В полутьме он не сводил взгляда с огонька сигареты.
– А что, я и впрямь после этой вашей операции снова девушкой стала?
– Да.
– Вот смеху-то!
– Только не смейтесь, прошу вас!
– Да я не смеюсь, я вот думаю: ослы вы, мужики.
Ну, это оскорбление можно и проглотить, лишь бы она снова разговорилась. Конечно, ослы, кто же еще?
– Мы, бабы, все сучки, а вы ослы.
Такая категоричность ему нравилась: ведь в самом деле наш мир населяют либо сучки, либо ослы. Но ты говори, говори, не останавливайся, рассказывай про своего мясника и про принца Сильвано.
– Не обижайтесь, – сказала она, с наслаждением пуская в темноте дым, – это ж какими ослами надо быть!.. Я переспала с тыщей мужиков, а с ним, с женишком моим, на закуску перед брачной ночью такое в машине выделывала, что вам и не снилось, и после всего этого я опять девушка, какого же хрена она стоит, девственность-то?
Ты не про девственность, а про жениха говори; сидя на подоконнике, он мысленно пытался ей внушить, чтоб она не уклонялась от темы.
– Умора, да и только! – продолжала она тягучим пьяным голосом. – Я, как штаны увижу, мне сразу в койку охота, но в то же время смех берет...
Огонек упал на пол; Дука некоторое время смотрел на него в ожидании новой тирады, но в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым сонным дыханием. Он подошел к кровати: она крепко спала. Со злостью растоптав еще тлевший окурок, Дука вышел в кухню. Стрелки на розовом циферблате будильника в форме курочки, которая каждую секунду помахивала хвостом, показывали пять минут одиннадцатого.
6
В половине первого ночи, когда они с Маскаранти перерешали все кроссворды, он услышал шорох в кабинете и пошел туда – посмотреть.
Она сидела в постели.
– Небось поздно уже?
– Без двадцати час.
– Как хорошо я выспалась, будто всю ночь продрыхла.
Что ж, тем лучше. Он задернул шторы и включил свет; словно молния, полыхнула перед глазами ее красная комбинация.
– Мне можно идти?
Он подошел к кушетке.
– Осторожно вставайте и попробуйте походить. – Вдруг что не так: все же в таких операциях он не большой специалист.
Она встала, неверными шагами прошлась по тесному пространству кабинета; черные чулки без подвязок медленно сползли вниз – должно быть, ока нарочно виляет задом, зазывно улыбается, то и дело встряхивает пышными волосами, или ему только кажется, что нарочно?
– Ну что, хватит?
– Боли не чувствуете?
– Жжет немного.
– А ничего не мешает?
– Да в общем нет.
Ну, вы молодец, доктор Дука Ламберти, из вас вышел отличный девосшиватель, не зря ваш отец столько лет питался одной ливерной колбасой, а вы недаром учились, прочли гору книг, имели такую практику и вот, наконец, достигли своей цели, теперь вас ждет будущее великого реставратора! Дука закрыл лицо руками, будто для того, чтобы подавить зевок.
– Медленно поднимите ногу, как можно выше.
– Это что ж, еще и гимнастикой прикажете заниматься? – Она ловко вскинула ногу (ну все, кошка опять готова прыгать по крышам!).
– Больно?
– Нет.
– Теперь другую.
Черный чулок опустился до лодыжки, пока она без всякого стеснения поднимала ногу, задирая и без того короткую комбинацию и глядя на него с наглым вызовом.
– А так болит?
– Да неприятно малость.
Он вытащил из ее сумочки пачку «Паризьен» и закурил.
– В котором часу вы венчаетесь?
– В одиннадцать, чтоб все успели собраться, ведь гостей отовсюду назвали – и из Романо-Банко, и из Бучинаско, и из Ка'Тарино, небось еще из Корсико понаедут. – Объясняя, она натягивала трусики и пояс. – Видали церквушку в Романо-Банко? Нет? Приезжайте поглядеть, красивая... а к тому же он нанял дорожную полицию на мотоциклах, чтоб все движение перекрыли от канала до Романо-Банко, – куда там, такой человек женится, вот праздник-то для этой деревенщины! – Отзывается о своих односельчанах, как о диком африканском племени. – Сам мэр будет, а нынче ночью грузовик с цветами прикатит из Сан-Ремо, слыханное ли дело, из Сан-Ремо, он мне велел туда позвонить и наказать, чтоб ровно к четырем утра были, иначе служки церковь не поспеют убрать. Вообще-то здорово, если б не Сильвано...
Она и себе взяла сигарету, зажгла ее, затем с сигаретой в руке напялила свой красный редингот и подкрасила губы, смотрясь в большое зеркало на сумке.
– Можно, я позвоню? – спросила она, кокетливо выпячивая нижнюю губу.
– Телефон в прихожей. – Он открыл перед ней дверь и зажег свет.
Спокойно, не закрываясь от него, она набрала номер, и правильно: только дураки маскируются, пользуются кодами, шифрами, условными сигналами, она же стояла перед телефоном свежая, бодрая, как будто действительно проспала целую ночь, и улыбалась ему, поблескивая глазами.
– Кондитерская Риччи? Сильвано Сольвере, пожалуйста... – Она подмигнула. – Знаете, в этой кондитерской мы заказали свадебный торт, они сами доставят его в Романо-Банко, двести тысяч стоит, должно, с меня высотой, а Сильвано сейчас там, ждет, мы всегда в той кондитерской встречаемся. – Она резко оборвала свою болтовню, посерьезнела и сказала в трубку: – Да, я готова, сейчас возьму такси. – И весь разговор: видимо, Сильвано не любитель трепаться по телефону.
– Можно от вас такси вызвать? Я номер на память не помню, у вас есть справочник?
– Восемьдесят шесть – шестьдесят один – пятьдесят один, – продиктовал он и стал смотреть, как она набирает номер.
– "Имола-четыре", через две минуты? Хорошо. – Она повесила трубку, и он снова отметил про себя вульгарность каждого ее жеста. – Ну, я пошла, спасибо вам за все. – Светская дама, зашедшая на чашку чая!
– А чемодан? – спросил он.
Да, чемодан, баул, футляр, черт его разберет, Дука сразу обратил на него внимание, едва она появилась на пороге.
С невозмутимым видом она обернулась от двери (прихожая такая маленькая, тесная, что можно даже разглядеть золотые искорки в этих фиолетовых глазах); поразительно, как хорошо она выглядит в своем красном рединготе, в этих черных чулках, такая экстравагантная, ни дать ни взять героиня скандального репортажа о пороках полусвета. («Известная фотомодель выходит из дома в полночь и направляется в дом свиданий, откуда на нее поступил запрос».) Кто бы мог подумать, что это непорочная, пусть и заштопанная, невеста, без пяти минут замужняя женщина!.. Поскольку она не ответила, он повторил:
– Чемодан. – И указал на дверь кабинета, где она оставила чемодан, или баул, или футляр – черт его разберет.
– Он останется здесь.
Маскаранти, должно быть, фиксирует в кухне все их реплики. Скорей всего, это никому не нужно, но чувствуешь себя как-то увереннее.
– Ах, вот оно что?
– Его Сильвано заберет, – объяснила она, – завтра, после венчания, ведь он шофер.
Значит, Сильвано заберет!.. Следовательно, это чемодан Сильвано? А почему же она его тут оставляет? Потому что в нем грязное белье и его можно оставить где угодно, или, наоборот, потому, что там что-нибудь компрометирующее? Эти хитрюги ничего не делают просто так, при их жизни поневоле будешь осмотрительным, только, пожалуй, зря они так уж доверяют этой девице. А может, таким образом они затягивают его в свою шайку?
– Спасибо, доктор, вряд ли еще свидимся. – Она протянула ему руку. – Ах да, забыла, Сильвано еще велел передать, что, когда зайдет, вознаградит вас за хлопоты.
Он открыл дверь и спустился вместе с гостьей по лестнице. Ну конечно же, еще семьсот тысяч за хлопоты. Два-три таких клиента в месяц – и он будет в полном порядке, а вместе с ним и его сестра, и маленькая Сара. Все будут в полном порядке.
– Еще раз до свиданья, доктор, не поздравляйте меня, чтоб не сглазить.
Красный редингот скрылся в дверном проеме.
7
Вице-бригадир Морини видел, как девица в красном пальто вышла из двери парадного; возле уха он держал рацию, откуда непрерывно доносились позывные Маскаранти:
– Она выходит, на ней красное пальто, за ней придет такси «имола-четыре», сообщи, как идет наблюдение.
Такси уже подъехало – обычный пикап с жесткими сиденьями, – девица грациозно втянула в машину свои стройные ноги, и вице-бригадир Морини, следя за ней из благопристойной черной «альфы» (никому и в голову не придет, что она полицейская), бросил своему помощнику, сидевшему за рулем:
– Вот она, та самая штучка.
Сзади разместились еще двое агентов в штатском, и вид у них был какой-то смущенно-усталый – поди догадайся, кто они такие.
– Наживка на крючке, синьор Маскаранти, – передал Морини по рации. – Жду указаний.
Такси с девицей в красном рединготе выехало с площади Леонардо да Винчи и сразу свернуло на улицу Пасколи; в этот час следить за автомобилем из автомобиля и остаться незамеченным почти невозможно: движения никакого, ну, может, попадутся грохочущая, словно реактивный самолет, «веспа» да одиноко пыхтящий грузовик. Так что лучше не прятаться, а спокойно делать свое дело, заметят тебя или нет – не важно.
После улицы Пасколи это насекомое с мотором под прикрытием темноты и старых ветвей с уже набухшими почками свернуло на улицу Плинио, слегка нервозно миновало коридор из закрытых магазинов, а затем по проспекту Буэнос-Айрес и улице Витрувио вылетело, даже не притормозив, на площадь Дука Д'Аоста. Уж не на вокзал ли она направляется? Слежка за поездом – сомнительное удовольствие. Но нет, слава Богу, такси бешено промчалось мимо закрытых магазинов уже на улице Виттор Пизани, окутанной все той же теменью, лишь отдаленные огни площади Республики свидетельствовали о том, что город еще не совсем вымер.
– Гляди, – сказал Морини шоферу, – тормозит перед кондитерской. Прижмись вправо.
Девица в «красном пальто» (как сказал Маскаранти, не знавший – да и откуда ему знать, – что оно называется редингот) вышла из такси и впорхнула в кондитерскую Риччи.
– Быстрей, Джованни, там есть еще выход на улицу Фердинанда Савойского, она, видно, очень торопится, словно удирает от кого-то, – заметил Мориии.
Один из смущенно-усталых агентов на заднем сиденье ловко выбрался из «альфы» и зашел в кондитерскую почти сразу за девицей; вид у него был отсутствующий – то ли педик, то ли наркоман, который только что поднялся с постели и вышел на свою нечистую ночную охоту.
Едва она вошла, как высокий, аристократического вида мужчина в светло-сером костюме, бело-розовой рубашке и галстуке цвета семги поднялся ей навстречу, мягко, даже с нежностью взял за локоть и вывел под портики. Официанты срывали со столиков, выстроившихся стройными рядами, скатерти, отчего в кондитерской поднялся настоящий ураган; перед светофором без движения, несмотря на зеленый свет, стояла темная «симка», внутри которой сидели две проститутки – та, что постарше, за рулем, а молодая рядом с ней глядела в окошко и улыбалась, без лишней, правда, фамильярности, запоздалым клиентам кондитерской; знай эти шлюхи, что на хвосте у них полицейская машина, поехали бы и на красный свет, но вице-бригадир Морини теперь входил в опергруппу "С", которая к полиции нравов не относилась, вот прежде – другое дело, ведь начинал он именно в полиции нравов и во многих облавах участвовал, за что был люто ненавидим всеми девицами легкого поведения от Рогоредо до Ро, от Крешензаго до Мудзано, от портиков Соборной площади до площади Обердан. На площади Республики, в просвете между зданиями, виднелось небо, черное, вздутое ветром, расчерченное грозными штрихами молний; через несколько секунд станут слышны и раскаты, те самые, про которые вице-бригадир Морини объяснил своей двухлетней дочке, что это огромные небесные скакуны торопятся к маме и потому так шумят.
– Смотри, смотри, – он толкнул в бок водителя, – садятся в «джульетту»... – «Джульетта» оливкового цвета очень гармонировала с ее красным рединготом и его серым костюмом. – Если пойдут на предельной, не знаю, как ты за ними угонишься. – Никому не угнаться за «Джульеттой», даже если на вид она такая потрепанная и усталая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29