И все будет в порядке. Так?
Теперь у него на лице возникло какое-то непонятное выражение, пародия на его знаменитую итонскую улыбку. Он был похож на продавца подержанных автомобилей, который пытается всучить покупателю ничего не стоящую машину.
— Слушай, — ответил я. — Яхта принадлежит Генри, а мы только доставляем ее. Я не собираюсь сидеть и спокойно наблюдать, как ты будешь посылать сигнал бедствия, испугавшись ветра.
Я встал.
— Иди и сунь голову в ведро, чтобы протрезвиться, а мы все-таки доставим эту развалину в Испанию.
На какое-то мгновение наши головы сблизились, я ощутил запах перегара. И вышел на палубу.
Серые волны еще казались величиной с дом, и ветер свистел и выл в снастях так, что можно было сойти с ума. Но облака уже поднялись выше, и просветы в небе стали появляться чаще. У меня появились проблески надежды. Известно, что области пониженного давления часто меняют направление движения и прогнозы погоды оказываются неверными. Море велико, но едва ли сила ветра превысит восемь баллов. Ободренный этой мыслью, я пошел вдоль яхты, от кормы к носу, чтобы проверить ее состояние.
Несмотря на двадцатиградусный крен, «Альдебаран» был в приличном виде. Помпы внизу работали, и струи воды били из их рукавов. Я вернулся на корму, чтобы еще раз взглянуть на барометр. Когда я спустился вниз, то увидел Поула, сидевшего перед УКВ-радиостанцией. Он был бледен и сосредоточен. Его пальцы лежали на ручке настройки. На индикаторе был обозначен канал 16, выделенный для сигналов бедствия. Он взял в руки микрофон и нажал кнопку передачи.
— Мэйдей, мэйдей, мэйдей, — начал он передавать сигнал бедствия. — Здесь...
И это было все, что он сумел сделать. Прежде чем он успел передать наши координаты, я стащил его с сиденья и бросил на пол. Микрофон отлетел в сторону на всю длину своего шнура.
Он сильно ударил меня в живот. Я ответил. Краем глаза я увидел сбоку от своей головы его руку, занесенную для удара. Я быстро пригнулся, но недостаточно низко. Боль пронзила мое ухо и щеку. Яхта сильно накренилась, и пол ушел у меня из-под ног. Я полетел по направлению к радио и стукнулся головой о шкаф. Перед глазами заколыхались красные полотна. Падая, я нащупал рукой какой-то предмет из пластика, оказавшийся микрофоном. Я выдернул шнур из гнезда, поднялся на одну ногу, снова упал, ударившись плечом и руками о переборку, и с шумом выдохнул.
Я хватал воздух, как золотая рыбка, выброшенная на сушу, и мне потребовалось почти полминуты, чтобы восстановить дыхание.
Выбравшись наверх, я увидел Поула, который, действуя одной рукой, пытался, стоя у кокпита, отвязать спасательный плот.
— Нет! — закричал я. — Не смей, ты, трус!
Он обернулся ко мне. У него было лицо человека, которого преследует кошмар.
— Пошел ты! — истерически завизжал он и стал судорожно шарить рукой у пояса. В руке у него сверкнула узкая полоска металла. Нож. — Не подходи! — орал он. — Если ты так любишь эту посудину, можешь идти с нею на дно!
Он снова с яростью вцепился в спасательный плот. И успел справиться с одним из креплений.
Секунду я колебался. Он был пьян и, похоже, слегка тронулся. Волны были такие, что мне казалось, будто мы находимся внутри громадной стиральной машины. Если он спустится на плот, то непременно утонет.
И я бросился на него.
«Альдебаран» сильно качнулся, когда на его носовую часть обрушилась еще одна громадная волна. Я промахнулся в прыжке, но мне все-таки удалось сбить его с ног. Он пытался ухватиться за плот.
Я увидел, как его нож отлетел в сторону на всю длину привязного шнура, но увидел и еще что-то. И это так поразило меня, что я застыл с открытым ртом.
Он держал эту вещь в левой руке, когда пытался отвязать плот правой. Квадратный предмет зеленого цвета с закругленными углами и с латунной ручкой посередине верхней крышки. Я видел его раньше, этот предмет. Это был маленький сейф. Тот самый, что я нашел в ловушке для омаров, и который у меня украли из «лендровера» на автостоянке в «Саут-Крике».
Сейф выскользнул у него из рук и упал на круто накренившуюся палубу. Он нырком бросился за ним, но его страховочный линь не позволил ему дотянуться: сейф скользнул по накрененной палубе, на мгновение задержался у невысокого ограждения и, не встретив больше никаких препятствий, исчез за бортом. С грохотом накатила новая волна.
Когда она перестала бить меня головой о палубу, я глянул вверх. Наверное, волной выдернуло крепежный трос, потому что плот был уже на палубе и лежал, похожий на небольшую резиновую палатку. Казалось, сейчас прибегут дети, чтобы поиграть в ней.
Но дети не прибежали. Вместо них через бушприт накатилась следующая волна. Весь мир стал зеленым и белым. А когда он обрел свои обычные цвета, спасательного плота уже не было на месте.
Я бросился к штурвалу. Что-то ударило меня в нос. Рот наполнился кровью. В трехстах футах под ветром прыгал желтый спасательный плот. Вот он мелькнул в последний раз на гребне и исчез.
Поул долго смотрел ему вслед. Потом вложил нож в ножны и вдоль леера прошел к кокпиту.
Я спросил:
— Где ты взял этот ящик?
Он не ответил, побледнел и выглядел изможденным. Я приблизил свое лицо к его лицу:
— Сейф. Кто дал его тебе?
— Рейстрик, — ответил он хриплым шепотом.
Я слишком устал, чтобы думать о том, что происходит.
— Нам надо перенести остатки балласта.
Казалось, он не слышит меня, все время повторяя:
— О Иисус, Иисус...
Я забрал с пояса его нож и засунул себе в карман. Потом отвел его вниз. Барометр еще немного поднялся. Прогноз погоды в 13.55 обещал северо-западный ветер в три балла.
В сером полумраке трюма мы переместили тонны три чугунных рельсов и балластных чушек к центральной линии и сверху прибили досками, чтобы закрепить их. Закончили эту работу только к трем часам дня. За все это время Поул не сказал ни слова. Он двигался, как в трансе. Его бледное лицо было неподвижно.
К вечеру порывы ветра стали более редкими и волнение немного утихло. Ветер снизился до трех баллов, и я с трудом справлялся с зыбью, держась за латунные рукоятки штурвала.
В полночь я смог рассмотреть над горизонтом белые лучи маяка Паньон. Еще несколько часов мы шли, направляясь к тому месту побережья Испании, куда выходит северная граница Португалии. В шесть утра на следующий день мы подошли к большому причальному бую.
Я бросил только один взгляд на скалу у входа в Рио-дель-Виго. Затем впервые за четыре дня стащил свою непромокаемую одежду, лег на полость спущенного главного паруса и заснул под горячим испанским солнцем.
Глава 15
Вечером, когда проснулся, я увидел, что рядом с нами стоит грязный голубой баркас, обвешанный автомобильными покрышками. Черноусый мужчина, насколько я мог понять его испанский язык, был бригадиром в этой гавани.
Часом позже мы прошли таможню и причалили к чистенькой каменной причальной стенке. Я сидел на палубе, слушал крики чаек, потягивал «Сан Мигель» прямо из горлышка бутылки и смотрел, как рыбаки везут сардины по морю, голубому, словно глаза ребенка.
В этот момент на палубе появился Поул. На нем была белая рубашка и пара легких, отлично отглаженных брюк. Я все никак не мог забыть сейф. Он ни разу не вспомнил о нем, пока тот не упал за борт, и, казалось, его совсем не беспокоит то, что я видел этот сейф. Поэтому я рассудил: Поул не знает, что сейф был украден. Но наверняка знал, что в нем что-то очень важное, иначе не пытался бы сесть с ним на спасательный плот в восьмибалльный шторм.
Я все время помнил слова Генри: «Не выпускай этого типа из поля зрения».
— Идешь на берег? — спросил я.
Он кивнул.
— Думаю, мне лучше пойти с тобой.
Он пожал плечами и промолчал.
Шум и пряные запахи города были необычными, как всегда бывает после недели, проведенной в море.
Мы прошлись по узким улочкам. Там, прямо на тротуарах, стояли столики кафе. В центре площади был фонтан с дельфинами и Тритоном. По площади сновали мопеды. Вдали, у стенки гавани, стоял «Альдебаран».
— Может быть, выпьем? — предложил я.
— Мне надо позвонить по телефону.
— Тебе надо сперва выпить.
Он колебался. Его манеры изменились после того шторма. Пузырь самомнения был как бы проколот, и он утратил уверенность в себе. Мне казалось, я знал причину.
Мы сели за металлический столик. Официант принес два коньяка. Я спросил так невинно, как только мог:
— Этот ящичек был так важен? Тот самый, который упал за борт?
Он взял свой коньяк и сделал большой глоток.
— Тебе никогда этого не узнать.
Он сжал губы и посмаковал напиток.
— О, вот как! — сказал я.
Теперь мне стало окончательно ясно: он не знает, что сейф был украден в «Саут-Крике». Он был просто курьер, не более.
— Кому ты его вез?
— Ты и этого никогда не узнаешь.
И Поул улыбнулся мне очень скверной улыбкой, но она скрыла выражение страха в его глазах.
Он так смотрел на меня, что, казалось, хотел проникнуть сквозь мой череп и прочитать мои мысли. Воцарилось молчание. А потом он вдруг сказал:
— Если ты на самом деле хочешь знать, то это Джордж Хонитон.
Я сидел, смотрел на Поула и никак не мог взять в толк, под влиянием каких обстоятельств его скрупулезное, корректнейшее сиятельство мог организовать ночной налет, а потом и рейд средь бела дня, чтобы защитить чью-то собственность. Разве только то, что было в этом сейфе, принадлежало самому Хонитону, а Генри пытался держать это подальше от него. Или Хонитон все еще связан с моим кузеном Джеймсом или с его испанскими партнерами, а они крутят им, как тележкой в супермаркете.
— А что там было? Поул пожал плечами.
— Он попросил меня доставить этот ящичек. И все. — Посмотрев на меня, он спросил: — И ты тоже не знаешь, не так ли?
Он с шумом отодвинул свой стул и, выпрямившись, зашагал через площадь. А я заказал еще коньяку и любовался ласточками в голубом небе и девушками в красивых платьях. Сейф был теперь под толщей воды, а ведь он служил единственной уликой. Но мне хотелось разобраться во всем этом деле, и я не видел причин воздерживаться от вопросов, в том числе и тогда, когда мы придем в Марбеллу.
* * *
Через два дня тупой нос «Альдебарана» рассекал сверкающую гладь за островами, перегородивших путь к входу в Рио-дель-Виго. Поул вернулся на судно утром, такой же хмурый, как и в момент нашего прибытия. Мы не разговаривали друг с другом.
Рыбак, чинивший сети на берегу, поднял голову и закричал:
— Куда идете?
— В Марбеллу, — гаркнул я в ответ.
— Поосторожнее! — кричал рыбак. — Там полно воров и наркоманов!
И улыбнулся нам, обнажив свои желто-коричневые зубы.
Я помахал ему в ответ и прибавил обороты. Корпус «Альдебарана» задрожал под ногами. Я ничего не знал о наркоманах. Но вот насчет воров меня не надо было предупреждать.
Погода была хорошая. Мы под мотором прошли мимо унылых песчаных берегов Португалии и подняли паруса только у мыса Сан-Винсент. Плавание могло оказаться весьма приятным.
Но все получилось не так. Меня все раздражало: и крутой нос «Альдебарана», и его плоское днище, и завывание помп. Я просто возненавидел устоявшийся запах парафина и старой кожи в его салоне, скрип его старого рангоута, когда он шел под ветром в четыре балла. Мне так хотелось поскорее бросить эту старую развалину и очутиться на современной яхте, которая слушается малейшего движения руля.
Так, наверное, думал и Поул. В условиях такого плавания с «Альдебараном» вполне мог справиться один человек, и мы снова перешли к шестичасовым вахтам. Поул едва говорил со мной и, казалось, сожалел о том, что сказал лишнее там, в Байонне.
На заре шестого дня слева по носу появились рубиновые и изумрудные вспышки маяка в Тарифе. Когда рассвело, я в бинокль увидел город и серые скалы, о которые разбивался белый прибой. Судов стало заметно больше. К югу от нас тянулись зубчатые выступы рифа, а к северу — скалы Гибралтара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Теперь у него на лице возникло какое-то непонятное выражение, пародия на его знаменитую итонскую улыбку. Он был похож на продавца подержанных автомобилей, который пытается всучить покупателю ничего не стоящую машину.
— Слушай, — ответил я. — Яхта принадлежит Генри, а мы только доставляем ее. Я не собираюсь сидеть и спокойно наблюдать, как ты будешь посылать сигнал бедствия, испугавшись ветра.
Я встал.
— Иди и сунь голову в ведро, чтобы протрезвиться, а мы все-таки доставим эту развалину в Испанию.
На какое-то мгновение наши головы сблизились, я ощутил запах перегара. И вышел на палубу.
Серые волны еще казались величиной с дом, и ветер свистел и выл в снастях так, что можно было сойти с ума. Но облака уже поднялись выше, и просветы в небе стали появляться чаще. У меня появились проблески надежды. Известно, что области пониженного давления часто меняют направление движения и прогнозы погоды оказываются неверными. Море велико, но едва ли сила ветра превысит восемь баллов. Ободренный этой мыслью, я пошел вдоль яхты, от кормы к носу, чтобы проверить ее состояние.
Несмотря на двадцатиградусный крен, «Альдебаран» был в приличном виде. Помпы внизу работали, и струи воды били из их рукавов. Я вернулся на корму, чтобы еще раз взглянуть на барометр. Когда я спустился вниз, то увидел Поула, сидевшего перед УКВ-радиостанцией. Он был бледен и сосредоточен. Его пальцы лежали на ручке настройки. На индикаторе был обозначен канал 16, выделенный для сигналов бедствия. Он взял в руки микрофон и нажал кнопку передачи.
— Мэйдей, мэйдей, мэйдей, — начал он передавать сигнал бедствия. — Здесь...
И это было все, что он сумел сделать. Прежде чем он успел передать наши координаты, я стащил его с сиденья и бросил на пол. Микрофон отлетел в сторону на всю длину своего шнура.
Он сильно ударил меня в живот. Я ответил. Краем глаза я увидел сбоку от своей головы его руку, занесенную для удара. Я быстро пригнулся, но недостаточно низко. Боль пронзила мое ухо и щеку. Яхта сильно накренилась, и пол ушел у меня из-под ног. Я полетел по направлению к радио и стукнулся головой о шкаф. Перед глазами заколыхались красные полотна. Падая, я нащупал рукой какой-то предмет из пластика, оказавшийся микрофоном. Я выдернул шнур из гнезда, поднялся на одну ногу, снова упал, ударившись плечом и руками о переборку, и с шумом выдохнул.
Я хватал воздух, как золотая рыбка, выброшенная на сушу, и мне потребовалось почти полминуты, чтобы восстановить дыхание.
Выбравшись наверх, я увидел Поула, который, действуя одной рукой, пытался, стоя у кокпита, отвязать спасательный плот.
— Нет! — закричал я. — Не смей, ты, трус!
Он обернулся ко мне. У него было лицо человека, которого преследует кошмар.
— Пошел ты! — истерически завизжал он и стал судорожно шарить рукой у пояса. В руке у него сверкнула узкая полоска металла. Нож. — Не подходи! — орал он. — Если ты так любишь эту посудину, можешь идти с нею на дно!
Он снова с яростью вцепился в спасательный плот. И успел справиться с одним из креплений.
Секунду я колебался. Он был пьян и, похоже, слегка тронулся. Волны были такие, что мне казалось, будто мы находимся внутри громадной стиральной машины. Если он спустится на плот, то непременно утонет.
И я бросился на него.
«Альдебаран» сильно качнулся, когда на его носовую часть обрушилась еще одна громадная волна. Я промахнулся в прыжке, но мне все-таки удалось сбить его с ног. Он пытался ухватиться за плот.
Я увидел, как его нож отлетел в сторону на всю длину привязного шнура, но увидел и еще что-то. И это так поразило меня, что я застыл с открытым ртом.
Он держал эту вещь в левой руке, когда пытался отвязать плот правой. Квадратный предмет зеленого цвета с закругленными углами и с латунной ручкой посередине верхней крышки. Я видел его раньше, этот предмет. Это был маленький сейф. Тот самый, что я нашел в ловушке для омаров, и который у меня украли из «лендровера» на автостоянке в «Саут-Крике».
Сейф выскользнул у него из рук и упал на круто накренившуюся палубу. Он нырком бросился за ним, но его страховочный линь не позволил ему дотянуться: сейф скользнул по накрененной палубе, на мгновение задержался у невысокого ограждения и, не встретив больше никаких препятствий, исчез за бортом. С грохотом накатила новая волна.
Когда она перестала бить меня головой о палубу, я глянул вверх. Наверное, волной выдернуло крепежный трос, потому что плот был уже на палубе и лежал, похожий на небольшую резиновую палатку. Казалось, сейчас прибегут дети, чтобы поиграть в ней.
Но дети не прибежали. Вместо них через бушприт накатилась следующая волна. Весь мир стал зеленым и белым. А когда он обрел свои обычные цвета, спасательного плота уже не было на месте.
Я бросился к штурвалу. Что-то ударило меня в нос. Рот наполнился кровью. В трехстах футах под ветром прыгал желтый спасательный плот. Вот он мелькнул в последний раз на гребне и исчез.
Поул долго смотрел ему вслед. Потом вложил нож в ножны и вдоль леера прошел к кокпиту.
Я спросил:
— Где ты взял этот ящик?
Он не ответил, побледнел и выглядел изможденным. Я приблизил свое лицо к его лицу:
— Сейф. Кто дал его тебе?
— Рейстрик, — ответил он хриплым шепотом.
Я слишком устал, чтобы думать о том, что происходит.
— Нам надо перенести остатки балласта.
Казалось, он не слышит меня, все время повторяя:
— О Иисус, Иисус...
Я забрал с пояса его нож и засунул себе в карман. Потом отвел его вниз. Барометр еще немного поднялся. Прогноз погоды в 13.55 обещал северо-западный ветер в три балла.
В сером полумраке трюма мы переместили тонны три чугунных рельсов и балластных чушек к центральной линии и сверху прибили досками, чтобы закрепить их. Закончили эту работу только к трем часам дня. За все это время Поул не сказал ни слова. Он двигался, как в трансе. Его бледное лицо было неподвижно.
К вечеру порывы ветра стали более редкими и волнение немного утихло. Ветер снизился до трех баллов, и я с трудом справлялся с зыбью, держась за латунные рукоятки штурвала.
В полночь я смог рассмотреть над горизонтом белые лучи маяка Паньон. Еще несколько часов мы шли, направляясь к тому месту побережья Испании, куда выходит северная граница Португалии. В шесть утра на следующий день мы подошли к большому причальному бую.
Я бросил только один взгляд на скалу у входа в Рио-дель-Виго. Затем впервые за четыре дня стащил свою непромокаемую одежду, лег на полость спущенного главного паруса и заснул под горячим испанским солнцем.
Глава 15
Вечером, когда проснулся, я увидел, что рядом с нами стоит грязный голубой баркас, обвешанный автомобильными покрышками. Черноусый мужчина, насколько я мог понять его испанский язык, был бригадиром в этой гавани.
Часом позже мы прошли таможню и причалили к чистенькой каменной причальной стенке. Я сидел на палубе, слушал крики чаек, потягивал «Сан Мигель» прямо из горлышка бутылки и смотрел, как рыбаки везут сардины по морю, голубому, словно глаза ребенка.
В этот момент на палубе появился Поул. На нем была белая рубашка и пара легких, отлично отглаженных брюк. Я все никак не мог забыть сейф. Он ни разу не вспомнил о нем, пока тот не упал за борт, и, казалось, его совсем не беспокоит то, что я видел этот сейф. Поэтому я рассудил: Поул не знает, что сейф был украден. Но наверняка знал, что в нем что-то очень важное, иначе не пытался бы сесть с ним на спасательный плот в восьмибалльный шторм.
Я все время помнил слова Генри: «Не выпускай этого типа из поля зрения».
— Идешь на берег? — спросил я.
Он кивнул.
— Думаю, мне лучше пойти с тобой.
Он пожал плечами и промолчал.
Шум и пряные запахи города были необычными, как всегда бывает после недели, проведенной в море.
Мы прошлись по узким улочкам. Там, прямо на тротуарах, стояли столики кафе. В центре площади был фонтан с дельфинами и Тритоном. По площади сновали мопеды. Вдали, у стенки гавани, стоял «Альдебаран».
— Может быть, выпьем? — предложил я.
— Мне надо позвонить по телефону.
— Тебе надо сперва выпить.
Он колебался. Его манеры изменились после того шторма. Пузырь самомнения был как бы проколот, и он утратил уверенность в себе. Мне казалось, я знал причину.
Мы сели за металлический столик. Официант принес два коньяка. Я спросил так невинно, как только мог:
— Этот ящичек был так важен? Тот самый, который упал за борт?
Он взял свой коньяк и сделал большой глоток.
— Тебе никогда этого не узнать.
Он сжал губы и посмаковал напиток.
— О, вот как! — сказал я.
Теперь мне стало окончательно ясно: он не знает, что сейф был украден в «Саут-Крике». Он был просто курьер, не более.
— Кому ты его вез?
— Ты и этого никогда не узнаешь.
И Поул улыбнулся мне очень скверной улыбкой, но она скрыла выражение страха в его глазах.
Он так смотрел на меня, что, казалось, хотел проникнуть сквозь мой череп и прочитать мои мысли. Воцарилось молчание. А потом он вдруг сказал:
— Если ты на самом деле хочешь знать, то это Джордж Хонитон.
Я сидел, смотрел на Поула и никак не мог взять в толк, под влиянием каких обстоятельств его скрупулезное, корректнейшее сиятельство мог организовать ночной налет, а потом и рейд средь бела дня, чтобы защитить чью-то собственность. Разве только то, что было в этом сейфе, принадлежало самому Хонитону, а Генри пытался держать это подальше от него. Или Хонитон все еще связан с моим кузеном Джеймсом или с его испанскими партнерами, а они крутят им, как тележкой в супермаркете.
— А что там было? Поул пожал плечами.
— Он попросил меня доставить этот ящичек. И все. — Посмотрев на меня, он спросил: — И ты тоже не знаешь, не так ли?
Он с шумом отодвинул свой стул и, выпрямившись, зашагал через площадь. А я заказал еще коньяку и любовался ласточками в голубом небе и девушками в красивых платьях. Сейф был теперь под толщей воды, а ведь он служил единственной уликой. Но мне хотелось разобраться во всем этом деле, и я не видел причин воздерживаться от вопросов, в том числе и тогда, когда мы придем в Марбеллу.
* * *
Через два дня тупой нос «Альдебарана» рассекал сверкающую гладь за островами, перегородивших путь к входу в Рио-дель-Виго. Поул вернулся на судно утром, такой же хмурый, как и в момент нашего прибытия. Мы не разговаривали друг с другом.
Рыбак, чинивший сети на берегу, поднял голову и закричал:
— Куда идете?
— В Марбеллу, — гаркнул я в ответ.
— Поосторожнее! — кричал рыбак. — Там полно воров и наркоманов!
И улыбнулся нам, обнажив свои желто-коричневые зубы.
Я помахал ему в ответ и прибавил обороты. Корпус «Альдебарана» задрожал под ногами. Я ничего не знал о наркоманах. Но вот насчет воров меня не надо было предупреждать.
Погода была хорошая. Мы под мотором прошли мимо унылых песчаных берегов Португалии и подняли паруса только у мыса Сан-Винсент. Плавание могло оказаться весьма приятным.
Но все получилось не так. Меня все раздражало: и крутой нос «Альдебарана», и его плоское днище, и завывание помп. Я просто возненавидел устоявшийся запах парафина и старой кожи в его салоне, скрип его старого рангоута, когда он шел под ветром в четыре балла. Мне так хотелось поскорее бросить эту старую развалину и очутиться на современной яхте, которая слушается малейшего движения руля.
Так, наверное, думал и Поул. В условиях такого плавания с «Альдебараном» вполне мог справиться один человек, и мы снова перешли к шестичасовым вахтам. Поул едва говорил со мной и, казалось, сожалел о том, что сказал лишнее там, в Байонне.
На заре шестого дня слева по носу появились рубиновые и изумрудные вспышки маяка в Тарифе. Когда рассвело, я в бинокль увидел город и серые скалы, о которые разбивался белый прибой. Судов стало заметно больше. К югу от нас тянулись зубчатые выступы рифа, а к северу — скалы Гибралтара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36