Он продолжил:
— Я считаю, что естественный гипноз эффективен, поскольку мы работаем с тем, что в тебе уже есть. Что бы это ни было, ты должна рассмотреть и описать. Главное — воля к перемене. Вместе мы отважимся посетить прекрасную страну, каковой является Джулия Остриан. Ты можешь быть спокойна, потому что я не скажу и не сделаю ничего такого, что может как-то изменить твою личность, и не собираюсь навязывать тебе какие-то мысли. Итак, мы начнем с некоторых общих успокаивающих упражнений, и я приглашаю тебя пройти их. Это очень просто. Настолько, что ты можешь все сделать сама. Ну что, начнем?
* * *
Майя Стерн была вне себя от возмущения, хотя лицо ее при этом ничего не выражало. С Джулией Остриан оказалось не так легко управляться, как ее уверяли. Она стояла в роскошной квартире Острианов, наклонившись над столом, опершись на него костяшками пальцев, и не отрывала глаз от телефона. Она набрала номер тайной, зашифрованной линии, которая, описав электронную дугу вокруг земного шара, в конце концов доставила сигнал в сотовый телефон Крейтона Редмонда.
Но он не ответил. Мобильный телефон с выключенным звуковым сигналом обычно лежал у него во внутреннем кармане пиджака, рядом с сердцем. Хозяин отзывался на виброзвонок и отвечал, если находился в ситуации, допускающей секретный разговор.
Она кипела от злости, расхаживала по комнате, глядя на награды, свидетельства и статуэтки, удостоверяющие таланты этой пианистки Остриан. Ей хотелось перебить их все. Она сняла трубку и нажала кнопку повторного вызова.
* * *
Орион Граполис говорил, Джулия плавала на спокойной поверхности озера его успокаивающего голоса. Она всегда инстинктивно доверяла ему, потому сейчас и пришла к нему.
Его голос приглашал ее.
— Успокаивайся, не стесняясь, как только можешь. Чтобы насладиться уютом кресла и тишиной этой комнаты. Дай себе ощутить свое дыхание и, когда будешь готова, сосредоточься на выдохе...
Он продолжал говорить, его голос становился все тише и спокойнее. Он тщательно наблюдал за ней, оценивая ее реакцию. На самом общем уровне цель психолога заключалась в том, чтобы помочь внести изменения в поведение, в реакцию на внешние раздражители и в осознание их. Когда это получается — а так оно обычно и происходит, пациенту навязывают эти изменения, — Орион сам переносится в другое измерение, в котором человеческая природа способна на все. Для Ориона это было важно.
Он продолжал:
— ...И теперь каждая часть твоего тела, каждая мышца ощущает тепло и покой. Наслаждайся тишиной внутри себя...
Он вновь замедлил темп речи. Его хриплый голос был едва громче шепота.
— Наслаждайся внутренней силой. С ее помощью ты найдешь центр тяжести. Он, наверно, находится в солнечном сплетении... Почувствуй средоточие внутри себя... Оно неразрушимо... чистое... первичное... средоточие твоей личности...
Продолжая тихо говорить, он следил, как закрываются ее глаза, а плечи опускаются на подушки большого кресла. Гипноз — это общение. В конце концов он попросил бы ее изменить поведение. Но гипноз парадоксален, поскольку никто не может неосознанно расслабиться и одновременно сознательно следовать указаниям.
Чтобы преодолеть парадокс, он начал просить ее сделать что-либо осознанное — сесть в удобное положение и успокоиться. На втором этапе ему нужно будет предложить ей ответить неосознанным поведением. Но он не знал, когда этот момент настанет и в чем выразится этот ответ. И вообще, получится ли что-нибудь. Этот этап является большой авантюрой, и, как всегда, ему придется полагаться на интуицию.
Если удача и момент будут на их стороне, внушение может в конечном итоге дать ответ на заданный ею вопрос — что вызвало слепоту.
— ...Ты ощущаешь сосредоточенность. Находись внутри. И этим внутренним средоточием начинай просматривать свое тело. Что останавливает твое внимание?
Он думал, что это могут быть глаза. Слепота стала событием, которое во многом сформировало большую часть ее жизни.
— Мой палец!
Ее левая рука схватилась за безымянный палец правой руки.
— Гм-м-м. Оставайся с этим ощущением.
— На нем я носила кольцо, которое мне дал дедушка Остриан. То самое, которое украла убийца. Я в точности ощущаю то место, на котором оно было.
Она согнула руку и стала тереть палец.
Он следил за выражением на ее лице.
— Хорошо не забывать об этом. Смело и почетно.
Она помолчала.
— Глаза жжет. — Она поморгала, продолжая массировать безымянный палец.
— Очень хорошо, что мы это узнали.
Он обратил внимание, как исказилось ее ангельское лицо и как боль поднялась словно из глубоких трещин.
— Как только ты сказал «хорошо», палец перестал так сильно болеть.
— Угу. Очень хорошо было узнать. — Повторяя слово «хорошо», он надеялся направить ее на то, что ее тело пыталось рассказать ей.
— Теперь его снова начало дергать.
— Ты все делаешь хорошо.
— Каждый раз, когда ты говоришь «хорошо», боль в пальце меняется.
Сказав о своих ощущениях, она вздрогнула. Но опять ни словом не обмолвилась о глазах.
Он продолжал слушать и повторял вслух ее слова и описание ощущений. Наконец стало ясно, что она оказалась в плену противоборства, разрываясь между сильным желанием убежать и таким же сильным желанием остаться, чтобы продолжить какую-то жизненно важную внутреннюю борьбу.
Он до сих пор не имел ни малейшего понятия, в чем заключается эта борьба, но его метод этого и не предполагал. Пациенты всегда говорят, что не могут помочь себе. К этому выводу их приводит подсознание. И Джулия Остриан сейчас бессознательно воевала сама с собой на уровне эмоций и мучилась от того, что он описал ход битвы.
Она не могла убежать. Она не могла столкнуться лицом к лицу с незнакомым чудовищем.
— Сердце разрывается. — В ее голосе прозвучала безнадежность, напряженность и страдание.
Наконец-то он понял, что она пытается сказать.
— Что-то болит у тебя в сердце.
Она прикусила нижнюю губу:
— Да.
Орион заставил себя дышать ровно и спокойно, ничем не выдавая возбуждения: наступал решающий момент. Он уже собирался попросить ее непроизвольно изменить...
— В твоем сердце союз "и", — сказал он.
Если бы она знала, что может столкнуться с тем, что одновременно мучило ее и продолжалось до сих пор, она бы смогла изменить внутреннюю установку, которая сдерживала ее. Это небольшая перемена, но, подобно просверленной дырке в запруде, имела бы огромные последствия.
— Что? — вдруг встрепенулась Джулия.
Она не могла поверить, что правильно его расслышала. Ее тело оцепенело, словно в ожидании удара.
Он внимательно смотрел на нее. Она, казалось, повисла между прошлым и настоящим, застыв от невозможности освободиться. Он должен был ей помочь.
— В твоем сердце союз "и", — мягко повторил он.
Она подняла брови:
— Что это значит?
— Твое сердце перекачивает кровь по всему телу, а не только к отдельным его частям. Оно не может выбрать себе сторону. Предпочесть левый желудочек правому. Правую ногу левой. Сердцу есть дело до всего.
Он подождал в надежде. Напряжение на лице Джулии становилось неустойчивым. Сработает ли маленькое внушение? Перерастет ли оно во что-то значительное? Сможет ли она изменить свое отношение и понять, что оба чувства были закономерными и даже добрыми?
Она молчала. На лице у нее было странное выражение, как будто она долго путешествовала где-то далеко и сейчас возвращалась домой. Неожиданно она глубоко вдохнула и кивнула. В ее голосе послышался благоговейный трепет.
— Мое "Я" не зависит от конкретного решения.
Она заулыбалась, словно осилив огромную тяжесть. Она может бежать. Она может бороться. Она может делать все, что ей нужно. Все было допустимо.
Орион Граполис сиял. Ради таких моментов он и жил. Они казались незначительными, но они были первой дырой в запруде. Он продолжал давить, не отводя от нее глаз.
— Оба твоих утверждения истинны. Ты хочешь разгадать свою загадку и вместе с тем хочешь избежать этого. Это противоборство причиняет тебе много страдания. Но, хотя эта боль беспокоит, она все же полезна, поскольку функциональна. Ее отсутствие приводит к проблемам. Возьми, например, прокаженных. Болезнь на них так действует, потому что они не чувствуют боли. А твое сердце воспринимает твою боль и твою радость...
По мере того как он успокаивал и объяснял, она ощущала, как что-то меняется внутри нее. Эти изменения наталкивались друг на друга, пока наконец не показалось, что сдвинулось что-то титаническое. Она хотела узнать, что же такое произошло, из-за чего она ослепла, но вряд ли на нее повлиял вечер дебюта.
Теперь, когда этот странный воображаемый запах, который она ощущала ранее, наполнил ее голову, она почувствовала себя свободной... и вынужденной говорить.
Она раскрыла рот и начала, не зная, что последует дальше. Ей казалось, что снесло какое-то заграждение. Воспоминания полились — ее выступление в Карнеги-холле, семейный праздник, который последовал далее в Арбор-Нолле, неукротимая энергия отца и то, как дедушка подарил кольцо с александритом, а вся семья смотрела и аплодировала. Все это было таким красочным, как будто произошло только что: празднование, разговоры, еда, напитки, семейные ритуалы. Ее слова воспроизводили вечер подобно фильму, но то сбивчивое раздражение, которое она испытывала по поводу этих событий, исчезло.
— Следующее, что я помню, — это мое пробуждение уже слепой. Но я так и не знаю, что заставило меня не захотеть больше видеть, — сказала она.
— Да.
Орион сидел неподвижно, его голос утих. Джулия, сидя напротив него, молчала. И сияла. Он все более восхищался ею. Она была неподвижна, как будто ее тело было перенесено в другую плоскость Ему много раз приходилось видеть такую реакцию — она исцелила что-то внутри. В его работе было много тайн, но он более всего ценил тайну первой крупицы истины. Это был акт рождения, при котором старое и уставшее умирало, а новое вступало в мир, дыша огнем и выплескивая его. Он не мог предсказать, какое это может быть изменение или куда оно может привести, но он знал, что она изменилась.
Джулия пребывала глубоко в себе, едва ощущая странный внутренний покой и уверенность. Она понимала, что чего-то не хватает. Это было похоже на заржавевшие тормоза, которые держали все в неподвижности. Теперь тормозов нет, и...
Она открыла рот. Казалось, с ее мозга спадал покров. И он возвращался к жизни. Нервное возбуждение прошло через все ее тело, потому что нежданно-негаданно многое обрело смысл...
Физически ее органы зрения действовали как положено.
Все дело в том, что ее мозг отказывался видеть.
Вначале она винила зрителей. Затем думала, что нужно выяснить, что же на самом деле произошло в ночь дебюта.
Но истина состояла в том... что ей не нужно было знать, что вызвало слепоту...
Ей не нужно было знать ничего...
Ненужно...
Пульс участился от возбуждения. В голове закружился странный запах. Внутри нее скрипели и подгонялись гранитные блоки. Глаза наполнились теплотой, влагой, а сладостно-горькая радость пронзила ее как...
В надежде она затаила дыхание...
Полоса сияющего света появилась на уровне глаз, а в них вдруг что-то ожило.
Сердце заколотилось. Затаив дыхание, она видела, как светящийся жар собирается вокруг нее в теплое, сверкающее марево. От волнения закружилась голова. Космос засиял. Ее больше не нужно знать, как или почему, потому что...
Она вновь могла видеть!
Она резко вдохнула. Она видела контуры... стол, стулья, низкий столик и коренастого человека с усами и объемистым животом, который смотрел на нее с самым добрым выражением на лице, которое только ей доводилось видеть.
В горле у нее пересохло. Она облизала губы. Она улыбалась. По бдительному взгляду Ориона она поняла, что он наблюдал нечто выдающееся.
— Да? — выжидательно спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83