В их движениях чувствовался причудливый, но отличавшийся синхронностью ритм. Они шли плечом к плечу, «внешние» руки мерно взлетали вверх-вниз, «внутренние» оставались неподвижными, и пальцы крепко держались за ремни.
Когда они подошли ближе, стало видно, что их соединяет довольно странная упряжь. Она была из тяжелой плетеной кожи, напоминавшей оплечье рыцарских лат: короткий рукав и наплечник, крепившийся к руке ремнем. Причем оплечья соединялись короткой перемычкой — в кожаной трубке была прокладка в виде стальной цепи.
Несмотря на эту шестидюймовую перемычку, двое мужчин двигались без видимых затруднений.
Картер, примостившийся на скалистом выступе, следил, как странная пара подошла к Карцу. Затем они повернулись лицом к арене. Сидевший рядом с Картером человек с квадратным коричневым лицом тихо присвистнул:
— Это и есть Близнецы? — осведомился он по-английски с акцентом африканера.
— А что, не похоже? — отозвался Картер и, взглянув на соседа, спросил: — Покурить не будет?
— Нет, — спокойно, без неприязни отозвался тот. — Ты, значит, здесь давно?
— В общем-то да. А ты?
— Прибыл на прошлой неделе. А этих двоих первый раз вижу.
— Потому что они водили нас на учения на всю неделю. Я в их группе.
— А как их зовут?
— Того, кто справа, Чу. Того, кто слева, Лок.
— Я слышал о них. Разные разности. А почему они вот так разгуливают в одной упряжке? Они педы? Картер презрительно скривил губы.
— Если бы они были педы, то привязались бы друг к другу по-другому. Ты слышал разных салаг… Нет, тут все похитрее…
Африканер сунул руку в карман рубашки, вытащил плоскую жестянку с сигаретами, вынул одну и протянул Картеру, тот молча кивнул.
— Были сиамскими близнецами, — пояснил Картер. — Срослись плечами. Так и росли. Потом один чудак решил пустить в ход старый добрый ножичек… Хотел, дурила, как лучше…
— И разъединил их?
— Ну да. Работа сложная, и вроде бы все вышло удачно, только они начинают лезть на стенку. Бегают, как курицы, которым отрубили головы. Места себе не находят. — Картер заметил на лице соседа непонимание и нетерпеливо фыркнул. — Они должны быть вместе, понимаешь? Иначе сразу слетают с катушек.
— Господи! — только и сказал Африканер. — Дела!
— Психология, — глубокомысленно заметил Картер.
— Бедняги, — равнодушно обронил африканер.
— Ты не знаешь самого смешного, — заметил Картер, обнажая в ухмылке желтые зубы. — Они ненавидят друг друга. Потеха… Ненавидели, ненавидят и всегда будут ненавидеть. Они перестают костерить друг друга, только когда надо делать дело — как на прошлой неделе. — Он кивнул головой в сторону арены и добавил: — Или как теперь.
Карц по-прежнему стоял, окаменев, словно изваяние. Близнецы расположились чуть сбоку и сзади. Они смотрели на небольшой грузовичок, который направлялся к арене. Чу вытащил из кармана куртки пачку сигарет и закурил. Лок посмотрел на него с ненавистью. На его лице появилась страшная гримаса. Потом он поднял руку и выбил сигарету из пальцев Чу.
— Не сейчас, сволочь, — сказал он на ломаном английском. Все это само по себе выглядело даже комичным, но только самые извращенные умы могли получить от этого удовольствие.
Чу издал горловой животный звук. Он вскинул руки с хищно скрюченными пальцами, потряс ими в невыразимой ярости и снова уронил. Несколько секунд братья смотрели в упор друг на друга, и в их глазах бешено клокотала ненависть. Потом внезапно глаза погасли, Близнецы повернулись и уставились на арену.
Интересно, подумал Либманн, почему Карц не обращает внимания на вечные ссоры между Локом и Чу. Очевидно, он рассматривал их как единое целое.
— Не беспокойтесь, друзья мои, — ухмыльнулся Суррат. — Сейчас братанам привезут лекарство. То, что доктор прописал.
Грузовик тем временем остановился, из него вышли двое. За ними кое-как выбрался третий — крепкий испанец с мускулистым торсом и быстрыми глазами на смуглом лице. Руки у него были скованы за спиной. В том, как он поднимался к арене между двух конвоиров, чувствовался вызов.
Когда они оказались в середине круга, с испанца сняли наручники. Затем конвоиры оставили его одного. Он стоял и молча потирал запястья.
— Внимание, — сказал Карц, и, хотя он и не подумал повысить голос, его слова услышали все, кто находился в амфитеатре. — Этого человека зовут Валлманья. Он подписал контракт, чтобы служить у меня. Контракт включает условия, которые должны соблюдать обе стороны. Вы их прекрасно знаете. — Карц медленно обвел взглядом амфитеатр, и те, на кого падал его взгляд, испытывали тревогу. Молчание сделалось гробовым. — Этот человек, — продолжал Карц, — оказался для нас непригоден. — Последнее слово он произнес с особым нажимом. — Он виновен в употреблении нассавара, зеленого табака. Это наркотик, и его употребление запрещается параграфом двадцать четыре нашего контракта. Этот человек должен умереть. Как и положено в случае смерти любого из вас — случись она в бою или при иных обстоятельствах, — причитающиеся скончавшемуся деньги переходят в общий котел и будут поделены между теми, кто останется в живых, когда дело будет сделано.
Либманн смотрел на лица собравшихся, пытаясь уловить выражение неловкости и неудовольствия. Но ничего такого он не обнаружил. Кто-то выглядел напряженным, кто-то довольным, одни проявляли — по крайней мере, внешне — большую, другие меньшую заинтересованность. Это не удивляло Либманна: так обычно вели себя те люди, которые успели повидать всякое и кому слово «смерть» казалось абсолютно привычным и лишенным особого содержания. Они составляли костяк этой маленькой армии.
— Итак, Валлманья, — продолжал Карц. — Чем будете сражаться?
Тот посмотрел, прищурившись, не на Карца, а на Близнецов, потом сказал:
— Штыком.
Карц повернулся к Либманну.
— У нас есть штык?
— Вообще-то штыки уставом не предусмотрены… Может, правда, завалялись где-то в лагере…
— У меня есть, — сказал Суррат. — Под сиденьем джипа. Моего джипа. Штык лучше, чем нож…
— Принесите, — распорядился Карц, и Суррат быстро отправился вниз, туда, где в ряд стояли машины.
— Значит, он может выбирать оружие? — спросил Картера сосед-африканер.
— Ну да. У них в фургоне есть много чего: ножи, топор, кистень, сабля, буксирная цепь…
— А что будет у его противника? Вернее, у Близнецов?
— Ничего особенного. Наверно, перчатки. У каждого по паре. Африканер подозрительно покосился на Картера, но тот только ухмыльнулся и сказал:
— Сейчас все увидишь.
— Ты уже видел такое?
— Ну да. Раз шесть или семь. Точно не помню. В последний раз парень выбрал мачете.
Африканер помолчал, глядя на одинокую фигуру на арене, затем спросил:
— А если он победит?
— Этот? — Картер уставился на сигарету, изображая напряженную работу мысли. — Он, конечно, парень крутой… Хочешь на него поставить? Ну, если по маленькой…
— По маленькой? — Африканер был явно недоволен. — Ты видел это уже семь раз. — Нашел дурака. Нет, ты мне скажи без фокусов — а что, если этот парень победит?
Картер молча провел пальцем себе по горлу и захрипел.
Африканер кивнул, потом нахмурился.
— Но как же тогда им удается заставить его сражаться, если ему все равно хана?
— Он может и не воевать, — ответил Картер. — Если он сдрейфит, его просто отправят следующим же самолетом.
Картер описал рукой полукруг между севером и востоком. — Туда, где у них обретается большое начальство. Сильные мира сего. А где именно, я не знаю и знать не хочу. И вообще это вопрос, который лучше, парень, не задавать, если не хочешь неприятностей.
— Ладно. Неважно куда. Просто его сажают на самолет, и, выходит, привет. Но что с ним будут делать?
— Поработает морской свинкой, — сказал Картер и снял с языка табачную крошку. — Ты же знаешь, что такое эти хреновы врачи! Они всюду одинаковы. Им вечно надо что-то там проверить на подопытных кроликах…
— Например?
— Ну, мало ли что. Нервный газ… Или хочется понять, сколько ты проживешь, если у тебя вынуть печень и взамен вставить собачью. Научные исследования… За все это время только один тип выбрал самолет. Потом Либманн рассказывал, что ему вскрыли черепушку и стали совать в башку иголки.
— Это еще зачем?
— Им надо было чего-то там понять, — не без раздражения отозвался Картер. — Как действуют наши мозги. Уколют в одном месте, человек смеется, уколют в другом месте, человек рыдает или требует жрать. Или хочет бабу.
— Ну, для этого меня не надо колоть иголкой, — хмыкнул африканер. — Это они правильно сделали, что завели женщин в том самом помещении. Как они, кстати, его называют?
— Сераль, — сказал Картер, и глаза его прищурились от приступа похоти. — Слушай, я готов поставить зеленый билет против белого. На всю ночь против одноразового. Что Валлманья проиграет. Ну, хочешь попытать удачи?
— Ты на меня не дави, хитрец, — буркнул африканер. — Когда я ставлю на лошадь, я сперва смотрю программу.
Тем временем на арену снова вернулся Суррат. В руках у него был старинный французский штык в ножнах. В длину он достигал шестнадцати дюймов. Проходя мимо испанца, он небрежно швырнул ему штык. Тот ловко поймал его на лету, извлек из ножен, которые бросил на камни, провел пальцем по кромке, проверил острие и удовлетворенно кивнул. Затем он схватил штык за рукоятку и застыл в ожидании.
В его движениях чувствовалась бравада, за которой, однако, скрывалось большое напряжение. Впрочем, все это копошилось где-то внутри, а внешне он выглядел закаленным воином, уцелевшим в сотне потасовок и в десятках баталий. Хладнокровный, бесстрашный и не ведающий снисхождения.
По арене прокатился легкий гул, и снова наступило молчание. Карц посмотрел на Близнецов и молча кивнул. Те медленно двинулись на арену, на ходу вынимая из карманов черные перчатки. Они были из тонкой металлической ячеистой «ткани», и облегали руки, словно бархат.
Либманн посмотрел на Близнецов. Теперь они двигались как один человек, и координация движений просто поражала. Либманна всегда завораживал этот момент, когда Близнецы переставали быть ненавидящими друг друга соперниками и превращались в существо с четырьмя руками, четырьмя ногами и одним мозгом, который безраздельно подчинял себе это двойное тело.
Легко ступая по камням, проявляя такую слаженность, что искусственное соединение между плечами словно исчезло, Близнецы вышли на арену. Они остановились в четырех шагах от испанца. Их лица были спокойны, взгляды внимательны, руки чуть расставлены и приподняты на уровне груди.
Выставив вперед штык, Валлманья начал медленно кружить по арене. Лок поворачивался к нему лицом, пока не оказался спиной к спине со своим братом. Затем он остановился. Цепь в кожаной оправе удерживала его на месте. Чу даже не повернул головы.
Валлманья сделал еще один длинный, мягкий шаг, словно желая зайти сбоку. Потом совершил выпад, будто фехтовальщик, метя Локу в горло. Тотчас же рука в перчатке взметнулась и почти играючи остановила штык. Затем раздался скрежет стали о сталь. Валлманья резко дернул на себя штык, который попытался поймать Лок. С огромным трудом испанцу удалось сохранить свое оружие.
— Черт, вот скорость, — восхищенно пробормотал африканер. — Шустрые братаны, ничего не скажешь.
— На лету подметки режут, — подтвердил Картер. — Очень большие ловкачи…
Испанец двинулся вправо и зашел сбоку. Близнецы не спускали теперь с него глаз. Испанец сделал новый выпад, и тотчас же вверх взметнулись две руки в перчатках, словно две огромные стрекозы. Рука Лока парировала выпад, рука Чу мгновение спустя ухватилась за лезвие. Но Валлманья сделал отчаянную попытку — вывернул штык, стремясь вонзить его в предплечье Чу.
Рука Чу дернулась от укола, но в то же мгновение ладонь Лока ударила ребром по запястью Валлманьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Когда они подошли ближе, стало видно, что их соединяет довольно странная упряжь. Она была из тяжелой плетеной кожи, напоминавшей оплечье рыцарских лат: короткий рукав и наплечник, крепившийся к руке ремнем. Причем оплечья соединялись короткой перемычкой — в кожаной трубке была прокладка в виде стальной цепи.
Несмотря на эту шестидюймовую перемычку, двое мужчин двигались без видимых затруднений.
Картер, примостившийся на скалистом выступе, следил, как странная пара подошла к Карцу. Затем они повернулись лицом к арене. Сидевший рядом с Картером человек с квадратным коричневым лицом тихо присвистнул:
— Это и есть Близнецы? — осведомился он по-английски с акцентом африканера.
— А что, не похоже? — отозвался Картер и, взглянув на соседа, спросил: — Покурить не будет?
— Нет, — спокойно, без неприязни отозвался тот. — Ты, значит, здесь давно?
— В общем-то да. А ты?
— Прибыл на прошлой неделе. А этих двоих первый раз вижу.
— Потому что они водили нас на учения на всю неделю. Я в их группе.
— А как их зовут?
— Того, кто справа, Чу. Того, кто слева, Лок.
— Я слышал о них. Разные разности. А почему они вот так разгуливают в одной упряжке? Они педы? Картер презрительно скривил губы.
— Если бы они были педы, то привязались бы друг к другу по-другому. Ты слышал разных салаг… Нет, тут все похитрее…
Африканер сунул руку в карман рубашки, вытащил плоскую жестянку с сигаретами, вынул одну и протянул Картеру, тот молча кивнул.
— Были сиамскими близнецами, — пояснил Картер. — Срослись плечами. Так и росли. Потом один чудак решил пустить в ход старый добрый ножичек… Хотел, дурила, как лучше…
— И разъединил их?
— Ну да. Работа сложная, и вроде бы все вышло удачно, только они начинают лезть на стенку. Бегают, как курицы, которым отрубили головы. Места себе не находят. — Картер заметил на лице соседа непонимание и нетерпеливо фыркнул. — Они должны быть вместе, понимаешь? Иначе сразу слетают с катушек.
— Господи! — только и сказал Африканер. — Дела!
— Психология, — глубокомысленно заметил Картер.
— Бедняги, — равнодушно обронил африканер.
— Ты не знаешь самого смешного, — заметил Картер, обнажая в ухмылке желтые зубы. — Они ненавидят друг друга. Потеха… Ненавидели, ненавидят и всегда будут ненавидеть. Они перестают костерить друг друга, только когда надо делать дело — как на прошлой неделе. — Он кивнул головой в сторону арены и добавил: — Или как теперь.
Карц по-прежнему стоял, окаменев, словно изваяние. Близнецы расположились чуть сбоку и сзади. Они смотрели на небольшой грузовичок, который направлялся к арене. Чу вытащил из кармана куртки пачку сигарет и закурил. Лок посмотрел на него с ненавистью. На его лице появилась страшная гримаса. Потом он поднял руку и выбил сигарету из пальцев Чу.
— Не сейчас, сволочь, — сказал он на ломаном английском. Все это само по себе выглядело даже комичным, но только самые извращенные умы могли получить от этого удовольствие.
Чу издал горловой животный звук. Он вскинул руки с хищно скрюченными пальцами, потряс ими в невыразимой ярости и снова уронил. Несколько секунд братья смотрели в упор друг на друга, и в их глазах бешено клокотала ненависть. Потом внезапно глаза погасли, Близнецы повернулись и уставились на арену.
Интересно, подумал Либманн, почему Карц не обращает внимания на вечные ссоры между Локом и Чу. Очевидно, он рассматривал их как единое целое.
— Не беспокойтесь, друзья мои, — ухмыльнулся Суррат. — Сейчас братанам привезут лекарство. То, что доктор прописал.
Грузовик тем временем остановился, из него вышли двое. За ними кое-как выбрался третий — крепкий испанец с мускулистым торсом и быстрыми глазами на смуглом лице. Руки у него были скованы за спиной. В том, как он поднимался к арене между двух конвоиров, чувствовался вызов.
Когда они оказались в середине круга, с испанца сняли наручники. Затем конвоиры оставили его одного. Он стоял и молча потирал запястья.
— Внимание, — сказал Карц, и, хотя он и не подумал повысить голос, его слова услышали все, кто находился в амфитеатре. — Этого человека зовут Валлманья. Он подписал контракт, чтобы служить у меня. Контракт включает условия, которые должны соблюдать обе стороны. Вы их прекрасно знаете. — Карц медленно обвел взглядом амфитеатр, и те, на кого падал его взгляд, испытывали тревогу. Молчание сделалось гробовым. — Этот человек, — продолжал Карц, — оказался для нас непригоден. — Последнее слово он произнес с особым нажимом. — Он виновен в употреблении нассавара, зеленого табака. Это наркотик, и его употребление запрещается параграфом двадцать четыре нашего контракта. Этот человек должен умереть. Как и положено в случае смерти любого из вас — случись она в бою или при иных обстоятельствах, — причитающиеся скончавшемуся деньги переходят в общий котел и будут поделены между теми, кто останется в живых, когда дело будет сделано.
Либманн смотрел на лица собравшихся, пытаясь уловить выражение неловкости и неудовольствия. Но ничего такого он не обнаружил. Кто-то выглядел напряженным, кто-то довольным, одни проявляли — по крайней мере, внешне — большую, другие меньшую заинтересованность. Это не удивляло Либманна: так обычно вели себя те люди, которые успели повидать всякое и кому слово «смерть» казалось абсолютно привычным и лишенным особого содержания. Они составляли костяк этой маленькой армии.
— Итак, Валлманья, — продолжал Карц. — Чем будете сражаться?
Тот посмотрел, прищурившись, не на Карца, а на Близнецов, потом сказал:
— Штыком.
Карц повернулся к Либманну.
— У нас есть штык?
— Вообще-то штыки уставом не предусмотрены… Может, правда, завалялись где-то в лагере…
— У меня есть, — сказал Суррат. — Под сиденьем джипа. Моего джипа. Штык лучше, чем нож…
— Принесите, — распорядился Карц, и Суррат быстро отправился вниз, туда, где в ряд стояли машины.
— Значит, он может выбирать оружие? — спросил Картера сосед-африканер.
— Ну да. У них в фургоне есть много чего: ножи, топор, кистень, сабля, буксирная цепь…
— А что будет у его противника? Вернее, у Близнецов?
— Ничего особенного. Наверно, перчатки. У каждого по паре. Африканер подозрительно покосился на Картера, но тот только ухмыльнулся и сказал:
— Сейчас все увидишь.
— Ты уже видел такое?
— Ну да. Раз шесть или семь. Точно не помню. В последний раз парень выбрал мачете.
Африканер помолчал, глядя на одинокую фигуру на арене, затем спросил:
— А если он победит?
— Этот? — Картер уставился на сигарету, изображая напряженную работу мысли. — Он, конечно, парень крутой… Хочешь на него поставить? Ну, если по маленькой…
— По маленькой? — Африканер был явно недоволен. — Ты видел это уже семь раз. — Нашел дурака. Нет, ты мне скажи без фокусов — а что, если этот парень победит?
Картер молча провел пальцем себе по горлу и захрипел.
Африканер кивнул, потом нахмурился.
— Но как же тогда им удается заставить его сражаться, если ему все равно хана?
— Он может и не воевать, — ответил Картер. — Если он сдрейфит, его просто отправят следующим же самолетом.
Картер описал рукой полукруг между севером и востоком. — Туда, где у них обретается большое начальство. Сильные мира сего. А где именно, я не знаю и знать не хочу. И вообще это вопрос, который лучше, парень, не задавать, если не хочешь неприятностей.
— Ладно. Неважно куда. Просто его сажают на самолет, и, выходит, привет. Но что с ним будут делать?
— Поработает морской свинкой, — сказал Картер и снял с языка табачную крошку. — Ты же знаешь, что такое эти хреновы врачи! Они всюду одинаковы. Им вечно надо что-то там проверить на подопытных кроликах…
— Например?
— Ну, мало ли что. Нервный газ… Или хочется понять, сколько ты проживешь, если у тебя вынуть печень и взамен вставить собачью. Научные исследования… За все это время только один тип выбрал самолет. Потом Либманн рассказывал, что ему вскрыли черепушку и стали совать в башку иголки.
— Это еще зачем?
— Им надо было чего-то там понять, — не без раздражения отозвался Картер. — Как действуют наши мозги. Уколют в одном месте, человек смеется, уколют в другом месте, человек рыдает или требует жрать. Или хочет бабу.
— Ну, для этого меня не надо колоть иголкой, — хмыкнул африканер. — Это они правильно сделали, что завели женщин в том самом помещении. Как они, кстати, его называют?
— Сераль, — сказал Картер, и глаза его прищурились от приступа похоти. — Слушай, я готов поставить зеленый билет против белого. На всю ночь против одноразового. Что Валлманья проиграет. Ну, хочешь попытать удачи?
— Ты на меня не дави, хитрец, — буркнул африканер. — Когда я ставлю на лошадь, я сперва смотрю программу.
Тем временем на арену снова вернулся Суррат. В руках у него был старинный французский штык в ножнах. В длину он достигал шестнадцати дюймов. Проходя мимо испанца, он небрежно швырнул ему штык. Тот ловко поймал его на лету, извлек из ножен, которые бросил на камни, провел пальцем по кромке, проверил острие и удовлетворенно кивнул. Затем он схватил штык за рукоятку и застыл в ожидании.
В его движениях чувствовалась бравада, за которой, однако, скрывалось большое напряжение. Впрочем, все это копошилось где-то внутри, а внешне он выглядел закаленным воином, уцелевшим в сотне потасовок и в десятках баталий. Хладнокровный, бесстрашный и не ведающий снисхождения.
По арене прокатился легкий гул, и снова наступило молчание. Карц посмотрел на Близнецов и молча кивнул. Те медленно двинулись на арену, на ходу вынимая из карманов черные перчатки. Они были из тонкой металлической ячеистой «ткани», и облегали руки, словно бархат.
Либманн посмотрел на Близнецов. Теперь они двигались как один человек, и координация движений просто поражала. Либманна всегда завораживал этот момент, когда Близнецы переставали быть ненавидящими друг друга соперниками и превращались в существо с четырьмя руками, четырьмя ногами и одним мозгом, который безраздельно подчинял себе это двойное тело.
Легко ступая по камням, проявляя такую слаженность, что искусственное соединение между плечами словно исчезло, Близнецы вышли на арену. Они остановились в четырех шагах от испанца. Их лица были спокойны, взгляды внимательны, руки чуть расставлены и приподняты на уровне груди.
Выставив вперед штык, Валлманья начал медленно кружить по арене. Лок поворачивался к нему лицом, пока не оказался спиной к спине со своим братом. Затем он остановился. Цепь в кожаной оправе удерживала его на месте. Чу даже не повернул головы.
Валлманья сделал еще один длинный, мягкий шаг, словно желая зайти сбоку. Потом совершил выпад, будто фехтовальщик, метя Локу в горло. Тотчас же рука в перчатке взметнулась и почти играючи остановила штык. Затем раздался скрежет стали о сталь. Валлманья резко дернул на себя штык, который попытался поймать Лок. С огромным трудом испанцу удалось сохранить свое оружие.
— Черт, вот скорость, — восхищенно пробормотал африканер. — Шустрые братаны, ничего не скажешь.
— На лету подметки режут, — подтвердил Картер. — Очень большие ловкачи…
Испанец двинулся вправо и зашел сбоку. Близнецы не спускали теперь с него глаз. Испанец сделал новый выпад, и тотчас же вверх взметнулись две руки в перчатках, словно две огромные стрекозы. Рука Лока парировала выпад, рука Чу мгновение спустя ухватилась за лезвие. Но Валлманья сделал отчаянную попытку — вывернул штык, стремясь вонзить его в предплечье Чу.
Рука Чу дернулась от укола, но в то же мгновение ладонь Лока ударила ребром по запястью Валлманьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46