Сара Девон как безутешная мать интересовала их гораздо меньше, чем как мать-детоубийца. Тишина обрушилась на деревню. Сара осталась в одиночестве на краю дороги, загаженной окурками и пустыми пивными банками. Ей хотелось заорать: «Вернитесь! Не оставляйте меня!» В какой-то момент приступ страха так сдавил горло, что она не могла вздохнуть.
Пресса и телевидение перестали о ней говорить. Уже на следующий день о ней забыли. В Хевен-Ридже, однако, с таким положением вещей не смирились. Слишком много слов было сказано. Сара поняла: что бы она теперь ни сделала, заслужить уважение соседей ей не удастся. Она теперь навсегда никто. Тень. Нечто сомнительное. И все убеждены, что она получила сполна то, что заслужила.
Очень вежливое письмо от издателя не заставило себя долго ждать. По причине негативных публикаций, связанных с ее именем, объяснял он, контракт не может быть возобновлен. Даже если бы он и захотел, акционеры были бы против. «Старая сволочь! — подумала Сара. — Он был менее принципиален, когда переиздавал мои рискованные книжонки, заполняя ими детективный отдел книжного магазина!»
Но долго злиться ей не пришлось, потому что возникли новые заботы. Она часто ходила в деревню, чтобы позвонить из магазина в ФБР, узнать новости. В редких случаях ей удавалось поговорить с Колхауном, и лишь для того, чтобы услышать: следствие идет своим чередом. Ничего нового не было. Когда Сара после разговора выходила из кабинки, Марк Фостер поворачивался к ней спиной или карабкался по стремянке. Для Хевен-Риджа она оставалась подозреваемой номер один, и обнаружение машины похитителей вины с нее не сняло. В конце концов, разве она сама не могла украсть эту машину и спрятать ее там, где ее и нашли? И эта сумасшедшая Мегги Хейлброн могла помочь Саре Девон, даже и не подозревая, что делает это! О! Конечно! Она хорошо запудрила мозги всем вокруг, эта задавака из Лос-Анджелеса, федералы тоже позволили себя надуть, но здесь — в Хевен-Ридже — народ не вчера на свет родился. Кроме того, камуфляжная сетка доказывала ее вину. Эта стерва нарыла ее в барахле у Джоба, как дважды два четыре!
Сара позвонила родителям.
— Кто тебя заставлял ехать жить к этим дикарям! — причитала Сесилия. — Ты хочешь, чтобы у отца появились клиенты после всех ужасов, которые о нем писали в газетах? Знаешь, его бессовестно обвинили в том, что он приставал к тебе, когда ты была маленькой девочкой. Это низко! Он очень тяжело это перенес. Кто тебя просил говорить подобные вещи психиатру?
— Мама, — отрезала Сара, — я никогда ничего подобного не говорила. Это журналисты переврали.
Однако и с этой стороны поддержки у Сары не было.
— Я знаю, что доказательств нет, — заключила мать, — но, несмотря на это, будет лучше, если мы не станем сейчас встречаться… Я думаю о твоем отце. Все эти сплетни принесли ему много горя, и он считает, что ты во всем виновата.
«Тебя это устраивает! — подумала Сара с горечью. — Ты всегда его ревновала ко мне, когда я была маленькой. По крайней мере теперь он полностью принадлежит тебе». Сара почувствовала, что стала злой. Теперь она могла укусить, вцепиться своими красивыми зубами в каждого, кто появится на дороге.
Проходили недели, и Сара начала подозревать, что дело ее вскоре перейдет в разряд нераскрываемых. Она читала, что преступление, которое не раскрыли в течение сорока восьми часов, теряет половину шансов быть раскрытым через неделю и практически не имеет никаких — к концу месяца. Это как источник воды, который перекрывается упавшим камнем. Его скоро забудут. У Сары не было никаких связей, чтобы оказать давление на ФБР. Тяжелее всего было то, что следствие ее окончательно не оправдало. Если Колхаун ей немного сочувствовал, то агент Миковски до последнего дня считал ее подозреваемой.
«Он был абсолютно убежден, что преступление совершила именно я, — повторяла себе Сара. — Даже после того, как обнаружили машину. Они должны были провести кучу экспериментов, чтобы определить, как я смогла украсть машину с автостоянки, потом спрятать ее в сотнях километров от Хевен-Риджа и успеть вернуться обратно. Конечно, у меня обязательно должен был быть соучастник… или, скорее, соучастница. Именно по этой причине они столько времени провели у Мегги. Пытались заставить ее сознаться, что она ехала за мной на пикапе, в то время как я сама вела другой паршивый драндулет». К тому же еще и камуфляжная сетка! Залежалый товар, выставляемый на продажу в любом армейском магазине… но такую можно было бы найти и в хламе ее деда. Чертова сетка!…
Глава 28
Сара затолкала кое-какую провизию в тряпичную сумку цвета хаки. Сандвичи с маслом, плитки шоколада, флягу, наполненную очень сладким черным кофе. Она шла очень осторожно, опасаясь свалиться посреди леса с приступом гипогликемии. На случай неожиданного ливня Сара взяла с собой и плащ-палатку, так как не могла позволить себе простудиться. Поверх всего положила бинокль Джоба. Армейский бинокль, очень мощный. Сумка сразу стала тяжелой, но повесить бинокль на шею было бы ошибкой: никто не должен был знать, что она собирается следить за своими соседями, как разведчик, прячась по кустам.
Сара покинула ранчо, убедившись, что дорога пустынна. Подойдя к ограде, увидела кукол, зарытых в землю с другой стороны забора. Из жирной земли торчали только головы. Это была любимая шутка местных ребятишек. Каждый раз, как они находили на помойке старых кукол, ребята торопились зарыть их перед домом Сары, оставляя на поверхности только головы из розовой пластмассы. Иногда писали корявыми печатными буквами на лбах голышей: ТИММИ. Молодая женщина уже к такому привыкла. Она предполагала, что им самим это делать и не очень-то хотелось, но дети так поступали, потому что слышали за семейным столом, что девица Девон очень хитро обвела вокруг пальца ФБР и закопала своего малыша в таком месте, куда и федералы не добрались.
Преследование Сары достигало пика в период Хэллоуина. Нередко она слышала стук в металлическую дверь ограды и нежный голос, стонавший в ночи: «Мама, это я, Тимми! Я вернулся… Открой мне!»
В первый раз Сара позволила себя поймать, выскочила из дома с бьющимся сердцем. Едва она появилась на веранде, раздался детский хохот, и озорники, бросившись врассыпную, исчезли в ночи.
Они никогда не просили у нее конфет — не потому ли, что родители наверняка долго читали им нотации на этот счет? Им ничего не разрешали брать у убийцы, особенно конфеты, которые вполне могли оказаться отравленными.
Итак, Сара вышла из дома, предварительно тщательно заперев за собой решетку на висячий замок. Она была единственная в Хевен-Ридже, кто закрывал дверь на ключ, но ей не хотелось подвергать себя риску, ведь во время ее отсутствия могли устроить пожар на ранчо или просто разорить дом. Подростков она решила не прогонять, даже самых противных.
Она поднялась по проселочной дороге метров на двести и углубилась в лес. Скрытое передвижение было физически трудным, но имело преимущество: так Сара могла остаться не замеченной водителями машин, ехавших в сторону поселка.
Минут тридцать она продиралась сквозь деревья. Под сводами переплетенных ветвей и листвы было жарко. Когда Сара достигла прогалины, откуда можно было наблюдать за фермой Питера Билтмора, она сделала паузу, потому что задыхалась. Она слишком много пила и слишком много курила. Физически она очень сдала, растолстела так, что не могла влезть в брюки, которые носила пять лет тому назад. Беременность здесь была ни при чем: разнесло ее позже — когда она стала есть все, что под руку попадется.
Сара легла на живот, вытащила из сумки бинокль и стала наблюдать за фермой Билтморов. Она приходила сюда довольно часто и лежала в кустах долгие часы напролет. Так долго, что резиновые окуляры прилипали к векам.
Мысль, что Тимми украл свиновод, терзала ее в течение всей бессонной ночи. «А если… — подумала она вдруг. — Если после моего отказа отдать ему Тимми он решил похитить ребенка?»
Строения Билтморов занимали большую территорию. Ферма состояла из трех корпусов. Амбары были гигантские. «Они могли устроить там тайник, — говорила себе Сара. — Отгородить тридцать квадратных метров при помощи звуконепроницаемых перегородок, а потом скрыть тайник за горой сена».
Да, в этом не было ничего невозможного. Тридцать квадратных метров, чуть больше, чуть меньше, — настоящий пустяк для амбара такого размера. Никто не найдет и не заметит, даже в такой деревне, как эта. Тимми мог быть там уже четыре года, в полном распоряжении жены фермера, упрятанный в конуру, с которой давно смирился…
Вначале Сара изо всех сил отгоняла эту мысль от себя, но та снова возвращалась, внедряясь в мозг, как наваждение.
Разве, в конце концов, Билтмор не был подозреваемым номер один в этом деле?
Он хотел забрать у нее Тимми — и забрал… чтобы вручить своей жене, которая, по его же словам, собиралась броситься в колодец.
«Обыск, проведенный тогда ФБР, ничего не дал, — твердила Сара, — но разве это что-нибудь доказывает? Билтмор хорошо подготовился к этому делу. Он принял все меры предосторожности. Тимми отвезли далеко от фермы, а потом могли привезти, после отъезда федералов. Когда опасность миновала». Обсудив мысленно свою теорию, Сара медленно переместилась на другое место, чтобы лучше рассмотреть другой угол строения. «С годами, — убеждала она себя, — они ослабят бдительность и совершат ошибку».
Вот почему с таким вниманием Сара всматривалась в постройки. Она хотела найти хоть какие-нибудь мельчайшие доказательства, что Тимми спрятан именно здесь. Что угодно: поднос с едой, принесенный женой фермера в амбар, или детскую одежду, которую вывесили сушиться на веревку. Ведь ни один мальчик возраста Тимми не смог бы долго носить одну и ту же одежду.
Уже несколько раз Сара пробиралась среди ночи за ограду, туда, где Билтмор сваливал домашний мусор, в надежде обнаружить книжки, игрушки… Тимми теперь почти восемь лет, и если его держали взаперти, то, чтобы убить время, мальчик должен или читать, или целыми днями смотреть телевизор.
До сих пор ей в руки не попалось ни одного подозрительного предмета. В мусоре Билтморов не было никаких свидетельств того, что Тимми был здесь.
Но это доказывало лишь, что Билтморы были очень осторожны. Сара была полна решимости продолжать поиски. После четырех лет безнаказанности они должны перестать беспокоиться. Сара рассчитывала, что бдительность притупится, и не оставляла надежды незаметно проникнуть на ферму. Готовя вылазку на территорию противника, она брала на заметку привычки врагов. Если бы они оба уехали однажды на какую-нибудь ярмарку скота, то она могла бы обследовать дом. Но до сих пор Питер Билтмор отправлялся на сельскохозяйственные мероприятия один, оставляя жену в доме. Эта деталь сбивала Сару с толку. Если миссис Билтмор страдала хронической депрессией, то почему бы ей в таком случае не отвлечься от своих мыслей и не сопроводить своего мужа на праздники, организуемые скотоводами региона?
Не сидела ли она дома для того, чтобы охранять ребенка?
Сара положила бинокль на траву. Она так долго наблюдала за фермой, что перед глазами поплыли круги. Она решила перекусить, чтобы набраться немного сил и продолжить слежку.
Конечно, Питер Билтмор был подозреваемым номер один, но были и другие. Пигги Уолтерс, Майнетт Соммерс — это только две среди прочих. Все эти старые девы и не старые вдовы, которые крутились вокруг маленького мальчика, пожирая его глазами.
«В день похищения, — повторяла себе Сара, — Тимми исчез так просто и так быстро скорее всего потому, что хорошо знал человека, за которым пошел. За кем-то, кому доверял».
Заманить его в дом можно было простым обещанием куска пирога. А заманив в помещение, прижать к лицу тряпку с хлороформом, тогда ребенок не смог бы сопротивляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37