Согласно этому эффекту, если монету подбросить много раз подряд, орел выпадет столько же раз, сколько и решка. Бросая кости, вы имеете равные шансы набрать семь и более очков или шесть и менее. Если вы играете в рулетку и ставите на черное или четное, у вас практически равные шансы на выигрыш с теми, кто поставил на красное или нечетное. Чем дольше вы играете в покер, тем незначительнее становится ваш проигрыш: рано или поздно колесо фортуны повернется к вам и возвратит потерянное. Надо только уметь дождаться этого момента.
Удача выступает в качестве бесплатного приложения к среднему арифметическому. Действие этих законов практически непредсказуемо. Иногда игрок подчиняется им, полагаясь на их неотвратимую правоту, и выигрывает. Он вовремя улавливает перелом в игре и в нужный момент встает из-за стола. В других случаях вы сразу понимаете, что сегодня не ваш день и игра не пойдет. Некоторые люди интуитивно чувствуют это, но отказываются верить и проигрывают. Чтобы такого не происходило, чтобы не зависеть от неожиданных поворотов судьбы, вы должны быть сказочно богаты.
Сауди был несметно богат. С помощью собственных правил игры он проигрывал, но благодаря этому игра обретала для него новый смысл, давая шанс на выигрыш. Естественно, он предпочитал выигрывать, поэтому сочиненные им правила щекотали нервы. А почему бы и нет? В конце концов, это были его правила. Он любил, чтобы игровой вечер длился пять часов – с десяти до трех утра – ив нем участвовало двадцать пять игроков. В течение этого времени устраивались перерывы, иногда он сам садился сдавать карты. Двадцать пять игроков – это было то, что нужно. Именно во столько раз должен был возрасти первоначальный банк, что составляло минимальную выручку за вечер. На сегодня потолок составлял двенадцать с половиной тысяч фунтов, из которых игорный дом взял пятьсот, чтобы начать игру, шедшую уже около трех часов.
Придуманные им правила обуздывали его азарт, но среди партнеров было так мало по-настоящему денежных людей, что он мог позволить себе дольше, чем другие, искушать судьбу за карточным столом. В этот вечер он надеялся оказаться в значительном выигрыше, хотя пока что восемь тысяч потерял.
У него было еще одно правило: тот, кто может проиграть много денег, проигрывает их не сразу.
Клуб занимал два верхних этажа в доме на тихой Эннисмор-Гарденс. Месторасположение клуба поблизости от фешенебельного района Найтсбридж и в то же время довольно далеко от делового центра вызывало доверие богатых партнеров и не привлекало внимания посторонних. Такой адрес устроил бы и торговое представительство развивающейся страны, и психоаналитика, пожелавшего открыть здесь консультацию.
Пола Коул и Пит Гинсберг приехали в половине одиннадцатого. Алан Маунтджой решил остаться дома. Перед их уходом он дал Поле несколько указаний.
– Этот карточный клуб принадлежит мальтийцам. Обычно они предпочитают Сохо, но теперь проникают и в более респектабельные места. Игра ведется более или менее честно. Там играют также в кости и рулетку. Когда дела идут неважно, они находят другие источники дохода. В остальном – обычный игорный дом. Запомни одно: они владеют этим домом, поэтому должны быть в выигрыше. Это довольно солидное заведение, где можно встретить игроков на любой вкус.
– Не беспокойся, – успокоила она его, – я не буду волновать общество.
Когда они вышли из машины, Пола взяла Пита под руку и сказала:
– Теперь смотри в оба, Гинсберг. Получишь удовольствие.
* * *
Он сыграл в рулетку, оставив за столом сотню фунтов. Деньги были не его, поэтому он расстался с ними без всякого сожаления, к тому же он не был игроком и пришел сюда не за этим. По лестнице, устланной толстым ковром, он спустился этажом ниже и сел на высокий стул, чтобы было удобнее наблюдать за игрой.
Пола уже успела свои пять сотен превратить в двенадцать тысяч, чем завоевала немалое уважение – в комнате только о ней и говорили. Играли в стад-покер на пять карт. Пола показала свою секретную карту, имея на руках открытыми валеты сверху восьмерок. У банкомета открытыми выпали тузы и десятки – тузы сверху. Пола улыбнулась и откинулась на спинку стула.
За столом сидели семеро игроков, среди которых она была единственной женщиной. Пит следил за тем, как смотрели на нее мужчины. В их взглядах читалось любопытство, желание и какая-то немая ярость, которая, будучи безадресной, словно притягивалась самой Полой. Гинсберг прекрасно видел, что она добилась своего. Красоте Полы чего-то недоставало, чтобы сделать ее совершенной. Неожиданно он понял, чего ей так не хватало, и задрожал, охваченный волнением от сделанного им открытия. Ее красоте недоставало боли.
Он пошарил рукой в поисках своего стакана, отведя глаза в сторону, чтобы на встретиться с ней взглядом. Все как-то разом пошло наперекосяк. Он вспомнил, как в то утро стоял в зале ожидания, то и дело посматривая на табло, на котором высвечивалась информация, и ощущал неловкость из-за роли, которую ему приходилось играть. Он вспомнил также грохот, нараставший волной, когда автокар швырнул целый состав контейнеров на припаркованные машины. И Полу, хладнокровно ступавшую по грудам битого стекла.
Она не объяснила им, как Дэвид мог сообщить ей свое имя, да они и не спрашивали. Маунтджой позвонил кому надо и доложил о случившемся. Как и Гинсберг, он считал, что о происшествии в Хитроу лучше помолчать. Их предупредили, что нужно держать язык за зубами.
Маунтджой слышал, как голос в трубке недоверчиво переспросил: «Что? Что она сказала?» – и ему пришлось все докладывать заново.
Когда он вернулся в комнату, где по-прежнему находились Гинсберг и Пола, которая молча потягивала пиво, Маунтджой покачал головой: мол, ей ничего не говорили о Дэвиде, нет!
Поскольку это не поддавалось объяснению, Гинсберг пытался выбросить все из головы, но страх, засевший в нем, то и дело напоминал о происшедшем.
С родом работы Гинсберга были связаны его отличия от прочих людей: другая, чем у них, реакция, иное восприятие мира. Что-то в нем притупилось, и он с трудом подбирал слова, чтобы объяснить свои чувства.
Он, не отрываясь, смотрел на лицо Полы, и тут до него дошел смысл того, что он ощущал. Это был и благоговейный страх, и чувство нереальности, и отвратительное осознание своей сопричастности, которое, как ему казалось, испытывают люди, когда лицом к лицу встречаются с человеком, совершившим ужасное преступление.
Пола, смеясь, взяла выигрыш. Поднимаясь из-за стола, Сауди пробормотал что-то, словно извиняясь, и почтительно кивнул ей. Пола направилась в бар. У нее была грациозная, легкая походка: она не шла, а скользила, как кошка. Под тяжелым синим шелком ее маленькие груди едва заметно двигались, заставляя блестящую ткань переливаться в потоках яркого света.
– Джин с тоником, – бросила она бармену. – Как дела, Гинсберг?
– Нормально. – Он поднял свой бокал. – У тебя, я вижу, тоже все в порядке.
– Выигрываем, выигрываем. – Она была чересчур возбуждена, ее переполняла нервная энергия. – Я просто сгораю от нетерпения – так хочется играть, но, мне кажется, я еще не адаптировалась из-за разницы во времени. Приятное местечко. Мне здесь нравится. Спасибо. – Последнее слово было адресовано бармену, который поставил перед ней стакан. Пола сделала большой глоток. – Я сыграю еще две, ну, три партии, и разбежимся. В это время я обычно пью коктейль, – она посмотрела на часы, по-прежнему показывавшие нью-йоркское время, – шесть тридцать.
– Ладно. Как идет игра?
– Ну, – она бросила взгляд на стол, – все играют средне. Видишь того блондина в зеленой рубашке? – Гинсберг кивнул. – Очень активно делает ставки, правда, неохотно поддерживает мои, имея две пары высокого достоинства, поэтому легко предсказуем. Вон тот, в белом смокинге, с вьющимися волосами, знает, когда надо брать за горло. Я думала, он выложит полный сбор, чтобы оживить игру, но после неудач в трех партиях как-то сник. Судя по всему, у него уже и денег не осталось, так что он не партнер. Араб играет как заводной – или выигрывает, или проигрывает. Остальные в общем-то могут постоять за себя, – она усмехнулась. – Банкомет нервничает, но активизировался в надежде отыграться.
– Ты давай полегче, – посоветовал Гинсберг.
– Не волнуйся. Посмотрим, как он поведет себя. – Пола кивнула Сауди, который снова сел за стол. Она допила джин с тоником и поставила стакан на стойку. Гинсберг проводил ее взглядом, не отрывая глаз от стройных бедер, которые равномерно покачивались. Когда она садилась, двое мужчин почтительно встали.
Она сыграла не три, а десять партий. После четвертой Сауди встал из-за стола, кисло улыбаясь. Он поклонился, но на сей раз не опустил глаз. Они с Полой встретились взглядами. Он спросил что-то, и она ответила: «Нет». Его место занял грузный человек в темном деловом костюме.
Следующие две партии Пола играла на все деньги, решив пойти ва-банк. На протяжении всего вечера она выигрывала важные партии и проигрывала малозначительные, выиграв в итоге пятнадцать тысяч. Ее лицо светилось от нескрываемого удовольствия. Атмосфера в комнате наэлектризовывалась. Вокруг стола начали собираться люди, привлекаемые, как любые игроки, возможностью стать свидетелями настоящей сенсации.
В пяти следующих партиях она выиграла две, причем незначительные суммы. Она ошиблась, когда спасовала, имея на руках королевскую флешь. Кто-то попросил принести новую колоду. Когда сдатчик распечатал ее, Пола сказала:
– Я играю последнюю партию, господа. – Таков был покерный этикет. – Я живу еще по нью-йоркскому времени.
После четвертого тура сдачи карт у банкомета выпали два короля – один поверх другого. Пола взяла шестерку в пару к той, что лежала на ее секретной карте. Никто не бил королей. Сдатчик сдвинул фишки в банк. Пола поддержала его ставку, не повышая ее. При следующей сдаче у банкомета выпала трефовая восьмерка, а у Полы червовая десятка. Помимо них в игре остались еще двое: у одного открылась пара тузов, у другого намечался стрит. После двух кругов ставок стрит «сложился», остались только тузы. Выждав подходящий момент, Пола приняла вызов банкомета и повысила ставку на пятьсот фунтов против его королей.
Гинсберг не играл в покер, но он видел, что происходило за карточным столом. Было очевидно, что пара королей била пару шестерок. Пола не проявляла большого энтузиазма, пока не получила десятку. Имея на руках две шестерки, она поддержала ставку банкомета. Складывалось впечатление, что ее секретной картой была десятка. Итак, у нее было две пары – десятки и шестерки. Банкомет не дрогнул.
Гинсберг видел его накрахмаленную белоснежную рубашку, выглядывавшую из-под атласного лацкана, его прилизанные темные волосы, тронутое улыбкой лицо. Он производил впечатление уверенного в себе человека, знавшего, что случится в следующий момент. Гинсберг понял, что у банкомета тоже пара – восьмерок. Когда восьмерка оказалась битой, банкомет слегка заерзал.
Он взглянул на Полу и положил в банк дополнительные фишки. Его взгляд говорил: «Попробуй, заставь меня поверить тебе. Чем больше будешь стараться, тем глубже будешь увязать. У меня две пары королей, а у тебя две шестерки. Следующая твоя карта – валет – тебе ничего не даст, но ты расслабилась, когда получила десятку. Значит, у тебя десятки и шестерки. Каждый раз, когда ты захочешь обмануть меня, ты будешь наказана».
Пола поддержала его ставку, после чего повысила ее на две тысячи. Банкомет только и ждал момента, когда она начнет блефовать. Он увеличивал банк, повышая ставки на пятьсот фунтов, стараясь вытянуть из нее деньги постепенно, чтобы не отпугнуть сразу очень крупной ставкой. Она поставила еще четыре тысячи, другие игроки поддержали ее, и теперь ее ставка возросла до девятнадцати тысяч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Удача выступает в качестве бесплатного приложения к среднему арифметическому. Действие этих законов практически непредсказуемо. Иногда игрок подчиняется им, полагаясь на их неотвратимую правоту, и выигрывает. Он вовремя улавливает перелом в игре и в нужный момент встает из-за стола. В других случаях вы сразу понимаете, что сегодня не ваш день и игра не пойдет. Некоторые люди интуитивно чувствуют это, но отказываются верить и проигрывают. Чтобы такого не происходило, чтобы не зависеть от неожиданных поворотов судьбы, вы должны быть сказочно богаты.
Сауди был несметно богат. С помощью собственных правил игры он проигрывал, но благодаря этому игра обретала для него новый смысл, давая шанс на выигрыш. Естественно, он предпочитал выигрывать, поэтому сочиненные им правила щекотали нервы. А почему бы и нет? В конце концов, это были его правила. Он любил, чтобы игровой вечер длился пять часов – с десяти до трех утра – ив нем участвовало двадцать пять игроков. В течение этого времени устраивались перерывы, иногда он сам садился сдавать карты. Двадцать пять игроков – это было то, что нужно. Именно во столько раз должен был возрасти первоначальный банк, что составляло минимальную выручку за вечер. На сегодня потолок составлял двенадцать с половиной тысяч фунтов, из которых игорный дом взял пятьсот, чтобы начать игру, шедшую уже около трех часов.
Придуманные им правила обуздывали его азарт, но среди партнеров было так мало по-настоящему денежных людей, что он мог позволить себе дольше, чем другие, искушать судьбу за карточным столом. В этот вечер он надеялся оказаться в значительном выигрыше, хотя пока что восемь тысяч потерял.
У него было еще одно правило: тот, кто может проиграть много денег, проигрывает их не сразу.
Клуб занимал два верхних этажа в доме на тихой Эннисмор-Гарденс. Месторасположение клуба поблизости от фешенебельного района Найтсбридж и в то же время довольно далеко от делового центра вызывало доверие богатых партнеров и не привлекало внимания посторонних. Такой адрес устроил бы и торговое представительство развивающейся страны, и психоаналитика, пожелавшего открыть здесь консультацию.
Пола Коул и Пит Гинсберг приехали в половине одиннадцатого. Алан Маунтджой решил остаться дома. Перед их уходом он дал Поле несколько указаний.
– Этот карточный клуб принадлежит мальтийцам. Обычно они предпочитают Сохо, но теперь проникают и в более респектабельные места. Игра ведется более или менее честно. Там играют также в кости и рулетку. Когда дела идут неважно, они находят другие источники дохода. В остальном – обычный игорный дом. Запомни одно: они владеют этим домом, поэтому должны быть в выигрыше. Это довольно солидное заведение, где можно встретить игроков на любой вкус.
– Не беспокойся, – успокоила она его, – я не буду волновать общество.
Когда они вышли из машины, Пола взяла Пита под руку и сказала:
– Теперь смотри в оба, Гинсберг. Получишь удовольствие.
* * *
Он сыграл в рулетку, оставив за столом сотню фунтов. Деньги были не его, поэтому он расстался с ними без всякого сожаления, к тому же он не был игроком и пришел сюда не за этим. По лестнице, устланной толстым ковром, он спустился этажом ниже и сел на высокий стул, чтобы было удобнее наблюдать за игрой.
Пола уже успела свои пять сотен превратить в двенадцать тысяч, чем завоевала немалое уважение – в комнате только о ней и говорили. Играли в стад-покер на пять карт. Пола показала свою секретную карту, имея на руках открытыми валеты сверху восьмерок. У банкомета открытыми выпали тузы и десятки – тузы сверху. Пола улыбнулась и откинулась на спинку стула.
За столом сидели семеро игроков, среди которых она была единственной женщиной. Пит следил за тем, как смотрели на нее мужчины. В их взглядах читалось любопытство, желание и какая-то немая ярость, которая, будучи безадресной, словно притягивалась самой Полой. Гинсберг прекрасно видел, что она добилась своего. Красоте Полы чего-то недоставало, чтобы сделать ее совершенной. Неожиданно он понял, чего ей так не хватало, и задрожал, охваченный волнением от сделанного им открытия. Ее красоте недоставало боли.
Он пошарил рукой в поисках своего стакана, отведя глаза в сторону, чтобы на встретиться с ней взглядом. Все как-то разом пошло наперекосяк. Он вспомнил, как в то утро стоял в зале ожидания, то и дело посматривая на табло, на котором высвечивалась информация, и ощущал неловкость из-за роли, которую ему приходилось играть. Он вспомнил также грохот, нараставший волной, когда автокар швырнул целый состав контейнеров на припаркованные машины. И Полу, хладнокровно ступавшую по грудам битого стекла.
Она не объяснила им, как Дэвид мог сообщить ей свое имя, да они и не спрашивали. Маунтджой позвонил кому надо и доложил о случившемся. Как и Гинсберг, он считал, что о происшествии в Хитроу лучше помолчать. Их предупредили, что нужно держать язык за зубами.
Маунтджой слышал, как голос в трубке недоверчиво переспросил: «Что? Что она сказала?» – и ему пришлось все докладывать заново.
Когда он вернулся в комнату, где по-прежнему находились Гинсберг и Пола, которая молча потягивала пиво, Маунтджой покачал головой: мол, ей ничего не говорили о Дэвиде, нет!
Поскольку это не поддавалось объяснению, Гинсберг пытался выбросить все из головы, но страх, засевший в нем, то и дело напоминал о происшедшем.
С родом работы Гинсберга были связаны его отличия от прочих людей: другая, чем у них, реакция, иное восприятие мира. Что-то в нем притупилось, и он с трудом подбирал слова, чтобы объяснить свои чувства.
Он, не отрываясь, смотрел на лицо Полы, и тут до него дошел смысл того, что он ощущал. Это был и благоговейный страх, и чувство нереальности, и отвратительное осознание своей сопричастности, которое, как ему казалось, испытывают люди, когда лицом к лицу встречаются с человеком, совершившим ужасное преступление.
Пола, смеясь, взяла выигрыш. Поднимаясь из-за стола, Сауди пробормотал что-то, словно извиняясь, и почтительно кивнул ей. Пола направилась в бар. У нее была грациозная, легкая походка: она не шла, а скользила, как кошка. Под тяжелым синим шелком ее маленькие груди едва заметно двигались, заставляя блестящую ткань переливаться в потоках яркого света.
– Джин с тоником, – бросила она бармену. – Как дела, Гинсберг?
– Нормально. – Он поднял свой бокал. – У тебя, я вижу, тоже все в порядке.
– Выигрываем, выигрываем. – Она была чересчур возбуждена, ее переполняла нервная энергия. – Я просто сгораю от нетерпения – так хочется играть, но, мне кажется, я еще не адаптировалась из-за разницы во времени. Приятное местечко. Мне здесь нравится. Спасибо. – Последнее слово было адресовано бармену, который поставил перед ней стакан. Пола сделала большой глоток. – Я сыграю еще две, ну, три партии, и разбежимся. В это время я обычно пью коктейль, – она посмотрела на часы, по-прежнему показывавшие нью-йоркское время, – шесть тридцать.
– Ладно. Как идет игра?
– Ну, – она бросила взгляд на стол, – все играют средне. Видишь того блондина в зеленой рубашке? – Гинсберг кивнул. – Очень активно делает ставки, правда, неохотно поддерживает мои, имея две пары высокого достоинства, поэтому легко предсказуем. Вон тот, в белом смокинге, с вьющимися волосами, знает, когда надо брать за горло. Я думала, он выложит полный сбор, чтобы оживить игру, но после неудач в трех партиях как-то сник. Судя по всему, у него уже и денег не осталось, так что он не партнер. Араб играет как заводной – или выигрывает, или проигрывает. Остальные в общем-то могут постоять за себя, – она усмехнулась. – Банкомет нервничает, но активизировался в надежде отыграться.
– Ты давай полегче, – посоветовал Гинсберг.
– Не волнуйся. Посмотрим, как он поведет себя. – Пола кивнула Сауди, который снова сел за стол. Она допила джин с тоником и поставила стакан на стойку. Гинсберг проводил ее взглядом, не отрывая глаз от стройных бедер, которые равномерно покачивались. Когда она садилась, двое мужчин почтительно встали.
Она сыграла не три, а десять партий. После четвертой Сауди встал из-за стола, кисло улыбаясь. Он поклонился, но на сей раз не опустил глаз. Они с Полой встретились взглядами. Он спросил что-то, и она ответила: «Нет». Его место занял грузный человек в темном деловом костюме.
Следующие две партии Пола играла на все деньги, решив пойти ва-банк. На протяжении всего вечера она выигрывала важные партии и проигрывала малозначительные, выиграв в итоге пятнадцать тысяч. Ее лицо светилось от нескрываемого удовольствия. Атмосфера в комнате наэлектризовывалась. Вокруг стола начали собираться люди, привлекаемые, как любые игроки, возможностью стать свидетелями настоящей сенсации.
В пяти следующих партиях она выиграла две, причем незначительные суммы. Она ошиблась, когда спасовала, имея на руках королевскую флешь. Кто-то попросил принести новую колоду. Когда сдатчик распечатал ее, Пола сказала:
– Я играю последнюю партию, господа. – Таков был покерный этикет. – Я живу еще по нью-йоркскому времени.
После четвертого тура сдачи карт у банкомета выпали два короля – один поверх другого. Пола взяла шестерку в пару к той, что лежала на ее секретной карте. Никто не бил королей. Сдатчик сдвинул фишки в банк. Пола поддержала его ставку, не повышая ее. При следующей сдаче у банкомета выпала трефовая восьмерка, а у Полы червовая десятка. Помимо них в игре остались еще двое: у одного открылась пара тузов, у другого намечался стрит. После двух кругов ставок стрит «сложился», остались только тузы. Выждав подходящий момент, Пола приняла вызов банкомета и повысила ставку на пятьсот фунтов против его королей.
Гинсберг не играл в покер, но он видел, что происходило за карточным столом. Было очевидно, что пара королей била пару шестерок. Пола не проявляла большого энтузиазма, пока не получила десятку. Имея на руках две шестерки, она поддержала ставку банкомета. Складывалось впечатление, что ее секретной картой была десятка. Итак, у нее было две пары – десятки и шестерки. Банкомет не дрогнул.
Гинсберг видел его накрахмаленную белоснежную рубашку, выглядывавшую из-под атласного лацкана, его прилизанные темные волосы, тронутое улыбкой лицо. Он производил впечатление уверенного в себе человека, знавшего, что случится в следующий момент. Гинсберг понял, что у банкомета тоже пара – восьмерок. Когда восьмерка оказалась битой, банкомет слегка заерзал.
Он взглянул на Полу и положил в банк дополнительные фишки. Его взгляд говорил: «Попробуй, заставь меня поверить тебе. Чем больше будешь стараться, тем глубже будешь увязать. У меня две пары королей, а у тебя две шестерки. Следующая твоя карта – валет – тебе ничего не даст, но ты расслабилась, когда получила десятку. Значит, у тебя десятки и шестерки. Каждый раз, когда ты захочешь обмануть меня, ты будешь наказана».
Пола поддержала его ставку, после чего повысила ее на две тысячи. Банкомет только и ждал момента, когда она начнет блефовать. Он увеличивал банк, повышая ставки на пятьсот фунтов, стараясь вытянуть из нее деньги постепенно, чтобы не отпугнуть сразу очень крупной ставкой. Она поставила еще четыре тысячи, другие игроки поддержали ее, и теперь ее ставка возросла до девятнадцати тысяч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60