— Да пошел ты… — беззлобно отозвался Филиков, однако мелочь ссыпал себе в карман, а пустые бутылки пристроил в бардачок. — Бабки подали мне искренне, — объяснил он. — Это святые деньги, они нам счастье принесут…
— М-да, счастья нам было бы не худо, — произнес я. — Но ты ведь, кажется, отправлялся не за милостыней и не по майору Гейзину скорбеть…
Филиков пожал плечами.
— Ряженый он, — задумчиво проговорил он. — Что в парике — это точно. Только я не понял: следит он за Дроздовым или поговорить с ним хочет?
Полковник, между тем, закончил свою речь, толпа сдвинулась, и мы с Дядей Сашей на какое-то время потеряли из виду и Дроздова, и пегого субъекта. Обе парочки соглядатаев — и панковатая, и в костюмах — обеспокоенно завертели головами и с разных сторон влились в траурную толпу.
— На выходе прихватим этого пегого? — вдруг предложил Дядя Саша. — По-моему, он нам может пригодиться.
— Да зачем он нам? — удивился я. — Мало ли что в парике? Может, он просто лысину скрывает?
— Нет, он не лысый, — загадочно произнес Филиков, и я понял, что вблизи Дядя Саша увидел побольше, чем я из машины.
— Ладно, — согласился я. — Прихватим волосатого… Так что ты нарыл по поводу этих пропусков в Кремль?
Филиков хитро прищурился.
— Желтеньких? Есть кое-что. Во-первых, ввели их только позавчера. Во-вторых, вручили их только охранцам. А в-третьих… Как ты думаешь, кто распорядился печатать эти пропуска?
— Тут и думать нечего, — уверенно сказал я. — Генерал Митрофанов, Олег Витальевич. Угадал? Филиков улыбнулся сквозь бороду.
— Вот и нет, не угадал, — торжествующе сказал он. Мелко мыслишь. Пропуска эти… Ты погляди, погляди! — прервал он самого себя. — Вот, левее, еще левее!
Я пригляделся.
— Заводи мотор, — скомандовал мне Дядя Саша. — Похоже, не мы одни такие умные.
— Да уж, — не стал спорить я, быстро поворачивая ключ зажигания. — Парик надо спасать…
Глава 61
ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ
Никому не посоветую играть в шпионов — тем более на кладбище. К тому же в парике, который сегодня как никогда выглядел по-дурацки. К тому же в толпе, состоящей из граждан, призванных шпионов ловить. Вдобавок мне пришлось еще и передавать секретные сведения на краю могилы. И не кому-нибудь, а безутешному отцу…
К черту. Я был этим шпионом.
С самого начала идея ехать в Солнцево казалась безумной. Соколов я как раз не боялся: в том месте, где много фискалов, ребятки из СБ не полезут на рожон.
Если честно, побаивался я Дроздова. Назначая вчера мне эту встречу в Солнцево, комдив был определенно не в себе. В день похорон сына — будь ты самый черствый человек — едва ли следовало думать о чем-то ином, кроме похорон сына. Дроздов был, кажется, человеком из железа — как это описал Вайда. Вчера мне показалось, что крепкий металл дал трещину; оттого я и взялся помочь комдиву. Сегодня я уже понимал, что генерал эту трещину в броне давно заклепал, заварил на веки вечные. Я уважал людей из железа. Не исключено, что из-за них наше отечество еще не полетело в тартарары. Но мне в их обществе было довольно жутковато, если не сказать больше…
Вчера я дал обещание отцу, потерявшему сына. Сегодня мне предстояло отчитаться перед бронированным комдивом, жестким и мстительным. Делать нечего, надо было ехать. Рассказывать Дроздову про Мосина, соколов и свои подозрения, а потом быстро убираться восвояси.
Первую часть своего плана мне удалось выполнить достаточно быстро. Толпа вокруг Дроздова на кладбище была большой, но не плотной. Буквально через пятнадцать минут мне удалось протиснуться к комдиву и, глядя в сторону, поведать Дроздову о том, что случилось вчера. Как я и ожидал, сегодняшний генерал-полковник Дроздов был уже снова металлическим комдивом. Слушая меня, он только изредка выплевывал какие-то слова на каком-то из восточных языков — то ли фарси, то ли пушту, а может быть, арабском. По-моему, это были черные ругательства. По крайней мере, произносил он их именно как ругательства.
Выслушав меня до конца, переспросив фамилии и получив из рук в руки копии рисунков санитара-художника, Дроздов произнес коротко:
— Понял. Спасибо. Твой должник.
После чего в таком же рубленом стиле выдал мне сообщение, от которого я буквально обалдел.
— То есть как? Вы серьезно?! — воскликнул я, забыв о толпе вокруг и вообще обо всем.
— Я же сказал… — все так же зло, сквозь зубы выплюнул Дроздов, но тут церемония резко закончилась, толпа заволновалась, вокруг генерала образовался водоворотик из соболезнователей. И я сразу потерял его из виду. Самое время было выбираться и, по возможности, не торопясь, обмозговать услышанное.
Правда, никакого времени на обдумывание мне не дали.
Пробираясь обратно сквозь толпу, я неожиданно попал в клещи.
— Разрешите… — начал было я и тут же сообразил, что они поймали как раз того, кого хотели. Поймавших меня было числом двое. Оба были в траурных черных костюмах, оттопыренных с левого бока. Это выглядело некрасиво, зато для хозяев костюмов было удобно: в любой момент пистолет мог быть извлечен наружу. А на красоту парочка плевала.
Соколы, сообразил я. Узнаю повадки.
— Не спеши, Полковников, — прошипел один из черных. — За тобой должок… Что ты сказал генералу, ну?!
— Какому генералу? Какой полковник?! — Я энергично стал вырываться, надеясь, что парик не спадет, и рассчитывая, будто кто-то в толпе обернется на странную черно-белую троицу.
Соколы держали крепко, и я догадался, что свои способности шпиона я несколько преувеличил.
— Ты вчера был в бильярдной? Ты вчера вломился в «Вишенку»?
Каждый вопрос, произнесенный шепотом, сопровождался незаметным со стороны, но подлым ударом по почкам. Кажется, лафа кончилась. Сегодня они меня взяли врасплох, как вчера выиграл инициативу я. Очевидно, мосинская компания со вчерашнего вечера даром времени не теряла и в темпе прошлась по моему маршруту. Надеялся я лишь на то, что отследили меня только здесь, а не у Натальи…
О-ох! Меня опять ударили по почкам. Я невольно обвис у них в руках. Еще пара таких ударов, и меня свернут в трубочку и доставят куда угодно. И все вокруг будут думать, что пегий паренек в очках перепил от безутешного горя и родственники несут его проспаться.
— На кого работаешь, сучара?! На охранцев? На фискалов?!
Несмотря на сильную боль, сознания я не потерял. Скосив глаза, я заметил, как за нашей троицей в быстром темпе следуют двое крепких парней, прикинутых модно, но безвкусно. В руках они держали по небольшой сумочке, вроде моего несессера. Только у меня в сумке лежала камера, подарок доброго Накамуры, а у них, кажется, — что-то совсем другое. Кстати, невзирая на нападение соколов, я машинально не стал отмахиваться своим несессером. Наверное, сохранность камеры мне была дороже жизни… Смешно. Но смеяться я уже не мог. Вместо этого я шепнул конвоирам, что мне пришло в голову:
— На ФСК. И если… вы меня не отпустите… с вами разделаются мои парни… сзади…
Эту фразу, простую, как мычание, я выговаривал, минуты полторы, набирая воздуху в легкие, чтобы сказать каждое следующее слово. Нет, я не Рембо, я другой…
Еще минута понадобилась черной парочке, чтобы понять: я им еще и угрожаю. Продолжая меня тащить, один сокол уже привычно замахнулся, зато другой, на мое счастье, все-таки взглянул назад. Оба парня с сумками в руках достаточно далеко выделились из толпы, чтобы сразу броситься в глаза моим соколам.
— Атас! — крикнул сокол, и одна парочка без разговоров развернулась навстречу другой.
Меня отбросили на асфальт, чтобы освободить руки. Правильно, подумал я и стал отползать в сторону, к зеленым насаждениям, не выпуская из рук своего верного несессера с камерой. В отличие от вчерашнего, журналист во мне не шевелился. Мне отчего-то не хотелось расчехлять свое японское чудо и снимать сцену еще одной потасовки. Отползая, я утешал себя только тем, что съемка драки с погоней была бы простым самоповтором, после вчерашнего. Настоящий художник между тем не должен стоять на месте и повторяться. Он обязан двигаться вперед… Тут я ударился локтем о дерево… По крайней мере, ползти вперед.
К сожалению, эта кладбищенская аллея была сегодня немноголюдна. Проще говоря, тут не было ни души. Толпа скорбящих осталась где-то справа, за деревьями, и попасть сразу в гущу людей было невозможно. Даже если учесть, что теперь я сумел подняться с четверенек и двигаться на своих двоих. Втайне я очень надеялся, что обе парочки не смогут полюбовно договориться насчет меня и немного помашут кулаками. Лично меня устраивало, чтобы не выиграла ни та, ни другая команда. Хотя бы несколько минут. Будь я сейчас менее занят отступлением, я бы даже вернулся на место схватки в качестве рефери. Следить, чтобы они не нарушали правила рукопашного боя. Я весьма рассчитывал, что стрелять друг в друга они, по крайней мере поначалу, не станут. Здесь, на кладбище, и без того достаточно покойников…
Обдумывая эти интересные идеи, я перестал как следует прислушиваться к шуму потасовки на аллее. На месте моего побега между тем стихли крики и звуки ударов тяжелыми предметами по тупым предметам. Спохватился я лишь тогда, когда сзади зашевелились кусты, и на оперативный простор выскочила парочка. Уже другая, с сумками. Их никто не преследовал — значит, моих доброжелателей стало вдвое меньше. Правда, эти оставшиеся вели себя довольно грубо. Они без разговоров схватили меня под руки и выволокли на аллею. Там по-прежнему никого не было, даже тел черной парочки. Где-то далеко-далеко позади разворачивалась на дороге какая-то машина, однако я не обольщался. Со стороны я вновь выглядел упившимся родственником, которого волокут сердобольные друзья. Эти, однако, били не по почкам, а поддых. После первого же удара видеть что-либо я перестал, но слова до меня доходили.
— Что тебе сказал генерал, а? Отвечай, гнида? На кого работаешь? На фискалов?!
Задав свои вопросы, мои новые конвоиры чуть ослабили хватку и вполне гуманно перестали меня бить. До них, кажется, дошло, что в таком состоянии я вряд ли что-нибудь смогу сказать.
Меня поставили на ноги и разогнули, чтобы я стоял прямо. Чувствовал я себя неважно. Кажется, сломано ничего не было, зато ушиблено все, что только можно.
— Кто… вы… такие? — ответил я вопросом на вопрос. Ответил, видимо, не очень удачно, поскольку сразу же меня легонько съездили по носу. Не самое внятное ответное замечание, но самое доступное по форме. На всякий случай, если я вдруг не понял, один из моих новых друзей перевел с языка жестов на разговорный русский.
— Управление Охраны, — презрительно процедил он. — Усек, мудило? Будешь теперь отвечать?
Я закивал на всякий случай. Положение мое было отчаянным. Звать на помощь бесполезно, да и кто поверит воплям пегого алкаша, который вырывается из рук трезвых родственников и несет всякую околесицу.
— Вопрос первый, — начал все тот же охранец. — Что тебе сказал генерал Дроздов? Вопрос второй. Что от тебя хотели соколы? Вопрос третий. Кто тебе приказал…
Довести последний вопрос до конца он, впрочем, не успел.
Автомобиль, который лениво разворачивался где-то далеко позади, неожиданно очутился рядом с нами. Из кабины высунулась голова в темных очках и в кепке козырьком.
— Ребята, — задумчиво произнесла голова в кепке. — Как нам проехать к монументу майору Гейзину?
— Проваливайте, — вместе, не сговариваясь, сказали мои приятели с сумочками.
Видимо, в их теперешнем лексиконе это было самое вежливое слово. Двум пассажирам автомобиля такое слово, по-моему, слишком вежливым не показалось. Во всяком случае они мгновенно выпорхнули из машины, чего мои приятели никак не ожидали. Они упустили то мгновение, когда им нужно было отшвырнуть в сторону меня и освободить свои руки. Я был не Рембо, зато эти двое, видимо, выучились у легендарного киногероя паре приемчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55