Только вот до земли она не достанет. Поэтому в конце концов ее придется выпустить, а дальше уж скользить по склону. Намажемся как следует оставшимся жиром, чтобы уменьшить трение, но не исключено, что кожу мы себе сдерем… Ты понял? Развязывай свою веревку, я распущу ее, чтобы она стала подлиннее. Я не смогу тебе помочь. Как только я вылезу, будешь выпутываться один.
Ануна подождала еще немного, потом дернула за веревку. Она знала, что для обмотки царской мумии бальзамировщикам потребовалось около ста пятидесяти локтей льняной ленты. Сто пятьдесят локтей… Приблизительное расстояние до земли… Но очень рискованно… Если сложить ее вдвое, длина уменьшится, зато увеличится прочность. Она знала, что Анахотеп потребовал для себя лен самого лучшего качества, дабы его похоронное одеяние пережило века. Нужно было принимать решение, потому что ночь начинала бледнеть.
По мере того как лента разматывалась, Ануна через отверстие спускала ее наружу. Ночной ветерок играл с нескончаемой тонкой перевязью, заставляя ее порхать по белой стене пирамиды.
Ануна все-таки решила сложить ее вдвое. Наполовину высунувшись наружу, она споро работала над пустотой, манипулируя с бесконечной лентой, хлопающей на ветру. Посчитав, что части получились равными, она привязала ее к кольцам, оставленным карликами на краю отверстия. Затем как смогла намазалась жиром и, намотав ленту на одну руку, стала вылезать наружу головой вперед. В узкой трубе нельзя было развернуться, так что пришлось смириться с таким положением. Края отверстия ободрали ей бедра, и внезапно она повисла вдоль стены; лента натянулась.
«Спускайся! — кричал ей внутренний голос. — Спускайся, пока не ослабли руки».
Она ойкнула от страха и грудью и животом прижалась к белой известняковой облицовке. Судорожно вцепившиеся в ленту руки отказывались повиноваться. Из отверстия высунулась голова Томака. Ануна начала спускаться, стараясь не делать резких движений. Лен держал хорошо. Наклон стены составлял градусов пятьдесят. Она попыталась подобрать ноги, но лишь ободрала коленки и распласталась, чуть не выпустив ленту. Известняк был очень гладкий, отполированный руками тысяч людей. Если она и заскользит по нему, то пострадает лишь от трения, а не напорется на какие-либо неровности. Девушка продолжила спуск. Ночной ветер, хлеставший по потному телу, казался ледяным; зубы выстукивали дробь. Без каких-либо осложнений она спустилась до конца ленты и вдруг безо всякой опоры повисла над пустотой. От земли ее отделяло семьдесят пять локтей. Собравшись в клубок, она покатилась по склону и удачно приземлилась на смягчивший падение песок. Другого способа спуститься не было. Еще девочкой она часто скатывалась так с вершин барханов на краю пустыни, но там был мягкий песок, а не камень… Падение оглушило ее, и она не видела, как спускался Томак. Когда она пришла в чувство, старик лежал в песке на спине и постанывал. Он здорово ободрал себе кожу. Она взяла его за руку, помогая подняться, но он закричал, как ребенок: у него оказалось вывихнуто плечо.
— Мы смогли… — задыхаясь проговорила она, сама еще не до конца поверив в это. — Мы живы! Пойдем, надо где-то укрыться.
Она поддерживала Томака, пока они шли к глинобитным домишкам на берегу реки.
Голые, безумно уставшие, окровавленные, они все дальше уходили от царства мертвых. Небо посинело, а скоро оно станет розовым. Через какой-то час, когда солнечные лучи упадут на пирамиду, люди, увидев пляшущую на ветру ленту, подумают, что ненавистный всем Анахотеп покинул свою гробницу, чтобы тревожить живых, и вымажут лица илом, взывая к милосердию Осириса.
23
Домики были скромные, сделанные из глины, смешанной с рубленой соломой. Ануна надеялась украсть там кое-какую одежонку, но не потому, что стеснялась наготы — в Египте рабочие и земледельцы часто работали в таком виде, прикрыв пенис простым бамбуковым или кожаным чехольчиком, — ей хотелось скрыть многочисленные кровоточащие порезы на теле, которые могли бы привлечь к ней внимание. Она умирала от голода и жажды. Увы, поблизости не видно было ни одного фруктового дерева, так как здесь начиналась пустыня, и лишь заросли папируса покрывали подступы к реке.
Она довела Томака до невысокой ограды из больших камней и внезапно рывком потянула его за руку, вправив плечевой сустав. Старик вскрикнул от боли. Все вокруг было спокойно. Не видно было никаких следов Нетуба или пигмеев. В каком направлении они пошли? Может, вернулись в лагерь, расположенный в развалинах старой крепости?
— Они уплыли по реке, — пробормотал Томак, будто угадав ее мысли. — Взгляни, вон следы от мешков… Они ведут к берегу, где их, должно быть, поджидала большая лодка. Они собираются покинуть провинцию и спуститься к морю. А оказавшись в дельте, покинут Египет.
— Это тоже ты придумал? — с горечью в голосе спросила Ануна.
— Нет… а вообще-то не знаю… Во всяком случае, я бы так же поступил на их месте. Им нужно как можно скорее удрать из нома. Если их остановят солдаты, то, обыскав их груз, сразу догадаются, что сокровища похищены из гробницы. На всех украшениях стоит клеймо Анахотепа.
— Надо их догнать, — решительно сказала Ануна. — Я не хочу лишаться своей доли… Я очень рисковала. Без меня у них ничего бы не получилось.
— Девочка моя, — простонал Томак, — что ты сможешь сделать с этими негодяями?
— Не знаю, — призналась девушка, — но ждать здесь неизвестно чего я не буду.
Она поднялась и проскользнула во двор одного из домов с потрескавшимися стенами. Подвешенное на палках, там сушилось белье. Она сняла два куска грубой ткани, в которую можно было завернуться Томаку и ей самой, чтобы защититься от жгучего солнца. Затем она вернулась к старику и помогла ему дойти до реки. Она рассчитывала завладеть одной из рыбацких лодок, сплетенных из папируса. Ануна слишком устала, чтобы грести, но течение должно отнести их именно туда, куда надо. Прежде чем залезть в лодку, она выдернула из ила несколько стеблей папируса, сразу очистила их и с жадностью съела сердцевину. Это была пища бедняков, которая лишь наполняла желудок, притупляя чувство голода.
Когда Томак сел в лодку, она, собравшись с силами, столкнула ее в воду, потом одним прыжком вскочила сама. Хватило нескольких гребков веслом, и лодка очутилась на быстрине, а дальше течение само понесло их.
Томак скорчился на дне и уснул. Усталость одолевала и Ануну. Теперь, когда нервное напряжение отпустило ее, ей с трудом удавалось держать глаза открытыми.
«Надо поспать…» — решила она. Укрывшись от солнца под украденной тканью, она примостилась на корме, закрыла глаза и тотчас уснула.
Ее разбудил сильный удар. Сначала она подумала, что лодка наткнулась на подводный валун, потом увидела, что валун шевелится. Камень оказался спиной гиппопотама. Томак завизжал, как напуганная женщина. Египтяне ненавидели этих животных, врагов крокодилов: они часто нападали на рыбацкие лодки, когда те встречались с плывущим стадом. «Мы сейчас опрокинемся!» — подумала Ануна, и в тот же момент лодка перевернулась. Девушка оказалась в воде, взбаламученной гиппопотамами. Страх охватил ее, когда с обеих сторон она увидела темные туши. Если животные еще больше приблизятся друг к другу, они раздавят ее, даже не заметив этого. Она боролась с течением, силясь как можно скорее отплыть, так как расстояние между животными быстро сокращалось. В мутной от ила воде невозможно было сориентироваться. Девушка забила ногами, уперлась в мощную живую стену, оттолкнулась от нее и вынырнула на поверхность. Уже плывя к берегу, она услышала треск раздавленной лодки.
А где Томак? Умеет ли он плавать? Наверное, раз он был рыбаком в прошлой жизни…
Ануна поискала старика глазами и наконец увидела его, неумело барахтавшегося в грязных волнах.
— Сюда! — крикнула она ему. — Плыви сюда!
Он не услышал ее, и девушке пришлось плыть за ним. Когда она схватила его, он напоминал ей тонущего котенка. Ануна подтащила его к берегу, и они стали пробираться по жидкому илу, продираясь сквозь заросли папируса.
«Где есть гиппопотамы, там нет крокодилов», — приободряя себя, бормотала Ануна. Но это было не так, и она знала об этом, поскольку крокодилы часто сидели в засаде неподалеку от гиппопотамов в надежде схватить одного из их детенышей. Поддерживая Томака, она прокладывала себе дорогу через густые заросли водных растений, боясь очутиться нос к носу с прячущимся крокодилом.
Надо было побыстрее выбираться из этой трясины на твердую землю. Ануна тяжело дышала от усталости, к которой добавилась растерянность. Теперь у них не было лодки, все пропало, и никогда они не найдут Нетуба.
Всякий раз, мысленно произнося его имя, она чувствовала, как у нее обрывается сердце. Она повторяла себе, что это от ненависти. Только от ненависти…
Наконец они вышли из тростниковых зарослей и упали на песок. Перед ними расстилалась пустынная равнина, покрывающая две трети территории провинции ниже Сетеп-Абу. Пейзаж показался Ануне незнакомым. Вероятно, ей не приходилось прежде здесь бывать.
«Я уснула, — думала она. — Лодку несло по течению почти целый день. Солнце уже опустилось за горизонт, скоро начнет темнеть. Мы очень далеко от Сетеп-Абу…»
Ануна поняла, что они и в самом деле находились на краю пустыни, вдали от поселений. И напрасно она всматривалась в окрестности, нигде не видно было никаких следов человеческого присутствия.
«Плохо дело, — решила она. — Скоро стемнеет, а с темнотой здесь появятся гиены, шакалы… и львы».
Издалека учуяв запах человека, хищники быстро соберутся сюда, чтобы разорвать их на куски. Ануна стащила с себя намокшую ткань. С наступлением сумерек станет холодно. Нужно бы развести костер… но как? Она помогла Томаку встать на ноги и потащила его к возвышавшемуся впереди холму. Может быть, удастся найти там какую-нибудь пещеру или что-то вроде того, чтобы пересидеть ночь? «Завалив камнем вход, — сказала она себе, — я смогу защититься от львов». К несчастью, скалистая возвышенность находилась дальше, чем ей казалось, и, когда они добрались до подножия, уже стемнело. Ануну страшили ночи на пустынных пространствах. В густой тьме без луны и звезд человек будто лишался зрения. Томак дрожал от холода, и она растирала его, как ребенка. Она уже привыкла к старикам, и ее не отталкивала обвислая морщинистая кожа, словно готовая слезть и обнажить скелет, но прикосновение к ней воскресило воспоминание о совершенстве тела Нетуба Ашры, о его твердом торсе, словно выточенном из древесины оливкового дерева. Она выругалась сквозь зубы, рассердившись на себя за сентиментальность.
Они не нашли никакого убежища и пытались защититься от пронизывающего холодного ветра, укрывшись за скалой. Ануна прижала Томака к себе, согревая его своим теплом, и ей невольно вспомнился седобородый погонщик верблюдов, с которым она много лет делила ложе.
Она удивилась, что не слышно воя шакалов, но вдруг вдали раздался львиный рык. Крупный хищник разогнал более мелких.
«Он знает, что мы здесь, — подумала она. — Он уже идет… Идет за нами».
И неожиданно ее охватил гнев. Избежать медленной смерти в глубине пирамиды, чтобы погибнуть здесь от когтей льва! Это было слишком несправедливо! Столько сил потрачено зря!
Худые пальцы Томака легли на ее плечо.
— Мы пропали, — пробормотал старик. — Лев… Ты слышала? Ветер донес до него наш запах. Нужен костер…
— Это невозможно, — в отчаянии проговорила девушка. — Нет дров, сухой травы, кремня… Нет ничего. Этот холм — нагромождение песка и камней.
— Тогда надо спуститься, — чуть слышно сказал Томак, — вырыть нору и закопаться в песок… Это одна из хитростей охотников… Если повезет, лев не учует нас.
— Я в это не верю, — обреченно возразила Ануна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Ануна подождала еще немного, потом дернула за веревку. Она знала, что для обмотки царской мумии бальзамировщикам потребовалось около ста пятидесяти локтей льняной ленты. Сто пятьдесят локтей… Приблизительное расстояние до земли… Но очень рискованно… Если сложить ее вдвое, длина уменьшится, зато увеличится прочность. Она знала, что Анахотеп потребовал для себя лен самого лучшего качества, дабы его похоронное одеяние пережило века. Нужно было принимать решение, потому что ночь начинала бледнеть.
По мере того как лента разматывалась, Ануна через отверстие спускала ее наружу. Ночной ветерок играл с нескончаемой тонкой перевязью, заставляя ее порхать по белой стене пирамиды.
Ануна все-таки решила сложить ее вдвое. Наполовину высунувшись наружу, она споро работала над пустотой, манипулируя с бесконечной лентой, хлопающей на ветру. Посчитав, что части получились равными, она привязала ее к кольцам, оставленным карликами на краю отверстия. Затем как смогла намазалась жиром и, намотав ленту на одну руку, стала вылезать наружу головой вперед. В узкой трубе нельзя было развернуться, так что пришлось смириться с таким положением. Края отверстия ободрали ей бедра, и внезапно она повисла вдоль стены; лента натянулась.
«Спускайся! — кричал ей внутренний голос. — Спускайся, пока не ослабли руки».
Она ойкнула от страха и грудью и животом прижалась к белой известняковой облицовке. Судорожно вцепившиеся в ленту руки отказывались повиноваться. Из отверстия высунулась голова Томака. Ануна начала спускаться, стараясь не делать резких движений. Лен держал хорошо. Наклон стены составлял градусов пятьдесят. Она попыталась подобрать ноги, но лишь ободрала коленки и распласталась, чуть не выпустив ленту. Известняк был очень гладкий, отполированный руками тысяч людей. Если она и заскользит по нему, то пострадает лишь от трения, а не напорется на какие-либо неровности. Девушка продолжила спуск. Ночной ветер, хлеставший по потному телу, казался ледяным; зубы выстукивали дробь. Без каких-либо осложнений она спустилась до конца ленты и вдруг безо всякой опоры повисла над пустотой. От земли ее отделяло семьдесят пять локтей. Собравшись в клубок, она покатилась по склону и удачно приземлилась на смягчивший падение песок. Другого способа спуститься не было. Еще девочкой она часто скатывалась так с вершин барханов на краю пустыни, но там был мягкий песок, а не камень… Падение оглушило ее, и она не видела, как спускался Томак. Когда она пришла в чувство, старик лежал в песке на спине и постанывал. Он здорово ободрал себе кожу. Она взяла его за руку, помогая подняться, но он закричал, как ребенок: у него оказалось вывихнуто плечо.
— Мы смогли… — задыхаясь проговорила она, сама еще не до конца поверив в это. — Мы живы! Пойдем, надо где-то укрыться.
Она поддерживала Томака, пока они шли к глинобитным домишкам на берегу реки.
Голые, безумно уставшие, окровавленные, они все дальше уходили от царства мертвых. Небо посинело, а скоро оно станет розовым. Через какой-то час, когда солнечные лучи упадут на пирамиду, люди, увидев пляшущую на ветру ленту, подумают, что ненавистный всем Анахотеп покинул свою гробницу, чтобы тревожить живых, и вымажут лица илом, взывая к милосердию Осириса.
23
Домики были скромные, сделанные из глины, смешанной с рубленой соломой. Ануна надеялась украсть там кое-какую одежонку, но не потому, что стеснялась наготы — в Египте рабочие и земледельцы часто работали в таком виде, прикрыв пенис простым бамбуковым или кожаным чехольчиком, — ей хотелось скрыть многочисленные кровоточащие порезы на теле, которые могли бы привлечь к ней внимание. Она умирала от голода и жажды. Увы, поблизости не видно было ни одного фруктового дерева, так как здесь начиналась пустыня, и лишь заросли папируса покрывали подступы к реке.
Она довела Томака до невысокой ограды из больших камней и внезапно рывком потянула его за руку, вправив плечевой сустав. Старик вскрикнул от боли. Все вокруг было спокойно. Не видно было никаких следов Нетуба или пигмеев. В каком направлении они пошли? Может, вернулись в лагерь, расположенный в развалинах старой крепости?
— Они уплыли по реке, — пробормотал Томак, будто угадав ее мысли. — Взгляни, вон следы от мешков… Они ведут к берегу, где их, должно быть, поджидала большая лодка. Они собираются покинуть провинцию и спуститься к морю. А оказавшись в дельте, покинут Египет.
— Это тоже ты придумал? — с горечью в голосе спросила Ануна.
— Нет… а вообще-то не знаю… Во всяком случае, я бы так же поступил на их месте. Им нужно как можно скорее удрать из нома. Если их остановят солдаты, то, обыскав их груз, сразу догадаются, что сокровища похищены из гробницы. На всех украшениях стоит клеймо Анахотепа.
— Надо их догнать, — решительно сказала Ануна. — Я не хочу лишаться своей доли… Я очень рисковала. Без меня у них ничего бы не получилось.
— Девочка моя, — простонал Томак, — что ты сможешь сделать с этими негодяями?
— Не знаю, — призналась девушка, — но ждать здесь неизвестно чего я не буду.
Она поднялась и проскользнула во двор одного из домов с потрескавшимися стенами. Подвешенное на палках, там сушилось белье. Она сняла два куска грубой ткани, в которую можно было завернуться Томаку и ей самой, чтобы защититься от жгучего солнца. Затем она вернулась к старику и помогла ему дойти до реки. Она рассчитывала завладеть одной из рыбацких лодок, сплетенных из папируса. Ануна слишком устала, чтобы грести, но течение должно отнести их именно туда, куда надо. Прежде чем залезть в лодку, она выдернула из ила несколько стеблей папируса, сразу очистила их и с жадностью съела сердцевину. Это была пища бедняков, которая лишь наполняла желудок, притупляя чувство голода.
Когда Томак сел в лодку, она, собравшись с силами, столкнула ее в воду, потом одним прыжком вскочила сама. Хватило нескольких гребков веслом, и лодка очутилась на быстрине, а дальше течение само понесло их.
Томак скорчился на дне и уснул. Усталость одолевала и Ануну. Теперь, когда нервное напряжение отпустило ее, ей с трудом удавалось держать глаза открытыми.
«Надо поспать…» — решила она. Укрывшись от солнца под украденной тканью, она примостилась на корме, закрыла глаза и тотчас уснула.
Ее разбудил сильный удар. Сначала она подумала, что лодка наткнулась на подводный валун, потом увидела, что валун шевелится. Камень оказался спиной гиппопотама. Томак завизжал, как напуганная женщина. Египтяне ненавидели этих животных, врагов крокодилов: они часто нападали на рыбацкие лодки, когда те встречались с плывущим стадом. «Мы сейчас опрокинемся!» — подумала Ануна, и в тот же момент лодка перевернулась. Девушка оказалась в воде, взбаламученной гиппопотамами. Страх охватил ее, когда с обеих сторон она увидела темные туши. Если животные еще больше приблизятся друг к другу, они раздавят ее, даже не заметив этого. Она боролась с течением, силясь как можно скорее отплыть, так как расстояние между животными быстро сокращалось. В мутной от ила воде невозможно было сориентироваться. Девушка забила ногами, уперлась в мощную живую стену, оттолкнулась от нее и вынырнула на поверхность. Уже плывя к берегу, она услышала треск раздавленной лодки.
А где Томак? Умеет ли он плавать? Наверное, раз он был рыбаком в прошлой жизни…
Ануна поискала старика глазами и наконец увидела его, неумело барахтавшегося в грязных волнах.
— Сюда! — крикнула она ему. — Плыви сюда!
Он не услышал ее, и девушке пришлось плыть за ним. Когда она схватила его, он напоминал ей тонущего котенка. Ануна подтащила его к берегу, и они стали пробираться по жидкому илу, продираясь сквозь заросли папируса.
«Где есть гиппопотамы, там нет крокодилов», — приободряя себя, бормотала Ануна. Но это было не так, и она знала об этом, поскольку крокодилы часто сидели в засаде неподалеку от гиппопотамов в надежде схватить одного из их детенышей. Поддерживая Томака, она прокладывала себе дорогу через густые заросли водных растений, боясь очутиться нос к носу с прячущимся крокодилом.
Надо было побыстрее выбираться из этой трясины на твердую землю. Ануна тяжело дышала от усталости, к которой добавилась растерянность. Теперь у них не было лодки, все пропало, и никогда они не найдут Нетуба.
Всякий раз, мысленно произнося его имя, она чувствовала, как у нее обрывается сердце. Она повторяла себе, что это от ненависти. Только от ненависти…
Наконец они вышли из тростниковых зарослей и упали на песок. Перед ними расстилалась пустынная равнина, покрывающая две трети территории провинции ниже Сетеп-Абу. Пейзаж показался Ануне незнакомым. Вероятно, ей не приходилось прежде здесь бывать.
«Я уснула, — думала она. — Лодку несло по течению почти целый день. Солнце уже опустилось за горизонт, скоро начнет темнеть. Мы очень далеко от Сетеп-Абу…»
Ануна поняла, что они и в самом деле находились на краю пустыни, вдали от поселений. И напрасно она всматривалась в окрестности, нигде не видно было никаких следов человеческого присутствия.
«Плохо дело, — решила она. — Скоро стемнеет, а с темнотой здесь появятся гиены, шакалы… и львы».
Издалека учуяв запах человека, хищники быстро соберутся сюда, чтобы разорвать их на куски. Ануна стащила с себя намокшую ткань. С наступлением сумерек станет холодно. Нужно бы развести костер… но как? Она помогла Томаку встать на ноги и потащила его к возвышавшемуся впереди холму. Может быть, удастся найти там какую-нибудь пещеру или что-то вроде того, чтобы пересидеть ночь? «Завалив камнем вход, — сказала она себе, — я смогу защититься от львов». К несчастью, скалистая возвышенность находилась дальше, чем ей казалось, и, когда они добрались до подножия, уже стемнело. Ануну страшили ночи на пустынных пространствах. В густой тьме без луны и звезд человек будто лишался зрения. Томак дрожал от холода, и она растирала его, как ребенка. Она уже привыкла к старикам, и ее не отталкивала обвислая морщинистая кожа, словно готовая слезть и обнажить скелет, но прикосновение к ней воскресило воспоминание о совершенстве тела Нетуба Ашры, о его твердом торсе, словно выточенном из древесины оливкового дерева. Она выругалась сквозь зубы, рассердившись на себя за сентиментальность.
Они не нашли никакого убежища и пытались защититься от пронизывающего холодного ветра, укрывшись за скалой. Ануна прижала Томака к себе, согревая его своим теплом, и ей невольно вспомнился седобородый погонщик верблюдов, с которым она много лет делила ложе.
Она удивилась, что не слышно воя шакалов, но вдруг вдали раздался львиный рык. Крупный хищник разогнал более мелких.
«Он знает, что мы здесь, — подумала она. — Он уже идет… Идет за нами».
И неожиданно ее охватил гнев. Избежать медленной смерти в глубине пирамиды, чтобы погибнуть здесь от когтей льва! Это было слишком несправедливо! Столько сил потрачено зря!
Худые пальцы Томака легли на ее плечо.
— Мы пропали, — пробормотал старик. — Лев… Ты слышала? Ветер донес до него наш запах. Нужен костер…
— Это невозможно, — в отчаянии проговорила девушка. — Нет дров, сухой травы, кремня… Нет ничего. Этот холм — нагромождение песка и камней.
— Тогда надо спуститься, — чуть слышно сказал Томак, — вырыть нору и закопаться в песок… Это одна из хитростей охотников… Если повезет, лев не учует нас.
— Я в это не верю, — обреченно возразила Ануна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45