А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

) Проводите Моралева, он задержан. Ко мне - заведующего складом.
Сцена семьдесят девятая
Кабинет Томина. Томин и Ляля стоят у окна.
Томин. Да, у меня из окна прекрасный вид. Вот и "Эрмитаж" рядом. И я действительно знаком с Максименко - он учился в Юридическом институте... По ведь не для того вы пришли, Ляля,- не для светской беседы.
Ляля. Очень трудно начать.
Томин. Попробуйте с конца.
Ляля. С конца?.. Тех сережек у меня больше нет - вот!
Томин. Удружили. Давайте сядем. (Садится не за стол, а на стул рядом с Лялей.) И у кого они теперь?
Ляля. Вам нужен адрес и фамилия?
Томин. Но если сначала незнамо кто подарил, а потом незнамо кто взял - это будет уж слишком! Вам не кажется?
Ляля. Кажется. Потому и позвонила. (Короткая пауза.)
Томин. Пропажа связана с таинственным поклонником?
Ляля. Серьги у его... не знаю, как назвать: адъютант, телохранитель, секретарь... Словом, они всегда вместе. Так полагается.
Томин. Хм... Значит, имеются поклонник и адъютант. В чем суть события?
Ляля. В том, что "поклонник и адъютант" неожиданно явились к концу работы, посадили нас с Лелькой в машину и повезли развлекаться. А дальше... или поворот крутой, или машину тряхнуло - даже не пойму, только правая сережка вдруг упала мне на колени... Федя ее подхватил и говорит: "Ах, какая жалость!" Смотрю, а этой дужки, которая держится за ухо, нет под корень!.. Поискали - не нашли. Тогда Федя сказал...
Томин. Адъютант?
Ляля. Да, он сказал, что есть ювелир, который починит, но нужна вторая серьга для образца. И в общем... получилось, что я отдала. Ои обещал в течение двух дней, но...
Томин. Но эти дни истекли?
Ляля. Нет, все было только вчера, но... понимаете, Саша... Но обязательно по имени-отчеству?
Томин. Не обязательно.
Ляля. Так вот осталось омерзительное впечатление, что все это сделал Федя. Нарочно, понимаете? Что он так и собирался!.. И сережек этих больше не будет.
Входит сотрудник МУРа Аркадий.
Аркадий. Твой подшефный просится на исповедь. Томин (обрадованно). Надумал?
Аркадий (усмехнувшись). Случай помог. Он сам начал интересоваться, кто ты да что. Ребята объяснили. Чуть-чуть рекламы делу не вредит.
Томин. Слушай, Аркадий, раз вы так хорошо поладили, дай ему бумагу, пусть кается письменно. А то мне сейчас прерываться... Увлеки его идеей добровольного признания, а?
Аркадий. Ладно. (Выходит.)
Томин. Ляля, а как при этом происшествии с серьгами вел себя ваш поклонник?
. Ляля. Очень расстроился. Его подарок... Сказал, что это дурная примета... Нет, Евгений Евгеньич тут ни при чем.
Томин (настораживаясь). Евгений Евгеньич тут ни при чем?..
Ляля. Да, один Федя.
Томин. Евгений Евгеньич и Федя?.. Ляля... Пожилой толстенный барин, только сигары не хватает?
Ляля. Да...
Томин. Воронцов?!
Ляля. Я не знаю фамилии.
Томин. Воронцов! (Не в силах удержаться от смеха.) Ляля!.. Вы меня уморили!.. Секретный работник, фигура государственного значения!.. Это же Воронцов!
Ляля. Вы - знакомы?
Томин. Лялечка, держитесь покрепче за стул. Ваш таинственный Евгений Евгеньич заведует городской свалкой.
Ляля. Чем?!..
Сцена восьмидесятая
Кабинет Скопин а. На допросе заведующий складом, человек лет тридцати, подтянутый. Входит офицер милиции, кладет перед Скопиным машинописные листы - протокол допроса.
Офицер. Вадим Александрович, эксперт Кибрит. (Кивает на дверь.) Говорит, очень важно.
Скопин. Пусть войдет. Офицер пропускает в дверь Кибрит. Садитесь, Зинаида Яновна, сейчас улучим минутку.
Кибрит присаживается к его столу. (Просматривает протокол). Значит, вы демобилизовались- из армии по болезни.
Заведующий (сокрушенно). Да, товарищ полковник.
Скопин. Продолжайте, вы что-то хотели объяснить.
Заведующий. Да вот, почему на такой должности. Работать надо, а специальности гражданской нет. Образование чисто военное. Направили на этот склад вторсырья - заведуй. Ни порядка, пи дисциплины... Л теперь еще заваруха!
Скопин (дочитав протокол, поправляет заведующего). Следствие. Ознакомьтесь с показаниями вашего сотрудника. (Передает заведующему протокол; к Кибрит.) У вас нюх на новости, или сами хотели что-то сообщить?
Кибрит. Хотела бы, Вадим Александрович. Меня предупреждали, что аврал, но ведь вы умеете делать несколько дел сразу...
Скопин. Напишите коротко, о чем речь. Кибрит берет бумагу, пишет. (Заведующему.) Ну, как?
Заведующий (в растерянности). Нехорошо... Расстроили вы меня.
Скопин. Не знали?
Заведующий. Такого, конечно, не знал!..
Скопин. Но кое-что знали. Между тем, вероятно, есть инструкции, регламентирующие вашу работу. И, вероятно, там содержится запрещение принимать явно промышленные отходы. Не мне вам это объяснять.
Заведующий (помолчав). Давайте повернем вопрос в другую плоскость, товарищ полковник. Пойдем от здравого смысла. Начал я как? Мы, говорю, должны собирать то, что от населения, а вы мне - железные бочки или там балки. Не приму! Думаете, они их обратно везли? Отъезжали немножко и тут же сваливали!.. Смотрел я, смотрел на эту картину... пропадает добро! Травой стало зарастать. Устроил субботник. Что волоком, что на ручных тележках - прибрали. Цеха переработки тут же при складе. Металл под пресс и назад - в промышленность. Я считаю, по смыслу это государственно. Надо в первую голову думать о деле - не о параграфе! Все ж таки не воинский устав. Верно или нет?
Скопин. Нет! (Берет листок, исписанный Кибрит, быстро читает, взглядывает на Кибрит.) Так и чувствовал... (Достает из стола большой плотный конверт с сургучными печатями.) Два часа назад прислали мне из прокуратуры. Очень интригующее чтение.
Кибрит берет конверт и пристраивается с ним с сторонке.
Скопин (заведующему). Нет, неверно. Вам сдавали как отходы металл прямо из литейного цеха! И получали за это от вас - именно от вас - наличные деньги! А вы еще спрашиваете: верно пли неверно. Со своим - в кавычках - государственным подходом вы потворствовали жуликам. Ворью! Что это - хозяйственность? По-моему, преступление!
Сцена восемьдесят первая
Кабинет Томина. Томин и Ляля.
Томин. Ну, Ляля... слез не ожидал. Неужели разбито сердце?
Ляля. Сердце цело... Самолюбие бунтует! Нашла себе кавалера - с большой помойки!..
Томин. Успокоитесь, Ляля. Ну... Воронцов-мужик неглупый, речистый, сохранил импозантную внешность. Не мудрено было и обмануться... Ляля, мне непременно надо, чтобы вы успокоились!
Ляля. Хорошо, успокоюсь... Пойду домой, лягу, буду расслабляться... (Берется за сумочку.)
Томин. Лялечка, низко бью челом - сейчас не покидайте!
Ляля. Но вы же все узнали, Саша.
Томин. О серьгах - да. Но... Эдакое упрямое "но", которое стоит в дверях и но хочет вас выпускать! Я прошу об услуге, Ляля.
Ляля. Оперативное задание?
Томин. Нет. Но у меня к этил людям еще другой, совсем особый интерес.
Ляля. И что я должна?..
Томин. Только одно - вспоминать, вспоминать и вспоминать. Я буду задавать самые нелепые вопросы - не удивляйтесь. Никогда не угадаешь, а вдруг!..
Сцена восемьдесят вторая
Кабинет Скопина. Стенографиста нет. Скопил, К и б-р и т на прежнем месте. Перед столом. Воронцов просматривает и подписывает последний лист в протоколе допроса.
Воронцов. Вот и всё! Прошу. (Отдает протокол.) По окончании следствия вы сообщите мне свои выводы? Как руководителю.
Скопин Во всяком случае, мы увидимся. До свидания.
Воронцов. Всего доброго. Всего доброго. (Отвешивает галантный поклон в сторону Кибрит и выходит.)
Скопин. Такого обаятельного руководителя прямо нож острый отпускать! До последней минуты ждал какой-нибудь зацепки. Нет, про Воронцова все молчат. Будем выходить на него с другой стороны... (Кивает на конверт из прокуратуры.) Взволнованы?
Кибрит. Еще бы, Вадим Александрович!.. Мысли разбегаются...
Скопин. Сейчас закончу, и обсудим. (В переговорное устройство.) Товарищ Медведев!
Голос из микрофона: "Здесь".
У нас остался один Ферапонтиков?
Голос: "Да, товарищ полковник".
И что он?
Голос: "Все еще читает протокол..."
Его право... (Встает, расправляет плечи. Шутливо.) Начальство отвыкает работать, Зинаида Яновна. Каких-нибудь десять-пятнадцать допросов и - извольте полюбоваться - устал... (Выглядывает в приемную.) Танюша! Нельзя ли организовать нам кофейку?.. (К Кибрит.) Ну, вам не терпится перевести меня на другие рельсы?
Кибрит. Только бы не в тупик, Вадим Александрович! Понастроила кучу гипотез, но, боюсь, на песке... Вы читали восстановленный текст черновика?
Скопин. Читал.
Кибрит. Конечно, всего одна фраза, но... стиль!
Скопин. Если б не почерк, я бы сказал, что заявление и черновик писаны разными людьми.
Кибрит. Да, чужие слова!.. И, может быть, чужим фла-мастером. А этот самодельный пакет? Раз не было под рукой конверта, марки, значит, решение пришло внезапно! Но откуда клей? А главное, склеено ровненько! В письме буквы шатаются, строчки налезают друг на друга, а пакет...
Скопин. Помню, аккуратный пакетик. И любопытный почтовый штемпель, не заметили?
Кибрит. Мне показалось... обычный..
Скопин. Нет, он обычным, но пакет опущен в районе Комсомольской площади.
Кибрит. Комсомольской?.. Почему?..
Скопин. Вот и прокурор задается вопросом: почему?
Кибрит (обрадовано). Да?
Скопин. Да, он многими вопросам задается. Звонит внутренний телефон. (Берет трубку.) Слушаю... Кто?.. Ну, соедините... Да-да, Скопин. Сегодня спрос па меня явно превышает предложение... Ах так? Хорошо, жду. (Кладет трубку.) С Томиным не сговаривались? Кибрит отрицательно качает головой. Ладно, не важно... Зинаида Яновна, вы, наверное, можете повторить слово в слово письмо Баха. Где оно, по-вашему, написано?
Кибрит. Весь тон такой, что... вот сейчас человек поставит последнюю точку - и в воду.
Скопин. Верно, но конкретней... (Берет акт экспертизы из бумаг в конверте.) Тут есть... (Отыскивает нужное место.) Вот, слушайте: "Несмотря на трудности при идентификации почерка" - дальше в скобках: "связанные с прерывистым характером линий, отражающим фактуру поверхности, на которой лежала бумага..." Эти скобки очень меня привлекают.
Кибрит. Фактура поверхности? По моему, шершавый камень. Я с первой минуты были уверена, что Бах писал здесь, же, на парапете набережной! Но тогда казалось важным другое...
Входит Таня, неся кофе.
Скопин. Спасибо большое, Танечка!
Таня (к Кибрит). Вам сколько сахару?
Скопин. Ни-ни, дальнейшее обслуживание беру на себя. Таня уходит. Скопин и Кибрит пьют кофе. Некоторое время молчат. Были обещаны гипотезы.
Кибрит. Все странно, Вадим Александрович... Предположим, Бах решил умереть и пришел ночью на набережную... Зачем-то начал составлять заявление на блатном жаргоне... раздумал, вспомнил нормальный язык... Запаковал письмо, клей и фломастер выбросил, черновик сунул в карман... Отправился через полгорода на Комсомольскую площадь искать почтовый ящик... Затем, как маньяк, вернулся к реке и утопился...
Скопин. Один знакомый как будто видел его на Комсомольской площади, но гораздо раньше, около восьми вечера
Кибрит. Опять непонятно... Сумбур!
Скопин. Хорошо, произнесу вслух то, что вы не рискуете. Рядом с Бахом ощущается чье-то присутствие, так? Стоит допустить, что Бах был не один,- и сумбур исчезнет. Этот некто одолжил фломастер. (Берет фотокопию черновика.) Видите волнистую царапину - сначала пробовалась авторучка. Этот некто подсказывал: "Следователь шьет мне дело... лепит чернуху..." И он - уже потом- склеил пакет и опустил его в ящик. Логично?
Кибрит. Совершенно логично и... (горестно) совершенно бездоказательно!
Скопин. Пока да. Но в картине самоубийства не место странностям. Ситуация должна прочитываться однозначно. Если возникает - даже не утверждение, только вопрос: а был ли Бах один на один с рекой - то уже... Голос Медведева из переговорного устройства: "Товарищ полковник, Ферапонтиков мудрит и требует вас". (Иронически разводит руками.) Раз он требует - обязан подчиниться. Скопин садится на прежнее место за столом. Входит Фера-понтиков с протоколом допроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18