и как мотор смолкает, когда подходим поближе, и теперь слышен ровный скрип уключин и такой же ровный плеск весел, а комары, все больше наглея, начинают звенеть вокруг просто ужас, выискивая любое незащищённое место, чтобы накинуться и укусить — хорошо, мама дала нам с собой лосьон от комаров; и как сначала забрасываются сети, а потом мы причаливаем, и расчехляем удочки, и я показываю Фантику, где лучше всего будет ночной клёв — это надо пройти по валунам, торчащим из воды, и забрасывать удочку с последнего из них, где уже глубина — а Ванька всё-таки ставит свои донные удочки, а потом направляется чуть вверх по Удолице, до ручейка, который является её притоком: ручеёк уже не входит в территорию заповедника, а Ванька почему-то уверен, что если где и клюнет щука, то только там, и мы видим, как мелькает в темноте между деревьев Ванькин фонарик, и слышим, как Ванька чертыхается, споткнувшись об очередную корягу; и как Гришка с напарником — Петром Антонычем, который говорит, что его можно называть просто «Петя», даже не «дядя Петя» — раскладывают костерок на берегу и травят всякие интересные истории, выжидая, когда можно будет пойти выбирать сети; и как продрогшая Фантик возвращается к костру, и мы её отпариваем горячим чаем, и все впятером уничтожаем запакованные нам бутерброды, а Фантик забирается в спальный мешок и, услышав, что с рассветом, после того, как выберут сети, Гришка попытается прогуляться в одно местечко, где иногда ходит форель, и закинуть удочки, просит обязательно её разбудить, потому что она тоже хочет наловить форелей; и как мы прислушиваемся и приглядываемся к лесу, и в какой-то момент принимаем Ванькин фонарик за блуждающий огонёк; и как глаза слипаются — и вдруг пробуждаешься, вздрогнув, когда небо начинает сереть, и быстренько подбрасываешь несколько крупных сучьев в догорающий костёр, сухие сучья сразу занимаются, и тебя обдаёт волной жара, а воздух над разгоревшимся костром такой зыбкий и дрожащий, такие отсветы и переливы бывают в стекле, когда его быстро наклоняешь то туда, то сюда… — словом, это все важно, и ещё тысяча других вещей, перечислять которые было бы слишком долго. Это целая повесть получится из такого перечисления.
Поэтому начну лучше с самого утра, с того момента, когда нам крупно повезло: с первым рассветом нам удалось выловить четыре небольших форели, причём одна клюнула у Фантика, и Фантик пришла в абсолютный восторг.
Гришка и Петя взялись быстро их засолить. Выпотрошив серебристых рыбин и сделав надрезы у них на коже, они натёрли форелей крупной солью и, переложив крапивой, пристроили между плоских камней, сверху положив не очень тяжёлые, поровней и потоньше по форме, чтобы гнёт был «деликатным», как выразился Гришка.
— Часа через два будет готово! — оповестил он. — Малосольная форель — это такое лакомство, какого ни в одном ресторане не отведаешь, потому что настоящий вкус у неё лишь тогда, когда её засолишь совсем свежей, только выловленной! И это, считайте, вам повезло! Сами знаете, форель обычно ходит севернее, и в наши места забредает нечасто! Наверно, она ради вас расстаралась — в честь твоего приезда, Фантик, прежде всего!
Фантик закраснелась от смущения и удовольствия. Ну да, всегда приятно, когда ради тебя происходит что-то необычайное, да ещё другие с этим соглашаются и говорят вслух.
— А пока она засолится, не мешало бы сети проведать, — сказал Петя. — Самое время…
Мы проверили сети и выбрали довольно неплохой улов: штук по пятнадцать леща и чухоня, несколько щучонков и даже небольшого сома. Приблизительно через час мы вернулись на прежнее место, и Гришка с Петей взялись сразу закоптить часть рыбы — соорудили над костром коптильную решётку, приволокли молодых веточек и листьев ольхи и принялись разбирать улов. Скоро запахло ольховым дымком, и Гришка повернулся к нам:
— Тут часа на полтора возни. Сома мы сразу зажарим — отличный горячий завтрак получится! А вы можете позакидывать удочки вдоль берега, если хотите.
— Я, пожалуй, пойду проверю наконец свои донные удочки, — сказал Ванька.
Фантик потянула меня за рукав.
— Ты ещё обещал показать мне то место, где археологи находили всякие древние предметы!
— Это совсем неподалёку! — откликнулся услышавший Петя. — Поднимешься по реке буквально метров сто, увидишь спускающийся к Удолице овражек — её старое русло. Вот по этому овражку и надо идти. Может, и сама что-нибудь найдёшь — я гляжу, ты везучая.
— Да я тебя провожу! — сказал я. — Только надо поглядеть, не понадобится ли Ваньке помощь. Эти донные удочки жутко коварные. Чуть не так начнёшь их выбирать — обязательно цепляются за какую-нибудь пакость на дне.
И точно. Ванька выбрал уже две донные удочки — одна оказалась пустой, на вторую попался сомёнок сантиметров в сорок длиной (с головой и хвостом считая), и Ваньку так раздуло от гордости, что я испугался, как бы он не лопнул — а третья прочно зацепилась за что-то, и, как Ванька ни водил её туда и сюда, ни пробовал теребить и подсекать, чтобы не порвать леску, ничего у него не получалось.
— Брось ты её! — сказал я. — Дёрни разок и, если леска оборвётся, то так тому и быть!
— Ни за что! — ответил Ванька. — Ты, что ли, купишь мне новую удочку?
— Но ведь мы тебя предупреждали…
— Ага!.. И ещё уверяли, что я ничегошеньки не поймаю! А этот сомище — это, по-твоему, ничегошеньки?
Я не стал возражать Ваньке, что назвать эту рыбку «сомище» трудно даже при самой буйной фантазии. Ничего хорошего из этого бы всё равно не вышло.
— Давай попробуем потянуть вместе, — предложил я.
— А если оборвётся?
— Леска прочная, оборваться не должна.
— А если всё-таки?..
— «Если бы да кабы, то во рту росли б грибы»! — рассердился я. — Если оборвётся, я нырну и найду обрывок лески с крючком.
Ванька ехидно прищурился.
— Ну, смотри! Вообще, тебе стоило бы мокнуться — остынешь и перестанешь кипятиться как чайник.
Мы вместе взялись за леску и стали тянуть. К нашей радости, леска стала подаваться, и мы почувствовали, как тянем со дна что-то тяжёлое.
— Это сом! — задохнулся Ванька. — Огромный сом!
— Если бы это был сом, он бы сопротивлялся, — с натугой процедил я сквозь зубы. — Скорей, какая-нибудь коряга…
Фантик подошла к самому краю огромного валуна, на котором мы стояли, и заглянула в воду.
— Там что-то колышется, — сообщила она. — Что-то большое и тёмное… Ой, оно все ближе и ближе к поверхности…
— Сом?.. — жадно спросил Ванька.
— Нет, — ответила Фантик. — Оно какое-то ровное… Не похоже ни на сома, ни на корягу.
Мы потянули ещё немного, и Фантик заорала:
— Идёт! Показалась! Это что-то!..
И тут леска оборвалась.
— Чтоб тебя! — в сердцах выругался Ванька. — Я ведь говорил! Теперь ныряй!
— А может не стоит? — испугалась Фантик.
— Может, и не стоит, а надо, — хмуро ответил я, расстёгивая рубашку. Свитера, несмотря на холодное утро, мы скинули уже давно: ведь мы так усердно тянули сети, волокли рыбу, а потом возились у костра, что нам стало жарко, и в свитерах мы бы вообще запарились. — Только нырять с валунов я не буду. Мало ли что там, под водой. А это, то, что ты видела, на что это было похоже?
— На какую-то мебель, — ответила Фантик. — Вроде угла старого стола или зеркала.
— Совсем интересно, — пробурчал я, переходя на берег. Но мне и впрямь становилось любопытно, что ж это такое странное подцепил Ванька, и, наверно, я теперь больше притворялся, что мне не хочется нырять, чем на самом деле не хотел.
Я разделся на берегу, по мягкому песочку вошёл в воду и проплыл метров десять до дальнего валуна, последнего в цепочке огромных камней, тянувшихся в воду. С этого валуна Ванька и забрасывал свои удочки. Здесь не должно было быть особенно глубоко, но всё-таки дна под ногами я не чувствовал. Набрав полные лёгкие воздуха, я осторожно нырнул. В незнакомой воде всегда надо быть осторожным. Сам я отделался за все годы лишь распоротой ногой, а ведь несколько наших знакомых мальчишек расшибали головы о всякую дрянь, торчащую на дне, и потом долго валялись в больнице. Хорошо, их вовремя вытаскивали, и никто из них не захлебнулся насмерть. А ведь ещё бывает, что вода искажает расстояние до дна. Кажется, что метра два, а на самом деле всего-то полметра. Прыгаешь ласточкой — и врезаешься головой в дно. Один наш приятель получил так сотрясение мозга.
Словом, я, выросший возле достаточно большой воды, знал, что с ней шутки плохи, поэтому никогда не рисковал зря.
Глубина была не очень большая, и вода — вполне прозрачная. Если бы мы ещё не замутили её, пытаясь вытащить штуковину, зацепленную крючком, то было бы совсем хорошо. Но и в чуть мутноватой воде у самого дна я различил то, что нам было надо. Это была большая рама, резная и красивая: то ли от зеркала, то ли от картины. Меня удивило, что эта рама не всплывает. Мало того, что тянуть её было трудно, так она ещё и назад ушла, едва леска оборвалась! А ведь она деревянная. Я знал, что в воде тонет дуб, особенно старый, но рама, по фактуре, была непохожа на дубовую (а в сортах древесины я разбирался неплохо — мы ведь немало плотничали и столярничали).
Я подёргал раму. Так и есть — к ней толстой верёвкой было привязано что-то тяжёлое. Перебрав верёвку в руках, я наткнулся на большую ржавую железяку.
Развязать под водой намокшие узлы было просто невозможно. Я вынырнул, чтобы набрать воздуха, и уцепился за край валуна.
— Ну, что? — надо мной свешивались головы Ваньки и Фантика.
— Сейчас… — ответил я. — Ванька, у тебя твой перочинный нож при себе?
— Как всегда!
— Давай сюда!
Забрав у Ваньки его складной нож, я опять нырнул. Перерезать верёвку оказалось делом плёвым, и рама сразу начала всплывать сама, мне надо было лишь подталкивать её, чтобы она всплыла у самого валуна и Ваньке с Фантиком было удобно схватить её и вытащить. На одной из сторон я разглядел Ванькин обрывок лески, с крючком и донным грузилом.
Вынырнув, я постарался поставить раму вертикально, чтобы моему братцу и Фантику было легче её ухватить.
— Держите!
Они вытащили раму на валун, я выбрался следом — и мне сразу стало жутко холодно.
— Все! — сказал я. — Я бегу к костру и напяливаю свитер. Заберите мою одежду на берегу.
И помчался со всех ног — так быстро, что раза два чуть не навернулся на скользких валунах.
Гришка и Петя, сидевшие у костерка и следившие за тем, как запекается сом и как коптится другая рыба, широко открыли глаза, меня увидев.
— Ничего особенного! — я весело махнул им рукой. — Нырял за оборвавшейся леской. И мы такое вместе с леской из воды вытащили… сейчас увидите!
Я заплясал у костра, поближе к жарким углям, на ходу извлекая свитер из рюкзака и натягивая его на голое тело — свитер, связанный из шерсти Топы, был довольно кусачим, но, по холоду, покалывание жёстких волосков было даже приятным. А тут подоспели и Ванька с Фантиком, волоча раму и мою одежду.
— Ух ты! — Петя приподнялся. — Вот это и вправду штуковина!
Рама была размером приблизительно метр на полтора, не очень широкая, но вся покрытая красивой резьбой, венчал которую голубок в середине её верхней планки. Гришка тоже её оглядел — и, в отличие от Пети, особого восторга не выразил.
— Совсем недавно утопили. Вон, дерево не успело толком влагой пропитаться, и краска даже не думает шелушиться, — хмуро проворчал он. — Вид такой, как будто кинули в воду буквально несколько часов назад. И этот обрывок верёвки… Её, что, пришлось отрезать от какого-то груза?
— От огромной кривой железяки, — сообщил я.
Гришка ещё раз осмотрел раму и покачал головой.
— И что вы с ней собираетесь делать?
— Как что? — сказал Ванька. — Заберём с собой!
Гришка совсем помрачнел.
— На вашем месте, я бы не стал этого делать.
— Почему? — буквально в один голос спросили мы.
— Потому что тут дело нечисто, — ответил Гришка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18