фирма. И в данном случае я посетил вас для того, чтобы получить не совет, а визу.
Чиновник, пропустив его слова мимо ушей, спросил, без всякой связи с предыдущими вопросами:
— Кто вы но национальности?
— Словак.
— Имели ли раньше деловые связи с еврейскими фирмами в Германии?
— Нет. До сих пор наша фирма вообще не имела деловых связей с Германией. Это наша первая попытка, поэтому нам и понадобился личный контакт с деловыми кругами, тем более что Берлинская кинопрокатная контора любезно пригласила нашего представителя, — Василий протянул чиновнику письмо, полученное из Берлина.
Тот пробежал письмо глазами и задал очередной вопрос:
— Как вы относитесь к последним событиям в Германии?
— Я коммерсант и политикой не занимаюсь, но все же постараюсь ответить на ваш вопрос. На мой скромный взгляд, установление той или иной системы правления — внутреннее дело каждого суверенного государства и никого, кроме данного государства, касаться не должно.
Чиновник протянул ему анкету.
— Попрошу заполнить эту анкету, оставить у нас паспорт и заявление с подробным объяснением причин, побуждающих вас посетить Германию.
Вручая через несколько минут чиновнику паспорт, заявление и заполненную анкету, Василий спросил:
— Когда позволите приехать к вам за визой?
— Загляните дней через пять. Но нет никакой гарантии, что вы получите визу.
— Почему же?
— По многим причинам, объяснять которые я не обязан! — оборвал его чиновник.
Поняв, что ему могут отказать в визе, Василий в тот же вечер в спортивном клубе рассказал Веберу о своей беседе с чиновником.
— Разумеется, вопрос не в грубости этого чиновника, а в том, что мне могут отказать в визе, — сказал он. — Между тем есть настоятельная необходимость поехать в Берлин и попытаться договориться с тамошними деловыми кругами. Здесь, во Франции, рынок сбыта нашей продукции сужается с каждым днем, и мы вынуждены искать новые рынки вне Франции. Очень прошу, если это вас не затруднит, вмешаться.
— Не беспокойтесь, — сказал Вебер, — это вполне в моих силах. Через четыре дня приезжайте к нам и получите визу.
— Скажите, почему вообще так неохотно дают визу для поездки в Германию?
— С приходом к власти Гитлера в Германии происходят не очень красивые вещи… Естественно, никому не хочется, чтобы правда просочилась в другие страны. — Вебер понизил голос: — Кроме того, вы — чехословацкий подданный. А с некоторых пор отношение к вашим соотечественникам не совсем благожелательное, на этот счет получен даже специальный циркуляр…
Вебер сдержал слово. Когда через четыре дня Василий снова посетил генеральное консульство Германии, тот же чиновник вручил ему паспорт с визой и даже пожелал приятного путешествия.
Заручившись рекомендательным письмом к Франсуа Понсэ, Василий купил билет первого класса, сел в поезд на Северном вокзале и отбыл в Берлин. На душе было неспокойно, хотя он всячески старался не показать это провожавшей его Лизе…
Гостиница «Кайзерхоф», в которой Василию был оставлен номер, оказалась комфортабельной — отличное обслуживание, идеальная чистота, но чрезмерно дорогой. Впрочем, Василий сознательно шел на дополнительные расходы: каждому ведь ясно, что коммерсанту с незначительными доходами и небольшим капиталом не по карману номер в отеле «Кайзерхоф» и обед в ресторане «Унтер-ден-Линден».
Первое неблагоприятное впечатление о Берлине сложилось у Василия еще в вестибюле гостиницы, когда вышколенный портье, приняв его паспорт, спросил вежливо — не иудей ли господин Кочек?
Василий был возмущен такой бесцеремонностью, но ответил сдержанно:
— Нет, я словак по национальности и католик по вероисповеданию. Все же разрешите узнать, какое это имеет значение?
— Иудеям останавливаться у нас нельзя…
У себя в номере Василий побрился, надел свежую, рубашку, переменил костюм и спустился в ресторан позавтракать. Он решил отложить знакомство с представителями кинопрокатной конторы, чтобы иметь несколько свободных дней и оглядеться.
Позавтракав, Василий вышел на улицу. День был пасмурный. Серые облака, затянувшие небо, опустились совсем низко. Дул холодный, пронизывающий ветер. Василий зябнул в легком демисезонном пальто, но все-таки подолгу простаивал у витрин магазинов, рассматривая довольно безвкусную рекламу.
Навстречу то и дело попадались молодые мужчины в полувоенной коричневой форме. Создавалось впечатление, что Берлин превратился в военный лагерь. Люди в коричневой форме приветствовали друг друга, выбрасывая правую руку вперед. Этого фашистского приветствия, ставшего впоследствии символом варварства и неслыханной жестокости, Василий еще не видел.
Он дошел до какой-то площади. В окнах и на балконах домов висело множество знамен, которые трепал ветер. По площади шел духовой оркестр, ревели трубы, гремели литавры. За оркестром маршировали отряды молодых парней в той же коричневой форме. Поравнявшись с четырехэтажным серым зданием, с балкона которого свешивалось огромное знамя со свастикой, оркестр умолк. Молодые парни приветствовали знамя, выбросив правую руку и трижды выкрикнув: «Хайль, хайль, хайль!..» Должно быть, в этом сером здании помещался центр национал-социалистской партии, а может быть, его берлинское отделение.
Отряды распались на группы, словно на физкультурном параде. И вскоре на площади жарко разгорелось несколько костров. К кострам подъезжали тяжелые грузовики, нагруженные до самого верха книгами. Парни в коричневом бросали книги в огонь. Высокие столбы черного дыма поднялись к небу…
Берлин каждый час готовил приезжему новые сюрпризы. На улицах с утра и до позднего вечера гремели духовые оркестры, за ними бесконечными рядами маршировали молодчики в коричневой форме. На площадях устраивались парады, многолюдные митинги, на которых выступали видные деятели национал-социалистов, призывая молодежь искоренить на немецкой земле коммунистическую заразу, уничтожить евреев и готовиться к завоеванию жизненного пространства. Повсюду шли погромы еврейских лавок и магазинов. В эти же дни фашистский официоз «Дойче беобахтер» опубликовал постановление, обязывающее всех иудеев без различия возраста, пола, звания и имущественного положения носить на левой стороне груди особый знак, свидетельствующий об их расовой принадлежности.
«Отец» был прав, настойчиво рекомендуя мне посетить Берлин, — думал Василий. — Никакие статьи, как бы талантливо они ни были написаны, не могут создать даже приблизительного представления о том, что такое фашизм на практике…»
27 февраля, вечером, начался пожар рейхстага. Василий сначала не придал этому значения, — мало ли какие пожары возникают в городах! Однако из вечерних газет он узнал, что следственные органы считают поджог рейхстага делом рук коммунистов, и все понял. Тотчас поднялась новая волна террора по всей Германии. Специально созданные органы государственной безопасности арестовывали всех, кто подозревался в принадлежности или сочувствии к коммунистической партии, арестовывали и социал-демократов. Хватали евреев, сажали в товарные вагоны и отправляли в неизвестном направлении. Только самым богатым из них удавалось за баснословные деньги достать заграничные паспорта и выехать из Германии…
Чтобы не вызвать подозрений у окружающих своим бездельем, Василий связался с Берлинской конторой кинопроката. Разговаривал с ним по телефону директор конторы, Хойзингер. Он выразил свое удовлетворение приездом к ним господина Кочека и любезно сказал, что будет рад встретиться с ним сегодня, если, конечно, у господина Кочека нет более важных дел.
У господина Кочека не оказалось более важных дел, поскольку он приехал в Берлин исключительно с этой целью. Поэтому он сказал, что приедет к господину Хойзингеру в двенадцать часов дня. Кинопрокатная контора находилась в другом конце города — довольно далеко от центра. Василий взял такси.
Водителем оказался болтливый щупленький человечек средних лет. Василий у знал, что он не владелец машины, как многие берлинские таксисты, а работает у хозяина по найму. До этого же он два года был безработным. Сейчас, благодаря заботам фюрера, положение меняется — жизнь налаживается, количество безработных сокращается с каждым днем. Фюрер обещал работу всем немцам, а он не такой человек, чтобы не выполнить своих обещаний!.. Нет, в партии национал-социалистов не состоит, но на ближайших выборах будет голосовать за них… Зарабатывает не очень много, но это все же лучше, чем жить с женой и двумя маленькими детишками на жалкое пособие по безработице… Ничего, немножко терпения, и немцы тоже начнут жить как люди!.. Гитлер никому не позволит ограбить Германию, как грабили до сих пор. Он не станет платить ни единого пфеннига Антанте по проклятому Версальскому договору!..
Слушая разглагольствования шофера, Василий начинал понимать, почему значительная часть населения Германии поддерживает фашистов. Гитлер не только дает немцам работу, но и мастерски играет на их оскорбленном национальном чувстве, обещая в недалеком будущем завоевание жизненного пространства и господство над другими народами. И снова чувство беспокойства, смутной тревоги сжало сердце Василия…
Герр Хойзингер встретил его как старого знакомого, представил своим помощникам и, угощая гостя коньяком и черным кофе у себя в кабинете, приступил к деловым переговорам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69