А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

..
– Хватит. Отстань от меня.
– Так ведь ерунда получается, мам. Выбросить бумажник из натуральной крокодиловой кожи – в жизни не слыхала ничего глупее.
Мать и дочь уставились друг на друга, Селия была бледная и мрачная, а ее дочь раскраснелась от волнения.
– Деньги-то я оставлю себе, – сказала наконец Селия.
– Какие деньги?
– Которые в бумажнике.
– Сколько?
– Около сотни долларов.
– Сотни долларов?
– Около того. – Селия цеплялась за слово "около", будто видела в нем спасение.
– Мам, где ты его взяла?
– Я же тебе сказала. Его дал мне этот человек.
– Когда?
– Вчера вечером.
– За что?
– За Лэдди. Заплатил мне за пса.
– А при чем тут Лэдди?
– Не кричи на меня! Я не сделала ничего плохого!
– Что-нибудь случилось с Лэдди?
– Да.
– Он мертв?
– Да.
– А тебе как будто и не жаль его вовсе. Своего собственного пса.
– Жалко, да что поделаешь! Я тут не виновата, он выскочил на дорогу. Видел он совсем плохо, а машина ехала быстро.
– Какая машина?
– Такая, знаешь спортивная, без крыши.
– Ага, с откидным верхом.
– Наверное. Ее вел мужчина. На нем была кепка из шотландки, какие можно иногда увидеть в кино. Он сразу заметил, что сбил Лэдди. И, должно быть, услышал, как я закричала. Сбавил скорость, обернулся и что-то крикнул мне, кажется, "Извините!" Потом что-то выбросил на дорогу. Сначала я не поняла, что это такое.
– Но быстро сообразила, да?
– Не нравится мне твой тон. Мать не уважаешь.
– Да хватит тебе возиться с тонами, вернемся к фактам. И что произошло потом?
– Машина поехала дальше. Лэдди лежал на обочине. Я приподняла его и сразу же увидела, что он убит. И я сама похоронила его на заднем дворе.
– А бумажник оставила себе.
– Почему бы и нет?
Мейбл покачала головой.
– Мне это не нравится. Если сказать тебе правду, это выглядит даже подло.
– Но это мои деньги. Я получила их честно, по совести, за мою убитую собаку. Лэдди был ценный песик.
– Он был полуслепым десятилетним дворовым псом, и ты прекрасно знаешь.
– Даже если и так.
– Мам, а почему ты не позвонила мне вчера вечером, когда это случилось?
– Почему? Да вот по этому самому, чтоб ты не задавала так много вопросов.
– Я только пытаюсь выяснить, как было дело, и тогда мы сможем решить, что нам предпринять.
– Я уже решила. Выброшу бумажник, чтобы любопытные особы вроде тебя не совали свой нос, куда не просят, и не приставали с занудливыми вопросами. А деньги оставлю себе, они мои по чести и совести.
– Откуда ты это знаешь? Селия поджала губы:
– Что "это"?
– Человек, ехавший в машине, мог их выбросить, чтобы заткнуть тебе рот, и чтобы ты никому про него не рассказывала.
– Да зачем это было ему надо?
– А может, это был преступник, который удирал с места преступления?
Потрясенная Селия отказывалась поверить словам дочери:
– Вот еще глупости!
– Как бы не так. Он сбил Лэдди и не остановился, чтобы узнать, не может ли он чем-нибудь помочь. Это называется смыться с места дорожного происшествия. И это уже преступление. – Воображение у Мейбл было под стать ее машине, которая, тронувшись с места, тарахтела всеми сочленениями и ревела на всю округу. – Откуда ты знаешь, что он не ограбил банк и не удирал с добычей?
– Банки по субботам закрыты, – резонно заметила Селия.
– А может, он убийца. И почем тебе знать, что он сюда не вернется?
– Да зачем ему возвращаться?
– Чтобы заставить тебя умолкнуть навеки.
– Господи Боже! – Селия плюхнулась на плетеный стул и начала обмахиваться носовым платком. – Мне дурно. Я чувствую... чувствую, что сейчас упаду в обморок.
– Сейчас принесу тебе стакан воды. Посиди.
Дочь дала матери воды и, за неимением ничего лучшего, кусочек шандры. Мейбл пела партию сопрано в церковном хоре и пользовалась шандрой, чтобы лучше шли высокие ноты.
– Тебе лучше, мам?
– Нет, дочка, до смерти ты меня не довела, – горько сказала Селия. – Так пугать меня в моем возрасте!
– Я только хотела довести тебя до ума.
– Ты считаешь, умно выбросить на ветер почти сотню долларов? Если это умно, то я предпочитаю быть сумасшедшей, благодарю покорно.
– Я же прошу тебя только рассказать кому-нибудь о том, что вчера случилось.
– Кому именно?
– Ну, например, преподобному отцу Уилтону, он наверняка знает, что надо сделать.
– Через мой труп, – ответствовала Селия. – Мы с ним расходимся во взглядах на очень многие вещи.
– Тогда мистеру Личмену, констеблю.
– У мистера Личмена случаются припадки.
– А при чем тут припадки?
– Мне его собственная сестра сказала. У него бывают припадки. И даже, – добавила Селия с торжествующим видом, – выступает пена на губах.
Щеки Мейбл так разгорелись, что казалось, кожа на них вот-вот лопнет, как кожура на перезрелом помидоре.
– Может, ты все-таки перестанешь заговаривать мне зубы?
– Вовсе я не заговариваю тебе зубы. Ты упомянула мистера Личмена, я только заметила, что у него бывают припадки. И серьезные.
– Пустые слухи.
– Ах, слухи? Значит, когда ты узнаешь что-нибудь интересненькое о ком-нибудь, тебе говорят истинную правду, а я только собираю слухи?
– Надевай пальто, мам. В церковь опоздаем.
– Не хочу я идти в церковь.
– Верю, что не хочешь, но тебе это необходимо; мне пожалуй, тоже. А после службы пойдём к мистеру Личмену. Все равно, пускает ли он пузыри, как шампунь в ванне или нет, но ты расскажешь ему, что случилось, покажешь бумажник и опишешь человека в машине.
– Я его как следует не разглядела при свете фонарей.
– Но в бумажнике, небось, был какой-нибудь документ, в котором указано имя владельца?
– Да. Гэлловей. Рональд Джерард Гэлловей.
– Наверняка не настоящее, – заявила Мейбл. – Пошли, пора ехать.
Глава 9
Весть о том, что Рон Гэлловей в субботу около десяти часов вечера проехал на машине через местечко Торнбери, дошла до Эстер в воскресенье после обеда.
Она только что вернулась из охотничьего домика и раньше времени пила чай с сыновьями в их комнате для игр на третьем этаже. Мальчики вели себя несносно. Ощущая отрешенность и озабоченность матери, они чего только не придумывали, чтобы вернуть ее в повседневную реальность и обратить ее внимание на себя.
Бросались хлебными шариками, обзывали друг друга, не обошлось и без слез. В этой обстановке Эстер старалась оставаться доброй, но твердой, однако слишком велико было нараставшее в течение суток напряжение, и она сама была уже на грани того, чтобы разрыдаться, когда вошла Энни и объявила, что в библиотеке ее ждет мистер Брим.
– Разве я не сказала вам, что меня ни для кого нет дома? – резко сказала Эстер, срывая зло на служанке.
– Я ничего не могла поделать, миссис Гэлловей. Он сказал, что у него очень важные новости. А кроме того, это не кто-нибудь, а мистер Брим. – Энни сделала особое ударение на имени посетителя, чтобы придать ему особый вес, отчасти для того, чтобы оправдать свое неповиновение хозяйке дома, отчасти потому, что жаловала Гарри. Он всегда обращался с ней уважительно.
– Ладно. Присмотрите за этими сорванцами. Я ничего не могу поделать.
Энни бросила на нее взгляд, который явно говорил: "и никогда не могли", но Эстер сделала вид, что ничего не поняла. Она знала, что Энни имеет больше власти над ней, чем она над Энни. Такая расстановка сил определялась мальчиками: Энни легко и спокойно управлялась с ними, точно опытный укротитель, который знает пределы возможностей своих зверей и не ожидает от них больше того, что они в силах выполнить.
– Они же хорошие мальчики, – твердо сказала Энни.
– Да, конечно.
Гарри дожидался Эстер в библиотеке, Еще из-за двери она слышала, как он ходил взад-вперед по комнате, словно чем-то рассержен.
– Энни сказала, что у вас есть новости, – сказала Эстер. – В известном смысле.
– О Роне?
– В том числе и о нем.
– Не говорите загадками, Гарри. Не время и не место.
– А что я могу поделать? Кругом загадки.
Одежда Гарри была в беспорядке, волосы всклокочены, на щеках пылал лихорадочный румянец, словно их обожгло холодным ветром. Ростом он был невысок, но держался всегда прямо, благодаря чему казался выше и никто не считал его коротышкой.
Но в этот день он как будто съежился, стал ниже на несколько дюймов, плечи опустились, голова поникла, так что он выглядел маленьким, скрюченным и старым.
"Наверное, я сейчас выгляжу не лучше", – подумала Эстер и порадовалась, что в библиотеке нет зеркала.
– Разумеется, у вас дурные новости, – сказала она как можно более безразличным тоном.
– Нет, это не так. Во всяком случае, в том, что касается Рона.
– Выкладывайте.
– Некая женщина видела его вчера вечером около десяти часов в городишке под названием Торнбери. Он сбил машиной ее собаку.
– Что, что? – Рон переехал собаку и задавил ее насмерть. Немного притормозил, посмотрел, что случилось, и выбросил на дорогу бумажник с деньгами, чтобы возместить женщине потерю. Женщина описала машину, его самого, кепку и так далее. Это, несомненно, был Рон.
– Почему вы так уверены?
– В бумажнике были все документы, удостоверяющие его личность. Как я понимаю, ему было некогда вынуть деньги из бумажника, поэтому он выбросил бумажник вместе со всем его содержимым. Когда у него возникает какой-нибудь порыв, он способен делать такие вещи не задумываясь.
– Не задумываясь? О, нет. Он подумал, будьте спокойны. Подумал, как всегда, что за деньги можно купить все.
– Знаете что, Эстер, я мог бы сделать то же самое, если бы я был в чертовской спешке.
– А куда ему было спешить?
– Не знаю. Я просто говорю, что могло быть и так.
– И из-за этой чертовской спешки он не остановил машину? Гарри заколебался.
– А еще возможно, он чего-то опасался.
– Это уже теплей. Больше похоже на Рона. Он совершает ошибку и удирает, а чтобы не останавливаться, бросает деньги на дорогу. Да, вы правы, это, видимо, был Рон. Даже если бы в бумажнике не оказалось документов, я знаю, что это он. Повзрослеет он когда-нибудь? Сможет ли встречать что бы то ни было лицом к лицу?
– Не начинайте. Эстер...
– Где это – Торнбери?
– Примерно на полпути между Коллингвудом и Оуэн-Саундом. Через него проезжаешь по дороге в охотничий домик. Вы, должно быть, видели этот городишко сегодня.
– Не обратила внимания. – Эстер глубоко вздохнула, словно перед этим сдерживала дыхание, готовясь к нападению. – И это все новости о нем?
– Да.
– Тогда это хуже, чем никаких новостей.
– Не улавливаю вашу мысль.
Эстер отвернулась и, когда снова заговорила, обращалась как будто бы к окну:
– Вплоть до этой минуты я все время думала, что Рон исчез нарочно, чтобы не видеться со мной. Думала, может, уехал в Детройт и, помучившись какое-то время угрызениями совести, позвонит мне, скажет, где он, и все будет снова в порядке. Или вроде бы в порядке, как было до сих пор. Думала, он сделал что-то не так и не мог встретиться со мной, посмотреть мне в глаза, потому и удрал.
– Это вполне возможно.
– Нет. Теперь уже нет. Если бы он хотел скрыться от меня, он не отправился бы туда, где я стала бы искать его в первую очередь. Раз его видели в Торнбери, значит, он ехал в охотничий домик или возвращался оттуда. А в каком направлении он миновал Торнбери?
– Я не догадался спросить. Да и не было времени подумать. Инспектор вернулся в охотничий домик сразу после того, как вы уехали, и рассказал мне о том, что произошло в Торнбери. Я подумал, что вам захочется тотчас узнать об этом, и поехал прямо сюда.
– Вы могли позвонить.
– Мне нужен был предлог, чтобы убраться оттуда.
– Зачем?
– Я пытался дозвониться до Телмы. Один раз мне это удалось, но она сразу же повесила трубку. Еще несколько раз пробовал, зуммер гудел подолгу. Но никто не подходил. Теперь я знаю почему.
Он говорил таким странным тоном, что Эстер повернулась и посмотрела на него.
– Что с вами, Гарри?
– Она оставила меня, – ответил Гарри и вдруг беззвучно заплакал. Он прикрыл лицо ладонями, но слезы просачивались сквозь пальцы и с кистей падали на обшлага рубашки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32