— Нож у меня есть! — гордо сказал мальчик. — Острый! Таким моя матушка обычно разделывала рыбу, когда я был маленьким.
Сборщики хвороста пришли из леса отнюдь не с пустыми руками, дров было запасено предостаточно, так что не будет большого убытка, если одно поленце с ровными волокнами пойдет на изготовление игрушки. Бран тащил обоих своих друзей за руки, однако старик высвободил свою изуродованную руку, правда очень ласково и осторожно. Его глаза все еще были устремлены поверх древесных крон в долине, откуда в тишине доносился слабый шум продвигающихся всадников.
— Я только раз видел сэра Годфри Пикара, — сказал старик в задумчивости. — Каким по счету он ехал в цепочке?
Йоселин с удивлением посмотрел на Лазаря:
— Если считать от нас, то четвертым. Высокий, черноволосый, одетый в черное с красным, у него еще красная шляпа с плюмажем…
— А-а, этот… — протянул Лазарь, все еще глядя в сторону леса и не повернув головы. — Да, я обратил внимание на его красные цвета. Приметный цвет, в случае чего не перепутаешь.
Старик сделал еще несколько шагов в сторону от тракта и сел на зеленую траву, прислонившись спиной к дереву. Он не обернулся, когда Бран нетерпеливо потащил Йоселина за руку, и они предоставили ему предаваться желанному одиночеству.
Брат Марк и впрямь весь день работал не покладая рук, хотя кое-какие из его дел вполне могли дождаться другого времени, и тем более отчеты, которые он составлял для Уолтера Рейнольда. Брат Марк был весьма аккуратен, и его расходно-приходные книги были всегда в полном порядке. Единственное, что и впрямь не терпело отлагательства, была необходимость придумать себе такую работу, чтобы все видели, что он по горло занят, и чтобы в то же время ею можно было заниматься на крыльце дома, где было светло и откуда он мог не спускать глаз со своего непонятного постояльца, не вызывая при этом никаких подозрений. От внимания брата Марка не ускользнуло то обстоятельство, что этот молодой человек, который зачем-то выдает себя за прокаженного, пропустил заутреню и отсутствовал во время завтрака, а потом как ни в чем не бывало появился, ведя Брана за руку. Похоже, мальчик души не чает в своем новом знакомом. Глядя на эту смеющуюся, шагающую рука в руке парочку, мальчика и незнакомца, который так старательно, но неумело пытается подражать неровной походке Лазаря, брат Марк, хотя и не мог себе этого объяснить, пришел к твердому убеждению, что этот человек со склоненной головой и большими, явно благородными руками, который таким образом проводит время, просто не может быть ни вором, ни убийцей. С самого начала брат Марк не верил, что скрывает у себя вора, но чем больше он размышлял об этом беглеце, — а выдать его шерифу он мог в любую минуту! — тем бессмысленнее становилось для него обвинение в том, что этот юноша еще более отяготил свою душу, пойдя на смертоубийство. Если бы это было так, этот человек, укрывшись под своими нынешними одеждами и без устали хлопая колотушкой, давным-давно миновал бы все шерифские посты на дорогах и был бы на свободе. Так ведь нет! Словно его держит здесь какое-то неотложное дело, ради которого он готов даже рискнуть собственной жизнью.
Этот беглец и впрямь был на совести брата Марка. Он один понял, кто это такой, и ему одному было в случае чего отвечать и за то, что он приютил преступника, и за то, что промолчал. Поэтому брат Марк следил за ним, следил весь день с того самого момента, как тот вернулся, пропустив заутреню и завтрак. Тем более что присматривать за ним было совсем нетрудно. Весь день парень провел в обществе Брана в стенах приюта. Он складывал в поленницу принесенные из леса дрова, помогал переносить скошенную траву с придорожных полос, рисовал вместе с Браном разные картинки на глине, оставшейся в пересохшей луже, — глина была мягкая, ровная, рисовать на ней можно было снова и снова, и игра закончилась смехом и веселыми криками. Нет, юноша, попавший в беду и в то же время готовый снизойти до незатейливых нужд и желаний ребенка, никак не может быть злодеем. Так, сам того не замечая, из надзирателя брат Марк превратился в горячего защитника.
Утром он видел, как Йоселин с Лазарем пересекли тракт и поднялись на бугор посмотреть, как всадники отправляются на охоту за беглецом, и видел, как потом Йоселин вернулся, держа за руку Брана, который приплясывал и что-то весело щебетал. Теперь эти двое сидели подле стены, Йоселин старательно выстругивал что-то из полена, которое взял из поленницы. Брат Марк спустился с крыльца, чтобы посмотреть поближе, чем это они там занимаются, и тут же увидел, что головка Брана, на которой уже пробивался нежный пушок новых волос, низко склонилась над большими руками юноши, которые творили, казалось, некое священное действо. Мальчик то и дело радостно смеялся. Видимо, у Йоселина получалось нечто совершенно замечательное. Брат Марк возблагодарил Бога, ибо что бы ни доставляло такое удовольствие этому маленькому изгою и кто бы ни доставлял ему это удовольствие, он заслуживает благодарности и благословения.
Впрочем, обыкновенное человеческое любопытство не было чуждо и самому брату Марку, и он заинтересовался, что же за диво такое сотворили эти двое у стены, и через час, не вытерпев, брат Марк поддался греху и подошел к ним. Бран встретил монаха радостным восклицанием и помахал перед ним резной деревянной лошадкой, сделанной несколько грубовато, без мелких деталей, но это была без всякого сомнения лошадка размером примерно в полторы ладони. Прикрытая капюшоном голова резчика была склонена над еще одним его сверхдолжным добрым делом*. Из второго полена юноша вырезал голову человека, явно детскую. Ясные голубые глаза его то и дело изучающе поднимались на Брана и вновь опускались к рукам, занятым работой. Это не были руки прокаженного: кожа гладкая, светлая, молодая. Похоже, этот человек совсем позабыл об осторожности.
Брат Марк вернулся на свой наблюдательный пост, преисполненный доверия к этому человеку, хотя он и не мог точно объяснить, откуда оно взялось. Однако резная детская головка, в которой уже угадывались черты Брана, оказалась для брата Марка вполне достаточным основанием.
Дело шло к вечеру, понемногу темнело, и заниматься мелкой работой на улице стало невозможно. Брат Марк уже с трудом различал свои буквицы, впрочем неизменно четкие и изысканные, а тот, что был Йоселином Люси, — раз уж у него есть имя, отчего бы и не называть его по имени? — не мог больше заниматься резьбой по дереву, и ему не оставалось ничего другого, как идти в дом или попросту закончить работу над образом Брана в дереве. Как только зажгли лампы, в дом влетел Бран и с радостными восклицаниями показал деревянную фигурку своему наставнику, ожидая его одобрения.
— Смотри! Смотри, брат Марк! Это же я! Это сделал мой друг.
Это и впрямь был Бран, — грубовато, конечно, из-за кривизны древесных волокон, но все-таки похоже, живо и очень мило. Однако друг Брана, сделавший эту фигурку, не последовал за мальчиком в дом.
— Ну беги! — сказал Брану брат Марк. — Беги и покажи своей матушке! Дай это ей, и ей станет немного веселее, а то сегодня она что-то совсем плоха. Ей понравится, и она похвалит. Вот увидишь!
Бран кивнул, просиял и ушел. Теперь даже его походка стала ровнее и тверже, ел он регулярно и понемногу поправлялся.
Как только мальчик ушел, брат Марк поднялся из-за стола. На дворе постепенно смеркалось, но до вечерни оставалось еще около часа. Однако у стены уже никого не было. Йоселин Люси, высокий, стройный, неторопливо, словно человек, надумавший прогуляться вечерком, шел вниз по склону в сторону тракта. На пустынном тракте он остановился, осмотрелся, перешел на другую сторону и двинулся дальше, туда, где все еще сидел в одиночестве старый Лазарь.
Соблюдая дистанцию, брат Марк осторожно двинулся следом за Йоселином.
Под деревом, где сидел Лазарь, тот остановился. Теперь в тени двигались двое мужчин, коротко переговариваясь, — они понимали друг друга с полуслова. Из-под темной кроны дерева, где исчезла фигура человека, облаченного в плащ с капюшоном, вынырнула другая фигура, ясно различимая на фоне бледно-серого неба, — высокая, гибкая, молодая и уже без плаща, в обыкновенной одежде, и тут же снова исчезла в тени. Брату Марку показалось, что Йоселин склонился и поцеловал Лазарю руку, ибо едва ли тот мог подставить ему для поцелуя свою щеку. Так целуют руку разве что кровному родственнику.
Плащ прокаженного так и остался в тени. Очевидно, там, куда направлялся Йоселин, он не собирался выдавать себя за одного из постояльцев приюта Святого Жиля. Йоселин Люси, который не владел в этом мире ничем, кроме самого себя и своей одежды, вышел из тени и быстрым, легким шагом направился вниз по склону, в долину. До вечерни оставалось около получаса, и на открытых местах было еще довольно светло.
Брат Марк почел за благо обойти стороной дерево, под которым укрылся старый Лазарь, и двинулся следом за юношей. Вниз по крутому склону, затем легкий, упругий (для Йоселина) и опасливый и не очень-то удачный (для брата Марка) прыжок, и дальше, к ручью. Слабые отблески играли на каменистом дне канавы. Брат Марк промочил сандалии, да и видел он в сумерках неважно, однако перебрался на другую сторону, не причинив себе вреда. Он пошел по заливному лугу, держа в поле видимости высокую фигуру юноши.
Пройдя вдоль Меола в сторону монастырских садов, Йоселин отвернулся от него и углубился в примыкавший к лугу перелесок. Брат Марк не отставал, проскальзывая от одного дерева к другому. Глаза его постепенно привыкли к полумраку, так что он все отлично видел, словно дело происходило ясным днем, да и ночной туман еще не спустился. Справа, на фоне слабого заката, брату Марку были отчетливо видны очертания монастырских строений, крыши, башенки, стены, черневшие над речкой, гороховыми полями и изгородью, что окружала сады.
Сумерки сгустились, все цвета постепенно померкли, уступив место серым теням. Под деревьями было уже совершенно темно, однако брат Марк, осторожно передвигаясь и прячась за стволами, не упускал из виду темную фигуру идущего человека. От слуха монаха не ускользнул также и доносившийся спереди глухой шорох и треск сучьев под ногами, а потом вдруг тревожное ржание лошади, которую затем, видимо, успокоили, ласково погладив. Голос, еле слышный, не громче шелеста листвы, и снова ласковое похлопывание по гладкому конскому крупу. В этих звуках была такая неприкрытая радость и надежда, что брату Марку это стало ясно без слов.
Стоя в нескольких ярдах, брат Марк из своего укрытия видел светлое пятно, которое было головой и шеей коня, серебристо-серого, — цвет не самый подходящий для ночной засады. Стало быть, у беглеца есть верный друг, который привел ему коня в назначенное место. Что же будет дальше?
А дальше случилось то, что раздались удары колокола, зовущего к вечерне. Их было слышно далеко за Меолом.
Примерно в это же время брату Кадфаэлю тоже привиделась светло-серая лошадь. Он остановил своего мула в надежде, что видение исчезнет. Монах размышлял обо всем увиденном и услышанном.
Он далеко не сразу покинул Годрикс-форд, почитая своим долгом дать старшей монахине хоть какой-нибудь правдоподобный отчет о цели своего визита. Старшая сестра встретила Кадфаэля весьма радушно и оказалась большой болтушкой. И то сказать, гости у них бывали редко, а ряса монаха-бенедиктинца была брату Кадфаэлю превосходной рекомендацией. Старшая монахиня отнюдь не спешила отпустить гостя, покуда тот не рассказал ей в подробностях о несостоявшемся бракосочетании в Шрусберийском аббатстве, и вволю поахала и поохала. Да и Кадфаэль, со своей стороны, вовсе не отказался выпить предложенный ему стаканчик вина. В итоге он отправился в обратный путь несколько позже, чем предполагал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37