А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— выкрикнула Кассия в отчаянии.
Он заполнил ее всю, стараясь стать частью ее и сделать ее частью себя, и в этот момент она ненавидела и себя, и его.
Кассия лежала холодная, как кусок мрамора, не двигаясь, стараясь терпеть молча. Она будто существовала отдельно и независимо от беспомощной женщины, томившейся под этим мужчиной.
Грэлэм по привычке хотел выругаться, но слова его будто застряли в горле, он поперхнулся ими в то время, как семя его изверглось глубоко в ее лоно. Он тотчас же отодвинулся от нее и теперь, задыхаясь, лежал, перевернувшись на спину.
— Вижу, — сказал он, — твоя любовь недолговечна.
— Да, — прошептала она, — так и есть. Как может любовь пережить жестокость и недоверие?
Он наконец чуть слышно чертыхнулся.
Кассия с трудом, едва держась на ногах, поднялась с постели, подошла к миске с водой и быстро вымылась. Она знала, что муж наблюдает за ней, но не стыдилась, будто его и не было. Осторожно легла она на краю постели, натянув одеяло до подбородка, но согреться не могла. Кассия вяло подумала, что этот холод идет откуда-то изнутри. Ей казалось, что теперь она не согреется до конца жизни.
Глава 26
— Через полторы недели коронация Эдуарда.
— Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Кассия, доедая свежий горох с деревянной тарелки.
— Я, миледи? Разве ты не помнишь, что нас пригласили обоих? Неужели мое общество столь ненавистно тебе, что ты предпочла бы пропустить это волнующее событие?
Она с надеждой подняла на него печальные глаза. Грэлэм, наблюдая за женой, видел, как она облизала нижнюю губу розовым язычком. Мысленно он проклинал себя за то, что желал ее, желал даже сейчас, когда она сидела вот так рядом в зале, полном людей, и ничего не мог с собой поделать!
— Я должна ехать с вами, милорд?
— Слишком большой риск оставить тебя здесь, миледи, — процедил лорд Грэлэм сквозь зубы, стараясь утихомирить свой порыв, погасить желание. Он заметил, как глаза жены блеснули гневом, и добавил лениво: — Ешь побольше, Кассия, а иначе я не дождусь от Эдуарда ничего, кроме сострадания, когда он увидит, что я женат на какой-то тщедушной и жалкой девчушке.
Рыцарь продолжал с интересом наблюдать за женой и заметил, как ее рука сжала ножку кубка.
— Не стесняйся, — поддразнил он ее чуть слышно, — выплесни вино мне в лицо. Это по крайней мере даст мне возможность насладиться местью.
Рука ее отпустила кубок, будто она обожглась об него. Де Моретон рассмеялся жестоким, грубым смехом.
— Не имеет значения, Кассия. Совокупление с тобой не приносит мне почти никакого удовольствия. Если будешь и дальше продолжать так же, скоро станешь похожей на мальчишку. И тогда, возможно, я стану мужеложцем.
Кассия стиснула зубы с такой силой, что у нее заболели челюсти.
— Ну что? — Грэлэм продолжал дразнить ее. — Даже не пытаешься вздернуть свой подбородочек?
Кассия взяла кусочек свинины на ребрышке, поднесла ко рту и принялась не спеша обгладывать мясо. Она услышала, как муж судорожно втянул воздух, и позволила себе слизнуть с кости подливу; потом захватила кость зубами, откусывая нежное мясо.
Когда-то, как теперь ей казалось, давным-давно он научил ее доставлять ему наслаждение. Он смеялся над ней, дразнил ее, потешался над ее неуклюжими усилиями, пока она не начинала стонать от страсти, и снова смеялся, видя ее экстаз. Кассия заметила, как взгляд мужа задержался на ее губах, и на мгновение ощутила сладость отмщения. Вынув кость изо рта, она небрежно бросила ее на свою тарелку. И вздернула подбородок.
— Сука, — прошептал он.
Потом стремительно поднялся из-за стола и вышел из зала.
Начинался дождь, и Кассия была почти готова окликнуть его.
«Какая же ты неисправимая дура, — выбранила она себя, — беспокоиться оттого, что этот скот может подхватить простуду!»
Грэлэм торопливо поднимался по лестнице на стену. Наконец он остановился и оперся спиной о холодный жесткий камень. Глядя на море, рыцарь понял, что ни осколок луны, ни белая пена на гребнях волн не скажут ему ничего нового. Теплый дождь омыл его лицо. По крайней мере, пошутил он про себя, влага охлаждает страсти.
Грэлэм вдруг ощутил, как он устал. Он был почти доведен до безумия своими постоянными перепалками с Кассией, необходимостью уязвлять ее и затем наблюдать, как она попеременно демонстрирует ему то свой страх, то ненависть. Черт возьми, ни в том, ни в другом не было его вины! И все же в глубине души он знал, что вина была, знал, что Кассия никогда не покинула бы его, если бы он не толкнул ее на это. В памяти рыцаря вихрем проносились события последних месяцев. Недели нежности и любви, когда он принял решение забыть, махнуть рукой на ее ложь, простить, не обращать внимания на то, что она обвиняла его во всем. Дайнуолд де Фортенберри. В его сознании это звучало как погребальный звон. «Я не бежала с ним, потому что люблю тебя». В глазах Грэлэма потемнело, его затопил гнев на самого себя за то, что проявил слабость и поверил ей хотя бы на мгновение. Рыцарь изо всей силы хватил кулаком по жесткому камню. Он ненавидел себя за испытываемое им чувство глубокой неопределенности и нерешительности. Никогда прежде его не посещали сомнения, подобные этим. Никогда ни к кому он не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего то, что пережил с Кассией. Если бы Эдуард позвал его в новый крестовый поход, он бы откликнулся немедленно. И тотчас же перед ним предстало лицо Кассии с глубокими ямочками на щеках, появлявшимися, когда она улыбалась ему, ее глаза, расширившиеся от изумления, когда впервые она испытала с ним дотоле не изведанное наслаждение.
— Клянусь мощами святого Петра, как я устал от всего этого! — пробормотал Грэлэм. Он двинулся к замку, отряхиваясь, как огромная беспородная собака.
Кассию охватило приятное возбуждение, и даже отдаление мужа не слишком огорчало ее. Он не обращал на нее ни малейшего внимания, предоставив ей вести все приготовления к путешествию самой. То, что ей приходилось заботиться о множестве мелочей и принимать многочисленные решения, позволяло Кассии скрыть от мужа свои чувства, свою боль. Когда она добиралась поздней ночью до постели, то лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию. За день до их отъезда Грэлэм неожиданно вошел в их спальню. На мгновение он остановился, глядя на жену, вертевшуюся в своем новом синего атласа платье перед зеркалом. Несмотря на хрупкость, она казалась безупречно прекрасной. Густые мягкие кудри обрамляли ее лицо и красиво лежали на небольшой головке, ниспадая до плеч. Смех замер на ее устах, когда она увидела его.
— Милорд?
— Это платье тебе к лицу, миледи, — сказал он не слишком приветливо.
Она старалась не выдать своих чувств и ответила только:
— Благодарю, милорд.
— С платьем ты будешь носить ожерелье.
Грэлэм не мог не заметить, как по телу жены, прошла дрожь отвращения.
Леди Кассия потупила голову.
Рыцарь подошел к своему сундуку, вытащил и поднял ожерелье и глядел, как камни сверкают и переливаются в солнечном свете, вливавшемся в комнату через небольшие оконца.
— Подойди сюда.
Кассия медленно приблизилась; обернувшись, она приподняла волосы с шеи. И тотчас же ощутила тяжесть ожерелья на груди, почувствовала холодок массивного золотого плетения на обнаженной шее. Грэдэм застегнул его и отступил назад.
Его жена похожа на принцессу из варварской страны, подумал рыцарь. Он смотрел, как она поднимает руку и пальцы ее легонько касаются ожерелья. Его не особенно удивило, что она отвела руку, будто драгоценность обожгла ее пальцы.
— Так ты будешь одета для коронации, — сказал Грэлэм и вышел из комнаты.
В эту ночь муж овладел ею торопливо, но не грубо; ей показалось, что он выругался, почувствовав ее оцепеневшее тело под собой, и тоже замер.
Кассия продолжала лежать очень тихо, и он отстранился и лег рядом. Когда она попыталась встать, чтобы вымыться, муж обхватил ее за талию и заставил снова лечь.
— Нет, — сказал он, — тебе не удастся смыть со своего тела мое семя.
Его слова вызвали у нее шок; Кассия задрожала, но тотчас же напомнила себе, что Грэлэм видит в ней всего лишь подобие племенной кобылы. Она отпрянула, и он выпустил ее талию.
— Спи, жена, — сказал де Моретон. — Мы выезжаем завтра рано утром.
«Неужели нет способа достучаться до тебя?», — С этой мыслью Кассия заснула.
Они прибыли в Лондон через неделю, грязные, усталые, их лошади и телеги были заляпаны жидкой глиной. Большую часть пути Кассия проделала верхом, предпочитая верховую езду даже в дождь, убедив Грэлэма, что в повозке ей становится плохо.
Она не знала, чего ожидать, но вид огромного количества людей, населяющих столь небольшое пространство, изумил ее до чрезвычайности. Удивила ее и грязь. Всюду стоял смрад, распространявшийся от человеческих нечистот и гниющих остатков пищи. Шум был оглушительным — торговцы, зазывая покупателей, кричали что есть мочи.
— Все большие города похожи на этот, — сказал Грэлэм, заметив, что Кассия зажимает нос. — Там, где мы будем жить, не так уж плохо. Дом стоит на Темзе к северу от города.
— Это тот дом, что подарил тебе герцог Корнуоллский? — спросила Кассия.
— Да, он пожаловал его мне по случаю моего обручения с леди Джоанной, — ответил Грэлэм сухо.
Ее глаза потемнели.
— Герцог настоял, чтобы я оставил его себе, после того, как он познакомился с тобой и счел тебя достойной.
Шел мелкий дождь, похожий на густой туман. Он не прекращался ни на минуту, и земля превратилась в кашу. Ромашка поскользнулась; рука Грэлэма стремительно рванулась, ухватила поводья и удержала лошадь. Кассия открыла было рот поблагодарить его и услышала:
— Ты уже и так вся вымазалась. Я не хочу, чтобы к этому добавилась сломанная нога.
— Тогда тебе пришлось бы самому надеть это чертово ожерелье, — пробормотала она едва слышно.
— Вот, — Грэлэм показал налево, — Вестминстерское аббатство. Здесь будет коронация Эдуарда.
— Красиво. — У Кассии заблестели глаза.
— Да, король Генри истратил немало денег, чтобы перестроить его. Там он и погребен.
Они миновали Белую башню, где теперь находились Эдуард и Элинор.
— Не знаю, когда Эдуард вернулся в Лондон, но думаю, герцог Корнуоллский, прослышав о его возвращении, постарался привести в действие все пружины, чтобы ускорить коронацию.
Кассия, покачиваясь в седле, чувствовала себя такой усталой, что была не в силах воспринимать открывающиеся взору красоты. Наконец они добрались до крепости, окруженной высокими стенами. Надежно запертые на мощный засов ворота медленно отворились, и кавалькада въехала в грязный и мрачный двор. Перед ними в сгущающейся темноте возникло двухэтажное квадратное деревянное строение, выглядевшее не слишком приветливым и уютным.
Снимая жену со спины Ромашки, де Моретон сказал:
— Вам следует подождать, пока мы окажемся в доме.
Она со все возрастающей тоской подумала о том, что ожидает ее внутри, но послушно кивнула. Однако, к ее величайшему изумлению и радости, все оказалось не так уж плохо. Просторное помещение освещало несколько десятков зажженных свечей и обогревал огромный камин, в котором ярко пылал огонь.
— Леди Кассия?
К ней приблизилась полная седовласая женщина и присела в глубоком реверансе.
— Я Маргарет, миледи. Герцог приказал ожидать вашего прибытия.
— Мне так приятно, что вы здесь. — Кассия устало улыбнулась.
Маргарет принялась хлопотать вокруг нее и кудахтать, точь-в-точь как Итта, и Кассия позволила себе на несколько минут отдаться ее заботам. Ее отвели наверх в уютную спальню, где в камине тоже горел огонь.
— Эта комната для вас и вашего лорда, — сказала Маргарет.
На каменном полу лежал свежесрезанный камыш, на стене висел яркий гобелен. Широкая кровать стояла на помосте, а маленький круглый стол помещался среди стульев с высокими спинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65