Но, как ни парадоксально, парня просто душило желание пополнить число таких богачей. Как же наш юный идеалист собирался приобрести свое богатство, не обирая своих соотечественников? Конечно, открыв новый Клондайк.
Четырнадцать трудных лет скитался Гарри Оукс, нищий старатель без гроша в кармане, на пространствах от Долины Смерти до Австралии и Бельгийского Конго. Четырнадцать долгих лет провел он в поисках золотой жилы, сулившей ему сказочное богатство. По пути он приобретал знания о своем ремесле и бесценную уверенность в себе.
Когда Оукс наконец нашел свою жилу — на озере Кирквуд, в Онтарио, где, как он был убежден, золота было не меньше, чем на Бонанзе, — оказалось, что еще восемь лет интриг, юридических уловок и финансовых затруднений лежат между ним и заветным богатством. Правда, в конце концов, его добывающая компания «Лэйк Шор Майнз» сделала Оукса самым богатым человеком в Канаде.
Глаза Фоскетта сузились и заблестели. Его чувственный рот смаковал каждое произнесенное по-южному протяжное слово.
— Натан, речь идет о личности, о человеке, который может выписать чек на двести миллионов и обналичить его в любом банке. В любом!
Кроме устойчивой репутации сварливого холостяка, Гарри Оукс был еще известен тем, что всегда платил свои долги. Какой-то китаец — владелец прачечной, поддержавший бедного Оукса, когда все от него отвернулись, был щедро вознагражден разбогатевшим бизнесменом. А чересчур расчетливый торговец скобяными товарами, отказавший однажды Оуксу в кредите, вдруг обнаружил по соседству магазин конкурента, который разорил его за три месяца.
Юная продавщица, с которой Оукс когда-то встречался в Сиднее и которая как-то одолжила ему денег на обратную дорогу в Америку, тоже получила награду: Оукс обвенчался с ней во время кругосветного плавания. Ему было тогда сорок восемь лет, Юнис — двадцать четыре. У счастливой семьи родилось пятеро детей.
В начале 20-х годов Оукс по деловым соображениям приобрел канадское гражданство. К концу 30-х он, однако, сменил его на багамское, чему немало способствовали сумасшедшие налоги в Канаде и поразительные налоговые льготы на Багамах.
— Вы же понимаете, — Фоскетт почти кричал, честно отрабатывая свои деньги. — Сэр Гарри всегда был одним из самых щедрых филантропов Канады, не говоря уже о создании новых рабочих мест и процветании страны, которому его «Лейк Шор Майнз» способствовала. Ведь еще до последнего скачка ставок налогов он уже был крупнейшим налогоплательщиком Канады. Его просто... грабили!
Новоиспеченный багамец, Оукс направлял теперь свою благотворительность на Лондон и Нассау, и в 1939 году ему был пожалован титул баронета Великобритании.
Между тем он сам стал некоронованным королем Багамских островов, человеком-сенсацией, который построил аэродром в Нассау, купил и реставрировал «Британский Колониальный Отель», давал миллионы на благотворительность, повышал зарплату и создал кучу новых рабочих мест на островах.
— Большую часть этих рабочих мест, — сообщил Фоскетт почти религиозно, — получили местные жители и их дети.
— Да, впечатляет, — согласился я.
Я уже закончил есть. Каким-то образом, несмотря на болтовню, адвокат тоже доел свою порцию. Такая скорость впечатляла не меньше, чем вся история Оукса.
— Но что все это имеет общего с наймом частного сыщика из Чикаго?
— Понимаете, Натан... — Его лицо изобразило желание быть максимально полезным. — Понимаете я не уполномочен сообщать вам все. Это очень личное дело, знаете ли, и сэр Гарри хочет рассказать вам о нем сам. Он просит вас встретиться с ним в Нассау.
— Не особенно люблю тропические края, — заметил я. Это была не только красивая фраза: со времен Гуадалканала не прошло еще и года. Я подхватил там малярию, которая очень досаждала мне время от времени. Только в последние месяцы ночные кошмары о сражениях в этих влажных штормовых широтах перестали мучить меня, и я мог иногда нормально выспаться. Дело в том, что меня демобилизовали по состоянию здоровья — из-за «контузии», как выразились врачи.
Фоскетт размахивал загорелыми наманикюренными руками, рисуя в воздухе картины моего будущего. На пальце у него было золотое кольцо с изумрудом размером с дверную ручку.
— Нассау — это рай, Натан. Оазис в этом искореженном войной мире.
Забавно, как соблазнительно может звучать такая чепуха, сказанная с южным акцентом.
— Сейчас июль, Уолтер. Поездка в тропики — не лучший стимул для усталого детектива. Давайте лучше поговорим о самой работе. Я хочу знать, чем конкретно мне предстоит заниматься.
Он пожал плечами.
— Все ваши расходы будут полностью оплачены, и ваш минимальный гонорар составит... тысячу долларов... авансом — только за одну встречу с сэром Гарри.
Это звучало чертовски соблазнительно.
— А почему он хочет видеть именно меня? Почему не какого-нибудь детектива из Флориды? Или с восточного побережья? Частное агентство Рэя Шиндлера, вот куда вам надо обратиться. У меня где-то был его нью-йоркский телефон...
— Вас рекомендовал один из друзей сэра Гарри.
— Да, а кто?
— Сэр Гарри мне этого не сказал.
— Брат! — выдохнул я. А вдруг это все-таки работа на гангстеров? У богатых ребят всегда есть связи с ними, всегда. — Когда он хочет меня видеть?
— Послезавтра, если вам это подходит. Вы полетите в Майами завтра утром. На следующий день будете уже на Багамах. Вам там понравится, Натан, честно, вам понравится.
Что мне точно нравится, так это чек на тысячу долларов. А что, вдруг моему агентству когда-нибудь понадобится толковый юрист из крупной корпорации, вроде «Лэйк Шор Майнз» Оукса? А может я открою канадское отделение суперагентства?
— Так вы полетите, не так ли?
Я нахмурился и ткнул пальцем чуть ли ему не в лицо.
— Мистер Фоскетт, сэр Гарри Оукс, может, и правда богаче всех в мире, но кому-то придется доказать ему, что деньги решают не все.
Он побледнел.
Тут я усмехнулся и похлопал его по загорелой щеке.
— Но, Уолт, этим «кем-то» буду не я. Мне пригодится тысяча долларов.
Глава 2
Я сделал только шаг по деревянному причалу и сразу же выскользнул из пиджака. Хотя я был одет в легкий пиджак и рубашку с короткими рукавами, они не могли выдержать и минуты во влажном воздухе Нассау.
Наверное, было около 80 градусов (по Фаренгейту) — пустяки для чикагца, не боящегося ни холода, ни жары. Но рубашка все равно стала мокрой.
Мы ждали свой багаж в небольшом, похожем на лодочную станцию строении на конце причала, рядом с качающимся на волнах гидропланом.
Получив свою дорожную сумку и пройдя немного по короткому пирсу, я очутился в одноэтажном современном ангаре, где была пропускная станция для пассажиров рейса Пан-Америкэн. Вежливый негр в белой рубашке, такой же мокрой, как моя, молчал, а белый офицер королевской иммиграционной службы в синей форменной кепке задал мне пару формальных вопросов и разрешил проходить.
Оказалось, в Нассау даже не нужно было предъявлять паспорт. Не надо было и обменивать валюту: хотя Нью-Провиденс и был британской колонией, власти острова не возражали против того, чтобы я тратил здесь свои доллары.
Снова очутившись на душном воздухе, я стал созерцать неторопливое движение приезжих на пирсе, где обычно наверняка было более людно. Но не теперь, во время войны. Внимание кучки американских туристов, которые летели вместе со мной из Майами — этих богатеев, привыкших к путешествиям в Европу, которым просто необходимо было куда-нибудь отправиться летом, все равно куда, пусть даже в тропики, — было привлечено босоногим темнокожим музыкантом с потрескавшимся банджо в руках. Одетый в рваную рубашку, соломенную шляпу, такую же широкую, как и его улыбка, он аккомпанировал себе, перебирая струны и отбивая пальцами ритм по деке, и пел веселым баритоном:
Была б у меня иголка,
Я б враз научился шить,
Пришил бы с боку свою девчонку
И вдаль по дороге бы мы пошли...
Туристы слушали с сумками в руках и выражениями от восторга до раздражения на лицах. Когда певец снял шляпу и бросил ее под ноги, они швырнули ему несколько монет. Я не был частью его аудитории, но тоже подошел и положил в шляпу десятицентовик.
— Всегда здесь так паршиво в июле?
— Всегда, сэр. Даже деревья потеют.
И он отправился прочь искать новых простаков.
Большие магазины и другие каменные здания с непонятными вывесками, типа «Говернмент Айс Хаус» (что бы это значило?), тянулись вдоль набережной. Люди по улице двигались не очень быстро. Большинство лиц — темные. Женщины были одеты в легкие одеяния, похожие на индонезийские саронги, только длиннее, чем у Дороти Лаймор. Почти у всех мужчин рубашки были распахнуты на груди, демонстрируя внушительные потные мускулы. Мужчины и женщины несли разнообразные корзины и прочие предметы на головах (несмотря на то, что там же у некоторых находились изысканные соломенные шляпки). Прекрасно балансируя, они как будто задались целью на практике раскрыть смысл детского выражения: «Посмотри, мама, как я могу без рук!» Шагая прочь от причала с дорожной сумкой в руке (а не на голове), я оглянулся назад, на залив. Его режущая синева была невыносима для глаз. Полоса земли на горизонте (неэлегантно названная «Свиной остров», как я узнал позже) огибала гавань. Небольшой домик на скале казался белым силуэтом на фоне неба.
Несколько небольших роскошных белых яхт галсировали, дожидаясь знаменитого багамского бриза, а рядом с ними медленно, как аутсайдеры на регате, скользили по воде две шхуны, принадлежащие, очевидно, местным морякам. В отличие от сверкающих яхт богачей, этим утлым, неуклюжим посудинам с оборванными парусами и облезшей краской срочно требовался ремонт. Сначала я подумал, что это рыбацкие корабли. Но, приглядевшись, я заметил на них какие-то мешки с предметами, похожими на человеческий мозг, которые со временем классифицировал как губки. Значит, шхуны занимались все-таки промыслом, хотя я бы не хотел когда-нибудь попробовать филе из их улова.
Еще одно судно, нагруженное корзинами со свежими овощами и фруктами, медленно проплывало мимо. На нем было полно негров и мулатов, молодых и старых — от старушки, сидящей в кресле-качалке, до хихикающей девушки, которой ее темнокожий кавалер в распахнутой рубахе пел матросскую песню в стиле калипсо, стоя в окружении овец, козлов, цыплят и коровы, путешествовавшей вместе с людьми на этом Шлюпе длиной добрых 80 метров.
У пристани на якоре стоял одинокий корабль с надписью «Паром с прозрачным дном — Морские Сады — Райский Пляж». Около пятнадцати пассажиров — среди них было и несколько привлекательных девушек, американок или англичанок, с похожими на отпускников офицерами Военно-воздушных сил и Армии Великобритании — в нетерпении сидели вокруг большого иллюминатора, а белый, солидный, седовласый капитан, одетый в яркую куртку и кепи, как Капитан Энди из мюзикла «Шоу Боут», мерил шагами палубу, зазывая новых клиентов.
— Эй, парень! — заорал он мне.
Я отрицательно покачал головой и почти уже отвернулся от него, когда услышал голос — чудесный музыкальный женский голос.
— Бедняга... такие маленькие сборы сегодня.
Я быстро повернулся туда, откуда звучал этот голос, с надеждой найти леди, которой он принадлежал. И не был разочарован.
— Вы знаете, — продолжала она весело, произнося твердое "т" как мягкое "д". — Здесь всегда целая флотилия таких паромов, даже в это время года. И эти шхуны, они тоже всегда тут.
Это была красивая девушка с кожей цвета молочного шоколада в широкополой шляпе с красными, голубыми и желтыми лентами. Ее небесно-голубое платье не могло скрыть прекрасную фигуру и высокую грудь. У нее были полные чувственные губы, унаследованные от какого-то темного предка, и маленький прямой нос, говоривший о белых родственниках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Четырнадцать трудных лет скитался Гарри Оукс, нищий старатель без гроша в кармане, на пространствах от Долины Смерти до Австралии и Бельгийского Конго. Четырнадцать долгих лет провел он в поисках золотой жилы, сулившей ему сказочное богатство. По пути он приобретал знания о своем ремесле и бесценную уверенность в себе.
Когда Оукс наконец нашел свою жилу — на озере Кирквуд, в Онтарио, где, как он был убежден, золота было не меньше, чем на Бонанзе, — оказалось, что еще восемь лет интриг, юридических уловок и финансовых затруднений лежат между ним и заветным богатством. Правда, в конце концов, его добывающая компания «Лэйк Шор Майнз» сделала Оукса самым богатым человеком в Канаде.
Глаза Фоскетта сузились и заблестели. Его чувственный рот смаковал каждое произнесенное по-южному протяжное слово.
— Натан, речь идет о личности, о человеке, который может выписать чек на двести миллионов и обналичить его в любом банке. В любом!
Кроме устойчивой репутации сварливого холостяка, Гарри Оукс был еще известен тем, что всегда платил свои долги. Какой-то китаец — владелец прачечной, поддержавший бедного Оукса, когда все от него отвернулись, был щедро вознагражден разбогатевшим бизнесменом. А чересчур расчетливый торговец скобяными товарами, отказавший однажды Оуксу в кредите, вдруг обнаружил по соседству магазин конкурента, который разорил его за три месяца.
Юная продавщица, с которой Оукс когда-то встречался в Сиднее и которая как-то одолжила ему денег на обратную дорогу в Америку, тоже получила награду: Оукс обвенчался с ней во время кругосветного плавания. Ему было тогда сорок восемь лет, Юнис — двадцать четыре. У счастливой семьи родилось пятеро детей.
В начале 20-х годов Оукс по деловым соображениям приобрел канадское гражданство. К концу 30-х он, однако, сменил его на багамское, чему немало способствовали сумасшедшие налоги в Канаде и поразительные налоговые льготы на Багамах.
— Вы же понимаете, — Фоскетт почти кричал, честно отрабатывая свои деньги. — Сэр Гарри всегда был одним из самых щедрых филантропов Канады, не говоря уже о создании новых рабочих мест и процветании страны, которому его «Лейк Шор Майнз» способствовала. Ведь еще до последнего скачка ставок налогов он уже был крупнейшим налогоплательщиком Канады. Его просто... грабили!
Новоиспеченный багамец, Оукс направлял теперь свою благотворительность на Лондон и Нассау, и в 1939 году ему был пожалован титул баронета Великобритании.
Между тем он сам стал некоронованным королем Багамских островов, человеком-сенсацией, который построил аэродром в Нассау, купил и реставрировал «Британский Колониальный Отель», давал миллионы на благотворительность, повышал зарплату и создал кучу новых рабочих мест на островах.
— Большую часть этих рабочих мест, — сообщил Фоскетт почти религиозно, — получили местные жители и их дети.
— Да, впечатляет, — согласился я.
Я уже закончил есть. Каким-то образом, несмотря на болтовню, адвокат тоже доел свою порцию. Такая скорость впечатляла не меньше, чем вся история Оукса.
— Но что все это имеет общего с наймом частного сыщика из Чикаго?
— Понимаете, Натан... — Его лицо изобразило желание быть максимально полезным. — Понимаете я не уполномочен сообщать вам все. Это очень личное дело, знаете ли, и сэр Гарри хочет рассказать вам о нем сам. Он просит вас встретиться с ним в Нассау.
— Не особенно люблю тропические края, — заметил я. Это была не только красивая фраза: со времен Гуадалканала не прошло еще и года. Я подхватил там малярию, которая очень досаждала мне время от времени. Только в последние месяцы ночные кошмары о сражениях в этих влажных штормовых широтах перестали мучить меня, и я мог иногда нормально выспаться. Дело в том, что меня демобилизовали по состоянию здоровья — из-за «контузии», как выразились врачи.
Фоскетт размахивал загорелыми наманикюренными руками, рисуя в воздухе картины моего будущего. На пальце у него было золотое кольцо с изумрудом размером с дверную ручку.
— Нассау — это рай, Натан. Оазис в этом искореженном войной мире.
Забавно, как соблазнительно может звучать такая чепуха, сказанная с южным акцентом.
— Сейчас июль, Уолтер. Поездка в тропики — не лучший стимул для усталого детектива. Давайте лучше поговорим о самой работе. Я хочу знать, чем конкретно мне предстоит заниматься.
Он пожал плечами.
— Все ваши расходы будут полностью оплачены, и ваш минимальный гонорар составит... тысячу долларов... авансом — только за одну встречу с сэром Гарри.
Это звучало чертовски соблазнительно.
— А почему он хочет видеть именно меня? Почему не какого-нибудь детектива из Флориды? Или с восточного побережья? Частное агентство Рэя Шиндлера, вот куда вам надо обратиться. У меня где-то был его нью-йоркский телефон...
— Вас рекомендовал один из друзей сэра Гарри.
— Да, а кто?
— Сэр Гарри мне этого не сказал.
— Брат! — выдохнул я. А вдруг это все-таки работа на гангстеров? У богатых ребят всегда есть связи с ними, всегда. — Когда он хочет меня видеть?
— Послезавтра, если вам это подходит. Вы полетите в Майами завтра утром. На следующий день будете уже на Багамах. Вам там понравится, Натан, честно, вам понравится.
Что мне точно нравится, так это чек на тысячу долларов. А что, вдруг моему агентству когда-нибудь понадобится толковый юрист из крупной корпорации, вроде «Лэйк Шор Майнз» Оукса? А может я открою канадское отделение суперагентства?
— Так вы полетите, не так ли?
Я нахмурился и ткнул пальцем чуть ли ему не в лицо.
— Мистер Фоскетт, сэр Гарри Оукс, может, и правда богаче всех в мире, но кому-то придется доказать ему, что деньги решают не все.
Он побледнел.
Тут я усмехнулся и похлопал его по загорелой щеке.
— Но, Уолт, этим «кем-то» буду не я. Мне пригодится тысяча долларов.
Глава 2
Я сделал только шаг по деревянному причалу и сразу же выскользнул из пиджака. Хотя я был одет в легкий пиджак и рубашку с короткими рукавами, они не могли выдержать и минуты во влажном воздухе Нассау.
Наверное, было около 80 градусов (по Фаренгейту) — пустяки для чикагца, не боящегося ни холода, ни жары. Но рубашка все равно стала мокрой.
Мы ждали свой багаж в небольшом, похожем на лодочную станцию строении на конце причала, рядом с качающимся на волнах гидропланом.
Получив свою дорожную сумку и пройдя немного по короткому пирсу, я очутился в одноэтажном современном ангаре, где была пропускная станция для пассажиров рейса Пан-Америкэн. Вежливый негр в белой рубашке, такой же мокрой, как моя, молчал, а белый офицер королевской иммиграционной службы в синей форменной кепке задал мне пару формальных вопросов и разрешил проходить.
Оказалось, в Нассау даже не нужно было предъявлять паспорт. Не надо было и обменивать валюту: хотя Нью-Провиденс и был британской колонией, власти острова не возражали против того, чтобы я тратил здесь свои доллары.
Снова очутившись на душном воздухе, я стал созерцать неторопливое движение приезжих на пирсе, где обычно наверняка было более людно. Но не теперь, во время войны. Внимание кучки американских туристов, которые летели вместе со мной из Майами — этих богатеев, привыкших к путешествиям в Европу, которым просто необходимо было куда-нибудь отправиться летом, все равно куда, пусть даже в тропики, — было привлечено босоногим темнокожим музыкантом с потрескавшимся банджо в руках. Одетый в рваную рубашку, соломенную шляпу, такую же широкую, как и его улыбка, он аккомпанировал себе, перебирая струны и отбивая пальцами ритм по деке, и пел веселым баритоном:
Была б у меня иголка,
Я б враз научился шить,
Пришил бы с боку свою девчонку
И вдаль по дороге бы мы пошли...
Туристы слушали с сумками в руках и выражениями от восторга до раздражения на лицах. Когда певец снял шляпу и бросил ее под ноги, они швырнули ему несколько монет. Я не был частью его аудитории, но тоже подошел и положил в шляпу десятицентовик.
— Всегда здесь так паршиво в июле?
— Всегда, сэр. Даже деревья потеют.
И он отправился прочь искать новых простаков.
Большие магазины и другие каменные здания с непонятными вывесками, типа «Говернмент Айс Хаус» (что бы это значило?), тянулись вдоль набережной. Люди по улице двигались не очень быстро. Большинство лиц — темные. Женщины были одеты в легкие одеяния, похожие на индонезийские саронги, только длиннее, чем у Дороти Лаймор. Почти у всех мужчин рубашки были распахнуты на груди, демонстрируя внушительные потные мускулы. Мужчины и женщины несли разнообразные корзины и прочие предметы на головах (несмотря на то, что там же у некоторых находились изысканные соломенные шляпки). Прекрасно балансируя, они как будто задались целью на практике раскрыть смысл детского выражения: «Посмотри, мама, как я могу без рук!» Шагая прочь от причала с дорожной сумкой в руке (а не на голове), я оглянулся назад, на залив. Его режущая синева была невыносима для глаз. Полоса земли на горизонте (неэлегантно названная «Свиной остров», как я узнал позже) огибала гавань. Небольшой домик на скале казался белым силуэтом на фоне неба.
Несколько небольших роскошных белых яхт галсировали, дожидаясь знаменитого багамского бриза, а рядом с ними медленно, как аутсайдеры на регате, скользили по воде две шхуны, принадлежащие, очевидно, местным морякам. В отличие от сверкающих яхт богачей, этим утлым, неуклюжим посудинам с оборванными парусами и облезшей краской срочно требовался ремонт. Сначала я подумал, что это рыбацкие корабли. Но, приглядевшись, я заметил на них какие-то мешки с предметами, похожими на человеческий мозг, которые со временем классифицировал как губки. Значит, шхуны занимались все-таки промыслом, хотя я бы не хотел когда-нибудь попробовать филе из их улова.
Еще одно судно, нагруженное корзинами со свежими овощами и фруктами, медленно проплывало мимо. На нем было полно негров и мулатов, молодых и старых — от старушки, сидящей в кресле-качалке, до хихикающей девушки, которой ее темнокожий кавалер в распахнутой рубахе пел матросскую песню в стиле калипсо, стоя в окружении овец, козлов, цыплят и коровы, путешествовавшей вместе с людьми на этом Шлюпе длиной добрых 80 метров.
У пристани на якоре стоял одинокий корабль с надписью «Паром с прозрачным дном — Морские Сады — Райский Пляж». Около пятнадцати пассажиров — среди них было и несколько привлекательных девушек, американок или англичанок, с похожими на отпускников офицерами Военно-воздушных сил и Армии Великобритании — в нетерпении сидели вокруг большого иллюминатора, а белый, солидный, седовласый капитан, одетый в яркую куртку и кепи, как Капитан Энди из мюзикла «Шоу Боут», мерил шагами палубу, зазывая новых клиентов.
— Эй, парень! — заорал он мне.
Я отрицательно покачал головой и почти уже отвернулся от него, когда услышал голос — чудесный музыкальный женский голос.
— Бедняга... такие маленькие сборы сегодня.
Я быстро повернулся туда, откуда звучал этот голос, с надеждой найти леди, которой он принадлежал. И не был разочарован.
— Вы знаете, — продолжала она весело, произнося твердое "т" как мягкое "д". — Здесь всегда целая флотилия таких паромов, даже в это время года. И эти шхуны, они тоже всегда тут.
Это была красивая девушка с кожей цвета молочного шоколада в широкополой шляпе с красными, голубыми и желтыми лентами. Ее небесно-голубое платье не могло скрыть прекрасную фигуру и высокую грудь. У нее были полные чувственные губы, унаследованные от какого-то темного предка, и маленький прямой нос, говоривший о белых родственниках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57