В тот вечер я вернулся после напряженного дня, проведенного в кинотеатрах. Я посмотрел целых четыре фильма. В холле меня ждали сестра Анна и брат Бернард.
— Вот он, негодяй! — вскричал брат Бернард и угрожающе двинулся ко мне. — Сейчас я ему покажу, как болеть. Где ты шлялся? — Чем больше он злился, тем сильнее в его речи слышался валлийский акцент. В конце даже трудно было понять, что он говорит.
— Работал, — ответил я.
— Работал? Ах ты лгун! — Он ударил меня по лицу, и моя рука метнулась к щеке.
— Фрэнсис, Фрэнсис, как ты мог это сделать? — печально поинтересовалась сестра Анна. — Я так на тебя надеялась.
Я не ответил. Брат Бернард ударил меня еще раз.
— Отвечай учительнице!
Я сердито посмотрел на них, из меня сами собой полились гневные слова:
— Мне надоело все это... надоела школа, надоел сиротский приют! Здесь хуже, чем в тюрьме. У заключенных в тюрьме даже больше свободы, чем у меня! Что я сделал, чтобы меня упрятали за решетку и запирали на ночь? В Библии говорится, что правда дарит свободу. Вы учили меня любить Господа, потому что он так много нам дал! Вы начинали каждый день с благодарных молитв. Вы благодарили его за то, что мы родились в тюрьме! — Моя грудь судорожно вздымалась и я почти плакал.
В уголках глаз сестры Анны заблестели слезы, даже брат Бернард замолчал. Сестра Анна обняла меня и прижала к себе.
—Бедный Фрэнсис! Неужели ты не понимаешь, что мы хотим помочь тебе? — спокойно проговорила она. — Ты поступил плохо, очень плохо!
Я зашевелился в ее объятиях. Попытался поднять руки и вытереть глаза, но руки запутались в платье и каким-то образом очутились на груди сестры Анны. Я затаил дыхание. Она стояла спиной к брату Бернарду, и он не мог видеть, что я делаю. Сестра Анна смутилась. Я невинно смотрел ей в лицо.
— Ты должен дать слово, что никогда больше не будешь этого делать, — строго сказала она.
Интересно, что она имеет в виду: прогулы или?..
— Обещаю.
Когда сестра Анна повернулась к брату Бернарду, на ее бледном лбу блестели капли пота.
— Фрэнсис уже достаточно наказан, брат. Теперь он будет вести себя хорошо. Он дал слово. Я пойду молиться за спасение его души. — Она отвернулась от брата Бернарда и направилась к двери.
Несколько секунд брат Бернард молча смотрел на меня, затем пошел в столовую.
— Иди поужинай.
Я был большим парнем и все понимал. Сегодня я решил не идти купаться и вернулся в школу мучить сестру Анну. По ее взглядам я понял, что она не забыла тот вечер в приюте. Тогда я осознал, что сестры тоже женщины.
Когда я вернулся в школьный двор, еще была большая перемена. У ворот проходила шумная игра в мяч. Я увлекся и очнулся, только оказавшись на земле. Один парень подставил ногу, а Джерри Коуэн толкнул. Джерри расхохотался.
— Что смешного, черт побери? — рассердился я.
— Это тебе за шарик. Думал, я не заметил? — продолжал хохотать он.
— О'кей, — произнес я, вставая. — Квиты. Мы сели на бордюр и принялись наблюдать за игрой. Так мы и сидели до начала занятий — Джерри Коуэн и я, сын мэра Нью-Йорка и сирота из приюта Святой Терезы, которые милостью Божьей ходили в одну приходскую школу и были близкими друзьями.
Глава 2
Сколько себя помню, всегда жил в приюте. Жизнь там не такая уж и плохая, как все думают. Нас хорошо кормили, одевали и учили. Меня не очень беспокоило отсутствие родительской ласки. Среди других черт характера я был щедро наделен самостоятельностью и независимостью, которые большинство детей приобретают значительно позже.
Я вечно где-то подрабатывал и занимал деньги другим ребятам, которые по идее должны были занимать мне. Я знал, когда им выдают деньги на карманные расходы, и всегда возвращал свои бабки. Около двух недель назад я занял двадцать центов Питеру Санперо. Раз он просто смылся, потом ответил, что на мели, но сегодня я собирался вернуть свои двадцать центов.
После занятий я остановил Пита и двух его приятелей на школьном дворе.
— Эй, Пит, как насчет моих двадцати центов? — поинтересовался я.
Питер считал себя крутым парнем и думал, что знает ответы на все вопросы. Он был чуть ниже меня, но значительно шире в плечах и тяжелее.
— А что насчет твоих двадцати центов? — издевательски переспросил он.
— Я хочу получить их. Я занял тебе бабки, а не подарил.
— Да пошел ты со своими двадцатью центами! — прогнусавил Санперо и повернулся к друзьям. — Знаете, чего я терпеть не могу в этих сиротках из приюта? Мы содержим для них школу, а они ведут себя словно хозяева. Я тебе отдам твои двадцать центов, когда захочу и когда они у меня будут!
Я начал злиться, но не потому, что меня обозвали сироткой. Плевать! Меня часто называли сиротой. Я не был похож на Маккрери, который очень переживал, когда его обзывали сироткой. Брат Бернард часто говорил: «Дети, вы самые счастливые! Все мы Божьи дети, но вас Господь любит больше всех, потому что он единственный ваш родитель». Нет, когда меня называли сиротой, я не злился. Но я никому не собирался позволять водить себя за нос.
Я бросился на Питера Санперо. Он сделал шаг в сторону и заехал мне в челюсть. Я упал.
— Ах, ты вшивый итальяшка!
Он бросился на меня сверху и ударил кулаком в лицо. Я почувствовал, как из носа потекла кровь, и двинул Питу коленом в пах. Его лицо побелело, и он начал сползать с меня. Я освободил одну руку и ударил его по шее прямо под подбородком. Он скатился с меня и замер. Питер держался одной рукой за пах, а другой за бок и тихо стонал.
Я встал и нагнулся над ним. Кровь из разбитого носа капала прямо ему на рубашку. Достал из кармана горсть мелочи, отсчитал двадцать центов и показал его друзьям.
— Видите, я беру только свои двадцать центов? Если хотите, с вами будет то же самое, что с ним!
Они молча смотрели, как я пошел, вытирая кровь из носа, потом подняли своего друга.
Я отправился в бильярдную Джимми Кеуфа. Кеуф в зеленых очках сидел за стойкой.
— Что стряслось, малыш? — рассмеялся он.
— Ничего особенного, мистер Кеуф, — гордо ответил я. — Просто один тип подумал, что может не вернуть мне долг, но он ошибся.
— Молодец, Фрэнки. Никогда не позволяй водить себя за нос. Как только ты это сделаешь, тебе крышка! Пойди умойся и подмети здесь. — Я слышал, как он сказал кому-то: — Когда-нибудь этот парень добьется многого. Ему только тринадцать, а он уже собирает ставки лучше меня.
В туалете воняло табаком и мочой. Я встал на унитаз и открыл окно. Затем вымыл руки и лицо и вытерся концом рубашки. Вернувшись в бильярдную, принялся за работу.
Работа у Кеуфа являлась самым радостным моментом моего дня. Начинал я с уборки. В комнате стояли восемь бильярдных столов, из-под которых я должен был выметать мусор. Затем очень аккуратно, чтобы не повредить фетр, чистил столы щеткой и натирал дерево до блеска. После этого готовил холодное пиво и содовую. Это было время сухого закона, и пиво хранилось в подвале. Когда кто-нибудь из посетителей хотел выпить, он обращался к Кеуфу, а если тот был занят, то посылал вниз меня. Иногда Джимми держал пару бутылок под стойкой.
Около четырех по телефону начинали сообщать результаты скачек, и я записывал их на черной доске, стоящей в углу. Еще я собирал шары и выполнял поручения посетителей. Например, иногда бегал за сэндвичами. Под рукой всегда старался держать ящик со щетками на случай, если кто-нибудь захочет почистить обувь.
За эту работу я обычно получал три бака в неделю, а вместе с чаевыми выходило от шести до восьми. Когда начнутся каникулы, Джимми обещал отправить меня собирать мелкие ставки. Он сказал, что на этом можно иметь десять-пятнадцать баков в неделю. В полседьмого мистер Кеуф передавал мне все записки со ставками, и я садился за подсчеты. К семи бежал на ужин в приют, а после уж — а возвращался еще на час-другой. Джимми Кеуф почему-то никогда не разрешал мне оставаться в бильярдной допоздна.
На следующий день вместо Питера Санперо в школу пришла его мать. Она разговаривала с сестрой Анной, бросая в мою сторону уничтожающие взгляды. Сестра Анна отослала ее к старшей сестре. Минут через двадцать из канцелярии пришла секретарша.
— Урок будет вести Мэри Петере, — сообщила сестра Анна. — Фрэнсис, пошли.
Мы отправились в кабинет старшей сестры. Там уже сидели брат Бернард, старшая сестра и миссис Сан-перо.
— Если вы не можете контролировать таких хулиганов, отошлите их туда, где им место... — Миссис Санперо замолчала, увидев меня.
— Иди сюда, Фрэнсис, — велела старшая сестра.
Я подошел.
— Ты знаешь, что мне сейчас о тебе рассказали? Что ты подрался с Питером и сильно его избил. Почему ты это сделал? — почти ласково поинтересовалась старшая сестра.
— Он занял у меня двадцать центов и не хотел отдавать. И еще он обозвал меня сироткой. — Я знал, что старшая сестра не любит, когда нас обзывали.
— Фрэнсис, ты должен научиться контролировать свои эмоции. Слова не приносят никакого вреда. Вспомни, Иисус велел подставлять правую щеку, когда тебя бьют по левой. Я хочу, чтобы ты извинился перед миссис Санперо.
Извинение мне ничего не стоило, поэтому я подошел к ней и сказал:
— Извините, миссис Санперо. Я не хотел драться с Питом.
Мать Пита промолчала. Я вернулся к старшей сестре.
— Фрэнсис, в качестве наказания я попросила брата Бернарда не выпускать тебя из приюта после занятий следующие две недели, — сообщила она.
— Две недели! — растерялся я. — Вы не можете это сделать... не можете.
— Почему это не можем? — грозно переспросил брат Бернард.
— Потому что Джимми Кеуф возьмет на мое место кого-нибудь другого, — объяснил я.
— Значит, ты работаешь у, Кеуфа, — произнесшей, кивая головой. — А скажи мне, пожалуйста, чем ты там занимаешься?
— Убираю и бегаю по поручениям.
— Убираешь, значит? Ничего, у нас тоже найдется уборка!
— Возвращайся в класс, — сказала старшая сестра.
— Пойдем, Фрэнсис, — позвала меня сестра Анна.
Мы молча вышли. На лестнице она остановилась и взяла меня за руку. Сестра Анна стояла на две ступеньки ниже, и наши лица находились на одном уровне.
— Не расстраивайся, Фрэнсис. — Ее глаза смотрели прямо в мои. — Все будет в порядке.
Я импульсивно поцеловал ее руку.
— Я люблю вас, — горячо пробормотал я. — Вы единственный справедливый человек, который понимает меня. Я люблю вас!
Она сжала мою руку и поднялась ко мне. В глазах сестры Анны заблестели слезы.
— Бедный ребенок, — прошептала она и поцеловала меня в губы.
В ту же секунду сестра Анна поняла, что я уже не ребенок, что я оставил детство далеко позади. Она выпрямилась и резко вздохнула. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, затем она отвернулась, нагнула голову, и мы пошли в класс.
Глава 3
Обманывать брата Бернарда оказалось нетрудно, и через два-три дня я легко научился это делать. Я просто говорил ему после ужина, что иду спать, а сам выбирался на улицу через окно спальни. Ночью возвращался таким же способом, и все было в порядке.
В один из этих дней я познакомился с Силком Феннелли.
Мистера Феннелли знали все в нашем районе. Он занимался всем: выпивкой, азартными играми, тотализатором, рэкетом. Его очень уважали и боялись. Я видел его иногда мельком, когда он заглядывал к Кеуфу по делам. Феннелли всегда приводил с собой своих парней. Он был крут, жесток и отличался острым умом. Силк не боялся ни Бога, ни черта! Он стал моим кумиром.
Иногда, рано придя в бильярдную, я брал ящик со щетками и выходил на улицу подработать. В тот день я зашел в спикизи на углу Бродвея и Шестьдесят пятой улицы. В спикизи всегда можно было найти клиентов.
С предложением почистить обувь я принялся обходить посетителей.
— Убирайся, — заорал толстый бармен, на лысом черепе которого сверкали капли пота. — Сколько раз вам повторять — не приставайте к посетителям? Пошел вон, пока я тебя не вышвырнул!
Я молча направился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Вот он, негодяй! — вскричал брат Бернард и угрожающе двинулся ко мне. — Сейчас я ему покажу, как болеть. Где ты шлялся? — Чем больше он злился, тем сильнее в его речи слышался валлийский акцент. В конце даже трудно было понять, что он говорит.
— Работал, — ответил я.
— Работал? Ах ты лгун! — Он ударил меня по лицу, и моя рука метнулась к щеке.
— Фрэнсис, Фрэнсис, как ты мог это сделать? — печально поинтересовалась сестра Анна. — Я так на тебя надеялась.
Я не ответил. Брат Бернард ударил меня еще раз.
— Отвечай учительнице!
Я сердито посмотрел на них, из меня сами собой полились гневные слова:
— Мне надоело все это... надоела школа, надоел сиротский приют! Здесь хуже, чем в тюрьме. У заключенных в тюрьме даже больше свободы, чем у меня! Что я сделал, чтобы меня упрятали за решетку и запирали на ночь? В Библии говорится, что правда дарит свободу. Вы учили меня любить Господа, потому что он так много нам дал! Вы начинали каждый день с благодарных молитв. Вы благодарили его за то, что мы родились в тюрьме! — Моя грудь судорожно вздымалась и я почти плакал.
В уголках глаз сестры Анны заблестели слезы, даже брат Бернард замолчал. Сестра Анна обняла меня и прижала к себе.
—Бедный Фрэнсис! Неужели ты не понимаешь, что мы хотим помочь тебе? — спокойно проговорила она. — Ты поступил плохо, очень плохо!
Я зашевелился в ее объятиях. Попытался поднять руки и вытереть глаза, но руки запутались в платье и каким-то образом очутились на груди сестры Анны. Я затаил дыхание. Она стояла спиной к брату Бернарду, и он не мог видеть, что я делаю. Сестра Анна смутилась. Я невинно смотрел ей в лицо.
— Ты должен дать слово, что никогда больше не будешь этого делать, — строго сказала она.
Интересно, что она имеет в виду: прогулы или?..
— Обещаю.
Когда сестра Анна повернулась к брату Бернарду, на ее бледном лбу блестели капли пота.
— Фрэнсис уже достаточно наказан, брат. Теперь он будет вести себя хорошо. Он дал слово. Я пойду молиться за спасение его души. — Она отвернулась от брата Бернарда и направилась к двери.
Несколько секунд брат Бернард молча смотрел на меня, затем пошел в столовую.
— Иди поужинай.
Я был большим парнем и все понимал. Сегодня я решил не идти купаться и вернулся в школу мучить сестру Анну. По ее взглядам я понял, что она не забыла тот вечер в приюте. Тогда я осознал, что сестры тоже женщины.
Когда я вернулся в школьный двор, еще была большая перемена. У ворот проходила шумная игра в мяч. Я увлекся и очнулся, только оказавшись на земле. Один парень подставил ногу, а Джерри Коуэн толкнул. Джерри расхохотался.
— Что смешного, черт побери? — рассердился я.
— Это тебе за шарик. Думал, я не заметил? — продолжал хохотать он.
— О'кей, — произнес я, вставая. — Квиты. Мы сели на бордюр и принялись наблюдать за игрой. Так мы и сидели до начала занятий — Джерри Коуэн и я, сын мэра Нью-Йорка и сирота из приюта Святой Терезы, которые милостью Божьей ходили в одну приходскую школу и были близкими друзьями.
Глава 2
Сколько себя помню, всегда жил в приюте. Жизнь там не такая уж и плохая, как все думают. Нас хорошо кормили, одевали и учили. Меня не очень беспокоило отсутствие родительской ласки. Среди других черт характера я был щедро наделен самостоятельностью и независимостью, которые большинство детей приобретают значительно позже.
Я вечно где-то подрабатывал и занимал деньги другим ребятам, которые по идее должны были занимать мне. Я знал, когда им выдают деньги на карманные расходы, и всегда возвращал свои бабки. Около двух недель назад я занял двадцать центов Питеру Санперо. Раз он просто смылся, потом ответил, что на мели, но сегодня я собирался вернуть свои двадцать центов.
После занятий я остановил Пита и двух его приятелей на школьном дворе.
— Эй, Пит, как насчет моих двадцати центов? — поинтересовался я.
Питер считал себя крутым парнем и думал, что знает ответы на все вопросы. Он был чуть ниже меня, но значительно шире в плечах и тяжелее.
— А что насчет твоих двадцати центов? — издевательски переспросил он.
— Я хочу получить их. Я занял тебе бабки, а не подарил.
— Да пошел ты со своими двадцатью центами! — прогнусавил Санперо и повернулся к друзьям. — Знаете, чего я терпеть не могу в этих сиротках из приюта? Мы содержим для них школу, а они ведут себя словно хозяева. Я тебе отдам твои двадцать центов, когда захочу и когда они у меня будут!
Я начал злиться, но не потому, что меня обозвали сироткой. Плевать! Меня часто называли сиротой. Я не был похож на Маккрери, который очень переживал, когда его обзывали сироткой. Брат Бернард часто говорил: «Дети, вы самые счастливые! Все мы Божьи дети, но вас Господь любит больше всех, потому что он единственный ваш родитель». Нет, когда меня называли сиротой, я не злился. Но я никому не собирался позволять водить себя за нос.
Я бросился на Питера Санперо. Он сделал шаг в сторону и заехал мне в челюсть. Я упал.
— Ах, ты вшивый итальяшка!
Он бросился на меня сверху и ударил кулаком в лицо. Я почувствовал, как из носа потекла кровь, и двинул Питу коленом в пах. Его лицо побелело, и он начал сползать с меня. Я освободил одну руку и ударил его по шее прямо под подбородком. Он скатился с меня и замер. Питер держался одной рукой за пах, а другой за бок и тихо стонал.
Я встал и нагнулся над ним. Кровь из разбитого носа капала прямо ему на рубашку. Достал из кармана горсть мелочи, отсчитал двадцать центов и показал его друзьям.
— Видите, я беру только свои двадцать центов? Если хотите, с вами будет то же самое, что с ним!
Они молча смотрели, как я пошел, вытирая кровь из носа, потом подняли своего друга.
Я отправился в бильярдную Джимми Кеуфа. Кеуф в зеленых очках сидел за стойкой.
— Что стряслось, малыш? — рассмеялся он.
— Ничего особенного, мистер Кеуф, — гордо ответил я. — Просто один тип подумал, что может не вернуть мне долг, но он ошибся.
— Молодец, Фрэнки. Никогда не позволяй водить себя за нос. Как только ты это сделаешь, тебе крышка! Пойди умойся и подмети здесь. — Я слышал, как он сказал кому-то: — Когда-нибудь этот парень добьется многого. Ему только тринадцать, а он уже собирает ставки лучше меня.
В туалете воняло табаком и мочой. Я встал на унитаз и открыл окно. Затем вымыл руки и лицо и вытерся концом рубашки. Вернувшись в бильярдную, принялся за работу.
Работа у Кеуфа являлась самым радостным моментом моего дня. Начинал я с уборки. В комнате стояли восемь бильярдных столов, из-под которых я должен был выметать мусор. Затем очень аккуратно, чтобы не повредить фетр, чистил столы щеткой и натирал дерево до блеска. После этого готовил холодное пиво и содовую. Это было время сухого закона, и пиво хранилось в подвале. Когда кто-нибудь из посетителей хотел выпить, он обращался к Кеуфу, а если тот был занят, то посылал вниз меня. Иногда Джимми держал пару бутылок под стойкой.
Около четырех по телефону начинали сообщать результаты скачек, и я записывал их на черной доске, стоящей в углу. Еще я собирал шары и выполнял поручения посетителей. Например, иногда бегал за сэндвичами. Под рукой всегда старался держать ящик со щетками на случай, если кто-нибудь захочет почистить обувь.
За эту работу я обычно получал три бака в неделю, а вместе с чаевыми выходило от шести до восьми. Когда начнутся каникулы, Джимми обещал отправить меня собирать мелкие ставки. Он сказал, что на этом можно иметь десять-пятнадцать баков в неделю. В полседьмого мистер Кеуф передавал мне все записки со ставками, и я садился за подсчеты. К семи бежал на ужин в приют, а после уж — а возвращался еще на час-другой. Джимми Кеуф почему-то никогда не разрешал мне оставаться в бильярдной допоздна.
На следующий день вместо Питера Санперо в школу пришла его мать. Она разговаривала с сестрой Анной, бросая в мою сторону уничтожающие взгляды. Сестра Анна отослала ее к старшей сестре. Минут через двадцать из канцелярии пришла секретарша.
— Урок будет вести Мэри Петере, — сообщила сестра Анна. — Фрэнсис, пошли.
Мы отправились в кабинет старшей сестры. Там уже сидели брат Бернард, старшая сестра и миссис Сан-перо.
— Если вы не можете контролировать таких хулиганов, отошлите их туда, где им место... — Миссис Санперо замолчала, увидев меня.
— Иди сюда, Фрэнсис, — велела старшая сестра.
Я подошел.
— Ты знаешь, что мне сейчас о тебе рассказали? Что ты подрался с Питером и сильно его избил. Почему ты это сделал? — почти ласково поинтересовалась старшая сестра.
— Он занял у меня двадцать центов и не хотел отдавать. И еще он обозвал меня сироткой. — Я знал, что старшая сестра не любит, когда нас обзывали.
— Фрэнсис, ты должен научиться контролировать свои эмоции. Слова не приносят никакого вреда. Вспомни, Иисус велел подставлять правую щеку, когда тебя бьют по левой. Я хочу, чтобы ты извинился перед миссис Санперо.
Извинение мне ничего не стоило, поэтому я подошел к ней и сказал:
— Извините, миссис Санперо. Я не хотел драться с Питом.
Мать Пита промолчала. Я вернулся к старшей сестре.
— Фрэнсис, в качестве наказания я попросила брата Бернарда не выпускать тебя из приюта после занятий следующие две недели, — сообщила она.
— Две недели! — растерялся я. — Вы не можете это сделать... не можете.
— Почему это не можем? — грозно переспросил брат Бернард.
— Потому что Джимми Кеуф возьмет на мое место кого-нибудь другого, — объяснил я.
— Значит, ты работаешь у, Кеуфа, — произнесшей, кивая головой. — А скажи мне, пожалуйста, чем ты там занимаешься?
— Убираю и бегаю по поручениям.
— Убираешь, значит? Ничего, у нас тоже найдется уборка!
— Возвращайся в класс, — сказала старшая сестра.
— Пойдем, Фрэнсис, — позвала меня сестра Анна.
Мы молча вышли. На лестнице она остановилась и взяла меня за руку. Сестра Анна стояла на две ступеньки ниже, и наши лица находились на одном уровне.
— Не расстраивайся, Фрэнсис. — Ее глаза смотрели прямо в мои. — Все будет в порядке.
Я импульсивно поцеловал ее руку.
— Я люблю вас, — горячо пробормотал я. — Вы единственный справедливый человек, который понимает меня. Я люблю вас!
Она сжала мою руку и поднялась ко мне. В глазах сестры Анны заблестели слезы.
— Бедный ребенок, — прошептала она и поцеловала меня в губы.
В ту же секунду сестра Анна поняла, что я уже не ребенок, что я оставил детство далеко позади. Она выпрямилась и резко вздохнула. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, затем она отвернулась, нагнула голову, и мы пошли в класс.
Глава 3
Обманывать брата Бернарда оказалось нетрудно, и через два-три дня я легко научился это делать. Я просто говорил ему после ужина, что иду спать, а сам выбирался на улицу через окно спальни. Ночью возвращался таким же способом, и все было в порядке.
В один из этих дней я познакомился с Силком Феннелли.
Мистера Феннелли знали все в нашем районе. Он занимался всем: выпивкой, азартными играми, тотализатором, рэкетом. Его очень уважали и боялись. Я видел его иногда мельком, когда он заглядывал к Кеуфу по делам. Феннелли всегда приводил с собой своих парней. Он был крут, жесток и отличался острым умом. Силк не боялся ни Бога, ни черта! Он стал моим кумиром.
Иногда, рано придя в бильярдную, я брал ящик со щетками и выходил на улицу подработать. В тот день я зашел в спикизи на углу Бродвея и Шестьдесят пятой улицы. В спикизи всегда можно было найти клиентов.
С предложением почистить обувь я принялся обходить посетителей.
— Убирайся, — заорал толстый бармен, на лысом черепе которого сверкали капли пота. — Сколько раз вам повторять — не приставайте к посетителям? Пошел вон, пока я тебя не вышвырнул!
Я молча направился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58