— Ты в армии служил? — спросил Злобин.
— Ага, теперь в цирке не смеюсь, — кивнул Сергей. — Из универа забрили. Во взводе все были сильными, один я — умный. Вот и назначили «замком». А комвзвода мы ни разу не видели. Присылали всяких. Но кого убьют, кто сам куда-то затеряется. Поэтому накомандовался я всласть. На всю жизнь хватит. Потом меня слегка зацепило. Армия мне сказала большое спасибо. Я ей тоже.
Сергей замолчал, глаза его вдруг подернулись той характерной пленкой, что появляется у всех, побывавших на войне.
Старшина, китайским болванчиком сидевший на голой земле, вдруг замычал. Целый глаз обрел осмысленное выражение. Им он обшарил все вокруг, увидел очнувшегося Злобина и разлепил раздавленные губы.
— Ильич! — прогнусавил он плачущим голосом. — Что делать-то теперя-а-а? Один патрон, бля… Один патрон теперя-а-а. Куды, бля, я с ним теперя-а-а?
— Ой, опять ты свое заладил! — зашипела на него Ольга.
— Уйди, дура! — Старшина попытался отмахнуться от платка, которым Ольга промокала ему кровь. — Было три… А теперя кто мне их выпишет?
Сергей закатил глаза, что-то пробормотал себе под нос. Крякнув, встал. Подошел к старшине, вытянул из его сжатых пальцев пистолет. Передернул затвор, поднял над головой и бабахнул в воздух.
— На, только не плачь. — Он бросил пистолет к ногам старшины. — В рапорте укажи, что все пули высадил во врага. А Андрей Ильич и я подтвердим. Правильно, Андрей Ильич?
Злобин закашлялся, давясь нервным смехом. На сердце вдруг стало легко. Несмотря на все обстоятельства. Ирреальность, мистика закончились. Мир опять стал привычным и управляемым.
Собаки Баскервилей, волчьи стаи, оборотни — все хмарь сознания.
Был человек. Был! А раз так — можно найти, затравить и запереть в камеру.
Оперативная обстановка

Оперативному дежурному УВД по Московской области
В районе леспромхоза «Клязьминский», на территории егерского кордона, совершено нападение на оперативно-следственную группу Генпрокуратуры. Участковый инспектор Клязьминского РОВД Караваев А.В. получил телесные повреждения средней тяжести.
На месте обнаружены трупы шести человек со множественными рваными ранениями. Личности потерпевших устанавливаются. Оперативно-следственной группой под руководством сотрудника Генпрокуратуры Злобина А. И. проводятся неотложные следственные действия.
Подозреваемый в совершении особо тяжкого преступления с места происшествия скрылся.
В районе введен план «Перехват». Приметы подозреваемого разосланы во все территориальные подразделения МВД Клязьминского района.

Глава одиннадцатая. Волка ноги кормят
Создатель образов
Шла неделя полнолуния. Глеб Лобов уже кожей чувствовал, как там, за серым небом, зреет шар цвета волчьего глаза. Еще немного, и он нальется холодным огнем, проникнет в самое нутро, и от возбуждения захочется кричать и рвать на себе одежду.
А потом неминуемый спад. Сначала легкое утомление начнет накатывать теплой волной, кружа голову, путая мысли и делая мышцы ватными, и через две недели, когда на небе будет зиять пустая черная глазница, придет полный упадок, бред, бессильная маята и тупая апатия.
Глеб спешил, он давно понял, что не в силах противиться приливам и отливам лунной силы.
Бросил нетерпеливый взгляд вверх по эскалатору. Покорные спины и тупые затылки. Навстречу лесенкой вниз плывут пятна лиц. Ни на одном не хочется задержать взгляд. Запах протухшего фарша и немереного количества духов.
Он на секунду пожалел, что не поехал на машине. Но вовремя представил забитую машинами Тверскую. То же скопище тупости и покорности, только в металлической облатке персональных машин. Консервы с тухлятиной.
Он развернул трубочку газеты. Обычный винегрет из низкосортных эротических снимков, дебильных статей и рекламы для дебилов. На весь разворот шло интервью с певицей, считающей себя второй в табели о рангах после бессмертной Аллы Борисовны.
Год назад новостью месяца считалось овладение Певицей английским языком. Как подчеркивалось, в настоящем американском варианте. Подразумевалось, что Певица осчастливит российскую публику гениальным шлягером на английском, войдет в мировые хит-парады и забьет всех на конкурсе Евровидения. Не сложилось. Потому что не планировалось.
Глеб доподлинно знал, что Певица посетила с визитом Америку, чесом прошлась по русскоязычным гетто, где нарубила «зеленой» капусты на липосакцию. Оставив в Америке двадцать кило жира, она вернулась под сень родных осин и объявила о смене имиджа. Каковой и демонстрировала в разных позах и в различных ракурсах на десятке снимков, забивших текст на развороте.
К тексту интервью Глеб имел непосредственное отношение. Он собственноручно вычеркнул искусствоведческую заумь и откровенное лизоблюдство, оставив главное: «Я похудела на двадцать кило за месяц».
«Новость должна быть горячей и тщательно пережеванной, как котлета в гамбургере», — растолковал он надувшемуся музыковеду с ярко выраженной нестандартной ориентацией.
Тот попробовал было прогундосить что-то о высоком искусстве, но был изгнан из кабинета. А интервью в разных вариантах и за разными подписями разбросали по всем таблоидам для домохозяек и журнальчикам для нимфеток.
На выходе из метро Глеб свернул газету в трубочку и сунул в зловонный зев урны.
На Маяковке моросил дождь, присыпая стеклянным бисером медленный водоворот машин.
Глеб с удовольствием втянул носом сырой воздух. Быстрым пружинистым шагом пошел по Садовому. На ходу достал мобильный, набрал номер.
— Яков Борисович, доброе утро. Еду мимо вас. Есть новости. Можно заскочить?
— Через двадцать минут я уезжаю, — скрипучим голосом ответила трубка.
— Постараюсь успеть.
Глеб свернул к Патриаршим, обошел пахнущий гниющей тиной пруд. Хватило трех минут, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время.
Офис Якова Борисовича притаился за мощной дубовой дверью с глазком. Таблички на двери не было.
Неофициальный офис для приватных встреч. Парадный, отреставрированный до тошнотворной пряничности особняк с бронзовой табличкой, находился на Солянке. Туда шли на поклон и с налоговыми проверками. Сюда — для дела.
Глеб вдавил кнопку звонка. Улыбнулся рыбьему глазку на двери.
— Слушаю вас, — отозвалась дверь мужским голосом.
— Лобов, — представился Глеб. — Мне назначено.
Через десяток секунд в двери щелкнул запор.
Глеб осторожно потянул на себя бронзовую ручку. Он уже знал, что мощная на вид дверь податлива, как женщина в танце, лишних усилий прикладывать не надо, иначе рванется вперед всей массой, отскочить не успеешь.
В коридорчике, вопреки ожиданиям, никакого поста охраны со скучающими мордоворотами не было. Бронзовые бра отбрасывали бледно-розовые блики на матово-белые стены. Толстый синтетический ковер гасил звук шагов.
Комната секретаря пустовала. Гнутоногий стол в стиле ампир, раскрытый ноутбук, пара телефонов, рядом — антикварное бюро с аккуратными рядами папок в дорогих переплетах. Стул из «гарнитура генеральши Поповой», обитый английским шелком, отодвинут так, чтобы дать понять, что секретарь только что вышел.
Глеб усмехнулся. Он знал, что секретарская — сплошной блеф и золотая пыль в глаза. В этом офисе Яков Борисович в помощниках и свидетелях не нуждался.
Глеб толкнул следующую дверь и вошел в полумрак кабинета.
Яков Борисович сидел за большим столом эпохи реформатора Сперанского и пил кофе.
Над ним нависал портрет в золоченой раме. Горбоносый старик, выступая костистым лицом из густо-коричневой мглы, смотрел цепко и недобро. Тонкие губы то ли шептали беззвучную молитву, то ли готовились искривиться в насмешке. Когтистые пальцы впились в переплет толстого фолианта. Возможно, первого издания Торы, возможно — гроссбуха семейной фирмы.
Яков Борисович кивнул, блеснув лысиной, и что-то невнятное пробурчал в чашку. К словам, как и к деньгам, он относился с врожденной скаредностью.
Глеб сел в кресло напротив. Втянул носом воздух. Пахло хорошо. Немного парфюмом. Классической «Кельнской водой», без всяких новомодных тухлых цветочных ноток. Дорогим кофе и единственной сигаретой, которую Яков Борисович позволял себе выкурить за день.
— Вкусно пахнет. «Голуаз»? — поинтересовался Глеб.
— На «Голуаз» уже нет здоровья, курю обычный «Честерфильд», — ворчливо ответил Яков Борисович.
— Тоже неплохо. — Глеб закинул ногу на ногу.
— А у тебя, как я погляжу, здоровье без проблем. Рысячишь по лужам, как лось по просеке. — Он указал взглядом на мокрый край штанины Глеба. — Ковры мне загадишь.
Глеб показал в улыбке ряд крепких здоровых зубов. Потом погасил улыбку.
— Правление леспромхоза приняло наш вариант.
Чашка тихо дзинькнула о блюдце.
— Когда? — спросил Яков Борисович.
— Полчаса назад.
Яков Борисович бросил взгляд на часы на каминной полке.
— А что вы хотели? Колхозники. Встают с первыми петухами.
— К чему такая спешка? — поморщился Яков Борисович.
— Пришлось ковать железо, пока не остыл жар. — Глеб полез в карман за сигаретами. Но, достав пачку, положил ее на согнутое колено. — Лесник вчера ночью погиб вместе с семьей и всей домашней живностью. Обнаружили только утром. Не волнуйтесь, погиб глупо и абсолютно некриминально.
Яков Борисович недовольно засопел.
— А без главного бузотера оппозиция не оппозиция, а КПРФ в Думе, — не обращая на сопение никакого внимания, продолжил Глеб. — Поголосили для вида, но быстро успокоились. Паи решили передать почти единогласно — при трех воздержавшихся. Председатель у них — полный лох, как вы знаете, хоть и жадный. Читает по слогам, а писать вообще не умеет. Мой юрист сейчас помогает ему составить протокол и прочую фигню.
В глазах у Якова Борисовича вспыхнули угольки, он тяжело, с присвистом, засопел, еще ниже сполз в кресле. На столешницу легла ладонь, пухлая и белая. Пальцы, поросшие крупными черными волосами, забарабанили нервный марш.
— Ваш юрист, уверен, еще спит на бабе, — ввернул Глеб, чтобы еще больше испортить Якову Борисовичу кровь.
— Он у меня с мальчиками спит, — пробурчал он.
— Надеюсь — активно, — усмехнулся Глеб.
Яков Борисович состроил брезгливую гримасу. Поковырялся паучьими лапками в хрустальной вазочке, выбрал печенье. Сунул в рот, зачмокал вялыми губами. Плотно закрыл глаза.
Глеб ждал, поигрывая пачкой сигарет.
Яков Борисович закончил просчет вариантов. На одутловатом лице проступила улыбка Будды.
— Глебушка, на какую фирму твой юрист оформит передачу паев?
— Как вам такое могло прийти в голову, Яков Борисович? — деланно ужаснулся Глеб.
— Как пришло, не твое дело. Я покупаю фирму. Твоя цена?
Глеб выдержал паузу.
— Я не обижаюсь на недопонимание, Яков Борисович. — Он взглядом попросил разрешения закурить. Чиркнул зажигалкой, выдохнул дым. Поморщился:
— Фу-фу, как это все-таки… Но да бог с ним, чего между партнерами не бывает, не так ли? Я здесь только для того, Яков Борисович, чтобы первым принести радостную весть — леспромхоз ваш. Стройте там охотничий центр с трехэтажными коттеджами. Или продайте весь лес на корню корейцам. Не мое это дело. Я брался организовать передачу в ваши руки леспромхоза, я это сделал.
— Сколько? — с той же интонацией повторил Яков Борисович.
Глеб изогнул бровь.
— Разве мой процент за это время уменьшился? Речь идет именно о нем, а не о продаже какой-то фирмы. Юрист впишет то название, которое я назову. А я скажу то, что услышу от вас.
После минутной паузы внутри у Якова Борисовича забулькало. Улыбка треснула, и наружу вырвался крякающий хохоток.
— Насмешил, Глебушка! Уважил старика. — Яков Борисович вытер заслезившиеся глаза. — Давно таких хохмочек со мной не травили. Это называется гарантия платежа, да?
— Я же предупреждал, Яков Борисович, со мной не соскучишься, — в тон ему ответил Лобов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79