– Молодец, хвалю, – одобрил Дука. – Давай теперь рисуй своего компаньона по курятнику.
– Не умею я рисовать, – возразил молодой человек, но и ручки все же из рук не выпустил.
– И я не умею, – сказал Дука. – Но общими усилиями у нас, может, что-нибудь и выйдет. Вот тебе лист бумаги, начнем с глаз. Надеюсь, ты способен отличить круг от овала или эллипса? Все глаза – от монглоидных до арийских – можно изобразить в виде этих трех фигур. Какие были глаза у твоего друга?
На последней фразе он чуть-чуть повысил голос; в нем прозвучала такая глухая и темная ярость, что парень вздрогнул. Должно быть, в сидящем перед тобой ничтожном существе есть нечто неотразимое для молоденьких горничных и сорокапятилетних нимфоманок, однако, стремясь возвратить этому плейбою человеческий облик, ты, пожалуй, обольщаешься.
– Ты слышал, что от тебя требуется? Рисуй, какие у него были глаза!
Молодой человек, вместо того чтоб рисовать, сказал:
– Куриные.
– Что значит – куриные?! – взревел Дука. – Рисуй, тебе говорят!
– Круглые, у кур ведь круглые глаза, – пролепетал Сальваторе Карасанто и нарисовал на бумаге два кружочка.
– Так, теперь брови. – Дука пустился в объяснения: – Брови бывают густые или редкие, сросшиеся или разлетистые, и, наконец, они, как улицы, либо слегка изгибаются, либо идут чуть ли не под прямым углом. Понял, о чем я говорю?
Парень кивнул, облизнув пересохшие от страха губы, и нарисовал над двумя кружочками непрерывную и почти прямую линию.
– Будь внимателен, – предупредил Дука. – Ты хочешь сказать, что брови у него совсем сросшиеся?
– Да.
– И черные, не так ли?
– Да.
– Хорошо, перейдем к носу. Меня интересует всего одна деталь – расстояние от одной ноздри до другой. Поставь две точки вот здесь, под глазами: если они будут близко одна от другой, значит, у твоего коллеги тонкий, острый нос, а далеко – стало быть, широкий.
У юнца дрожала рука (Дука, ненавидевший трусов, отметил про себя, что нет худшей трусости, чем трусость преступника, пасующего перед своим же собственным орудием, то есть насилием), однако он заставил себя нарисовать (если, конечно, данный глагол сюда подходит) две точечки, довольно далеко отстоящие друг от друга и призванные изобразить ноздри.
– Ого, какой широкий нос у твоего приятеля! – Дука поднял телефонную трубку и сказал в нее: – Маскаранти, принеси мне сигарету и заодно заберешь словесный портрет. – У него вырвался нервный смешок. – Ну вот, теперь будем рисовать губы. И не напрягайся, ты ведь не Рафаэль, все, что от тебя требуется, – это провести черту, либо прямую, либо изогнутую. Рты, к твоему сведению, бывают трех типов... видал, как их рисуют в комиксах? Уголки вверх – смеющийся тип, уголки вниз – грустный тип, и прямая линия – жестокий тип. Выбирай один из трех, да поживее.
Парень, не помня себя от страха, начертил прямую линию, обозначавшую рот жестокого типа.
– Так, – сказал Дука, – следующее задание – уши. Положим, дело это нелегкое, не всякому художнику под силу нарисовать уши, но мы и не претендуем на мастерство Караваджо, верно? Будет довольно, если ты полукругом изобразишь оттопыренное ухо или вертикальной линией – приплюснутое.
Почти в полуобморочном состоянии Сальваторе Карасанто пририсовал справа и слева от глаз большие полукружия. Подонок, значит, лопоух, заключил Дука.
– Так, с грехом пополам добрались до подбородка, – проговорил он. – Если подбородок нормальный, можешь нарисовать горизонтальную линию, если торчит вперед, то вертикальную, а если срезан, – тогда диагональ, и чем длиннее она будет, тем больше, значит, скошен подбородок. Ну, давай, не ошибись.
Но парень не успел провести нужную линию, потому что вошел Маскаранти, держа в руках пачку сигарет и коробок спичек. Дука закурил и снова накинулся на юнца:
– Не отвлекайся, рисуй подбородок знатного синьора, который нашел для вашего курятника курицу ростом метр девяносто пять и весом почти девяносто пять килограммов, а ума у нее было даже меньше, чем у курицы, несмотря на двадцативосьмилетний возраст. Очень тебя прошу, рисуй старательно, не то изувечу.
Под взглядом полицейского парень задрожал как осиновый лист, хотя Дука его бы и пальцем не тронул – не потому что конституция это запрещает, а просто руки не охота марать.
– Будь ласков, нарисуй мне этот подбородок.
Диагональ вышла нетвердая, извилистая, как на абстрактных рисунках, однако же довольно длинная.
– Ты хочешь сказать, что подбородка у твоего приятеля как бы и вовсе нет?
– Да.
Дука глубоко затянулся. Типичный портрет уголовника по Ломброзо или по Фрейду; современные специалисты по соматологии и характерологии преступности, без сомнения, это подтвердили бы.
– И сколько же твоему дружку лет?
– Он не мой дружок.
– Ладно, не цепляйся к словам, – примирительно заметил Дука. – Сколько, по-твоему, лет этому милому юноше, случайно встреченному тобой в благопристойной пиццерии «Билли Джо» – пристанище любителей выпить и полномочных представителей курятника вроде тебя?
– Думаю, лет двадцать пять, не больше, – предположил парень, дрожащей рукой откладывая ручку.
– А росту он высокого?
– Скорее наоборот.
– Что это значит? Такой, как ты, выше или ниже?
– Ниже.
Дука окинул взглядом юнца, который по росту никак не тянул на баскетболиста, и взял со стола листочек с его рисунком. Сделал на нем несколько своих пометок, а затем протянул Маскаранти.
– Отнеси это нашим друзьям в этико-эстетический отдел.
Маскаранти усмехнулся.
– Скажи, что речь идет о совсем юном коротышке, еще ниже, чем вот этот. Глаза у него, как видишь, круглые, точно у курицы, брови сросшиеся, а ноздри, что называется, широко расставленные.
У Маскаранти опять вырвался смешок.
– Объясни им, что рот у нашего Ринальдо прямой, о чем свидетельствует вот эта горизонтальная линия, а подбородок сильно срезанный, если судить по вот этой длинной диагонали.
Маскаранти посмотрел на произведение абстрактного искусства и заметил:
– Извините, доктор, вы забыли про овал лица.
Дука сокрушенно покивал: кажется, у него проявляются симптомы раннего склероза.
– Послушай, – вновь обратился он к парню, – тебе еще придется вспомнить, каков овал лица у рыцаря из пиццерии «Билли Джо». Теоретически существуют три типа лиц: квадратные, круглые и треугольные. В какую из этих трех фигур ты бы поместил черты своего земляка?
Вопрос с геометрическим уклоном явно оказался трудноват для молодого сутенера, но, поразмыслив секунд двадцать, он все же изрек:
– В квадрат. – Погоняемый страхом парень напрягал все свои извилины, чтобы ответить точнее. – Сам он не толстый, но довольно упитанный, и лицо у него такое... широкое. – Он подумал еще немного. – Пожалуй что, именно квадратное.
– Так я пишу «квадратное»? – уточнил Маскаранти.
– Да, – отозвался Дука.
На листке, исчерканном молодым сутенером, Маскаранти приписал: «лицо квадратное». Затем добавил:
– Сказать, чтоб сделали срочно?
Дука отрицательно мотнул головой. Донателла Берзаги умерла, заживо сгорела в стогу соломы на старой Эмильянской дороге. Ее убийцу необходимо найти, но спешки никакой нет. Даже если они сегодня его возьмут, преступник, совершивший такое злодейское убийство, получит сравнительно небольшой срок, который еще сократится в результате всяческих амнистий, и, вероятно, очень скоро в какой-нибудь забегаловке на улице Торино или на площади Кайроли они вновь встретят его, благоухающего одеколоном, с бакенбардами, завитыми лучшим миланским парикмахером, и в кармане у него будут хрустеть сто тысяч, которые он выудит у какой-нибудь дурищи, не устоявшей перед этими бакенбардами, этими куриными гляделками, срезанным подбородком и жестокой линией рта.
Ей-богу, не стоит, подумал Дука Ламберти, тратить государственные деньги на срочное составление словесного портрета этого охотника за великаншами и в спешном порядке рассылать его по всем хвестурам Италии.
– Свехзвуковой скорости не надо. Пускай везут хоть на велосипеде.
Маскаранти улыбнулся одними глазами.
– А с этим что делать? – Он указал на юнца.
– Еще чуток тут посидит, потом я тебя вызову, – ответил Дука.
Он дождался, пока дверь за Маскаранти закроется, и предложил парню сигарету. Но тот вежливо отказался. Сутенеры, как правило, балуются наркотиками, а банальные сигареты не курят: извращенная натура не знает границ. Дука закурил сам и обратился к своему клиенту с новой речью:
– Видишь ли, приятель, мы, служители порядка, – народ суетный, бестолковый, хотя у нас и есть полиция нравов, отдел по борьбе с наркоманией, научные лаборатории, электронные архивы с коллекцией отпечатков, однако спецам вроде тебя наверняка мы кажемся дурачками, будто вчера вышли из яслей Христовых. – Он положил банальную отечественную сигарету в банальную пластмассовую пепельницу. – Вот и я, к сожалению, принадлежу к разряду невинных агнцев, поэтому хочу тебя попросить еще об одной услуге, а ты уж расстарайся и помоги мне, иначе жизнь твоя будет кислей недозрелого лимона. – Он покосился на усердно закивавшего юнца, прошел в глубь небольшого кабинета и повернулся к собеседнику спиной. – По части миланской проституции ты профессор, не чета нам, мог бы, наверно, участвовать в телевикторине на эту тему. «В каком районе Милана, как правило, группируются женщины легкого поведения?» – спрашивают тебя, и ты безошибочно указываешь этот район на карте. А ведущий этой программы кричит: "Браво, брависсимо! Вы получаете десять золотых жетонов... Теперь перейдем ко второму вопросу, и если вы точно на него ответите, то получите сто жетонов: «На какой улице данного района наблюдается наибольшее скопление подобных дам?» Я уверен, ты отлично справился бы и со вторым вопросом. Парень отрывисто, истерично засмеялся; Дука круто обернулся к нему.
– Так вот, внимательно слушай вопрос, золотых жетонов не обещаю, правда, но если не ответишь, всю рожу тебе разобью. Какие дома свиданий, бордели, вонючие ямы тебе известны? Дело в том, что мы, убогие полицейские, роемся вслепую, как кроты. Поэтому будь любезен, назови мне культурные центры, магазины мужского и женского белья, парикмахерские, все точки, где по твоим сведениям торгуют женщинами. – Он схватил его сзади за чернущую гриву волос. – Говори, дорогой, я тебя просто умоляю!
От этой железной хватки, а еще более от лицемерно просительного голоса парень затрепетал. Какой ни извращенец, а все-таки усек, что этот полицейский не оставляет ему никакого выбора.
– Да-да, хорошо, я назову.
3
Из квестуры Дука вышел около трех часов утра. Отказавшись от услуг Маскаранти, домой вернулся пешком. Ночь была удивительная, совсем не октябрьская – теплая и ни намека на туман. Чувствуя невыразимое блаженство, он прошагал по опустелым мостовым (лишь изредка в этой пустоте тоскливо шуршали машины). От улицы Фатебенефрателли до площади Леонардо да Винчи путь неблизкий, но он с удовольствием проделал его, правда, это было только физическое удовольствие – глотнуть воздуха и размяться после четырнадцати часов, проведенных в душном кабинете, – душа же и мозг никакого удовольствия не ощущали: перед мысленным взором все стоял (и Бог знает, до каких еще пор будет стоять!) несчастный старый отец, вынужденный опознавать свою дочь по цвету лака на ногтях. Больше Дука Ламберти ни о чем думать не мог.
Перед тем как отпереть подъезд, он взглянул на часы: половина четвертого. Поднялся по лестнице на второй этаж (не в лифте же ехать) и уже было полез в карман за ключом, как дверь вдруг распахнулась: в прихожей стояла Ливия.
– Только не говори, что ты меня ждала до сих пор! – сказал он вместо приветствия.
– А кого же еще! – с обычной своей прямолинейностью откликнулась она.
Действительно, кого же еще!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19