— А это и есть мой без вести пропавший сыночек.
Агейко придвинул снимок к себе поближе и чуть не вскрикнул от удивления: Евнух в пилотке десантника и тельняшке, выглядывающей из-под мундира, смотрел на него и словно переспрашивал: «Я?».
Не заметив в Агейко перемены настроения, Зоя Ивановна тихо заплакала:
— Вадим прислал этот снимок два года назад. И с тех пор ни слуху ни духу.
Агейко хотелось в ту же секунду подскочить к женщине, обнять её за плечи и успокоить: ваш сын жив! Он здесь, в городе. Но журналист неимоверным усилием сдержал себя. В то же мгновение он вспомнил голос, который разговаривал с ним по телефону и информировал о документах, которые находились на вокзале Купинска в ячейке камеры хранения: «Я? Это ваш доброжелатель и помощник». Да, теперь Агейко нисколько не сомневался — это был голос Евнуха, сына Зои Ивановны.
Юрий понимал, что поступает к женщине кощунственно. Но ему и не хотелось раньше времени делиться своим открытием. Он не знал, кем на самом деле теперь является Вадим Жильцов, кому служит и есть ли за ним какие-нибудь грехи. Он лишь догадывался, что Евнух неспроста скрывается от родителей и на это, видимо, есть свои причины. И пока Агейко не раскопает истинную причину секрета лейтенанта-десантника, рассказывать обо всем матери было бы преждевременно. Главное, что её сын жив и здоров.
Он отложил снимок и подошел к женщине. Обнял её за плечи и уверенным в надежде голосом сказал:
— Мы его обязательно найдем, милая Зоя Ивановна. Поверьте мне, я верю и печенкой чувствую, что ваш сын жив. Надо только немного подождать, и мы его найдем.
Женщина с материнской любовью посмотрела на него:
— Я вам верю, Юра…
6
Черная «Волга» председателя парламента подрулила к зданию областной думы. Водитель, не скрывая раздражения, матюгнулся: место, где обычно парковалась машина спикера, было занято серебристым «Лексусом», который вот уже несколько дней находился в распоряжении заместителя предпринимательской партии. Водитель в сердцах рванул рычаг коробки скоростей, резко дал задний ход и чуть было не налетел на «Гранд-Чероки». На кабине джипа враз заморгали маячки синего цвета и всю автостоянку пронзил оглушительный вой сирены. На «Чероки» давали понять, чтобы водитель спикеровской «Волги» был внимательным. Очередное красное словцо повисло в воздухе, и шофер Хоттабыча, оглядываясь по сторонам в надежде найти свободное местечко для парковки, стал продвигаться в дальний угол площадки. Но в это утро стоянка напоминала автомобильный западноевропейский авторынок, и сплошь и рядом была утыкана иномарками.
После того, как Егерь наложил ограничение на использование служебных машин, многие депутаты вынуждены были пересесть или на свои собственные или на автомобили, которые им любезно предоставили многочисленные спонсоры и друзья. Да, какие автомобили!
Сам Хоттабыч, как и в старые партийные времена предпочитал «Волгу» — благо ограничение губернатора на него не распространялось, — но знал, что самыми популярными марками у остальных думцев были «Ауди» и «Мерседесы». И сколько он не предпринимал попыток, чтобы усадить коллег на отечественные автомобили, его потуги оказались напрасными. Да что там говорить о рядовых депутатах, если ни один из четырех заместителей не последовали примеру спикера: все пересели на спонсорские иномарки, хотя имели и свои собственные машины.
Самым богатым считался председатель христианско-демократической партии, в пользовании у которого было три «Мерседеса — серебристый, темно-синий и черный. Хоттабыч помнил, что когда-то главный христианин не мог позволить себе такую роскошь, как „немецкое качество последней модели“, поэтому передвигался по городу на „Мерседесе-500“. Костя, водитель Хоттабыча, рассказывал, что честолюбивые ребята лидера христианско-демократической фракции оторвали цифру „5“ и заменили её на шестерку. С виду получился настоящий „шестисотый“, поскольку эти модели различаются только по внутреннему убранству.
— Александр Серафимович, — с обидой в голосе обратился водитель к своему высокопоставленному пассажиру, когда ему все-таки удалось втиснуться между красной «Вольво» и серым «Мерседесом», — распорядитесь вы, наконец, чтобы наше место никогда больше не занимали!
— Ой, Костик, — в спешке открыв дверцу, ответил Хоттабыч, — Сколько раз уже просил и все как об стенку горох!
— А вы в таком случае примите законодательное постановление.
Но Хоттабыч уже не слышал последних слов шофера, хлопнул дверцей и, почти бегом, направился к парадному входу думы.
Обычно он приезжал на работу за час до начала утреннего заседания. Этого времени ему хватало, чтобы ознакомиться с поступившими в его канцелярию документами, встретиться с тем или иным посетителем, перекинуться парой слов с представителями фракций. Но в это утро, Филька, соскучившийся по матери, которая все ещё не вернулась из Парижа, не желал есть переваренную манную кашу и устроил деду небольшой скандал. И Хоттабыч, что почти никогда с ним до этого не случалось, немного задержался.
Когда он вошел в огромное фойе здания думы, до начала утреннего заседания оставалось четверть часа. Он поспешил к лифту, но наткнулся на женщину в длинной коричневой дубленке, на воротнике которой висел красочный картонный ярлычок.
— Простите, — принес свои извинения Хоттабыч и, глядя на нелепый ярлычок, обратился с вопросом, — А вы не забыли снять этикетку с шубки?
— Нет-нет, Александр Серафимович. Это я просто меряю. Пробую, удобно ли сидит.
Только теперь, ожидая лифта, Хоттабыч заметил, что фойе чем-то напоминало зал городского универмага. Почти все вешалки думского гардероба были увешены товаром для продажи — дубленками и дамскими пальто ядовитых расцветок. Слева и справа возвышались манекены в трусах, бюстгальтерах и маечках. С левой стороны от шахты лифта был установлен целый ряд пластмассовых ног в чулках и колготках на любой вкус. Справа продавались шапки с перьями, меховые ушанки, кепи из каракуля и прочих диковинных зверей, оленьи унты и домашние тапки. Около прилавков с косметикой и ювелирными украшениями было не протолкнуться. Сотрудники аппарата думы, забыв про всякое чинопочитание, смешались с депутатами в едином порыве — мерить шубы и плащи, носки и рубашки и приобретать, приобретать, дабы хоть на свою зарплату поддержать отечественного и зарубежного производителя.
«Боже мой, — подумал Хоттабыч, — Неужели я приехал на работу!» Теперь он даже пожалел, что в свое время они, депутаты, не захотели принять закон, который бы разрешал жителям области присутствовать на заседаниях думы. Может быть, тогда народные избранники постеснялись бы устраивать в стенах законодательного органа вещевые ярмарки и толкучки.
Около лифта уже скопилась уйма народа. Несмотря на теплый летний день, у некоторых мужчин на головах были зимние шапки, женщины держали в руках свертки и пакеты. Теперь все спешили разбежаться по своим рабочим местам — одни в зал заседаний, другие по служебным каморкам и кабинетам.
Наконец, лифт раздвинул двери и толпа внесла в кабину Хоттабыча. Но в ту же секунду крепкие молодчики из охраны председателя патриотической фракции, прижав ногами двери лифта, с улыбками на лице стали выталкивать пассажиров обратно в фойе. Когда в кабине не осталось никого кроме спикера, в лифт, чеканя шаг, прошел лидер патриотов и со словами: «Спецгруз, спецгруз! Забираем только спикера! Спец-езда, спец-езда!» нажал на кнопку нужного ему этажа.
Хоттабыч улыбнулся:
— Лихо ты провел зачистку кабины.
— Подождут. Не сахарные! — ответил он и с удивлением спросил, — А что это вы, Серафимыч, так сегодня припозднились?
— Да знаешь ли, дочь в турпоездке, а я с внуком…
Лифт остановился на указанном этаже и патриот, не дослушав ответа, выскочил. Хоттабыч нажал на кнопку. Ему было нужно спуститься двумя этажами ниже…
До обеденного перерыва требовалось решить запрос, пришедший из прокуратуры области: лишить ли депутатской неприкосновенности коллегу от предпринимательской фракции, который с председателем городской жилищной комиссии продал коммерческим структурам изрядное количество гуманитарной помощи. Продукты подлежали бесплатной раздаче населению. На вырученные деньги депутат и его дружок сгоняли в круиз по Среднеземноморью. Председатель жилищной комиссии, не относящийся к «касте неприкасаемых» уже дожидался своей участи в камере предварительного заключения. Второй путешественник, с лицом провинившегося школьника, находился в зале заседаний.
Когда Хоттабыч вынес щекотливый вопрос на обсуждение, из рядов независимых депутатов послышались редкие выкрики: «Лишить и баста!» Но они тут же утонули в неодобрительном гуле остальных народных избранников.
Тем временем к микрофону поднялся представитель от предпринимателей и с жаром произнес речь о дружбе между народами.
— Что, наш товарищ, страдающий приступами морской болезни, ради забавы отправился в круиз? Да знаете ли вы, что эти поездки — просто необходимы! Ведь каждый из нас является не только представителем законодательной власти одной из важнейших областей России, но и миротворцем!
В зале раздался дружный смех, и Хоттабыч поставил вопрос на голосование. Он отлично знал, что попытка лишить мошенника депутаткой неприкосновенности закончится неудачей. Такое уже случалось. Не более года назад один из депутатов вместе с парой своих знакомых основательно избили двух офицеров налоговой полиции. Причем, как установили в ходе расследования работники прокуратуры, особо в избиении неистовствовал депутат. На скамье же подсудимых оказались лишь «подельники», потому что в отношении самого депутата дело было прекращено. Собрание не дало «добро» на привлечение своего товарища к уголовной ответственности.
Хоттабыч не ошибся и на этот раз: за снятие депутатского «зонтика» проголосовало лишь четырнадцать процентов кворума. На лице путешественника сразу же заиграла торжественная улыбка.
Провозившись все утро с раскапризничавшимся Филькой, Хоттабыч и сам не успел позавтракать. Поэтому как только был объявлен обеденный перерыв, спикер поспешил в столовую. Он только в редких случаях пользовался отдельным кабинетом, в котором кормили и поили руководство думы.
В дальнем углу столовой стояло несколько прилавков, из-за которых виднелись ящики с водкой и ликерами. Производители местной алкогольной промышленности устраивали дегустацию своей продукции. Около прилавков клубился народ. Спиртное не продавали, а наливали в пластмассовый стаканчик каждому желающему по сто граммов. Как на фронте. Повеселевшие от дегустации депутаты и их помощники сразу занимали очередь к прилавкам, где разливались супы, борщи, порцевалось картофельное пюре с котлетами по-киевски, возвышались тарелки с салатами и закусками. Но отобедав, думский люд вновь устремлялся в дальний угол столовой, чтобы на посошок отведать теперь уже бесплатного ликерчика.
Понаблюдав минуту за происходящим в столовой, Хоттабыч направился в специальное помещение, где обедало руководство думы.
Перед началом вечернего заседания застрекотал телефон прямой связи, соединяющий кабинеты спикера и губернатора области.
— Слушаю тебя, Николай Яковлевич, — подняв трубку, отозвался Хоттабыч.
— Давненько ты ко мне не заглядывал, Серафимыч.
— Пока не было необходимости, — попробовал отшутиться спикер.
— Необходимость в общении между старыми друзьями всегда существует. Поэтому вечерком приглашаю тебя на свою территорию. Ты как, не очень занят?
— Вечерком — это во сколько? — спросил Хоттабыч, скосив глаза на настенные часы.
— Давай-ка в семь.
— Никак не получается, Николай Яковлевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37