- Маша, где твоя комсомольская выучка? Сколько чеченцев воюет на стороне врага? Сколько бандитов в горах прячутся от призыва и нападают на советских активистов, совершают диверсии на объектах народного хозяйства? Многих ты смогла сагитировать? Да они все - от мала до велика - точили зубы на Советскую Власть. Они ждали, когда немцы придут на Кавказ, чтобы ударить нам в спину. Здесь в каждой сакле тлеет огонек предательства...
- А Салман Бейбулатов? А мой муж, Азиз Саадаев? Они тоже предатели?
- Твой муж, Маша... Прости... Ты сама... Твой муж, Маша, перешел на сторону немцев, обучался в школе диверсантов Абвера.
- Ты лжешь! - закричала Мария, отталкивая его и отступая в глубь комнаты.
- У нас есть неопровержимые доказательства. Наша разведка захватила документы этой школы, которая располагалась в Крыму. Нам известно даже, что твой муж готовился к забросу в Чечню в составе группы Рудделя, которую мы уничтожили в сорок втором году. Помнишь историю с белым конем? Только в последний момент его перевели в другое подразделение...
Маша опустилась на табурет, глядя куда-то перед собой, а слезы свободно скользили по щекам и падали на белую ночную рубашку.
- И коня Терека ты тоже... убил, - сказала она странным, тихим голосом.
- Конь убежал, и этот ваш хромоногий чудак тоже скрылся. Вот тебе еще один предатель - Дута Эдиев. Но мы его тоже найдем, никуда он не денется.
- А почему бы вам не расстрелять предателя-коня? - спросила вдруг Маша.
- При чем здесь конь?
- Ну как же? Соседский мальчик Ахмед только вчера встал на ножки. Он еще не умеет говорить, только плачет и смеется. Но он уже предатель. Значит, и кони, и собаки, и куры - это все предатели. Их надо расстрелять...
- Никого мы не собираемся расстреливать. Просто их всех переселят в другой район. Чечено-Ингушской автономии больше не будет. Вот и все.
- Вот и все. Маленький Ахмед - предатель, комсомолка Айшат - невеста Салмана Бейбулатова, героя-фронтовика, - предательница. Их куда-то повезут. А я, жена настоящего предателя, - останусь? Такая у тебя логика?
- У меня одна логика - я тебя люблю и хочу спасти. А на Чечню мне наплевать с высокой горы, с Эльбруса или Казбека. Во всей Чечне только один человек для меня - ты.
- А если бы я была чеченкой? Ты бы смог полюбить чеченку? Что молчишь?
Маша отступила, словно хотела охватить всю фигуру смущенного Евгения Горелова пристальным взглядом.
- А знаешь ли ты, капитан Горелов, что я и есть чеченка? Что мои предки воевали против Ермолова, стреляли в русских солдат, резали часовых, угоняли пленных? Мой род один из самых древних. Мой предок ходил в Мекку, и его уважительно звали хаджи...
- Врешь... Нахваталась чеченских штучек...
- Я - чеченка, я жена предателя, пускай... Но жена не отвечает за мужа, я отвечаю только за себя. Я - чеченка и пойду за своим народом на любую каторгу.
- Дура! Ты - сумасшедшая! - закричал Горелов. - Я силой утащу тебя отсюда! Если ты хочешь умереть, то я хочу, чтобы ты жила! Ты будешь жить, Маша! Ты ведь так любишь жить!
- Убирайся прочь! Иди к своим тупым палачам! К своим варварам, людоедам!
- Я никуда не уйду!
- Не уйдешь? Хорошо! Вам же, кроме убийства и грабежа, еще положено насилие! Как я могла забыть! Вам не терпится изнасиловать чеченскую женщину? Пожалуйста! Я - настоящая чеченка, из очень древнего и славного рода. Вас это устроит?
Маша резким движением сорвала с себя рубашку и, сверкнув в полумраке таким же белым, как снег на дворе, телом, упала навзничь на кровать. И тут сквозь бешеные штормовые волны отчаяния, страха, недоумения она почувствовала приближение того самого, чего она так боялась последние дни. Ночной хищник - желание - мягко отделился от темной стены и приготовился вцепиться когтями в податливое тело. Еще немного, и Маша позвала бы его по имени, но тут хлопнула дверь, а потом послышались торопливые удаляющиеся шаги по скрипучему снегу за окном.
На рассвете снег заскрипел уже под сотнями армейских сапог. В аул Дойзал-юрт вошли сотрудники НКВД и приданные им бойцы Красной армии. Операция "Чечевица" была подготовлена блестяще. Все жители аула были под конвоем доставлены на железнодорожную станцию, где их уже ждал состав, из расчета сорок пять человек в один вагон, хотя первоначально планировалось сорок. Такое уплотнение было вполне допустимым при наличии в составе спецконтингента приблизительно сорока процентов детей.
* * *
Астрид попросила Жору Рубинова съездить в Шереметьево, встретить Софи-Катрин. Жора Рубинов, до получения первого своего паспорта послушно носивший фамилию Рубинчик, в шестнадцать поменял ее на более таинственную и романтически-восточную, чем вызвал гнев родителей и недоумение преподавателей музыкального училища, в котором учился по классу скрипки. Он работал у Астрид водителем. Однако в трудовую книжку попросил записаться как администратор. На всякий случай.
Жора фактически владел "Шевроле", по борту которого было написано "телевидение Си-би-эн - Московская редакция". Он так поставил себя в редакции, что подчинялся только гендиректору, то есть Астрид Грановски, а остальных сотрудников, кто бы они ни были, посылал подальше. И когда Астрид отлучалась в командировку, редакция, по сути, оставалась без транспорта. Однако сгонять в Шереметьево и встретить там девушку, немочку из Барселоны, Жора вызвался исполнить с энтузиазмом. На лазерном принтере, форматом А3, Жора распечатал лист с надписью латиницей - "Штайнер Софи-Катрин".
С этим листом он и встал возле выхода с того терминала, куда прибывал барселонский рейс.
Самолет не опоздал, однако сама Софи-Катрин вышла с таможни одной из последних. Как всегда - потерялся чемодан, потом нашелся, но в нем уже не было половины вещей...
Жора ее сразу признал - коротко стриженная высокая блондинка, широкоплечая, как пловчиха, в стильных очках с тонкой черной оправой.
Жора, как водится, с ходу предложил обменять валюту на рубли по серединному курсу, а также, если девушке надо, стать ее бесплатным гидом по ночной Москве.
Оказалось, что девушке не надо ни того, ни другого.
- Как хотится, - хмыкнул Жора, крутя руль "Шевроле" и подрезая робких частников.
Софи-Катрин глядела в боковое стекло, зябко кутаясь в большущий шарф, специально приобретенный для поездки в Россию. Поеживалась она чисто рефлекторно, потому что в машине было даже жарко. Сам водитель, Жора Рубинов, крутил руль, с форсом сидя без куртки, в одном пиджаке.
Но Софи-Катрин становилось холодно уже от одного вида этих вечных бескрайних снежных, несмотря на весну, полей Подмосковья. И когда их машина миновала мемориальные ежи с надписью: "Здесь осенью сорок первого проходила линия обороны", она вспомнила о дедушке, так и сгинувшем в этих бескрайних заснеженных полях...
"Как же холодно им было! - подумала Софи-Катрин. - Как же они мерзли здесь!"
Жора Рубинов, словно телепатически прочитав ее мысли, сказал:
- Бабка моя проезжала по этой дороге, когда фашистов отогнали за Клин, сразу после январского наступления, так говорит, немцы ротами замерзшие сидели. Как присели на привал, так и не встали - все...
Софи не хотела поддерживать беседу, но в самом конце поездки, когда Жора выруливал к Чистым Прудам, спросила:
- А Айсет Бароеву знаете?
- Чеченку? - машинально переспросил Жора. - Дочку главного мафиози? Кто ж ее не знает, только вот пропала куда-то...
Жора поднес чемодан до лифта. Консьержка знала его.
- В десятую, к госпоже Грановски? - спросила консьержка. - Тут для вас ключ оставлен, откроете сами?
Софи-Катрин поднялась на третий этаж одна, вежливо, но твердо отпустив Жору еще внизу. Легко открыла дверь...
Умная техника встретила гостью зажегшимся электричеством и включившимися во всех комнатах телевизорами, настроенными на канал Си-би-эн. С техникой Софи-Катрин легко разобралась. У отца в доме тоже компьютер с программой лакея - дворецкого, этакий smart home machine*... Закинула чемодан в гостевую комнату, наполнила ванну горячей водой, сыпанув туда морской соли... Плеснула в стакан на донышко коньяку из бара. Нашла на полке диск Селин Дион... Разделась, включила музыку погромче и легла в воду...
______________
* Умный домашний агрегат (англ.)
"Как хорошо жить, пока ты молода! - подумалось ей. - А стану старой, как я буду завидовать тем, что придут на смену..." В зеркалах - на стенах и на потолке - повсюду отражалась она - Софи-Катрин... Валькирия Софи-Катрин...
Она растерлась махровым полотенцем, надела халат, сунула ноги в меховые шлепанцы и пошла в гостиную к бару за добавкой коньяку.
Заглянула в спальню.
Заглянула и обомлела. Чуть ли не посередине спальни на мольберте стоял подрамник с холстом примерно метр на метр двадцать... И на холсте, как живая, была девушка... Худенькая девушка с огромными глазами. У нее была очень маленькая грудь, как у самой Софи-Катрин... Девушка сидела и снимала с себя белый ажурный чулок.
Мольберт стоял таким образом, чтобы его было хорошо видно с постели. И еще - он был специально подсвечен. Двумя светильниками, расположенными таким образом, чтобы освещать картину равномерно с двух углов, как это делается в салонах или в музеях.
Софи-Катрин прилегла на кровати и залюбовалась...
Кто эта девушка? Кто она? Кто?
Софи-Катрин так и заснула. Со стаканом в руке и с полотенцем на мокрых волосах.
Ей приснилась их метресса мадам Зиро. Мадам Зиро из школы-пансиона Сен-Мари дю Пре. Мадам Зиро сидела в своей канцелярии рядом с преподавательской, и Софи-Катрин, совсем уже не девочка, а наоборот - в ее нынешнем возрасте, стояла перед мадам и в страхе ожидала каверзных вопросов. И при этом Софи-Катрин чувствовала, знала, что где-то в подвале, в старом винном погребе, в так называемом "кав", почему-то на цепи, прикованная за какую-то провинность, сидит маленькая Ай. И ее, Софи-Катрин, теперь должны были допрашивать по поводу ее скрытых намерений освободить подругу. Здесь в Сен-Мари дю Пре, это почему-то было "enterdit"*...
______________
* Запрещено (франц.)
- Ты собралась кого-то спасать? - ехидно спросила мадам Зиро.
- Я хочу спасти... - Софи-Катрин запнулась.
- Кого? - резко спросила мадам Зиро, вытянув тонкую морщинистую шейку, совсем как у черепахи.
- ...собачку, - соврала Софи-Катрин, как будто ее уже обличили в намерении кого-то спасти, но еще не установили точно - кого, а выдать маленькую Ай было нельзя.
- Какую еще собачку? - удивилась мадам Зиро.
- Нашу собачку Бланш, - ответила Софи-Катрин, имея в виду любимицу их класса - дворнягу, что жила при школьной кухне.
- Эту? - спросила мадам Зиро и достала из-под стола кастрюлю.
- Не знаю, - ответила Софи-Катрин.
Мадам Зиро приподняла крышку кастрюли, и в ней Софи-Катрин отчетливо увидала знакомый хвостик.
- Эту собачку нам сегодня сварили на ужин, - сказала мадам Зиро и облизнулась.
- Я, я... - лепетала Софи-Катрин.
- Что ты? Кого ты задумала спасать? - спросила мадам Зиро. - Говори, или из тебя завтра тоже сварят обед.
- Я, я, я... - лепетала Софи-Катрин.
- Надо себя спасать, - назидательно сказала мадам Зиро и вдруг по-собачьи тявкнула, обнажив длинные нечеловечьи клыки: - Гав, гав, спасайся, беги, пока тебя не съели...
И Софи-Катрин побежала. И ей было стыдно. Ей было стыдно, что в подвале, в винном погребе осталась ее маленькая Ай...
- Разве я могу оставить тебя одну, моя маленькая Ай? Я для тебя украду... Я для тебя... - прошептала Софи-Катрин и резко открыла глаза.
Ее проснувшийся взгляд уперся в портрет девушки с белым чулком.
Глава 13
Ты в руках ничего не держи,
Свою память в душе заглуши,
А положат в ладони тебе
Твой последний обол,
Просто руки, как книгу, открой,
И уронишь ты воздух из них.
Фернандо Пессоа
- Догадываешься, зачем я тебя вызвал? - спросил майор Артамонов, как всегда не выспавшийся, всклокоченный, с темными мешками под глазами, но идеально выбритый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38