Так что оставьте, дорогой профессор, эти цитаты, которые к тому же неточны из-за неод-нократного приблизительного перевода. В данном случае, например, речь шла не о ворожеях, а о колдунье, изготавливающей яды, мы же с вами этим заниматься не собираемся. И никакого колдовства, только наука и техника.
– Вы думаете, что дело только в них? – поинтересовался Дего. – А вам никогда не приходило в голову, почему коллапсер решили построить именно здесь, а не, скажем, в Москве?
Сонников нахмурился, он не был посвящен во все детали создания аппарата.
– Попытки были, – сказал Дего, – особенно в военные годы, когда верховное командование допускало возможность взятия города немцами. Но не заладилось! Вы, конечно, слышали про особенную атмосферу Ленинграда! Это, безусловно, поэтический образ, но, как говорится, сказка ложь, да в ней намек. Судя по всему, точки перехода могут образовываться только в строго определенных местах, к одной из них нам и удалось подключиться в ходе эксперимента.
– Так или иначе, но коллапсер существует! – сказал Сонников, который еще некоторое время назад в это существование заставил себя поверить с огром-ным трудом. – И в течение ближайших двух месяцев мы должны активировать его в интересах будущего нашей страны!
– Я еще не знаю, в каком состоянии находятся лаборатории, – сказал Дего. – За консервацию отвечали люди, которых… Ну, вы сами знаете!
Сонников кивнул. Практически все лица, занимавшиеся после войны вопросом коллапсера, были осуждены и уничтожены по так называемому «ленинградскому делу». Оборудование, размещенное в подвалах Дома Советов на Московской площади, чудом избежало той же участи. Сами подвалы здания, где теперь размещалось НПО «Ленинец», были опечатаны и с тех пор ни разу не открывались.
– Что касается состояния лабораторий, – сказал он, – то скоро вы увидите все собственными глазами, но согласно отчетам консервация была произведена в соответствии с нормативами. Наверняка возникнут какие-то проблемы – все-таки столько лет прошло. Но я уверен, что любые неполадки устранимы, в вашем распоряжении будут лучшие специалисты.
– Вы не боитесь утечки информации?
– Ну, – усмехнулся Сонников, – они дадут расписки. Кроме того, опытному спецу не нужно иметь представление о работе механизма в целом, чтобы починить отдельный узел, правильно? Что вас еще беспокоит?
Дего внимательно посмотрел в лицо человеку, который намеревался заглянуть туда, куда смертным заглядывать было запрещено. Обыкновенный, в общем-то, человек, хотя так – обыкновенно – выглядели все великие святые и великие злодеи.
– Видите ли, время и история слишком тонкие материи, с ними нельзя обращаться, как с куском глины, из которого талантливый скульптор вылепит что угодно!
– Ну что вы, Бертран Бертранович, речь не идет о грубом вмешательстве и переделе истории. Мы все прекрасно понимаем, иначе бы и цели ставили совсем иные. Скажем, – Сонников доверительно наклонился к профессору, – взять и послать отряд революционных матросов в помощь Емельяну Пугачеву? А? – Он рассмеялся. – Представьте, какая вышла бы шутка! Или зарезать в колыбели Адольфа Гитлера?! Наши цели будут более скромны. Сродни сеансу спиритизма – только в рамках чистой науки. Всего лишь один-единственный выход за рамки нашего пространственно-временного континуума, если я правильно выразился. С целью наблюдения за развитием событий в ближайшем будущем. Что-то вроде ясновидения, если хотите!
– Знаете, наверное, эту песню Высоцкого, – спросил неожиданно Дего, – «но ясновидцев, как и очевидцев, во все века сжигали на кострах»? Что вы рассчитываете там увидеть?
– Вряд ли – торжество коммунизма в планетарном масштабе, – сказал Сонников. – Если вы об этом. Как видите, я с вами совершенно откровенен. Но я надеюсь на лучшее! Как говорится, пока живу – надеюсь!
У Большого дома профессора ждала казенная черная «Волга».
– Спасибо, голубчик, я лучше пешком пройдусь, – сказал Дего водителю, уже распахнувшему перед ним дверцу.
Выйдя на Литейный, он бросил еще один взгляд на это здание, первые три этажа которого занимало МВД, а все остальное принадлежало Комитету государственной безопасности. «А ведь дом на Литейном и Дом Советов, построены по проекту одного и того же человека, Ноя Абрамовича Троцкого», – подумал старик.
Принципиальный, кстати, был человек. Просили ведь его – смените фамилию, товарищ Троцкий, и назовем улицу в Ленинграде в вашу честь. И назвали бы. Всего одну букву нужно было добавить – был бы Троицкий. Как мост, который теперь носит гордое имя Кирова. Но Ной Абрамович отказался. А вот Бертран Бертранович Дего такой принципиальностью не отличался. Выбила из него власть рабочих и крестьян всю принципиальность. Вспомнился еще старый стишок: «На улице Шпалерной стоит волшебный дом, сюда войдешь ты юным, а выйдешь стариком».
Слишком многим было в свое время суждено узнать, насколько этот стишок справедлив. Правда, времена изменились, но любовь к волшебству у товарищей большевиков, видимо, в крови. И кто знает, не кончится ли их новая задумка чем-то страшным, настолько страшным, что даже ужасы сталинского режима покажутся детским лепетом.
Хотелось верить в лучшее, да опыт, сын ошибок трудных, не давал. В самую пору в церковь идти – помолиться, чтобы все закончилось хорошо. Воспитан был Бертран Бертранович в материалистической стране, и профессия у него была сугубо научной, связанной именно с материей – никакой лирики. А в Бога верил. И помнил хорошо, что здесь, на Литейном, стоял аж до тридцать второго года храм Сергия Радонежского. Перекрестился по привычке – украдкой и зашагал к Невскому проспекту.
Оставшись в одиночестве, Степан Леонидович выкурил сигарету. Чересчур давить на Дего было нельзя – генерал ознакомился с его досье перед вызовом. Бертран Бертранович страдал целым набором старческих болезней, которые усугублялись явным нежеланием прославленного ученого обращать на них внимание. Пять лет тому назад, после первого сердечного приступа, Бертран Бертранович отправился в санаторий под Ленинградом, но сбежал оттуда на третьи сутки. С тех пор бог, в которого верил Дего, его миловал, однако перегибать палку – значило поставить под угрозу всю операцию. Но Большой дом был выбран для встречи не без умысла. Не в Смольный же было приглашать старика, а так хорошо получилось – с намеком! Сонников глубоко вздохнул. Он допускал, что Дего мудрее его, но пока такие, как он, мудрецы отсиживаются по углам, построенное и отвоеванное с такими усилиями советское общество может исчезнуть. И погубят его не иностранные державы, не ядерная война, а собственные политики. Генерал не слишком обольщался насчет потенциальных возможностей Политбюро, здоровье Андропова оставляло желать лучшего. А кто придет за ним?
Спустя сорок дней – на двадцать дней раньше назначенного срока – подвалы бывшего Дома Советов были готовы принять гостей. Для того чтобы не нарушать привычного ритма работы института и главное – не плодить слухов, решено было ограничиться помещениями, прилегавшими непосредственно к подвалам. На время эксперимента они оказались заняты спецами Министерства внутренних дел и Минобороны. Вопросов по этому поводу у хозяев здания не возникало – достаточно было одного звонка, чтобы посетители получили право распоряжаться нижними этажами по своему разумению. Дего лично прибыл в институт, чтобы руководить расконсервацией – последние сомнения были отброшены в сторону, и спустя всего три дня на стол Сонникова легло несколько объемистых папок.
– Сумасшедший дом! – Сонников растирал виски, снова и снова перечитывая многостраничный рапорт эмиссара номер один. Рапорт номера второго, столь же объемистый, лежал рядом, дожидаясь своей очереди. Но и того, с чем Сонников успел ознакомиться, хватило, чтобы привести его в состояние, близкое к шоку.
Генерал закрыл рапорт и подумал о том, что профессор Дего не ошибся, когда предсказывал грядущее вмешательство Политбюро в исторический процесс. Другого выхода не было. Сидеть и ждать перемен – смерти подобно!
– Нет! – решительно похлопал он по рапорту. – Никогда этому не бывать, мы сумеем за себя постоять!…
Несколько секунд мучительно вспоминал – откуда эта фраза? Потом бросил – главное не форма, а содержание. Подошел к окну и долго всматривался в утреннюю дымку, словно пытаясь разглядеть за ней очертания грядущего мира, в создании которого ему предстояло сыграть едва ли не решающую роль.
Еще через десять минут, не желая тратить времени даром, он попросил ординарца вызвать Дего, чтобы ознакомить с результатами, – все это время Сонников находился в Ленинграде, несмотря на то что долг и служба давно звали в столицу. Профессор прибыл незамедлительно, почувствовав, что худшие его предчувствия начинают сбываться. Результаты, полученные в ходе эксперимента, были ему неизвестны – Сонников стал первым, кто ознакомился с рапортами сотрудников, которые с момента возвращения находились во временном карантине. Карантин был условной мерой безопасности – причиной был не столько страх перед возможными инфекциями из будущего, сколько желание ограничить распространение нежелательных слухов. Люди проверенные, но генерал счел за лучшее подстраховаться.
Сам он выглядел боевито. «Шашку ему и на коня!» – подумал Дего. Худшие его опасения начинали сбываться.
– Я категорически против! – На благородном лбу Бертрана Бертрановича от волнения даже выступили капли пота. – Я ведь уже разъяснял вам!…
– Я прекрасно помню, профессор, о чем вы говорили! – сказал генерал. – Однако информация, которую мы получили, заставила меня пересмотреть наши планы.
– Я ознакомился с результатами, – Дего потряс папкой, – и не вижу причин восклицать: гибель грозит отечеству!
– Бертран Бертранович, – вздохнул Сонников. – Здесь мы вступаем в область, в которой вам лучше было бы прислушаться к моему мнению, а не наоборот.
Дего склонил голову, изъявляя готовность слушать – у него уже был план действий, разработанный как раз на такой случай.
Поездка в Москву, к которой он подготовился тщательнее, чем Папанин к арктическому походу, по мнению Бертрана Бертрановича себя полностью оправдала. А ведь добиться аудиенции с Андроповым было ох как непросто. В кремлевских стенах Дего бывал и прежде, но теперь казалось, что какая-то неведомая сила пытается помешать этой встрече. Впору было подумать о заговоре, в котором должны были участвовать и омерзительная московская погода – в октябре пошел мокрый снег, аккурат в день прибытия Дего, и московские таксисты – машина, которую Бертран Бертранович взял у вокзала, сломалась на половине пути к гостинице. Плохая примета? Дего не был суеверен, но тут не грех было и поплевать через плечо.
Что делать в Москве, он уже знал. К генеральному пришлось пробиваться через третьих лиц, старых знакомых, которые щедро делились с профессорам слухами. Теперь Дего был в курсе, что Юрий Владимирович уже давно и тяжело болен. Знал, что генсек подключен к искусственной почке, поскольку его собственные больше не функционируют. Слышал, что после процедур очищения крови от шлаков он еле стоит на ногах. Но также ему было хорошо известно, что в отличие от инертного Леонида Ильича нынешний генсек продолжает держать в своих руках государственные дела. На это и был расчет. Возможно, правду говорили и те, кто утверждал, что Андропов, несмотря на одолевавший его недуг, не помышляет об уходе. Впрочем, и по этому поводу вспоминали Брежнева – в определенный момент тот тоже, казалось, забыл совершенно о своей болезни, продолжая строить планы на будущее, когда окружающим было уже совершенно очевидно, что дни правителя сочтены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Вы думаете, что дело только в них? – поинтересовался Дего. – А вам никогда не приходило в голову, почему коллапсер решили построить именно здесь, а не, скажем, в Москве?
Сонников нахмурился, он не был посвящен во все детали создания аппарата.
– Попытки были, – сказал Дего, – особенно в военные годы, когда верховное командование допускало возможность взятия города немцами. Но не заладилось! Вы, конечно, слышали про особенную атмосферу Ленинграда! Это, безусловно, поэтический образ, но, как говорится, сказка ложь, да в ней намек. Судя по всему, точки перехода могут образовываться только в строго определенных местах, к одной из них нам и удалось подключиться в ходе эксперимента.
– Так или иначе, но коллапсер существует! – сказал Сонников, который еще некоторое время назад в это существование заставил себя поверить с огром-ным трудом. – И в течение ближайших двух месяцев мы должны активировать его в интересах будущего нашей страны!
– Я еще не знаю, в каком состоянии находятся лаборатории, – сказал Дего. – За консервацию отвечали люди, которых… Ну, вы сами знаете!
Сонников кивнул. Практически все лица, занимавшиеся после войны вопросом коллапсера, были осуждены и уничтожены по так называемому «ленинградскому делу». Оборудование, размещенное в подвалах Дома Советов на Московской площади, чудом избежало той же участи. Сами подвалы здания, где теперь размещалось НПО «Ленинец», были опечатаны и с тех пор ни разу не открывались.
– Что касается состояния лабораторий, – сказал он, – то скоро вы увидите все собственными глазами, но согласно отчетам консервация была произведена в соответствии с нормативами. Наверняка возникнут какие-то проблемы – все-таки столько лет прошло. Но я уверен, что любые неполадки устранимы, в вашем распоряжении будут лучшие специалисты.
– Вы не боитесь утечки информации?
– Ну, – усмехнулся Сонников, – они дадут расписки. Кроме того, опытному спецу не нужно иметь представление о работе механизма в целом, чтобы починить отдельный узел, правильно? Что вас еще беспокоит?
Дего внимательно посмотрел в лицо человеку, который намеревался заглянуть туда, куда смертным заглядывать было запрещено. Обыкновенный, в общем-то, человек, хотя так – обыкновенно – выглядели все великие святые и великие злодеи.
– Видите ли, время и история слишком тонкие материи, с ними нельзя обращаться, как с куском глины, из которого талантливый скульптор вылепит что угодно!
– Ну что вы, Бертран Бертранович, речь не идет о грубом вмешательстве и переделе истории. Мы все прекрасно понимаем, иначе бы и цели ставили совсем иные. Скажем, – Сонников доверительно наклонился к профессору, – взять и послать отряд революционных матросов в помощь Емельяну Пугачеву? А? – Он рассмеялся. – Представьте, какая вышла бы шутка! Или зарезать в колыбели Адольфа Гитлера?! Наши цели будут более скромны. Сродни сеансу спиритизма – только в рамках чистой науки. Всего лишь один-единственный выход за рамки нашего пространственно-временного континуума, если я правильно выразился. С целью наблюдения за развитием событий в ближайшем будущем. Что-то вроде ясновидения, если хотите!
– Знаете, наверное, эту песню Высоцкого, – спросил неожиданно Дего, – «но ясновидцев, как и очевидцев, во все века сжигали на кострах»? Что вы рассчитываете там увидеть?
– Вряд ли – торжество коммунизма в планетарном масштабе, – сказал Сонников. – Если вы об этом. Как видите, я с вами совершенно откровенен. Но я надеюсь на лучшее! Как говорится, пока живу – надеюсь!
У Большого дома профессора ждала казенная черная «Волга».
– Спасибо, голубчик, я лучше пешком пройдусь, – сказал Дего водителю, уже распахнувшему перед ним дверцу.
Выйдя на Литейный, он бросил еще один взгляд на это здание, первые три этажа которого занимало МВД, а все остальное принадлежало Комитету государственной безопасности. «А ведь дом на Литейном и Дом Советов, построены по проекту одного и того же человека, Ноя Абрамовича Троцкого», – подумал старик.
Принципиальный, кстати, был человек. Просили ведь его – смените фамилию, товарищ Троцкий, и назовем улицу в Ленинграде в вашу честь. И назвали бы. Всего одну букву нужно было добавить – был бы Троицкий. Как мост, который теперь носит гордое имя Кирова. Но Ной Абрамович отказался. А вот Бертран Бертранович Дего такой принципиальностью не отличался. Выбила из него власть рабочих и крестьян всю принципиальность. Вспомнился еще старый стишок: «На улице Шпалерной стоит волшебный дом, сюда войдешь ты юным, а выйдешь стариком».
Слишком многим было в свое время суждено узнать, насколько этот стишок справедлив. Правда, времена изменились, но любовь к волшебству у товарищей большевиков, видимо, в крови. И кто знает, не кончится ли их новая задумка чем-то страшным, настолько страшным, что даже ужасы сталинского режима покажутся детским лепетом.
Хотелось верить в лучшее, да опыт, сын ошибок трудных, не давал. В самую пору в церковь идти – помолиться, чтобы все закончилось хорошо. Воспитан был Бертран Бертранович в материалистической стране, и профессия у него была сугубо научной, связанной именно с материей – никакой лирики. А в Бога верил. И помнил хорошо, что здесь, на Литейном, стоял аж до тридцать второго года храм Сергия Радонежского. Перекрестился по привычке – украдкой и зашагал к Невскому проспекту.
Оставшись в одиночестве, Степан Леонидович выкурил сигарету. Чересчур давить на Дего было нельзя – генерал ознакомился с его досье перед вызовом. Бертран Бертранович страдал целым набором старческих болезней, которые усугублялись явным нежеланием прославленного ученого обращать на них внимание. Пять лет тому назад, после первого сердечного приступа, Бертран Бертранович отправился в санаторий под Ленинградом, но сбежал оттуда на третьи сутки. С тех пор бог, в которого верил Дего, его миловал, однако перегибать палку – значило поставить под угрозу всю операцию. Но Большой дом был выбран для встречи не без умысла. Не в Смольный же было приглашать старика, а так хорошо получилось – с намеком! Сонников глубоко вздохнул. Он допускал, что Дего мудрее его, но пока такие, как он, мудрецы отсиживаются по углам, построенное и отвоеванное с такими усилиями советское общество может исчезнуть. И погубят его не иностранные державы, не ядерная война, а собственные политики. Генерал не слишком обольщался насчет потенциальных возможностей Политбюро, здоровье Андропова оставляло желать лучшего. А кто придет за ним?
Спустя сорок дней – на двадцать дней раньше назначенного срока – подвалы бывшего Дома Советов были готовы принять гостей. Для того чтобы не нарушать привычного ритма работы института и главное – не плодить слухов, решено было ограничиться помещениями, прилегавшими непосредственно к подвалам. На время эксперимента они оказались заняты спецами Министерства внутренних дел и Минобороны. Вопросов по этому поводу у хозяев здания не возникало – достаточно было одного звонка, чтобы посетители получили право распоряжаться нижними этажами по своему разумению. Дего лично прибыл в институт, чтобы руководить расконсервацией – последние сомнения были отброшены в сторону, и спустя всего три дня на стол Сонникова легло несколько объемистых папок.
– Сумасшедший дом! – Сонников растирал виски, снова и снова перечитывая многостраничный рапорт эмиссара номер один. Рапорт номера второго, столь же объемистый, лежал рядом, дожидаясь своей очереди. Но и того, с чем Сонников успел ознакомиться, хватило, чтобы привести его в состояние, близкое к шоку.
Генерал закрыл рапорт и подумал о том, что профессор Дего не ошибся, когда предсказывал грядущее вмешательство Политбюро в исторический процесс. Другого выхода не было. Сидеть и ждать перемен – смерти подобно!
– Нет! – решительно похлопал он по рапорту. – Никогда этому не бывать, мы сумеем за себя постоять!…
Несколько секунд мучительно вспоминал – откуда эта фраза? Потом бросил – главное не форма, а содержание. Подошел к окну и долго всматривался в утреннюю дымку, словно пытаясь разглядеть за ней очертания грядущего мира, в создании которого ему предстояло сыграть едва ли не решающую роль.
Еще через десять минут, не желая тратить времени даром, он попросил ординарца вызвать Дего, чтобы ознакомить с результатами, – все это время Сонников находился в Ленинграде, несмотря на то что долг и служба давно звали в столицу. Профессор прибыл незамедлительно, почувствовав, что худшие его предчувствия начинают сбываться. Результаты, полученные в ходе эксперимента, были ему неизвестны – Сонников стал первым, кто ознакомился с рапортами сотрудников, которые с момента возвращения находились во временном карантине. Карантин был условной мерой безопасности – причиной был не столько страх перед возможными инфекциями из будущего, сколько желание ограничить распространение нежелательных слухов. Люди проверенные, но генерал счел за лучшее подстраховаться.
Сам он выглядел боевито. «Шашку ему и на коня!» – подумал Дего. Худшие его опасения начинали сбываться.
– Я категорически против! – На благородном лбу Бертрана Бертрановича от волнения даже выступили капли пота. – Я ведь уже разъяснял вам!…
– Я прекрасно помню, профессор, о чем вы говорили! – сказал генерал. – Однако информация, которую мы получили, заставила меня пересмотреть наши планы.
– Я ознакомился с результатами, – Дего потряс папкой, – и не вижу причин восклицать: гибель грозит отечеству!
– Бертран Бертранович, – вздохнул Сонников. – Здесь мы вступаем в область, в которой вам лучше было бы прислушаться к моему мнению, а не наоборот.
Дего склонил голову, изъявляя готовность слушать – у него уже был план действий, разработанный как раз на такой случай.
Поездка в Москву, к которой он подготовился тщательнее, чем Папанин к арктическому походу, по мнению Бертрана Бертрановича себя полностью оправдала. А ведь добиться аудиенции с Андроповым было ох как непросто. В кремлевских стенах Дего бывал и прежде, но теперь казалось, что какая-то неведомая сила пытается помешать этой встрече. Впору было подумать о заговоре, в котором должны были участвовать и омерзительная московская погода – в октябре пошел мокрый снег, аккурат в день прибытия Дего, и московские таксисты – машина, которую Бертран Бертранович взял у вокзала, сломалась на половине пути к гостинице. Плохая примета? Дего не был суеверен, но тут не грех было и поплевать через плечо.
Что делать в Москве, он уже знал. К генеральному пришлось пробиваться через третьих лиц, старых знакомых, которые щедро делились с профессорам слухами. Теперь Дего был в курсе, что Юрий Владимирович уже давно и тяжело болен. Знал, что генсек подключен к искусственной почке, поскольку его собственные больше не функционируют. Слышал, что после процедур очищения крови от шлаков он еле стоит на ногах. Но также ему было хорошо известно, что в отличие от инертного Леонида Ильича нынешний генсек продолжает держать в своих руках государственные дела. На это и был расчет. Возможно, правду говорили и те, кто утверждал, что Андропов, несмотря на одолевавший его недуг, не помышляет об уходе. Впрочем, и по этому поводу вспоминали Брежнева – в определенный момент тот тоже, казалось, забыл совершенно о своей болезни, продолжая строить планы на будущее, когда окружающим было уже совершенно очевидно, что дни правителя сочтены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44