Но не успела. Привезли двух партизан-гимназистов, совсем еще мальчишек, раненных в бою с шахтерами. Оба были тяжелые. Один умер, так и не придя в сознание, другому отрезали раздробленную снарядом руку. Даже бой-баба Анюта не выдержала и разревелась. Уля тоже отчаянно плакала. Видя весь этот ужас, она не могла не думать об Алексее.
Утром того же дня он забегал к ним – расхристанный и румяный от спешки – торопился на телефонный узел. Уля принесла ему стакан воды, а он взял и вытащил из-за пазухи три нераспустившихся тюльпана.
– Вам. Первые в этом году.
Она чуть не задохнулась от восторга. Наверное, так не стоило вести себя воспитанной девушке, по крайней мере, в первый раз. Но…
– Давайте быстрее! – крикнул ее отцу какой-то офицер, показывая рукой в сторону переулка. – Лучше там проехать, а то справа б…ое быдло все простреливает. По чердакам расселись, ублюдки!
Бросив на нее невеселый взгляд, офицер извинился:
– Простите, барышня!
Уля хотела ему улыбнуться, но ничего не получилось.
Когда их обоз миновал переправу и пошел по степи вместе с другими разрозненными группами офицеров, партизан и беженцев, телегу нагнал тарантас интендантского взвода. На козлах сидел Женька – еще один Алешкин однокашник. Позади него находилась груда ящиков, подле них – какой-то капитан. Увидев Ульяну, неунывающий Женька расплылся в улыбке:
– Это хорошо, что вы с нами, мадмуазель, – в городе оставаться нельзя. У вас оружие есть?
Сидевший рядом с дочерью доктор Захаров изумленно посмотрел на веселого гимназиста, словно не понимая смысла сказанного.
Женька полез в карман и протянул Уле маленький браунинг:
– Подарок! Как раз по руке будет. А вам, доктор, мы что-нибудь посолидней подберем.
Владимир Васильевич растерянно пожал плечами:
– Думаете, мне нужно? Тогда давайте…
– Сейчас всем нужно, – ответил за Женьку незнакомый капитан, – даже священнику! – И полез за ящики. – Подойдет?
Вытащил кавалерийский карабин, четыре обоймы и вручил доктору.
Уля тем временем расспрашивала Денисова об Алешке и остальных.
Тот сразу перестал улыбаться:
– Под Мишкиным они были. Рельсы рвали. А я с ними не успел…
Увидев, как побелело Улино лицо, Женька вновь принял беспечный вид:
– Да не волнуйтесь, они, наверное, уже в Кривянской. Полковник Смоляков тоже там. В городе наших не осталось. Вон, слышите, пальба поднялась? Это полковник Денисов и офицеры за Тузловку отходят.
Офицерская команда приняла на себя заключительный удар красных. Новый начштаба восставших полковник Денисов во главе арьергарда, нагруженного патронами, снарядами, замками от орудий и другим военным имуществом, оставил станцию и начал вброд переходить речку Тузлов. Перед этим начальник штаба под страхом расстрела заставил нескольких железнодорожников разогнать и пустить навстречу бронепоезду красных паровоз, который за несколько километров от города сошел с рельсов, перекрыв дорогу к вокзалу.
Рабочие, поняв, что ростовские большевики не успеют вступить в бой с отходящими дружинниками, принялись строчить вслед из пулеметов, затащив пару «максимов» на самые высокие привокзальные здания. Но эффективным оказался только прицельный винтовочный огонь. За рекой пулеметные очереди не доставали.
Уже наступали сумерки, когда последние отступавшие офицеры добрались до околицы Кривянской. Со стороны Новочеркасска выставили малочисленное боевое охранение.
На восток от города группами и в одиночку все еще тянулись штатские. К вечеру станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы были заполнены чрезвычайно пестрой и суетливой толпой. Казалось, в станице проходит большая ярмарка. Везде мелькали офицерские, студенческие и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, папахи и традиционные цветастые платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом и военным имуществом, бегала плачущая детвора и огромное количество собак.
Вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска раздались орудийные выстрелы, и несколько шрапнельных зарядов разорвалось над станицей. Охваченные паникой люди ринулись к Заплавам. Расталкивая, сбивая друг друга с ног, весь этот огромный цыганский табор под звуки дикого многоголосого собачьего завывания и лая поехал и побежал к дороге. Через несколько минут площадь опустела. Задержались лишь остатки санитарного обоза.
Единственное, что могло сделать командование разбежавшейся армии, в такой обстановке, – попытаться не допустить распыления дружинников по своим станицам. На перекрестки основных дорог были высланы автомобили с вооруженными казаками – влиятельными стариками и офицерами штаба. За несколько дней урядник Журба – теперь начальник всего захваченного автопарка – наладил технику так, что она работала как часы. Это и позволило Ивану Александровичу Смолякову среагировать оперативно.
Многие из паниковавших поистине заслуживали применения к ним оружия. Но действовать приходилось только уговорами. Среди выплеснувшейся из Новочеркасска испуганной людской массы находилось много гражданских, в том числе детей.
Полковник Смоляков, так же как и другие, вразумлял, объяснял, взывал, умолял. Он требовал от казаков не поддаваться панике и не расходиться по домам. От недавнего воинства остались лишь несколько десятков не сломленных неудачей офицеров и юнкеров, сотня казаков-кривянцев да группа студентов-партизан – самых активных участников блокировки деморализованных дружинников.
Все висело на волоске. Еще одна паническая искра, и люди, только что с воодушевлением боровшиеся с большевиками, стали бы стрелять друг в друга. Но тут со стороны Заплавской показались силуэты всадников и послышался рокот моторов.
Иван Александрович не поверил своим глазам – из грузовиков стали выпрыгивать пропавшие участники мишкинской обороны, а слегка поредевшую конницу по-прежнему возглавлял безногий сотник Гавриленков.
– Дети мои! – вскричал на радостях полковник. – Слава Господу Вседержителю!
Студенты-партизаны, обретя своих невредимых товарищей, засвистели и заулюлюкали, а станичники, пытавшиеся миновать смоляковский кордон, остановились в нерешительности. Они брели по ночной степи молча, понурив головы, почти не ввязываясь в разговоры с увещевавшими их штабными офицерами. А тут, увидев сплоченный, настроеный по-боевому отряд, многие призадумались.
– Господин полковник, Иван Александрович, разрешите доложить! – Лиходедов подбежал к Смолякову, козыряя, как заправский кадет на параде. – В Заплавской станичный атаман, выполняя распоряжение штаба, выставил заставы и из станицы никого не выпускает. То же и в Бессергеневской. Там Мельников с Пичугиным остались помогать. Тот гонец, которого вы послали с приказом, нашему Сереге родственник оказался!
– Ну орлы! Ну молодцы! А где же наш философ-бомбист?
– Барашков? А вон, студенты качают!
Иван Александрович подошел, молча отстранил студентов и стиснул Вениамина в объятиях. Но тут же охнул и опустился на землю, держась за сердце. Вконец измученный нервной беспрерывной горячкой последних дней, бессонными ночами и недоеданием, он был уже не в состоянии преодолевать свою усталость. Склонившимся над ним партизанам он хрипло проговорил:
– Надо вывести из Кривянской лазарет. Кордон тут больше не нужен. В Заплавы…
Алешка потому не остался с Мельниковым, Пичугиным и Журавлевым в Заплавах, что узнал об Уле от примчавшегося на тарантасе Женьки.
– Там такой драп начался! – переживал Денисов, показывая рукой назад. – А они с ранеными! Краснюки их из орудий побьют! А Смоляков там казаков ловит, а они разбегаются!
– Ты, Женька, тоже не в окопе сидишь, в тряпки твою душу! Че орешь? Был партизаном, а теперь извозчиком заделался? – напустился на него Мельников.
Денисов обиженно надулся:
– А ты, бурлак, не замай! Я при деле. У меня тут патронов полный тарантас, понял?
Патроны тут же раздали вырвавшимся из-под Мишкина. Теперь их стало меньше. Погибли казаки, несколько офицеров, один студент. Партизанам пришлось сначала ускользнуть из затягиваемой вокруг хутора большевистской петли, а после прорываться из города через Фашинный мост. При этом напоролись на отряд местных пролетариев, который отсек путь, из центра к Тузловской переправе.
На спуске один из грузовиков, поврежденный осколками гранаты, врезался прямо в триумфальную арку. Пришлось его бросить.
– Эх, надо было взорвать! – сокрушался потом Барашков. – Придут ростовские гегемоны с автозавода – вмиг починят.
Ульяну Алексей заметил издалека. Девушка вместе с другими сестрами милосердия металась между подводами с ранеными в отсветах разгорающегося пожара. Пылало сразу несколько хат. Большевики вдогонку отошедшим в Заплавы произвели залп из орудий подкатившего к вокзалу бронепоезда.
Доктор Захаров и медперсонал выпрягали лошадей, перетаскивали раненых с поломанных повозок на уцелевшие. Несчастные стонали и кричали. Некоторых уже ранило второй раз, при обстреле.
– Уля, Уленька! – замахал Алешка, спрыгивая с грузовика на ходу. – Уля!
Девушка испуганно обернулась. По ее перепачканной правой щеке тонкой струйкой стекала кровь. Лиходедова от волнения затрясло.
– Уля, вы… Ты ранена?
Ее заплаканные глаза удивленно раскрылись.
– Алешенька! Но откуда…
Оборвавшись на полуслове, она бросилась ему на шею, не сдерживая рыданий. Она плакала и просила больше никуда не уходить, не поступать так с ней… А он стоял и гладил девушку по растрепанной голове, сам с глазами на мокром месте. Редкие огни громоздящегося в ночи Новочеркасска расплывались, мешаясь с отсветами пылающих станичных хат.
– Наверное, будет шрам, – вдруг тихонько сказала Ульяна, приподняв голову, – и я стану некрасивой.
Алексей хотел ее утешить, мол, нет, все заживет, но вместо этого поцеловал в губы под грубоватые возгласы партизан, заметивших этот трогательный и завидный для каждого юноши момент. Этот первый в жизни настоящий поцелуй юноша запомнил на всю жизнь. Поцелуй имел привкус крови.
Целую ночь с четвертого на пятое апреля тянулись люди из Кривянской станицы в Заплавскую – обессилевшие, измотанные переживаниями и голодом. А ранним утром маленький человек с большой душой и с еще большей энергией – полковник Денисов – уже бегал, суетился, кричал на станичных улицах.
Утро принесло в разношерстный и напуганный табор успокоение и порядок. Весь день без отдыха и перерыва командующий отступившими силами генерал Смоляков, начштаба Денисов и замначштаба полковник Смоляков сортировали казаков по станицам. С помощью других офицеров и партизан они отделяли конных от пеших, подсчитывали вооружение. Вместо дружин составляли сотни, а из сотен – полки. Назначение на командные должности происходило методом выуживания офицеров из толпы, так как большинство их всячески стремилось остаться в роли рядовых. Но не из-за природной скромности, а вследствие неверия в успех дела и боязни большевиков.
Встречались и такие, кто из кожи вон лез, предлагая свои кандидатуры. Среди них жители Новочеркасска быстро опознали несколько большевистских прислужников. Чтобы очистить район формирования частей от шпионов, пришлось создать специальную комиссию под председательством генерала Смирнова, фактически принявшую на себя функции армейской контрразведки.
В результате то, что было сформировано путем героических усилий нескольких бывших офицеров Генерального штаба, к шестому апреля 1918 года получило наименование Заплавской группы, а в дальнейшем – Донской армии.
Лиходедов, Мельников и Пичугин получили назначение в команду конных ординарцев. В задачу команды входила поддержка связи между штабом и частями методом донесений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Утром того же дня он забегал к ним – расхристанный и румяный от спешки – торопился на телефонный узел. Уля принесла ему стакан воды, а он взял и вытащил из-за пазухи три нераспустившихся тюльпана.
– Вам. Первые в этом году.
Она чуть не задохнулась от восторга. Наверное, так не стоило вести себя воспитанной девушке, по крайней мере, в первый раз. Но…
– Давайте быстрее! – крикнул ее отцу какой-то офицер, показывая рукой в сторону переулка. – Лучше там проехать, а то справа б…ое быдло все простреливает. По чердакам расселись, ублюдки!
Бросив на нее невеселый взгляд, офицер извинился:
– Простите, барышня!
Уля хотела ему улыбнуться, но ничего не получилось.
Когда их обоз миновал переправу и пошел по степи вместе с другими разрозненными группами офицеров, партизан и беженцев, телегу нагнал тарантас интендантского взвода. На козлах сидел Женька – еще один Алешкин однокашник. Позади него находилась груда ящиков, подле них – какой-то капитан. Увидев Ульяну, неунывающий Женька расплылся в улыбке:
– Это хорошо, что вы с нами, мадмуазель, – в городе оставаться нельзя. У вас оружие есть?
Сидевший рядом с дочерью доктор Захаров изумленно посмотрел на веселого гимназиста, словно не понимая смысла сказанного.
Женька полез в карман и протянул Уле маленький браунинг:
– Подарок! Как раз по руке будет. А вам, доктор, мы что-нибудь посолидней подберем.
Владимир Васильевич растерянно пожал плечами:
– Думаете, мне нужно? Тогда давайте…
– Сейчас всем нужно, – ответил за Женьку незнакомый капитан, – даже священнику! – И полез за ящики. – Подойдет?
Вытащил кавалерийский карабин, четыре обоймы и вручил доктору.
Уля тем временем расспрашивала Денисова об Алешке и остальных.
Тот сразу перестал улыбаться:
– Под Мишкиным они были. Рельсы рвали. А я с ними не успел…
Увидев, как побелело Улино лицо, Женька вновь принял беспечный вид:
– Да не волнуйтесь, они, наверное, уже в Кривянской. Полковник Смоляков тоже там. В городе наших не осталось. Вон, слышите, пальба поднялась? Это полковник Денисов и офицеры за Тузловку отходят.
Офицерская команда приняла на себя заключительный удар красных. Новый начштаба восставших полковник Денисов во главе арьергарда, нагруженного патронами, снарядами, замками от орудий и другим военным имуществом, оставил станцию и начал вброд переходить речку Тузлов. Перед этим начальник штаба под страхом расстрела заставил нескольких железнодорожников разогнать и пустить навстречу бронепоезду красных паровоз, который за несколько километров от города сошел с рельсов, перекрыв дорогу к вокзалу.
Рабочие, поняв, что ростовские большевики не успеют вступить в бой с отходящими дружинниками, принялись строчить вслед из пулеметов, затащив пару «максимов» на самые высокие привокзальные здания. Но эффективным оказался только прицельный винтовочный огонь. За рекой пулеметные очереди не доставали.
Уже наступали сумерки, когда последние отступавшие офицеры добрались до околицы Кривянской. Со стороны Новочеркасска выставили малочисленное боевое охранение.
На восток от города группами и в одиночку все еще тянулись штатские. К вечеру станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы были заполнены чрезвычайно пестрой и суетливой толпой. Казалось, в станице проходит большая ярмарка. Везде мелькали офицерские, студенческие и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, папахи и традиционные цветастые платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом и военным имуществом, бегала плачущая детвора и огромное количество собак.
Вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска раздались орудийные выстрелы, и несколько шрапнельных зарядов разорвалось над станицей. Охваченные паникой люди ринулись к Заплавам. Расталкивая, сбивая друг друга с ног, весь этот огромный цыганский табор под звуки дикого многоголосого собачьего завывания и лая поехал и побежал к дороге. Через несколько минут площадь опустела. Задержались лишь остатки санитарного обоза.
Единственное, что могло сделать командование разбежавшейся армии, в такой обстановке, – попытаться не допустить распыления дружинников по своим станицам. На перекрестки основных дорог были высланы автомобили с вооруженными казаками – влиятельными стариками и офицерами штаба. За несколько дней урядник Журба – теперь начальник всего захваченного автопарка – наладил технику так, что она работала как часы. Это и позволило Ивану Александровичу Смолякову среагировать оперативно.
Многие из паниковавших поистине заслуживали применения к ним оружия. Но действовать приходилось только уговорами. Среди выплеснувшейся из Новочеркасска испуганной людской массы находилось много гражданских, в том числе детей.
Полковник Смоляков, так же как и другие, вразумлял, объяснял, взывал, умолял. Он требовал от казаков не поддаваться панике и не расходиться по домам. От недавнего воинства остались лишь несколько десятков не сломленных неудачей офицеров и юнкеров, сотня казаков-кривянцев да группа студентов-партизан – самых активных участников блокировки деморализованных дружинников.
Все висело на волоске. Еще одна паническая искра, и люди, только что с воодушевлением боровшиеся с большевиками, стали бы стрелять друг в друга. Но тут со стороны Заплавской показались силуэты всадников и послышался рокот моторов.
Иван Александрович не поверил своим глазам – из грузовиков стали выпрыгивать пропавшие участники мишкинской обороны, а слегка поредевшую конницу по-прежнему возглавлял безногий сотник Гавриленков.
– Дети мои! – вскричал на радостях полковник. – Слава Господу Вседержителю!
Студенты-партизаны, обретя своих невредимых товарищей, засвистели и заулюлюкали, а станичники, пытавшиеся миновать смоляковский кордон, остановились в нерешительности. Они брели по ночной степи молча, понурив головы, почти не ввязываясь в разговоры с увещевавшими их штабными офицерами. А тут, увидев сплоченный, настроеный по-боевому отряд, многие призадумались.
– Господин полковник, Иван Александрович, разрешите доложить! – Лиходедов подбежал к Смолякову, козыряя, как заправский кадет на параде. – В Заплавской станичный атаман, выполняя распоряжение штаба, выставил заставы и из станицы никого не выпускает. То же и в Бессергеневской. Там Мельников с Пичугиным остались помогать. Тот гонец, которого вы послали с приказом, нашему Сереге родственник оказался!
– Ну орлы! Ну молодцы! А где же наш философ-бомбист?
– Барашков? А вон, студенты качают!
Иван Александрович подошел, молча отстранил студентов и стиснул Вениамина в объятиях. Но тут же охнул и опустился на землю, держась за сердце. Вконец измученный нервной беспрерывной горячкой последних дней, бессонными ночами и недоеданием, он был уже не в состоянии преодолевать свою усталость. Склонившимся над ним партизанам он хрипло проговорил:
– Надо вывести из Кривянской лазарет. Кордон тут больше не нужен. В Заплавы…
Алешка потому не остался с Мельниковым, Пичугиным и Журавлевым в Заплавах, что узнал об Уле от примчавшегося на тарантасе Женьки.
– Там такой драп начался! – переживал Денисов, показывая рукой назад. – А они с ранеными! Краснюки их из орудий побьют! А Смоляков там казаков ловит, а они разбегаются!
– Ты, Женька, тоже не в окопе сидишь, в тряпки твою душу! Че орешь? Был партизаном, а теперь извозчиком заделался? – напустился на него Мельников.
Денисов обиженно надулся:
– А ты, бурлак, не замай! Я при деле. У меня тут патронов полный тарантас, понял?
Патроны тут же раздали вырвавшимся из-под Мишкина. Теперь их стало меньше. Погибли казаки, несколько офицеров, один студент. Партизанам пришлось сначала ускользнуть из затягиваемой вокруг хутора большевистской петли, а после прорываться из города через Фашинный мост. При этом напоролись на отряд местных пролетариев, который отсек путь, из центра к Тузловской переправе.
На спуске один из грузовиков, поврежденный осколками гранаты, врезался прямо в триумфальную арку. Пришлось его бросить.
– Эх, надо было взорвать! – сокрушался потом Барашков. – Придут ростовские гегемоны с автозавода – вмиг починят.
Ульяну Алексей заметил издалека. Девушка вместе с другими сестрами милосердия металась между подводами с ранеными в отсветах разгорающегося пожара. Пылало сразу несколько хат. Большевики вдогонку отошедшим в Заплавы произвели залп из орудий подкатившего к вокзалу бронепоезда.
Доктор Захаров и медперсонал выпрягали лошадей, перетаскивали раненых с поломанных повозок на уцелевшие. Несчастные стонали и кричали. Некоторых уже ранило второй раз, при обстреле.
– Уля, Уленька! – замахал Алешка, спрыгивая с грузовика на ходу. – Уля!
Девушка испуганно обернулась. По ее перепачканной правой щеке тонкой струйкой стекала кровь. Лиходедова от волнения затрясло.
– Уля, вы… Ты ранена?
Ее заплаканные глаза удивленно раскрылись.
– Алешенька! Но откуда…
Оборвавшись на полуслове, она бросилась ему на шею, не сдерживая рыданий. Она плакала и просила больше никуда не уходить, не поступать так с ней… А он стоял и гладил девушку по растрепанной голове, сам с глазами на мокром месте. Редкие огни громоздящегося в ночи Новочеркасска расплывались, мешаясь с отсветами пылающих станичных хат.
– Наверное, будет шрам, – вдруг тихонько сказала Ульяна, приподняв голову, – и я стану некрасивой.
Алексей хотел ее утешить, мол, нет, все заживет, но вместо этого поцеловал в губы под грубоватые возгласы партизан, заметивших этот трогательный и завидный для каждого юноши момент. Этот первый в жизни настоящий поцелуй юноша запомнил на всю жизнь. Поцелуй имел привкус крови.
Целую ночь с четвертого на пятое апреля тянулись люди из Кривянской станицы в Заплавскую – обессилевшие, измотанные переживаниями и голодом. А ранним утром маленький человек с большой душой и с еще большей энергией – полковник Денисов – уже бегал, суетился, кричал на станичных улицах.
Утро принесло в разношерстный и напуганный табор успокоение и порядок. Весь день без отдыха и перерыва командующий отступившими силами генерал Смоляков, начштаба Денисов и замначштаба полковник Смоляков сортировали казаков по станицам. С помощью других офицеров и партизан они отделяли конных от пеших, подсчитывали вооружение. Вместо дружин составляли сотни, а из сотен – полки. Назначение на командные должности происходило методом выуживания офицеров из толпы, так как большинство их всячески стремилось остаться в роли рядовых. Но не из-за природной скромности, а вследствие неверия в успех дела и боязни большевиков.
Встречались и такие, кто из кожи вон лез, предлагая свои кандидатуры. Среди них жители Новочеркасска быстро опознали несколько большевистских прислужников. Чтобы очистить район формирования частей от шпионов, пришлось создать специальную комиссию под председательством генерала Смирнова, фактически принявшую на себя функции армейской контрразведки.
В результате то, что было сформировано путем героических усилий нескольких бывших офицеров Генерального штаба, к шестому апреля 1918 года получило наименование Заплавской группы, а в дальнейшем – Донской армии.
Лиходедов, Мельников и Пичугин получили назначение в команду конных ординарцев. В задачу команды входила поддержка связи между штабом и частями методом донесений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47