— Так.
— Либо, — сказал я, — ее убили еще в кроватке и затем вытащили в окно, словно мешок с сахаром.
Крюгер чуть не поперхнулся, затем поднял чашку кофе и сделал небольшой глоток.
— Да, — озадаченно вымолвил он.
4
Я оставил Крюгера за столиком, где он расправлялся с большим куском яблочного пирога, и прошел к телефону-автомату, чтобы позвонить домой.
— Нат, — проговорила Пег сразу же, — разве ты не знаком с этим Кинаном? Робертом Кинаном?
— Знаком, — ответил я.
— Я только что услышала о нем по радио, — расстроенно проговорила она. В ее голосе одновременно звучали нетерпение и озабоченность. — Его дочь...
— Знаю, — ответил я. — Это Боб Кинан звонил мне сегодня утром. Он позвонил мне еще до того, как обратился в полицию.
После недолгой паузы Пег спросила:
— Ты работаешь по этому делу?
— Не совсем. Делом занимаются полиция и ФБР, это их хлеб. Однако Боб хочет, чтобы я находился поблизости. На случай, если потребуется срочная помощь или что-нибудь еще.
— Нат, ты должен ему помочь. Ты должен помочь ему вернуть крошку.
Вот и забыто нынешнее утро. Ни слова о разводе. Обыкновенная беременная мамаша, напуганная новостями, нуждающаяся в поддержке своего мужа. Желающая, чтобы он успокоил ее и сказал, что этот славный послевоенный мир действительно прекрасен и безопасен. Он должен быть именно таким для появления ее ребенка.
— Постараюсь, Пег. Я постараюсь. Не жди меня к ужину.
В полдень двое в штатском доложили Крюгеру о полученных результатах. Видимо, Крюгер не возражал против моего присутствия при докладе. Но для того чтобы Кинан ничего не узнал, нам пришлось уединиться.
Тем временем еще несколько десятков полицейских в штатском прочесывали окрестности, беседовали с соседями, в особенности с дворниками многоквартирных домов. Один из них обнаружил в прачечной, расположенной в подвале дома, нечто, привлекшее внимание и вселившее беспокойство.
— Сгустки крови в баке для грязного белья, — сообщил Крюгеру молодой худощавый детектив.
— Кто-то также проник в кладовку, взломав замок, — сказал более пожилой, но такой же худощавый его напарник. — На полу валялись несколько пакетов, а на некоторых мешках были пятна темно-красного цвета.
Крюгер опустил голову и сказал:
— Направьте туда медицинскую криминалистическую группу.
Детективы кивнули и отправились выполнять задание.
Все это время миссис Кинан и ее десятилетняя дочь Джейн находились у соседей этажом выше, но Боб оставался у телефона, ожидая звонка похитителей. Телефон молчал.
Я держался рядом с Бобом и время от времени прислушивался к разговорам детективов. Настроение было мрачным. Пришлось выпить много кофе, прежде чем я почувствовал прилив сил.
Спустя некоторое время Крюгер взглядом подозвал меня.
— В том подвале с баками для прачечной, — тихо проговорил он, — в одном из ящиков обнаружены следы крови, кусочки кости, фрагменты мягких тканей и небольшие пряди волос.
— О Господи!
— Я рекомендовал начальнику розыскников Сторму направить группы на поиски.
— Поиски чего?
— Ну чего же еще, как ты думаешь?
— Господи!
— Геллер, важно начать поиски прямо сейчас. Хочу воспользоваться твоей помощью. Оставь Кинана под каким-нибудь предлогом.
Я подошел к Бобу, который по-прежнему сидел на краешке стула с прямой спиной около столика с телефоном. Он отрешенно уставился на аппарат.
— Я хотел бы съездить домой поужинать, — сказал я, обращаясь к нему. — Маленькая женщина готовится стать матерью, понимаешь, мне нужно немного побыть с ней. Ты сумеешь обойтись без меня?
— Конечно, Нат, конечно. Надеюсь, ты вернешься?
Я положил руку на его плечо:
— Я сразу же вернусь назад.
Мы отправились вместе с Крюгером; с полдюжины других групп из людей в штатском и в полицейской форме уже приступили к поискам. Нам предстояло осмотреть каждую веранду, крыльцо, обшарить каждый куст, подвал, каждую угольную яму, мусорный ящик — все места, где может оказаться маленькое детское тело или то, что от него осталось.
— Проверим и канализационные трубы, — сказал Крюгер, когда мы с ним шли вдоль тротуара.
Начало темнеть, только что включили уличные фонари. Свежая прохлада с озера потеснила июльскую жару. Город погружался в серо-синие сумерки, но приближающаяся ночь еще не успела укрыть четкие очертания дня.
Я поднимал крышки канализационных люков, а Крюгер светил вниз фонариком. Однако ничего, кроме грязи, мы там пока не обнаружили.
— Не забыть бы про отстойники, — заметил я.
— Верно.
Мы решили и их проверить. Между двумя кирпичными строениями прямо напротив здания, где был обнаружен забрызганный кровью бачок для белья, на пешеходной части улицы мы заметили круглую металлическую крышку отстойника. Она походила на крышку канализационного люка, но отличалась меньшими размерами. Видимо, крышку немного сдвинули с места.
— Кто-то совсем недавно открывал ее, — негромко заметил Крюгер. В тишине надвигающейся ночи его слова прозвучали зловеще.
— Нужно чем-нибудь поддеть крышку, — проговорил я, опускаясь на колено. — Никак не могу подсунуть пальцы.
— Сейчас, — сказал Крюгер.
Он отстегнул с груди полицейскую бляху и, наклонившись, краешком звезды приподнял ее.
Я сдвинул тяжелый металлический круг в сторону, и Крюгер направил луч фонаря в открывшееся отверстие.
Снизу на нас смотрело лицо.
Лицо ребенка, обрамленное светлыми, испачканными в грязи и потому потемневшими волосами.
— Похоже на куклу, — сказал Крюгер, задыхаясь.
— Это не кукла, — возразил я, отворачиваясь.
Я понял, что сделал то, о чем меня просила жена: я нашел малышку Боба Кинана.
Во всяком случае то, что от нее осталось.
5
Мы выловили из отстойника маленькую головку ребенка. Не стану описывать подробности этой процедуры. Пришлось воспользоваться черенком метлы, которую мы взяли у дворника из дома, находившегося поблизости.
После этого я прислонился к кирпичной стене перехода, повернувшись спиной к нашей находке. Крюгер похлопал меня по плечу:
— Ты в порядке, Геллер?
Облаченные в униформу люди охраняли голову, лежавшую на куске газеты, которую мы расстелили около отстойника. Они разглядывали ее, словно это был какой-нибудь экзотический экспонат.
— Почти расстался с ланчем, — пробормотал я.
— Ты побледнел, как задница ирландца.
— Ничего, я о'кей.
Крюгер зажал сигарету, его желтоватые глаза блеснули.
— Есть еще одна? — спросил я.
— Конечно.
Он извлек из кармана пачку «Лаки Страйк» и предложил мне. Я с жадностью схватил сигарету. Крюгер щелкнул зажигалкой, дал мне прикурить.
— Никогда раньше не замечал, что ты куришь, Геллер.
— Почти не курю. Раньше курил, когда был по другую сторону океана. Там все курили.
— Понимаю. Ты, я слышал, воевал на Гвадалканале.
— Да.
— Тяжко было?
— Так я считал вплоть до сегодняшнего вечера.
Он кивнул:
— Я позвонил помощнику Кинана, парню из нормировочного отдела, он скоро будет. Проведем опознание. Не могу я втягивать отца в такое дерьмо.
— А ты соображаешь, Крюгер, — сказал я, затягиваясь сигаретой. — Ты молодец.
Он буркнул что-то и отошел в сторону встречать подъезжающих полицейских. Я стоял, по-прежнему прислонившись спиной к стене, докуривая сигарету.
Появление дворника, у которого мы одолжили метлу, вывело меня из оцепенения. Это был крупный мужчина лет пятидесяти, с толстой шеей и седыми волосами, в плаще, накинутом на фланелевую рубаху с закатанными рукавами.
— Какая жалость, — сказал он с немецким акцентом.
— О чем думаешь, папаша?
— Я кое-что видел.
— Ну?
— Может быть, ничего важного.
Я подозвал лейтенанта Крюгера и предоставил ему право решать.
— Сегодня около пяти утра, — начал рассказывать дворник, — я выносил мусор и заметил человека в коричневом плаще. Он шел, спрятав голову в поднятый воротник плаща, словно опасался холода или дождя. Однако погода была теплая и сухая. В руках он нес пакет — такой, с какими ходят в магазин за покупками.
Мы с Крюгером быстро обменялись взглядами.
— Покажи точно, где ты видел этого человека? — спросил Крюгер у дворника.
Немец вывел нас на улицу и указал в сторону особняка, где проживали Кинаны.
— Он пересек вон тот газон и пошел в западном направлении.
— Как тебя зовут, папаша? — спросил я.
— Отто. Отто Бергструм.
Крюгер передал Отто Бергструма на попечение двоим в штатском, и те направились с ним в районное отделение Саммердейл оформлять заявление по всей форме.
— Может быть, дело продвинется, — сказал Крюгер.
— Может быть, — ответил я.
Коллега Кинана по работе в Кабинете по ценообразованию, Уолтер Мунсен, оказался полным мужчиной лет за сорок пять. Его пропустили сквозь кордон полицейских, чтобы взглянуть на детскую головку, лежавшую на листе газеты. Нежное лицо ребенка было покрыто царапинами, а вместо шеи висели лохмотья кожи.
— Господи милосердный. Это она. Это крошка Джоэн.
Для Крюгера этого было вполне достаточно.
Мы отправились обратно в дом Кинана. Ночь повисла над городом, луны и звезд не было видно, словно Господь Бог хотел скрыть все, что натворил человек. Но его старания были напрасны. Мигающий свет патрульных машин, автомобильные фары любопытствующих рассеивали темноту. Репортеры и соседи толпились перед домом Кинана. Слух о нашей жуткой находке уже разлетелся по округе, но не достиг самого Кинана.
У входной двери Крюгер сказал:
— Слушай, Геллер, мне хотелось бы, чтобы ты ему все рассказал.
— Я? С какой это стати?
— Ты его друг. Именно тебя он позвал. Ему будет легче, если он узнает обо всем от тебя.
— Ерунда. В таких делах «легче» не бывает.
Все же я решился это сделать.
Мы с Крюгером стояли в углу гостиной, но говорил я. Жена Кинана все еще оставалась наверху у соседей. Я опустил руку ему на плечо и сказал:
— Неважные дела, Боб.
По выражению моего лица он уже понял это. Тем не менее, все-таки спросил:
— Она мертва? — Затем, отвечая на свой же вопрос, добавил: — Вы отыскали ее, и она мертва?
Я кивнул.
— Боже милостивый! Боже милостивый!
Он упал на одно колено, словно молился, однако он не молился.
Я сжал его плечо. Мне показалось, что он пытается подняться на ноги, поэтому я помог ему это сделать.
Постояв с опущенной головой, он затем сказал:
— Я сам обо всем расскажу матери Джоэн.
— Боб, это не все.
— Не все? Что значит не все?
— Я сказал, что дела плохи. После того как ее убили, тот, кто это сделал, избавился от тела...
О Господи! Какими словами можно это выразить? Как уберечь его от этого страшного удара?
— Нат? В чем дело, Нат?
— Ее расчленили, Боб.
— Расчленили?..
Лучше скажу я, чем какой-нибудь репортер.
— Я нашел ее голову в канализационном отстойнике, в квартале отсюда.
Пытаясь понять смысл сказанного мною, он смотрел на меня. Глаза его помутнели, голова затряслась.
Затем он отвернулся к стене, держа руки в карманах.
— Не говори Норме, — наконец сказал он.
— Мы должны рассказать ей все, — вступил в разговор Крюгер со всей мягкостью, на которую был способен. — Она все равно об этом скоро узнает.
Кинан повернулся и посмотрел на меня; по его лицу текли слезы.
— Я имел в виду... не говорите ей о... расчленении.
— Кто-то должен сообщить ей об этом, — настаивал Крюгер.
— Пригласите их священника, — предложил я Крюгеру, и он закивал головой.
Священник — отец О'Шеа из церкви Святой Гертруды приехал как раз в тот момент, когда миссис Кинан, тяжело опираясь на руку мужа, шла в свою комнату. Кинан, поддерживая жену, подвел ее к софе. Острое чувство тревоги переполняло миссис Кинан. Оно еще больше усилилось при виде безмолвной трагической сдержанности мужа.
Маленький седовласый священник с Библией и четками в руках проговорил:
— Крепка ли твоя вера, дитя мое?
Кинан сидел рядом с женой; она сжала его руку и подняла на священника свои чистые глаза, но губы ее дрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31